Повесть
Господи, дай мне спокойствие принять то, чего я не могу
изменить, дай мне мужество изменить то, что я могу
изменить. И дай мне мудрость отличить одно от другого.
Карл Фридрих Этингер (1702 – 1782)
Ей говорили обо мне. Не знаю – что. Какая разница? Мне говорили о ней. Что? Что умная, красивая, стройная, самостоятельная. И без мужчины. Так бывает? И что – никаких закидонов? Ну, когда выпьет лишнего, несёт околесицу. Но это нормально – для лишнего. Вы б себя послушали в этом состоянии. И часто она выпивает лишнего? Ну, бывает. Но только потому, что одна. Сама просила – найдите мне нормального мужика. Интересно, а нормальный – это какой? Вряд ли я.
Шёл, не возлагая никаких надежд. Всё равно мне нужно было туда. Я шёл на день рожденья сына своего одноклассника. И её пригласили туда, чтобы познакомить со мной. Оказалось, она двоюродная сестра моего одноклассника, о которой я почему-то раньше не знал.
Я безбожно опаздывал, но не испытывал по этому поводу угрызений совести, не спешил, потому что знал, что буду единственным трезвым на этой вечеринке, и это не могло меня радовать. День был трудным, вечер – суетным. А теперь ещё эти смотрины. Разумнее было бы отправиться домой и лечь спать. Но я обещал, и уже несколько раз звонили – ты где? Да иду я, иду…
Поначалу подумал, что какая-то ошибка. Вижу, вместе с хозяйкой дома поёт караоке и пляшет молодая девчонка. Я видел её фото, и ожидал увидеть представительную даму, зрелую и серьёзную. А тут – отвязный Гаврош. Насколько же фотография может не соответствовать оригиналу! Я поздоровался, но меня не услышали и не увидели. Ладно, пока поздравил именинника. Тут песня кончилась, и на меня обратили внимание. И – мы сразу ринулись в объятия друг друга. Все подумали, что мы давно знакомы. Что у нас когда-то был роман, мы долго не виделись, а теперь вот случайно встретились. И ещё долго так думали. Я растерялся. Потому что так не бывает. Всё, что мне сказали о ней, оказалось правдой. Только околесицу она не несла. Хотя выпила много. Ну да, была слишком откровенна, открыта, ничего не строила из себя, не хотела казаться лучше, чем есть, но околесицу не несла. Никакой косметики, что меня тоже подкупило, никакого парфюма. Естественная, непосредственная. Мы сразу слились в одно существо. Не, вы неправильно поняли. То, о чём вы подумали, случилось часа через три. Просто мы настолько заинтересовали друг друга, что, однажды заключившись в объятия, уже не размыкали их весь вечер. Я даже поесть толком не смог, для этого нужно было хотя бы ненадолго отстраниться от неё, отвлечься, а я этого не мог и не хотел. И она не могла и не хотела. Она заглядывала в меня своими красивыми глазищами – как будто спрашивая: «А ты правда тот, кого я ждала?». И я вдруг испугался этого незаданного вопроса. А я правда тот? У неё губы, которые хочется целовать. Что я и делаю. Прямой, римский нос. Или греческий? Хотя причём здесь римляне и греки, если в ней слились польская и татарская кровь. Результат превосходный. Танцевали, целовались и горели желанием. И под музыку, и без музыки. Стоп, я теряю голову. Мне это нужно? Так не бывает. В чём подвох? Мой трезвый рассудок убеждён, что подвох есть. Моё подсознание уже знает в чём. Скоро и я узнаю. Но пока меня несёт. Я не хотел ничего серьёзного, так, женщина для встреч. Предыдущей этого было мало. Поэтому осталась ни с чем. На прощание я посоветовал ей перечесть сказку Пушкина о рыбаке и рыбке. Мудрая сказка. Теперь я ловлю себя на том, что только встреч с ней мне будет мало. Ещё ничего не было, а мне уже мало. Кому мало, тот останется ни с чем. А я начинаю строить планы... Стоп! Стоп! Стоп! Куда меня несёт?! В чём подвох?! Спокойно, я всего лишь влюбился, влюблённость управляема – в моём возрасте, любовь – неуправляема. Ни в каком возрасте. Разберёмся…
Через три часа мы были у меня, в постели. Подинамила, конечно, для приличия. Таковы уж правила. Какой гад их придумал! А потом… сейчас начнутся разочарования: попа висит, от грудей одни «наволочки». Но ничего не висит! Наоборот! Так не бывает. Где подвох? Бритый лобок? Девчонки, какой дебил убедил вас, что это эротично?! Это не просто не эротично, это антиэротично! Но она не бреет лобок, она же естественна во всём. Нет, это было бы слишком просто. Лучше бы висело…
Ждёте подробностей? Хрена лысого! Моё. Потом гармония – полная, удивительная, упоительная, стопроцентная. Но так не бывает. Я же это знаю.
Большинство всю жизнь приобретают. А я из тех, кто избавляется – от иллюзий. И надеюсь, что их не осталось. Разве что вот эта – что их не осталось. И я знаю, что так не бывает. В чём подвох?
Потом мы долго разговаривали. И опять любили друг друга. И опять говорили. И опять любили. Последний раз у неё это было восемь месяцев назад. «Я думала, мне этого уже не нужно. Ещё как нужно!» Угомонились, когда за окном уже было давно светло. Но спали только два часа, потом она меня разбудила и попросила сходить за пивом. Ей плохо. Знаю. Иду. Конечно, я уже знаю, в чём подвох. Но на душе пока не тревога, лишь тень тревоги, мелькнула и исчезла. Ерунда, с моим-то опытом – я вытащу её из этого. Вот в этом-то и есть главный подвох – как всегда, во мне, в моей самоуверенности, в иллюзии. Но я ещё не знаю об этом. Звонит друг. Я иду за пивом и говорю с ним. Я ещё ничего не успел сказать, а он уже спросил: «Ты влюбился?». Значит, действительно влюбился. Он знает меня много лет, но часто ли он задавал мне этот вопрос? И задавал ли?! Я не считаю нужным сказать ему о той тени тревоги, что мелькнула и исчезла. Зачем, раз исчезла? Всё хорошо, всё прекрасно, я счастлив. Но ведь мелькнула. А я отмахнулся. Дебил…
С пива ей стало легче, и мы опять занялись любовью. Потом она недолго спала, а я готовил поесть. Она переживала, что не предупредила мать и сына (ему 23). Так позвони! Телефон не могу найти, наверно, в гостях оставила. Позвони с моего. Номеров не помню. Хочешь, я схожу за телефоном? Нет, вместе сходим, а потом ты меня домой проводишь, дома дел много. Хорошо… Я не хочу расставаться с ней. Она стала родной и близкой. Я хочу её видеть – лучащиеся весёлые глаза, я хочу её слышать – у неё звонкий, чистый, девичий голос, быстрая, насыщенная речь, у неё моё чувство юмора, я хочу её трогать, я уже обожаю каждую клеточку её желанного тела, я хочу дышать ею – она вкусно и тонко пахнет, я хочу знать о ней всё, я хочу её. И она – моя. До тех пор, пока пиво не кончится. И ей опять не станет плохо. Ты понимаешь, что у тебя с этим проблемы? Да. Я опять купился. Я думал, её придётся убеждать, что у неё проблемы. А она согласилась – сразу, глядя в глаза, с надеждой. Есть честность, а есть выгодная честность. Ждёшь честности? На, получи! И тогда тебе верят. И можно обманывать. Я ещё не знал, что её честность – второго сорта. Самоуверенный кретин. Меня захлёстывает волна нежности. Ты поможешь мне? Как искренне! Да! Да, да, да, да! Конечно! Я тебя вытащу!
Мы идём за её телефоном. Слава Богу, он не потерялся. Она проверяет звонки – никто не звонил. Здесь осталась водка. И она, конечно, от неё не отказывается. Потом я иду её провожать. Она перечисляет уйму домашних дел, которые – кровь из носу – ей необходимо переделать в эти три – уже два – праздничных (выходных) дня. Но как-то уже без решимости, «кровь из носу» звучит всё менее убедительно. Сто пятьдесят грамм водки, выпитых ею в три приёма, задвигают её домашние дела в тот дальний угол, где хранится всякий ненужный, или почти ненужный, хлам. А на передний план выходит желание продолжить веселье – праздник же! И она замедляет шаг, смеётся и ждёт, что я не пущу её домой. Мы как бы нечаянно останавливаемся возле магазина. Я всё понимаю. Но я ещё не готов отказаться от неё. Она слишком желанна. Пока. И я произношу то, что она от меня ждёт услышать. «Давай вернёмся ко мне, успеешь ещё дела свои переделать, отдыхать тоже нужно». Она слабо не соглашается, но мы уже поворачиваем ко мне. И останавливаемся. Она посматривает в сторону магазина, но не решается что-либо сказать. «Ладно, пойдём, возьмём чекушку». «Нет! Они все палёные!». Детская отмазка. А в глазах радость, потому что «возьмём». «Ладно, возьмём целую» – моё сопротивление на нуле…
Все праздники мы провалялись у меня. Мои губы горят от выпитой ею водки. Она спит не более двух часов подряд, потом ей нужно выпить, она будит меня, потом – «Люби меня, люби!». Потом словообилие, словопад, словоизвержение, с пятого на десятое, быстро-быстро. И – резко выдыхается, засыпает на полуслове. До следующего скорого пробуждения. А то возьмётся песни петь. Она поёт «Машину времени» – не заезженную «Машину», не ту, что по радио, а старые добрые песни, она их знает наизусть и поёт от начала до конца. Она поёт Никольского. Она поёт раннего, уфимского периода, Шевчука. Она поёт то, что я люблю. Конечно, мы мешаем соседям, но утихомирить её невозможно – она громко и звонко говорит, громко и звонко смеётся, громко и звонко поёт…
*
– Свой первый пьяный дебош я устроил в возрасте… каком бы ты думала?
