Пьяный отчим

Развязанные шнурки взмывали на бегу вверх, затем резко ныряли в лужу, и снова вверх, раскидывая капли грязной воды вокруг. Со стороны они напоминали крылышки сандалий Гермеса, безрезультатно пытающиеся поднять своего маленького хозяина ввысь. А он всё бежал и бежал сквозь дождь. В непроглядную тьму. В неизвестность. Подгоняемый страхом. Подальше от дома. Один. Струи дождя словно вытеснили остальных прохожих с улиц, разогнали их по домам, в их тёплые, уютные клетушки. Вода заливала ему глаза. Ноги то и дело проваливались в небольшие ямы, скрывающиеся под лужами, которые словно желали подловить его и повалить на землю. Он буквально слышал, как колотится его сердце. Воздух выжигал его лёгкие. Увидев небольшое скособоченное строение, скрывающееся в темноте городского сада поодаль от дороги, он нырнул в проём без дверей и в изнеможении рухнул на коробки, сваленные в углу. Это - его небольшое убежище. Здесь он в безопасности. Здесь можно передохнуть. Здесь отчим его не достанет. Но как бы ни был он далеко, в ушах по прежнему слышался пьяный рокот: "А ну ка иди сюда, щенок. Мать старается. Себя не жалеет, убирается целыми днями, а тебе ботинки вытереть лень? Свинота. Натоптал кругом". Он не выдержал. Благо живут они на первом этаже. Натянув штаны, олимпийку и надев кеды, он выпрыгнул в окно и побежал. И вот он здесь.

Нет. Уже встав на подоконник, он краем уха услышал, как за дверью запричитала мать: "Ну, что ты. Не он это. Посмотри, это же твои следы". Звук удара. Он знал уже этот звук. Он научился различать множество звуков. Это был удар по лицу. Такой, после которого мать ещё пару недель будет с помощью тоника и тёмных очков скрывать следы этой ночи. Нет, не мог он её оставить. Сколько можно это терпеть. Побои, тычки, унижения. Он давно перестал, а может и вовсе разучился, высказывать своё мнение, старался лишний раз не попадаться отчиму на глаза, да что там, даже взгляд он давно не поднимал, а всё чаще старался смотреть на пол, будто выискивая там свои собственные следы, и не понимая, как он здесь оказался. Во всём он был хуже, чем соседский мальчик. Тот всё схватывает на лету, с радостью идёт на рыбалку, не пачкает пол. Хватит. Он не стал выпрыгивать, а вместо этого помчался в коридор. И начал неистово колотить ненавистную тушу отчима, нависшую над его матерью. По рукам, по ногам, по животу. Не глядя, не разбирая, не останавливаясь. Но один взмах волосатой мясистой руки, и он отлетел к ближайшей стене. Почувствовал на губах солоноватый вкус крови. В голове зазвенело.

Страшно. Нет, он никуда не убежал. И не выскочил в коридор. Страх сковал его, схватил за горло и прижал к кровати. Он даже не выбрался из-под одеяла. Наоборот зарылся в него поглубже и затих, вслушиваясь в ор из-за закрытой двери. Надеясь, что пронесёт, что его не коснётся. Наступит утро и всё будет, как прежде. Отчим снова станет отпускать свои глупые шутки и сам же над ними громко смеяться. Снова начнёт заботиться о них с мамой, ведомый странной, извращённой любовью тирана, которая держится не на равноправии, взаимоуважении и компромиссах, а на незыблемом правиле, что глава семейства всегда прав, и всегда лучше знает, что им нужно. А он так и продолжит ходить в школу, иногда гулять с друзьями, невпопад улыбаться, делая вид, что всё в порядке, и обязательно будет чистить обувь, перед тем как зайти в дом. А отчим, отчим обязательно бросит пить, как не раз обещал.

Нет.