Нарцисс Араратской Долины. Глава 121

В самом конце ноября я снял мастерскую, которая находилась на Покровском бульваре, в очень живописном месте старой Москвы. Раньше этот район назывался Хитровкой, и здесь селились разного рода бандиты, воры, проститутки, бродяги и другие маргинальные элементы дореволюционной Москвы. Потом все эти притоны большевики разогнали, и этот прекрасный холмистый район стал цивильным и романтичным. В каком-то смысле мне сильно повезло, так как снять такую мастерскую даже в те времена было проблематично. И денег она стоила не сильно много, - в самом начале я отдавал своей хозяйке Лене, в месяц - 130 долларов. Потом, правда, аренда росла, но не резко. Этой мастерской я владел целых 18 лет. С 28 ноября 1995 года до лета 2013, когда окончательно съехал, и вывез все свои пожитки, выкинув много чего на помойку. Так что, можно сказать, это был огромный кусок моей не очень путёвой, но интересной жизни…

                И так я стал как-бы хозяином и одновременно рабом этого помещения, площадью 50 кв. метров; оно находилось в двухэтажном стареньком домике, чуть ли не 18 века, и знаменитый московский пожар 1812 года его пощадил. Совсем рядом красовался известный «дом писателя Телешова», куда, когда-то в начале 20 века, приезжали, по средам, московские писатели и поэты, на литературные вечера. Леонид Андреев, Бальмонт, Брюсов, Бунин, Вересаев, Горький, Куприн и другие деятели русского пера – бывали тут и читали свои произведения друг другу. Так что, можно сказать, я оказался в культурном месте старой Москвы. Сам я тогда ничего не писал, ибо был художником, да и мне в голову не приходило чего-то там сочинять и фантазировать. Хотя, сочиняли и пописывали два моих близких друга – геодезист Ваня и Сева, про которых я писал в начале своих мемуаров. Я их сильно за это уважал, и даже немного перед ним преклонялся, но сам же сочинительством не баловался, разве только немного вёл кое-какие дневниковые записи весной 1993 года…

  С хозяйкой же этой мастерской меня свёл один известный художник, которого звали Виктор Николаев. Это был не простой художник с Вернисажа, где я тогда стоял. У Виктора проходили выставки в разных галереях и заграницах. Виктор создавал большие абстрактные полотна в очень быстрой манере: он создавал свои полотна прямо на полу своей мастерской. С ним я познакомился на Арбате, где-то осенью 1988 года. Он подошёл к моим работам, со своим приятелем Петром. У них была одна и та же простая русская фамилия - Николаев. Про Петра я уже писал, - «Пётр-Викинг». Они оба были намного старше меня, - Пётр на 14 лет, а Виктор где-то на 23 года. Виктор тогда пригласил меня в свою мастерскую, которая находилась на улице Герцена. И я туда к нему несколько раз заходил со своим другом Колей-архитектором, который тоже был старше меня на 24 года. То есть Коля и Виктор были ровесниками, и они оба родились во время войны (1942-1943). Потом Виктор перебрался в Германию, и я как-то с ним не пересекался. Он иногда возвращался в Москву, и у него даже была выставка в Третьяковке (в здании ЦДХ), - про это я упомянул в своём дневнике (весна 1993 г).

                Виктор был невысокого роста, с небольшой темной бородкой, с умными весёлыми глазами. К сожалению, я с ним особо не общался, так как был недостаточно образован, да и годился ему в сыновья. По всей видимости, детей у него не было, хотя, по слухам, он был несколько раз женат. Возможно, дети и были, но я, как-то, сомневаюсь. Картины мне его нравились, - он их писал быстро и даже нагловато небрежно. Я тогда мало чего в этом искусстве понимал. Это мой друг архитектор Коля в этом деле сильно соображал, и он Виктора уважал, и, возможно, он ему даже немного завидовал. Коля тоже любил побаловаться абстракциями, но ему средства не позволяли делать их на больших холстах, - он рисовал на маленьких размерах. А Виктор мог себе позволить расстелить холст, размером два на три метра, на пол, и быстро его превратить в объект большого искусства. Это у него был такой вот китайский дзен. Наверное, он и был в душе дзен-буддистом, и читал книжки на эту тему. Виктор не просто в эти дела играл и обманывал зрителей. Пётр же на его искусство смотрел с большой издёвкой, и не считал его большим художником. Пётр любил классический реализм, несмотря на то, что сам не сильно владел рисунком. Ну да ладно, художники редко друг друга хвалят…