– Ну, не знаю. В 16?
– В год, в один год.
– Да ну тебя, дурак! – она не верит.
– И, тем не менее, мне был ровно год. Его, кстати, мои родители вместе с гостями и отмечали. Гости ушли. А я подошёл к столу – я уже хорошо ходил, я пошёл в 10 месяцев – взял со стола рюмку, в которой была водка, и на глазах изумлённых родителей выпил. Мама, кстати, хотела у меня рюмку отобрать, но отец удержал её – хотел посмотреть, что будет.
– Да ты бы умер, врунишка! – она в восторге, в глазах любопытство и недоверие, но они смеются. – Скажи ещё, и закусил солёным огурцом!
– Нормальный ребёнок непременно бы умер. Или его бы вырвало. Но я не был нормальным, я даже не поперхнулся. И не закусил – после первой не закусывают! Я, понятно, тут же опьянел. Ты думаешь, я рухнул?! Вот ещё. Рухнуть у меня и до сих пор не получается. Нет, я вцепился своими ручонками в скатерть и стащил её со стола на пол – вместе со всем, что было на столе. А на столе было не мало: тарелки, вилки, бутылки, банки, рюмки, стаканы, графины. Что-то, понятно, побилось. Папашку мой «подвиг» так развеселил, что он смеялся до коликов в животе, катаясь по полу. А мамка схватила меня на руки, боясь, что я поранюсь о битую посуду. Я долго пытался вырваться из её объятий, не плакал, а буянил, никак не хотел успокоиться. Водка и до сих пор действует на меня так – когда другие уже вырубаются, я развиваю бурную деятельность, водка меня гонит, будоражит, её энергетика.
– А с похмелья на следующее утро не болел? – она спрашивает шутя, но я отвечаю серьёзно.
– Вполне возможно. Годовалый ребёнок не мог выпить рюмку водки без губительных для него последствий. Если бы… Если бы это было в первый раз. Но у меня уже был опыт, вкус водки я узнал гораздо раньше – в грудном возрасте.
– Как это?!
– Отец привёз сюда мою мамку из Пензы. Родни у неё здесь никого, помочь некому. А я был ребёнком беспокойным. Как ночь, я не сплю, мне играть надо. Может, это связано с тем, что родился я вечером, в 19.10. И что ж – только родился, и сразу спать?! Ну нет! У меня и по жизни активность к ночи возрастает.
– Я заметила! – хихикнула она.
– А мамка спать хочет, с ног валится. Вот её соседка и надоумила – ты, мол, перед тем как титьку ему дать, выпей рюмочку, он и заснёт, пососав. И действительно, отведав вдоволь хмельного молочка, я засыпал, давая мамке отдохнуть. Всё это она рассказала мне в день моего тридцатилетия – покаялась. А до этого всё корила – и в кого ты такой, отец не пил, я сроду рюмки в рот не брала. Отец, кстати, как оказалось, тоже заядлым трезвенником не был. Пил не часто, но если пил, то напивался «до усёру», как мамка выражалась, домой приносили. Он ушёл от нас в моё последнее дошкольное лето…
– Алкоголизм – это выбор, добровольный выбор образа жизни и образа мыслей. Я настаиваю – сознательный, добровольный выбор. А никакая не болезнь. Болезни начинаются позже, именно как следствие злоупотреблений. Не только алкоголем – любых злоупотреблений. Интересно получается: много работаешь – хорошо, молодец; много пьёшь – плохо, подлец. Но ведь это вещи одного порядка! И то, и другое – плохо, середина не зря зовётся золотой. И за то, и за другое расплачиваешься здоровьем. Потеря чувства меры – вот в чём наша проблема. Нам всё мало… Но если бы не люди без чувства меры, человечество стояло бы на месте. Именно такие люди делают открытия – во всех областях, именно они творят историю. Американцы издали энциклопедию, в которую собрали всех, кто оставил хоть какой-то след в истории человечества. Как это ни смешно, три четверти этих незаурядных людей оказались алкоголиками. Но начиналось-то у них не с этого, уверен, а с отсутствия чувства меры в работе. Не зря ведь появилось слово «работоголик». А уж потом – чтобы снять усталость, чтобы подхлестнуть себя, чтобы, наконец, просто поспать, отключить мозги, набраться сил – сначала по чуть-чуть, потом всё больше и больше – пришли к алкоголизму. Ломоносов спился, Менделеев спился… Да мало ли! Если бы у алкоголя были только отрицательные свойства, его бы вообще никто не употреблял. Очень трудно уследить, да, наверное, невозможно, когда ты переступаешь грань, до которой выпивка была тебе на пользу, а после которой ты начинаешь деградировать и истязать своих близких, ещё любящих тебя, людей. Из чего следует вывод – сделай шаг назад и остановись у этой грани. Это не так уж трудно, было бы желание, хотя удаётся единицам. У подавляющего большинства желания нет, потому для них это билет в один конец.
К чему я это всё говорю. Ты просишь меня помочь тебе. Хорошо, я готов. Но как ты себе это представляешь? В этом деле никто никому помочь не может. И ни в какой помощи ты не нуждаешься, как и любой алкоголик. Ведь это твой выбор. Хочешь, но не можешь? Врёшь! Это ты другим уши три – наркологам, домашним, обществу – но только не мне! Потому что я такой же алкоголик, только честный, и я знаю, что, если хочешь – всегда можешь! А ты не хочешь. Простой тест. Налить тебе полрюмочки? Не молчи, иначе вылью водку в раковину… Всё, выливаю!
– Нет, не надо!
– Ах, как ты испугалась! Тогда что? Полрюмочки?
– Да…
– Вот и всё твоё «хочу».
– Не сегодня…
– Хорошо, не сегодня. Скажи, когда? Завтра, послезавтра, через неделю, через месяц? Назначь точную дату. Скажи: «Я не буду пить с такого-то числа». Если действительно хочешь, надо с чего-то начинать. Ну? Я не ограничиваю тебя в сроках, называй любую дату, но по-честному.
– Я не знаю…
– А кто знает? Если ты этого не знаешь – никто этого не знает. Заметь, я ни в коем случае не заставляю и не уговариваю тебя бросить пить, я не дебил и не шарлатан, я всего лишь хочу доказать тебе, что ты врёшь, ты не хочешь бросить пить.
– Хочу…
– Кто хочет, делает хоть что-то для того, чтобы изменить ситуацию. А тебя устраивает статус-кво. Ты даже дату назвать не можешь. У тебя каждый день будет «не сегодня». А почему, собственно, не сегодня? Почему не сейчас? Если хочешь, то нет никаких причин, одни отговорки, оттягивать воплощение желаемого в действительное. Или оно не желаемое. Давай представим, что случится, если ты сейчас решишь: «Всё, хватит!» – и не станешь больше пить. Боже мой, какой ужас в твоих глазах! Я же предложил тебе всего лишь помечтать! Ну что, «помечтаем»?
– Ну ладно… давай…
– Итак, ты остановилась. Да, тебе придётся не сладко, особенно первое время. Но реши ты остановиться через месяц, через два, через год – будет так же, ты это знаешь. Так чего тянуть. Я буду рядом, я знаю, как важно, чтобы в этот период был рядом человек, который не осуждает, который сам прошёл через это. Ты знаешь, почему тебе в это время будет плохо?
– Почему?
– Вообще-то это ты должна мне сказать. Кто из нас двоих медик – ты или я?
– Я по другой части.
– Ну да – начальник. Ладно, начальник, слушай. Наша печень вырабатывает фермент, который разлагает алкоголь на воду и кислоту, название хрен выговоришь, безопасную для организма. Если печень перестанет вырабатывать этот фермент, мы просто отравимся водкой. Когда мы пребываем в запое, печень разгоняется, работает на пределе. Стремясь спасти нас от отравления, она вырабатывает и вбрасывает в организм всё больше и больше этого фермента. И вот мы остановились, больше не пьём. Но печень-то об этом не знает! Как раскрученный маховик, она не может резко перестать вырабатывать фермент. Из-за излишков этого фермента в организме мы и чувствуем себя плохо. Потому и похмеляемся – часть фермента расходуется, и нам становится лучше. Но печень ещё не успокоилась, и нам опять становится плохо. И мы опять похмеляемся. Поэтому так трудно выходить из запоя. Не зря ведь говорят – человек пьёт только один раз, всю остальную жизнь похмеляется. И выходить из запоя резко, не похмеляясь, просто опасно – можно крякнуть. Но и похмеляться, не уменьшая дозу, а наращивая её, тоже опасно – запой просто будет продолжаться. Рано или поздно печень не справится, она у алкашей, в отличие от нормальных людей, увеличивается в размерах, но ведь не без конца. И, опять же, можно крякнуть. Что многие уже и сделали. Мы с тобой на очереди…
Итак, «мечтаем» дальше. Ты остановилась, и довольно скоро ты начинаешь жалеть об этом, т.к. тебе хочется выпить. Тем более, ты знаешь, что водка ещё есть. Но её лучше оставить на завтра, завтра будет хуже. Я не собираюсь выливать водку в раковину или прятать её от тебя. Я не изверг, и исходя из того, что я сказал тебе раньше, я не буду против того, чтобы ты похмелилась. В данном случае это не продолжение запоя, а его финиш, необходимая лечебная мера. Алкаши врут, как правило, когда говорят, что им надо похмелиться. На самом деле у них другая цель – либо догнаться, либо вновь накидаться. Что, в принципе, одно и то же. А нам с тобой надо действительно похмелиться, и только, это ты чётко должна понимать, раз решила завязать. Я однажды почти сутки пил одну бутылку, похмелялся так.
– Как это?
– Мне очень надо было остановиться. Нет, не по собственной воле, по необходимости. Иначе я лишился бы и работы, и жилья. Работа – хрен с ней, можно другую найти, а вот остаться без крыши над головой накануне зимы – такая перспектива меня не прельщала. До этого две недели не просыхал. А тут надо резко остановиться, и в понедельник быть как огурчик, пусть не со своего огорода, но хотя бы как «алексеевский». Было воскресенье. Как я себя чувствовал после двухнедельного запоя, сама понимаешь. Да пили-то не водку, а спирт для наружного применения, фанфурики. Не жрали ничего, только водичкой запивали. Короче, я чуть живой. Фанфурики рядом продаются, а магазин – далеко. Но я собрал остатки сил и сходил в магазин. Купил хорошую, дорогую водку, благо, деньги были, что после запоев редко случается, обычно только долги. А тут мне самому с утра долг вернули, про который я начисто забыл – давал по пьяне. Принёс я эту водку домой и на видное место поставил, чтоб перед глазами была. Но пить не стал. Да, мне было плохо. Но терпеть можно было, я и терпел. Дома бардак, стал прибираться. Сил никаких, так я через силу. А внутренний голос, вражина, шепчет: «Чего измываешься над собой?! Подохнуть хочешь?! Есть же! Выпей – полегчает!».
– А ты?!
– А я ему: «Пошёл ты в жопу! Я сам знаю, когда мне пить!». Определил себе задание: пока дома не приберу, полы не помою – пить не буду.
– Ну и сила воли у тебя!
– Но и после этого не сразу выпил, ждал, когда мне совсем хреново станет. Тогда выпил рюмку и заставил себя съесть что-то, совсем немного, но всё же. С рюмки, понятно, не захорошеет, минимум три надо, сама знаешь, и соблазн тут же добавить был огромный. Но я его безжалостно пресёк. Понимал – дай слабину, и я этот пузырь в час прикончу, а то и раньше, а потом за добавкой побегу… Чуть отпустило, жить можно – вот и ладно. У меня ведь цель была не опьянеть, а похмелиться. Потом посуду перемыл, мусор выбросил. Потом мылся, брился, стирался. Готовкой занялся, щи сварил. В общем, работой себя загружал. И пил не по рюмке, а по полрюмки, и только тогда, когда действительно было очень плохо. Ночь не спал, не ложился, всё занятие себе какое-нибудь находил. А ложиться в отходняк я просто боюсь – загонки, страхи, боишься, что заснёшь и не проснёшься. Отключишься ненадолго – таких кошмариков насмотришься, что просыпаешься весь в вонючем поту… Так я эту бутылку тянул до самого утра, зато отпустило, и поесть нормально смог, и на работе перед начальником я выглядел не выспавшимся, но трезвым, нормальным человеком.
Нечто подобное я предлагаю тебе. Причём тебе будет легче – я буду рядом. Со мной не было никого…
А есть и более простой и быстрый метод – прокапаться. Тебе, медику, вовсе не проблема, даже тратиться не придётся. Ах, да, для тебя неприемлемо, ведь коллеги узнают! Но они и так давным-давно знают. Все знают! И коллеги и не коллеги. Одна ты веришь, что это не так, религиозно веришь. А коллеги твои, кстати, не просто отнеслись бы к этому с пониманием, а ещё и с воодушевлением – вот, мол, за ум взялась наконец-то! Что молчишь? Говорю как с манекеном.
– Думаю.
– Думай, пока ещё осталось чем…
– Пойми, легко не будет. Первое время, когда ты откажешься от алкоголя, будет особенно трудно. Эгрегор алкоголизма – один из сильнейших эгрегоров, он мстит тем, кто его предал, пытаясь вернуть отщепенца. А эгрегор трезвой жизни сразу тебя под своё крыло не возьмёт – будет выжидать. Нужно время, прежде чем он начнёт доверять тебе и начнёт оказывать тебе содействие. Так что какое-то время ты будешь бесхозной, оттого неприкаянной. Трудно, но преодолимо. Тем более, что у тебя есть, всегда есть, твой ангел-хранитель.
– Ты?
– Так мне ещё никто не льстил! Спасибо, но не я, а тот, что на небушке. Его единственная обязанность, условие его существования – это помощь тебе.
– Что ж он мне не помогает?!
– Ещё как помогает! Может, если б не его помощь, тебя бы уже и в живых не было. Но ты же слушать его не хочешь, сопротивляешься ему. Тебе просохнуть надо, и прислушаться к нему, и он подскажет, направит тебя. Плюс на меня можешь рассчитывать. Так что союзники у тебя есть, пока ещё есть. Но легко, повторяю, не будет. Легко уже было, но ты не оценила, пренебрегла, не дорожила – теперь жалеешь. Разрушить всегда проще, чем восстановить. Но при желании – можно.
– Это он нас свёл?
– Кто?
– Мой ангел-хранитель.
– Слушай, интересная мысль! Мозги у тебя ещё работают. Вполне возможно. Ну вот, а ты говоришь – не помогает! Он использует любую возможность для помощи тебе. Говори с ним, благодари его, держи с ним постоянную связь!..
*
Я живу и работаю за городом. В город приезжаю только на выходные. И в будни мы общаемся то телефону. Довольно быстро я научился безошибочно определять степень её опьянения, в чём мне помогают её определённые повторяющиеся фразы, своего рода маркеры. «Что ещё хорошего скажешь?» – средняя степень опьянения, она ещё силится выдать себя за трезвую, способна слушать и отвечать на мои вопросы вполне разумно. «Я никому не звоню сама, отшиваю всех, а тебе вот не знаю, зачем звоню» – сильная степень опьянения. Уже не только не скрывает, что пьяная, но кичится этим, довольна, весела, поёт к месту и не к месту. Меня почти не слушает и не слышит. «Сейчас ко мне поедешь! Поедешь, я сказала!» – крайняя степень опьянения. Становится агрессивной, совершенно невменяемой, мания величия зашкаливает. Общение с ней теряет всякий смысл, и я его прерываю.
Что касается лёгкой степени опьянения, то общению оно не мешает, и определить его заочно невозможно. Да и не нужно – со временем я понял, что абсолютно трезвой она не бывает никогда.
Тебе никто не звонит, у тебя нет подруг, нет друзей. А когда-то их было много, не так ли?! Телефон не умолкал. При твоей коммуникабельности, весёлом нраве, сексапильности ты с первой секунды вызываешь симпатию. Причём обоих полов. Поэтому у тебя было море подруг, океан поклонников. И куда ж они все подевались? С тобой никто не хочет иметь дела, ты никому не нужна. Алкаши никому не нужны. Тебе даже по работе никто не звонит. Особенно по работе. Тебя нет – вычеркнули. Точнее, ты сама себя удалила.
У тебя полно знакомых медиков. С кем-то ты училась, с кем-то работала, с кем-то была на курсах, кому-то оказывала услуги, с кем-то были романы. И кто-то из них наверняка работает наркологом, психологом, психиатром. Т.е. по твоей проблеме. Ведь так? Небось и защитились давно, и научные статьи в серьёзных журналах публикуют. Кто-нибудь из них хоть раз говорил с тобой по душам? Предложил свою помощь?
– Я не обращалась!
– А могла бы. Стыдно? Другого надо стыдиться. Ты думаешь, они не знают про твою проблему? Знают, все знают. Этого не скроешь. И могли бы чисто по-человечески предложить свою помощь. Но – все в заботах, все в делах, зачем им чужие заморочки. Тебе не звонят даже просто спросить, как дела. А раньше интересовались, не так ли? А позвони тебе теперь, так ты потом затрахаешь ночными звонками и будешь нести бред сивой кобылы, наутро не помня ни того, что звонила, ни того, что говорила… Ты одна, совсем одна. Понимаешь? У тебя никого нет. И меня у тебя скоро не будет. И тебе на это насрать. Потому что ты уже опять пьяная. А Васька слушает да ест. Ну что можно внушить пьяной? Сидим на двух разных планетах и кричим друг другу через вселенские просторы. Как будто можно докричаться…
*
Алкоголь не терпит соперников, он требует тебя полностью, чтобы другим ничего не досталось. И мне ничего не достанется, понимаешь?