                Так что, можно сказать, Виктор тогда стал моим ангелом-хранителем: он подошёл ко мне на Вернисаже и спросил, - не нужна ли мне мастерская? мол, у него, одна знакомая скульпторша ищет хорошего и надёжного человека, кому бы она могла сдать свою студию в центре Москвы. Я, конечно же, тут же согласился, так как очень устал от поездок в Москву из Реутово, где мне было днём немного тоскливо и одиноко. А тут мне предложили такой прекрасный вариант за 130 долларов! В общем, Виктор дал мне её телефон, и я на другой день с ней встретился. Подъехал к этой мастерской, где Лена меня уже ждала. Хозяйка была не одна, с ней сидела её близкая подруга Рая, которая тоже была художником. Лена была членом МОСХа и проработала в этом помещении где-то лет 20. Ей было в районе 50 лет и её подруге тоже. Лена была наполовину армянка, и фамилия её была крайне интересная и тоже начиналась (как и моя) на букву А - Аствацатурова. В переводе на русский её фамилия примерно означала «Божественная» (что-то в этом роде). Мы друг другу понравились, хотя она поначалу с подозрением меня разглядывала, своими острыми, всё подмечающими, карими глазами. Нос у ней был с горбинкой (как и у моего папы). Лицо – немного измождённое и худое. Лена была нервная и она чем-то таким болела. Именно поэтому она и не могла больше работать, и пребывала от этого в депрессии. Лена была, можно сказать, мизантропка, и к людям относилась с сильным недоверием и даже с лёгким презрением. При этом, она явно была человеком духовным, умным и творческим. Лена никогда не была замужем, и детей у неё не было. Жила она в районе метро «Домодедовская» (я у неё в гостях так и не побывал). Её подруга Рая жила на Кавказе, в городе Нальчик. Они жили то в Москве у Лены; то в Нальчике у Раи; то (летом) в Переславле-Залесском, где многие художники любили тусоваться и писать русские пейзажи…

                Художнице Рае я сильно понравился, видимо, ей редко попадались такие интеллигентные молодые люди, каким я казался в те годы. Она была по национальности осетинка и, чувствовалось, в молодости она была очень красивая девушка. У неё были правильные восточные черты лица и большие чёрные глаза. По гороскопу Рая была, как и я, Раком; а Лена же, являла собой типичного Скорпиона (она родилась в конце октября 1947 года). Рая любила читать и иногда брала почитать у меня умные книжки. В общем, Лена переписала данные моего паспорта и взяла месячный взнос. Это произошло 28 ноября. Никаких бумаг мы не подписывали; и с этого дня я стал счастливым обладателем мастерской. До меня же, её снимали два художника, - один год, другой – полгода. Что-то у них там не сложилось, а что – этого я не помню.

                До реутовской квартиры и мастерской, я вообще никогда не платил за жильё. Моя тётушка меня даже подкармливала и денег с меня никогда не требовала. С тётушкой я никогда не сорился; потом уже, живя в мастерской, и раз в неделю её навещал; это происходило обычно по четвергам. Я ходил к ней мыться и отдавал ей иногда вещи на стирку, хотя обычно стирал у себя, в тазике. В мастерской были крайне аскетичные условия проживания и, скажу честно, поначалу там наблюдалась не очень уютная атмосфера. Стояли две ванные с кусками сухой глины; в воздухе ощущалась пыль; и мне там ночевать была немного страшновато. Хозяйке же я не сказал, что буду в мастерской жить. Соврал, что живу у своей тётушки, а сюда буду приходить работать. Лена же была крайне подозрительна, и она боялась, что если кто узнает, что она свою мастерскую сдаёт, то её у неё отберут. Особенно, если бы там начались шумные пьянки и гулянки. Поэтому я поначалу держался осторожно и ничего там не устраивал (это потом я как-то расслабился и перестал бояться). А если что, то мне надо было говорить, что это мастерская моей тёти (то есть Лена моя тётя), и я здесь иногда работаю…

                Абстракционист Виктор Николаев навестил меня пару раз, а потом куда-то исчез, и больше я его не видел. Он презентовал мне своё кресло и большое зеркало (годов 50-ых). Они хранились у соседа, - художника Пономарёва. Фамилию я его помню. Этот художник был настоящий авангардист, - он раскрашивал большие объекты (чуть ли не подводные лодки). Мы зашли к нему в гости и немного у него посидели. Потом я с ним иногда сталкивался в нашем дворике и мы здоровались, но дальше этого дело не пошло. Пономарёв был сильно занятой и он, конечно же, находился на другом уровне. Моя хозяйка Лена его даже сильно уважала. А про Виктора я узнал несколько лет назад, где-то летом 2017 года. Мне позвонил Пётр-викинг и сообщил печальную новость, что абстракционист Виктор неожиданно ушёл в Мир Иной. Он жил в Берлине, и у него обнаружился рак. И, говорят, он выкинулся из окна, уйдя из жизни таким печальным способом. Деталей я не знаю. Это мне сообщил Пётр в своей любимой язвительной манере: «А ты не слышал, что наш Виктор учудил?..» Меня эта новость сильно удивила! А, с другой стороны, я ничего не знаю, и не могу ничего по этому поводу сказать. Спасибо Виктору за то, что он мне тогда помог снять эту замечательную мастерскую на Покровском бульваре. Царство ему Небесное...