Никого ты не любишь – ни меня, ни сына, ни мать. Алкоголики не могут любить. И со мной ты до тех пор, пока я терпим к твоим выпивкам. Но это ненадолго. Тебе всё равно придётся выбирать – я или он. Алкоголь не терпит соперников. Но я тоже.
*
Мы звоним друг другу по несколько раз в день. Вот и в эту среду она позвонила мне до обеда и сообщила обнадёживающую новость – на завтра договорилась со своим однокурсником Ренатом, он нарколог, прокапаться. Ура! Значит, в выходные она будет трезвой. Поедем, говорит, в выходные в Юматово на дачу окна закрывать. С удовольствием! Я воодушевился. Но зря…
В четверг она сообщила, что Ренат капельницу не поставил, т.к. пьяный – в запой ушёл. И никто не знает, когда он из него выйдет. Ну да, кому ж, как не наркологу в запой уходить – грамотно войдёт, грамотно выйдет. Медицински грамотно. Я понял, что если этот Ренат и существует в реальности, она к нему не обращалась. И не обратится. Тема капельницы больше никогда потом не возникала…
Почти в час ночи она разбудила меня новым звонком. На этот раз – пьянущая в хлам. И понесла пургу. Приказала мне – именно приказала – вот сей же час, немедленно решить, чем я (?!) буду обшивать их дачу – профнастилом, сайдингом или вагонкой. И дача, оказывается, уже моя, в смысле – мне достанется (?!). И прочая дурь. Не жди меня завтра, говорю, не приеду. И отключился. Потом долго не мог заснуть…
В пятницу после работы поехал в город, но к ней не пошёл – зол был. Пошёл к её братцу и чуть не с порога узнал много интересного. Оказалось, вчера она ходила на похороны тётки. А мне ни слова. Пришла уже пьяная, там добавила, на кладбище не поехала, ушла куда-то мотаться.
– Сегодня она какая? Не звонил? – спрашивает он.
– На сотовый звонил – недоступна. А на городской сказала не звонить – она может не услышать, а звать её к телефону не станут.
– Чего?! Телефон в её комнате! Мать еле ходит, ноги отнимаются, сын с утра до ночи на учёбе-работе пропадает. Только она к телефону и подходит!
– Значит, дурит она меня, очередная уловка. На сотовом видно, кто звонит, можно скинуть. И сказать потом – телефон глючит. А на городском спалиться можно.
– Она всех дурит, на нет изолгалась. А когда-то такая честная была, правильная… Не пойдёшь к ней?
– Если пьяная – нет.
– А ты позвони, узнай. С городского позвони. Если что – трубку бросишь. Она, если пьяная, всё равно не вспомнит.
Трубку взяла она. А кто ж ещё?!
– Ой, это ты!
– Ой, это я. У братца твоего в гостях. Слушаю тут про твои похождения, о которых ты забыла мне рассказать.
Не смутилась. Ответила заготовленной, думаю, фразой.
– Тебя не хотела огорчать. Приходи, если хочешь.
– А ты хочешь?
– Да. Только я занята пока.
– Чем? Пьёшь?
– Нет! По хозяйству тут…
– Сейчас приду.
– Позвони, как подходить будешь.
– Сотовый включи. А то ведь к городскому тебя «не позовут».
– Ладно…
Тогда я ещё не догадался, зачем мне звонить «как подходить буду». Затем, чтобы она успела выпить и закусить лимоном. Это ведь я её научил – держать во рту корочку цитрусовых (запирает запах), чтобы она на коллег-подчинённых перегаром не дышала и перед высоким начальством не палилась. Научил на свою голову, теперь меня же обводит вокруг пальца. Хорошая ученица.
Пришёл к ней. Вид у неё не из лучших – жалкая, осунувшаяся, виноватая. Как такую ругать-то?! С мамой своей познакомила. Но та, приняв меня за очередного собутыльника своей доченьки, тут же скрылась в своей комнате.
Привлёк её к себе, обнял. Зачем, говорю, на похороны пошла? Я должна была тётю в последний путь проводить. Что ж не проводила? На кладбище не поехала, не могла уже, накидавшись. Всей родне явила себя, расписную. Уткнулась в плечо, молчит. Хотел в губы её поцеловать – не даёт, губы сжимает, щёку подставляет. Ясно. Ты кого обмануть пытаешься?! Ты пила только что! А она – я только пиво! Да какая разница! На пушку взял – знаю, говорю, что ты всю неделю пила. Купилась – ну я же не в дупель! Мы же договаривались – не ври мне! Я же чтоб не расстраивать тебя! Враньём ты меня расстраиваешь гораздо больше, чем пьянкой. Если будешь врать, мы не справимся, всё теряет смысл. Или ты передумала и тебе не нужна моя помощь? Нет, нужна! Тогда не ври. Хорошо, не буду. Вот и весь воспитательный процесс. Ладно, думаю, всё-таки не пьяная, хоть и не трезвая, выветрится, а потом ко мне пойдём, пить ей не дам, наладится. Что делаешь? Капусту солю. Пошли на кухню, помогу.
Стал ей помогать с капустой. Кухонька маленькая, толчёмся на ней, она ворчит – как надоели эти домашние дела. А мне – в кайф, я хотел бы с ней каждый вечер вот так на кухне бок о бок. Я ж домашний, хозяйственный. Господи, почему ты не пошлёшь мне вот этого простого человеческого счастья? Не заслужил? Не достоин?..
Когда перекуривали, я сидел, она стояла возле меня. Хулиганка, задрала футболку и уткнула меня лицом в свои груди. Я их, конечно, целовать. Я, говорю, тебя сейчас прямо здесь! Ты что, мамка же дома! Она на кухню не зайдёт. Не-е, я так не могу! Тогда не провоцируй! Весело ей, смеётся.
Скоро сын её пришёл, познакомились. Он произвёл на меня очень хорошее впечатление – красивый, умный, воспитанный парень. Поговорили про инфак, про его работу. Он тоже принял меня за одного из тех, кто пьёт с его мамой, поэтому на вопросы мои отвечал исключительно из вежливости. Он, понятно, голодный пришёл. Это я потом додумал, что он на кухню не с мамой поздороваться зашёл, и тем более не с её хахалем, а чтоб перекусить, давно не полагаясь на мать. А тут мы всё оккупировали капустой да банками. Маму, наконец, осенило: «Я сейчас картошку пожарю, иди к себе, принесу!». Ушёл. Что ж ты, говорю, мамаша! Детёныша кормить надо! Чисть давай быстрей, а я пожарю, я это с первого класса умею. Сказала бы раньше, приготовили бы уже. Да забыла я! К картошке-то есть чего? Сардельки! Доставай, варить поставим…
В общем, накормили парня. А уж потом и с капустой закончили. Она тщательно прибралась, помыла плиту, посуду. Это у неё не отнять – сделать всё в лучшем виде. Потом решили себе что-нибудь приготовить – проголодались оба.
Этот вечер мог стать нашим лучшим вечером. Но не стал…
Она отлучилась с кухни ненадолго. Она и до этого то и дело выходила – я внимания не обращал, может, к матери, может, к сыну, мало ли. Это кухня маленькая, а квартира большая – трёхкомнатная, по комнате на каждого. А выходила она, как оказалось, чтоб хлебнуть из бутылки, которую заначила где-то от чужих глаз. И в этот раз хлебнула, видать, изрядно, и количество перешло в качество. Вернулась, и первым делом – лимон есть. Опьянела махом у меня на глазах. Я услышал собственный стон, сердце защемило. Что ты творишь, сука, что же ты творишь! Буквально за несколько минут её как подменили, она больше не контролировала себя – её понесло. Не пила я, кричит, не пила. Да я и не спрашивал, сижу-молчу как из-под угла мешком напуганный. Где гитара, кричит? Какая гитара?! Сейчас у соседей возьму! Два часа ночи, спят соседи. Пофиг. Пошла и принесла. Меня тут все уважают! Мне никто не откажет! Тебя тут никто не уважает. Уступить тебе – единственный способ избавиться от тебя. Сунула мне гитару – хорошая гитара, концертная – играй, пой! Я говорю – я сейчас эту гитару тебе на голову надену. Наверно оттого, что сказал я это убийственно спокойно, она отступила и затихла. Я встал, собрался и ушёл. Она не задерживала – выпивка есть, что ещё нужно.
Дома сварил пельмени. Но зря – аппетит напрочь пропал. Лёг в четвёртом часу. И долго не мог заснуть…
*
– А у тебя почему не сложилось? Тоже из-за водки, пил?
– Это было бы слишком просто. Впрочем, многие именно так и считают. Со временем и она стала так считать, так удобнее. И убедила себя, что это она меня бросила. Любите вы жить в придуманном мире.
– Давно развёлся?
– В прошлом тысячелетии. Жаль, что не в позапрошлом…
– Что, так плохо? А прожили сколько?
– Двадцать.
– Двадцать лет?! Много!
– Кстати, ты её знаешь. А она знает тебя. Уфа – большая деревня. Когда-то вы вместе сидели на выборах в одной избирательной комиссии. Потом она обращалась к тебе по работе, когда помощницей депутата, сокурсницы своей, стала.
– Брюнетка с роскошными волосами?! Она же такая классная! Красивая, яркая, весёлая! Женщина-праздник. Председатель грозился выгнать нас из комиссии, ржали как лошади, а сам ржал вместе с нами и ухлёстывал за обеими!
– Я в курсе. Она видела нас из такси, мимо проезжала. Потом позвонила.
– И что сказала?!
– Почти слово в слово то, что ты сейчас сказала о ней. Что ты «классная, умница, красавица» и далее по списку. Ещё «резвая и выглядит моложе своих лет». Похвалила меня за выбор, ты, говорит, держись за неё.
– Она знала меня в те времена, когда я ещё не пила… - взгляд её как будто погас, и грусть в голосе.
– А когда начала?
– Шесть лет назад, когда муж бросил, ушёл к молодой. Точнее, я сама его выгнала, когда узнала, что гуляет.
– От тебя гулял?! Дебил!
– А теперь эта молодая ищет его, звонит, думает, он у меня. а он у более молоденькой… Ты сказал своей? Про меня.
– Бывшей, ты хотела сказать. Нет. Зачем? Она бы попросила меня не пить с тобой и помочь тебе бросить. Что я и так делаю.
– Она славная. Зачем ты её бросил?
– Знаешь, так бывает – люди и друг без друга не могут, и вместе не могут, и любовь только всё усугубляет, и дети не спасают, и единственное, что связывает – это секс, самозабвенный, упоительный, оголтелый. А секс, как она говорила, это ловушка.
– Но она такая!..
– Она – такая, ты – такая… У неё свои тараканы в голове, у тебя – свои. Ты пьёшь, она – пуп земли, центр Вселенной, идеал, совершенство, всегда права – попробуй усомнись, пожалеешь! У тебя мания величия и оголтелая самореклама, когда перепьёшь, у неё – то же самое на трезвую голову.
– А у тебя, значит, тараканов нет?!
– Есть. Мало, но крупные. Но я хотя бы это понимаю, признаю, принимаю. В отличие от вас…
(Я тогда и подумать не мог, что обе умрут в один год и лягут неподалёку друг от друга на одном кладбище.)
Ей плохо с сердцем.
– Таблетки… там… в сумке…
Я лезу в её сумку. Мама родная! Тут целый склад фармацевтики!
– Ты всё это жрёшь?! Какие?! – я бросаю ей сумку на колени. Она находит в этой куче то, что надо, я подношу ей воду – глотает таблетку.
– Я вся гнилая…
– И что толку ото всей этой химии, если ты запиваешь её водкой?
– Мне плохо, ты же видишь! Ты же знаешь, как мне плохо! Сходи!..
– Тебя ещё не увозила реанимация? Значит, у тебя это впереди. Думаешь, избежишь? Нет. Главное, чтоб не опоздали. Тогда откачают. Видела американский сериал «Скорая помощь»? У нас ничуть не хуже. Если не лучше. Это я по себе знаю. Систему ещё в машине поставят, а пока тебя на каталке с этажа на этаж доставляют, и ЭКГ снимут, и кровь возьмут, и уколов навтыкают. Профи. Но это если будет кому реанимацию вызвать. У меня – было кому. А у тебя – будет?
Она смотрит на меня умоляюще. Ей действительно хреново.
– Да иду уже, иду…
Я плетусь за водкой. Но меня это всё больше напрягает…
*
– Тёща рассказывала. Она в ПТУ завучем работала. Был у неё преподаватель один, хороший мужик, Иван Тимофеевич. Она его пьяным ни разу не видела. И, когда на работе застолье какое было, он только минералку пил. Она его мужикам в пример ставила. И мне, кстати, тоже. Вот и сказал ей кто-то, что не знала она его раньше. А раньше, оказалось, он пил так, что остался и без семьи, и без работы. Совсем было опустился, но каким-то чудом остановился. Жена с детьми так и не вернулась – не верила. Жил один. Учащиеся его любили, предмет свой он знал досконально, так что весь в работу ушёл. Вот она его как-то спросила с глазу на глаз, как ему удалось завязать с пьянкой и держаться. И он ответил: «А я каждый день говорю себе – завтра я выпью. Наступает завтра, и я опять говорю себе – завтра я выпью. И так уже десять лет. Я – ослик, который повесил перед собой морковку и идёт за ней. Вот так и живу – с надеждой, что когда-нибудь выпью…».
А теперь я расскажу тебе о другом алкаше, который тоже десять лет не пил. А потом запил. Володя его зовут. Хотя, скорей всего, правильней будет сказать – звали. Вряд ли он жив…
Так вот. Жил в одной из деревень Гафурийского района этот Володя, мужик как мужик, работал в совхозе механизатором, женатый, два сына у него были, в школе учились, в которой я завучем работал. Но Володя пил. Ну да, редкий мужик в деревне не пьёт, но попьют-попьют, да за работу берутся. А Володя всё чаще на работу идти был не в состоянии. В канавах валялся. Не один раз его из совхоза выгоняли. Он проспится, не попьёт денёк-другой – идёт обратно проситься. В последний раз, мол. Директор его брал – рабочих рук не хватало, но Володя был не хозяином своего слова. Несколько раз директор его натурально избивал, крутой был мужик, сильно избивал, но и это не помогало. В конце концов он выгнал его окончательно. Через какое-то время взяли Володю в школу кочегаром. Это ещё до меня было. Школа углём отапливалась. А на кухне готовили для детей на баллонном газе. Так он умудрился пропить газовый баллон. А их в школе всего-то два и было. Выгнали и из школы. Всё, работать больше негде. Ходил от двора к двору выпивку клянчил.
Вот бредёт он как-то по дороге в соседнюю деревню, в своей уже надоел всем до чёртиков. А тут директор на машине едет. Остановился, садись, говорит, подброшу. Володя сел. Но соседнюю деревню миновали без остановки. Володя директора побаивался, спросил только – куда едем? В Стерлитамак. Ладно…
Но привёз его директор не в сам город, а в Стерлитамакский ЛТП, лечебно-трудовой профилакторий, если не знаешь, они у нас в 70-е годы прошлого века появились. Там у него товарищ работал, к нему и ехал. И попросил он этого товарища устроить Володе экскурсию по ЛТП. Вот тут, говорит, ты окажешься, я постараюсь, если за ум не возьмёшься. Экскурсия произвела на Володю потрясающее впечатление. Угроза оказаться здесь, на вредном цементном производстве, среди бесправных почти рабов, серых от цементной пыли, настолько его напугала, что следующие десять лет он провёл в абсолютной трезвости.
Я приехал в деревню где-то через год после того, как Володя бросил пить, и прожил там десять лет. Т.е. был свидетелем и того, как он поднимался, и того, как он рухнул. Именно рухнул, потому что он буквально за три месяца пустил под откос всё, чего достиг за десять трезвых лет. А достиг немало. Вырос до заведующего фермой. Купил сначала мотоцикл «Урал» с коляской, потом машину. Дом расширил, сарай новый поставил, гараж. По деревенским меркам – богач. У детей – дорогая модная одежда, магнитофоны и прочее. Двор полон скотины: коровы, свиньи, овцы, птица. Жена ему ещё дочку родила. Всё хорошо, живи, не хочу.
– И что же такое должно было случиться, чтобы он вновь запил?
– Во-первых, стала пить его жена. Вроде бы ни с того, ни с сего. От изобилия такое иногда случается. Может, в отместку ему за те годы, нет – десятилетия, что он ей нервы мотал. Бабы стыдили её – что ты творишь, у тебя мужик золотой, дочка совсем маленькая! Не помогало. Володя стал бить её нещадно, как его когда-то директор совхоза – никакого толку… Во-вторых, уже вовсю свирепствовала демократия, а потому ЛТП – порождение тоталитарного режима – позакрывали. Бояться стало нечего. Не стало единственного сдерживающего фактора – страха.
– Не очень-то ты жалуешь демократию, похоже!
– В порядке слов ошиблась. Я очень НЕ жалую демократию. Это худшее, что мог придумать человек.
За что Запад, а с ним и наши либералы, ненавидят Советскую власть? За то, что Советская власть заставляла человека быть человеком. За что Запад, а с ним и наши либералы, ненавидят нашу Церковь? За то, что наша Церковь уговаривает человека быть человеком. Но мы отвлеклись…
Короче, стали они на пару пропивать всё, что за жизнь нажили. И в рекордно короткие сроки пропили. Сначала мотоцикл по дешёвке продали. Потом Володя пьянущий за руль машины сел. Что там случилось, теперь не упомню, но машина всмятку, Володе – хоть бы что. На металлолом сдал. Потом скотина в ход пошла. Потом… Ещё первый снег не выпал, а у них уже картошка кончилась – распродали. И дров не заготовили – избу топить нечем. Три месяца понадобилось, чтобы нищими стать. Оба стопарики по дворам сшибали. Старший сын к тому времени школу закончил и в Стерлитамак уехал. Там, говорят, снаркоманился. Дочка, ладно, у бабки с дедкой. А младший сын… его особенно жалко. Звёзд с неба не хватал, твёрдый троечник, но к мальчишке плохое не липло совсем, не пил, не курил, родителей жалел, переживал. А потом… Каким-то чудом успели из петли его вытащить. А после этого и он с папкой-мамкой водку стал пить. Что дальше было – не скажу, как раз в это время уехал я оттуда. Навсегда…
– Ты хочешь сказать – кому на роду написано спиться, тот всё равно сопьётся?
– Ни хрена подобного! «Написано»! А ты возьми и перепиши! Ты-то где?! Ивану Тимофеевичу тоже было написано, а он не согласился, перечеркнул. И своё написал. Я постоянно хочу пить, курить и бабу. Но это не значит, что я только это и должен делать. Потому что Я хозяин себя, а не мои пороки.
Я хочу лишить тебя иллюзий. Пока остаются иллюзии, ты из этого не выберешься.
Пойми, я ведь не осуждаю тебя, не сужу. Я такой же, как ты. Я тебя понимаю. Даже лучше, чем ты себя понимаешь. Даже не так – я тебя понимаю, а ты пока себя не понимаешь, ты себя обманываешь.
Я вижу в тебе себя. Всё переделать, за всё в ответе, и то надо, и это надо, бешеная гонка, и ничего не успеваешь, и это угнетает, и единственная возможность передохнуть – это забухать, элементарно выспаться, уйти на время от бесконечных забот-хлопот, тем-проблем. Но водка – это не выход, наоборот, она не только не решает проблем, она их множит, усугубляет. Вот ты говорила о своей загруженности – ты и в профкоме, и в каких-то комиссиях, и учёба у тебя на курсах повышения квалификации. И работу твою непосредственную тоже никто не отменял. Как мне всё это знакомо! И в какой-то момент срываешься, выпадаешь из этого мира, ведь он от тебя всё время чего-то требует, чего-то хочет, и возникает острое желание избавиться от него, хотя бы на время. Но возвращаться-то приходится! И, оказывается, ничего никуда не делось, ни одна проблема не исчезла, не рассосалась сама по себе, а ведь тайная и глупая надежда на это была. Более того, всё оказывается в запущенном состоянии. И приходится оправдываться, врать, изворачиваться, от чего на душе пакостно, и утраивать свои усилия, чтобы привести свои дела хоть в какой-то относительный порядок. И поэтому каждый раз выдыхаешься всё быстрее, и промежутки между запоями становятся всё короче, и выходить из них всё труднее, просто не хочется, соблазн остаться в иллюзорном мире всё сильнее, ведь там бывает сладко, там стопроцентная уверенность, что всё будет хорошо. И эта уверенность напрочь пропадает, как только начинаешь трезветь. Потому и трезветь не хочется. И в конце концов промежутки между запоями просто исчезают. Это тупиковый, гибельный путь. В конце его стоит в ожидании тётя неприятной наружности – костлявая и с косой. Это не она к нам идёт – это мы к ней торопимся. Зачем?! Ты к ней и вовсе бежишь, сломя голову, не спотыкаясь, без перекуров.
А есть другой путь. Правда, им мало кто пользуется.
– Какой?
– Найти причину своего алкоголизма и устранить её. Вот ты жалуешься, что у тебя болит спина.
– Иногда. Причём здесь спина?
– А при том. Почему у тебя болит спина? Я себе спину на Севере сорвал, на буровой. Долото кладёшь себе на яйца – и вперёд и вверх по крутой, в 45 градусов, железной лестнице, в мороз и ветер. А у тебя работа не физическая. А спина болит. Почему?
– Не знаю, к врачу надо идти.
– А ты-то кто? Не врач?
– Я другой.
– Опять двадцать пять! Ну да, ты по мертвякам спец, а у них спина не болит. А если и болит – не расскажут, не принято у них жаловаться. А я не другой. И не врач. Поэтому слушай. Спина у тебя болит потому, что ты взвалила на неё больше, чем можешь унести. Сбрось лишнее – и спина перестанет болеть. Это же может быть причиной алкоголизма. Ты взяла на себя слишком много, столько, сколько брать тебе не следовало, не по силам. Вот скажи мне, на хрена тебе состоять в каких-то там комиссиях? Так ли уж тебе это надо? Ну ладно, по молодости, потешить своё самолюбие, исполниться важности от своей мнимой незаменимости. Но теперь-то, когда тебе это давно уже в тягость! Уйди сама, пока не попросили. А профком – нужен он тебе? Жить без него не можешь?
– Знаешь, скольким людям я помогла! Ко мне идут! Скольких от увольнений спасла, скольким материальную помощь выбила!
– Знаю-знаю, правда, сам профоргом был, и обязанности свои выполнял на совесть. Там действительно, если работать, если уметь работать, возможности для помощи людям немалые. Но тут у тебя, думаю, помимо прочего есть ещё и шкурный интерес – члена профкома уволить гораздо труднее, нежели простого работника. Но ты не переживай – тебя предварительно выведут из состава профкома при помощи остальных его членов, проведя с ними соответствующую работу. И те, кому ты помогала, за тебя горой не встанут, даже не думай. Более того, некоторые из них будут даже рады твоему увольнению, потому что люди не любят чувствовать себя обязанными за помощь, про которую ты и думать давно забыла. Никогда не рассчитывай на благодарность людей – они, за редким исключением, по природе своей неблагодарны.
У меня предрасположенность, спасибо родителям. Но твоих благодарить не за что – не злоупотребляли, если тебе верить. Хотя верить тебе нельзя. Бабули с дедулями твои не алкашили? Нет. Стало быть, у тебя предрасположенности быть не должно. Не наследственно – уже хорошо. С мужем-кобелём рассталась? Ну да, стресс однозначно. Но не ты первая, не ты последняя. Другие как-то справляются, не спиваясь. Ну нажрутся разок-другой – и всё на этом. Возьмут себя в руки и дальше живут. А потом и замуж по второму кругу выходят, кто и по третьему. Кто-то удачно, а кто-то на те же грабли налетает. Ну и что, это – жизнь. Ты-то что больше замуж не пошла? Скажешь – не звали, не поверю.
– Звали.
– Уверен, и выбрать было из кого. Могла бы новую жизнь начать. Что, кстати, ещё и сейчас не поздно. Всего-то с пьянкой завязать. Но я сейчас не о том. Ладно, всё понимаю, рассталась с мужем, которого любила, которому верила, а он предал – тяжело, конечно, больно. Но ведь давно не любишь, перегорело всё давно, верность ему не хранишь и о том, чтобы вернулся, не мечтаешь. Так? Так. Значит, причина, если это причина, по которой ты начала пить шесть лет назад, давно исчезла. Причины нет, а ты пьёшь. Варианты такие. Или не это причина. Или не только это. Я всё же склоняюсь к тому, что причина в твоей перегруженности из-за твоего рвения в работе и бурной общественной деятельности. А развод наложился на это, усугубил. Не рвала бы жилы на работе, глядишь, и мужик бы по бабам не пошёл. Виноваты всегда двое. И, может, не стоит бояться грядущего увольнения? Ведь оно снимет с тебя те нагрузки, которые ты не решаешься сбросить сама. Но есть ещё один вариант. Наихудший.
– Какой? Не пугай меня!
– Такой. Ты успела втянуться, т.е. стала алкоголичкой. И обратной дороги нет. Не алкоголичкой ты уже не будешь. Ты можешь не пить. Но всё равно будешь алкоголичкой. Это для нас шесть лет – не критично, не сказать, что ни о чём, но – терпимо, преодолимо без существенных последствий. А вот для вас шесть лет – это много, очень много. У вас алкоголизм и развивается гораздо быстрее, и тяга к спиртному сильнее, чем у нас.
– Значит, женский алкоголизм неизлечим?
– Излечим любой алкоголизм, было бы желание. На вскидку назову тебе минимум два способа: лечение водой и лечение подсолнечным маслом. У водохлёбов есть свой сайт – зайди, почитай. Люди не бросают, а перестают употреблять алкоголь. И курить, кстати, тоже перестают. Не совершая никаких насилий над собой. Естественным образом. Просто пьют воду, обыкновенную. Как и сколько – прочитаешь на сайте. Но ведь ты на него даже не зайдёшь.
– «Зайду, зайду, зайду, зайду, зайду-у-у!» – пропела она, безупречно, между прочим, аббовскую «I do, I do, I do, I do, I do».
– Всё, накидалась. Очередная бесполезная лекция закончена.
– А масло?!
– Погасло!
– Ну-у! Капризничать буду!
– По жопе получишь.
– Расскажи! Его пить, что ли?
– Тебе б только пить. Не надо его пить – гонять во рту его надо, за зубами, без напряжения, натощак, по двадцать минут дважды в день – с утра и на ночь. И выплёвывать, глотать нельзя ни в коем случае – отравишься, потому что масло собирает болезнетворные бактерии из всех твоих органов. Как водка – от сорока болезней. Разве что от сахарного диабета не лечит. А так – и от алкоголизма, и от паралича, и от экземы, и от женских болезней, и т.д., там много чего. Но ты же всё равно не станешь это делать.
– Стану. А ты сам пробовал?
– Да. И за три месяца все свои болячки вылечил. И застарелые ушибы, и язву, и сердце. А с сердцем знаешь, как было? Будто кто со спины подкрался и штык в него со всей дури вонзил. Неожиданно, страшно, и думаешь – всё, хана! В общем, через три месяца чувствовал себя, будто заново родился. Никаких диет и вообще никаких ограничений. Тебе бы очень пригодилось, сама же говоришь – гнилая вся. И в таблетках бы необходимость отпала. А ты их горстями жрёшь.
– А водой?
– А водой не пробовал – нужды нет. Пока. А понадобится – знаю, что делать.
– А там что? Ну, лечит что?
– У кого лишний вес – сбрасывают до нормы. У кого недобор веса – набирают, опять же до нормы, не больше. Поэтому давление нормализуется. Но у тебя с весом и так порядок. У тебя с другим непорядок. Там на сайте ссылка есть на книгу. Автор – Батмангхелидж.
– Я такое и трезвой не выгоровлю!
– Совесть пропила, стыд пропила, а чувство юмора не стала! Молодец! Тебе не надо «выгоравливать», тебе читать надо. Или разучилась давно?
– Оскарабливаешь!
– Обидься мне ещё. Закусывай давай, пьянь тропическая!
– А он кто, этот Батхандж твой? По национальности, в смысле.
– Индус. Но живёт в Америке. Не жалует его медицинское сообщество, фармацевты в особенности. Ишь, чего удумал – водой лечить. Это ж почти бесплатно! А лечить надо дорогущими препаратами, да так, чтобы до конца не вылечить, а подсадить на ежедневное их применение. И лучше – не по одному разу в день. Чем ты, собственно, и занята.
– А сколько надо, ну, не пить до этого?
– Нисколько. Ни тот, ни другой метод не требуют от тебя отказа от алкоголя. Пей на здоровье! Но в случае с водой ты со временем просто перестанешь пить – самым естественным образом. А в случае с маслом пить будешь как все нормальные люди – без запоев, опохмелок и загонок. Но тебе ведь так неинтересно.
– Инте-ре-ре-сно!
– Тогда начать можно прямо сейчас. Начнём?
– Не-а! Потом!
– И почему я не удивлён?
– Напиши мне! Запиши!..
– Конечно. Знаю, что бесполезно, ты и читать не будешь, не говоря об остальном, но напишу и запишу подробно – так, для очистки совести…
*
– Помнишь, ты мне сказала, что твой сын не совсем точно передал бабуле разговор с тобой? Когда ты зависла у меня на три дня, не предупредив домашних. Я тогда заставил тебя позвонить сыну.
– Да, – она смеётся. – Он ей так пересказал, что получилось, будто я ушла от них к тебе насовсем!
– Ты зря веселишься. Помнишь, что на это ответила твоя мать?
– «Не велика потеря», – она уже не смеётся.
– Вот именно. Ты пропадаешь на несколько суток – и тебя никто не ищет, ни мать, ни сын. Знаешь, почему? Они отдыхают от тебя. И каждый раз надеются, что ты не вернёшься. Совсем не вернёшься. Понимаешь?! Если они ещё не желают тебе смерти, то это впереди. Сначала подсознательно, исподволь, втайне, стыдясь. Мелькнёт мысль – хоть бы под машину попала, прости, Господи!.. А потом и не стыдясь.
– Правда, что ли?! Ты говоришь ужасные вещи!
– Правда, и ты это уже знаешь. Только отмахиваешься от этой правды, не хочешь её знать, надеешься, рассосётся как-нибудь само по себе. Не рассосётся.
– Ну я же, я же всё для них! Всё! Мне ведь ничего не надо! Всё же ради них!
– О Господи! Как же алкаши не оригинальны! Мой отчим говорил нам с братишкой так же, слово в слово; я, пьяный, говорил своим детям то же самое; братишка говорит тоже так. Все алкаши мира говорят так, слово в слово, как под копирку! Ничего другого придумать не могут. И все безбожно врут!
– Но…
– Знаю-знаю, что ты скажешь! Ты убеждена, что не врёшь. Все алкаши думают, что не врут. В том-то и проблема. Ты сейчас в другой реальности, именно реальности, она настоящая, она – действительность! Там своя правда, там своя логика. Но у трезвого мира другая правда, другая логика. И эти миры непримиримы, потому что они не понимают друг друга, и никогда не поймут. Поэтому у меня простая философия – пьяные должны общаться с пьяными, трезвые – с трезвыми. Это, конечно же, не гарантирует полного взаимопонимания между ними, зато общение между пьющими и непьющими даёт стопроцентную гарантию полнейшего взаимонепонимания. Поэтому – хочешь бухать, иди к таким же, к бухарикам!
– Нет!
– Ты вот твердишь: «Я всё для них!». А что всё-то?! Твоя большая зарплата? Но им от тебя нужно другое. Твоя мать получает хорошую пенсию, и без твоих денег проживёт. Ей нужно всего-то, чтобы доченька не пила. Твой сын сам зарабатывает, и без твоих денег тоже обойдётся. И нужно ему только, чтобы мамка не пила. Они ведь стыдятся тебя. Но ты не даёшь им то, что им от тебя действительно нужно, а раз так – всё остальное от тебя им не нужно. Пьянка всё перечёркивает. Ты твердишь, что хорошо зарабатываешь. Да, тебе повезло, ты не рядовой медик, начальница. Обычно зарплата алкаша на него и уходит. Если он работает. У тебя другой случай – не вся твоя зарплата уходит на тебя. Но не нужна им твоя зарплата, им нужно, чтобы ты не пила. И почему же, если они для тебя самые близкие, самые родные, самые-самые – ты не сделаешь того, что им от тебя нужно, не бросишь пить? Потому что они для тебя давно не «самые-самые», плевать тебе на них, более того, они тебя раздражают, потому что мешают пить. А выгонят тебя с работы – и уже не будет того немногого, чем ты сейчас кичишься, т.е. твоей зарплаты. И будешь мамкину пенсию пропивать.
– Это меня-то выгонят?! Да ни в жизнь! Меня?! Да я, да я!.. – прям взвилась.
– Тебя, тебя. Ты звонишь мне в пять утра вдрызг пьяной. И такой идёшь на работу. Такой тебя видят подчинённые. Такой тебя видит твой начальник. Он ведь наверняка уже делал тебе последнее китайское предупреждение. И твои высокие знакомства с прокурорами да судьями, с которыми ты когда-то выпивала дорогие коньяки, которым ты оказывала услуги – тебя уже не спасут. Тебя спишут, тебя уже почти списали, прежние заслуги не в счёт, если ты стала алкоголичкой, т.е. неуправляемой и не отвечающей за себя. Это всё терпят до поры, до времени. И куда ты пойдёшь, когда тебя выгонят? Личность в городе ты довольно известная, так что ни в одно медучреждение тебя не возьмут. Значит, пойдёшь к частникам. А они теперь, знаешь, как на работу принимают? Ты пишешь сразу два заявления – одно на приём на работу, другое – на увольнение по собственному с открытой датой. Один раз придёшь в таком состоянии, в каком ты ходишь на работу сейчас – и ты уволена, тебе даже писать уже ничего не придётся, хозяин поставит в твоём заявлении дату, и всё, иди, гуляй.
– Правда, что ли?! – она не на шутку напугана.
– Правда. Можешь у жены своего братца спросить – она так устраивалась. Это незаконно, но будешь права качать – вообще никуда не устроишься. Так что решайся, пока не поздно, а поздно может быть уже сегодня…
Звонит друг. И сразу определяет по моему голосу, что со мной что-то не так. «Поссорились?» «Хуже. Она алкоголичка» «Уверен?» «Абсолютно, классический случай, все симптомы налицо, хоть сейчас в пособие по алкоголизму». «А в чём проблема? Взял пузырь – и делай с ней, что хочешь». «Делаю. Но не тот случай. Пьющая она мне не нужна». Друг помолчал, а потом вынес вердикт: «Тогда брось её». Я надеялся услышать от него другое. Но знал, что он скажет именно это. «Нет. Я попробую помочь» «Ты же знаешь, что бесполезно, от тебя это не зависит» «Знаю!» «Послушай, мы с тобой в этом деле если не академики, то профессора точно…». Он начинает читать мне нотацию. Меня это бесит. Чтобы не поссориться, я сворачиваю разговор. Я и без него знаю, что выхода нет. Но продолжаю его искать. Это неправильно. Это сшибка. Ничем хорошим не кончается…
*
– Какая-то загадка природы – ты должна выглядеть на десять лет старше своих лет, а выглядишь младше как раз именно на эти десять лет. Значит, в одночасье ты станешь выглядеть на двадцать лет старше. Если не остановишься. Или если доживёшь до этого страшного часа.
– Спасибо, добрый мальчик!
– Кушайте на здоровье, не жалко!..
*
– Мы никуда не ходим – ни в гости, ни в кино, ни в театр. Я забросил дела. Я не встречаюсь с сыновьями. Не навещаю друзей. Все мои выходные проходят в постели с тобой, из которой я выбираюсь только за едой и выпивкой в ближайший магазин… Да и у тебя вроде как дел полно, и все срочные, если верить твоим словам. Но – одни разговоры. Сколько ты собираешься к замдекана? А я бы тоже её повидал, она ведь ещё у меня была замдекана, а теперь вот у твоего сына. Милая женщина, друг студентов. Если б не она, меня бы исключили ещё с первого курса.
– За что?
– За пьяный дебош. Так когда же мы к ней сходим?
– Надо сходить, надо, мне её отблагодарить надо…
– Я это твоё «надо» знаешь уже сколько слышу. А правда в том, что мы не пойдём к ней, никогда не пойдём.
– Пойдём! Вот я в себя приду…
– Ты не придёшь в себя. Водочки плеснуть?
– Да… полрюмочки…
– Вот-вот… Так же, как я никогда не увижу твоей дачи. Кто говорил – всё в запустении, мамка старенькая, сыну некогда, он в аспирантуре, да ещё подрабатывает, а там мужские руки нужны. Ну вот они, мужские руки, на, бери!
– Поедем, обязательно, вот только…
– Что только?! Полрюмочки? А потом ещё полрюмочки? А потом ещё? Себя ты ещё можешь обманывать, меня – нет. Я ведь не видел тебя трезвой! Ни разу! А мне жуть как интересно – какая же ты трезвая? Это же уникальный случай – ты единственная женщина, которую я ни разу не видел трезвой! Ну сделай одолжение любимому, покажись хоть разок, не пей накануне моего приезда, не похмеляйся наутро, ведь знаешь, что опять накидаешься! Потом при мне накидаешься, сам наливать буду. Но сначала посмотрю на тебя трезвую. Ты не представляешь, как мне этого хочется! Сколько раз просил? Сколько раз обещала? Ты для «любимого» и этого не можешь? Значит, НЕ любимый. Так что не говори мне «люблю», не хочу, это слово давно потеряло для тебя всякий смысл. Какое «люблю»?! Тебе просто удобно со мной, безопасно, как за каменной стеной. Нет? Со мной интересно, со мной уютно, не ждёшь подвоха, не ждёшь подлости, пить можно, не таясь – идеальные условия для алкаша. Деньги из кошелька не пропадут, вещи не исчезнут, морду не набьют, на «хор» не пустят. Не отмахивайся, было. А если каким-то чудом не было – значит, будет. Если бухать не перестанешь… А ты – «люблю»… Алкаши не могут любить…
*
– Но ты же вылечился!
– С чего ты взяла? Я оставляю за собой право уйти в свой последний и решительный запой. Я не вылечился, потому что не болел. Алкоголизм – не болезнь, как нам внушают на каждом шагу, а всего лишь вредная привычка. От вредной привычки можно отказаться. Т.е. это твой выбор. А вот больного надо лечить – долго и нудно, но так и не вылечить.
– Ты всё путаешь! Это курение – вредная привычка, а алкоголизм – болезнь!
– А наркомания – болезнь?
– Конечно!
– Тогда объясни мне такой парадокс. Табак – наркотик, с этим, надеюсь, спорить не будешь? И стоит он особняком только потому, что это единственный наркотик, который не ведёт к деградации личности. Но если ты куришь – это вредная привычка, а если употребляешь другие наркотики – ты больной наркоманией, а вредной привычки у тебя нет! Я фигею в этом зоопарке!
– Ты же всё говоришь наоборот!
– Это они говорят наоборот.
– Кто?!
– Государство, наркологи, жёны алкашей…
– Зачем?!
– Затем, что так им удобно, так им выгодно.
– Ну-ка, ну-ка!
– Сама посуди. Немалую долю госказны составляют водочные деньги. В Советском Союзе алкоголь давал до трети госбюджета. Заинтересовано ли государство в том, чтобы ты бросила пить? Чтобы народ бросил пить? Алкаш для государства – просто находка. Если нормальный человек пьёт мало и только по праздникам, хотя и напитки подороже, то алкаш пьёт постоянно, и неважно, есть у него деньги или нет – на бутылку он всегда найдёт: займёт без отдачи, нашакалит, обменяет, продаст, украдёт, домашних оберёт, но деньги на выпивку найдёт и в магазин их отнесёт. И пенсию алкашу платить не надо – он до неё не доживает. Какая экономия! И начальнику, а тем более, хозяину, пьющий человек ой как нужен. Он же дефектный, он же свою вину чует, потому лишний раз рот не откроет, платить ему можно меньше, а работой нагружать – больше. И попробуй только пикнуть. Я, конечно, обобщаю, а любое обобщение – ложь. Есть, есть и хозяева, нетерпимые к пьющим, и начальники, которые не выгоняют алкашей не из расчёта (корысти), а по доброте душевной. Мне, кстати, на начальников всегда везло. Но человечных начальников становится всё меньше, вымирающий вид. Нынешняя система их выдавливает, да почти уже и выдавила…
*
– Вот ты про соседку рассказывала, которая всю жизнь с мужем-алкоголиком мучается. А почему, скажи мне? Кто или что заставляет её мучиться? Он не работает, она его содержит, он вещи из дома на пропой тащит. Его, понятно, такая жизнь устраивает. Но раз она его не выгоняет, или сама от него не уйдёт – значит, её такая жизнь тоже устраивает!
– Она говорит, он без меня пропадёт.
– Да и хрен-то с ним! Это его выбор! Он что – дитя малое? Она за него никакой ответственности не несёт. Человек не взрослеет до тех пор, пока с ним нянчатся. Значит, ей нравится нянчиться. И упиваться своей несчастной жизнью. И мечтать – ах, если б он бросил пить! Как бы мы зажили! Не зажили…
А лиши его няньки, и перед ним неизбежно встанет выбор: или на дно и на кладбище, или возвращение к нормальной жизни. И если он выбрал дно – его дело. Но ведь найдётся другая нянька! Вы своей жалостью, своим всепрощением и непонятным стремлением к несчастной жизни плодите алкашей. Не все, конечно. Есть такой тип женщин – женщина для пьяного мужчины. И она интуитивно, на подсознательном уровне боится постоянно трезвого мужа – она не знает, как строить отношения с ним, как вообще устраивать свою жизнь. Но плохо не это, плохо, что она и не хочет знать, не хочет учиться, изменяться. Моя бывшая – из таких.
Я однажды не пил полтора года, совсем не пил, безо всяких лечений, ни на Новый год, ни на день рожденья. Просто хотел доказать ей, что причина не в этом.
– Доказал?
– Доказал. Эти полтора года оказались наихудшими из наших двадцати совместно прожитых лет, чуть до развода не дошло. А почему? А потому, что исчезло то, на что можно было всё списывать. Денег не прибавилось. Так она выдумала новую причину – куришь, говорит, много, все деньги прокуриваешь. Ладно, брошу и курить, а денег не прибавится, тогда что скажешь? Засмеялась – скажу, что кофе много пьёшь, и чай тоже!.. И отношения наши не только не улучшились, но намного ухудшились. Жена стала злая, как собака, всё искала, к чему бы придраться, а не находя, бесилась, устраивала истерики. Потому что понимала, хотя бы на подсознательном уровне, что надо что-то менять в себе, а этого ой как не хочется.
Жизнь стала просто невыносима. И тогда я запил. Это спасло наш брак ещё на несколько лет. Жена вздохнула с облегчением. И тёща тоже. Оказалось, всем было удобно, что я пил. И всё вернулось на круги своя. Обвинения, оскорбления, скандалы… И мечты о трезвом муже…
А пьёт мужик – ничего не надо менять, за собой можно не следить, готовить кое-как, или вовсе не готовить, и не убираться. Попробуй пикнуть, ты же пьёшь! И безудержно и сладко мандеть о том, какая была бы распрекрасная жизнь, если бы муж не пил… Так что этих добровольных лживых «мучениц», которые тащатся от собственного мазохизма, мне ничуть не жаль. Те, кто действительно не доволен своим положением, меняют его, предпринимают хоть какие-то попытки к этому.
– Но моя соседка тоже предпринимала!
– Какие? Ставила условие – или пойдёшь лечиться, или…
– Ну да! Сама с ним ходила.
– Вот-вот, за ручку водила, как ребёнка в детский садик. До чего же люди любят обманывать себя! Вечное упование на кого-то. Власть должна им сделать жизнь лучше. А с какой радости? Во власть идут решать свои проблемы, а не чужие. Дяденька нарколог сделает волшебный укольчик – и все несчастья мигом сгинут… Уверен, лечение муженьку твоей соседки не помогло. Так?
– Так.
– Деньги, выброшенные на ветер. Пропить их – и то больше смысла. Кстати, нарколог знал, что не поможет. Но деньги взял.
– Но он же пытался…
– Что он пытался?! Кому ты это говоришь?! Это игра, это лукавство! Не хотел он вылечиться, и пошёл не потому, что всерьёз воспринял ультиматум жены – он его не воспринял – а чтобы у него отмазка была: вот видишь, я сделал, как ты хотела, а ничего из этого не вышло! Хочу бросить, а не могу! Больной я! Помоги, родная! А сейчас дай на бутылку, а то я кони задвину!
– Да, примерно так он ей и говорил! – рассмеялась она. – Значит, от кодировки никакого толку?
– От лечения был бы толк, если бы его не жена за ручку привела, а он пошёл бы сам, не говоря об этом никому, не афишируя, что так любят делать алкаши, не собираясь прекращать пить; и деньги на это сам бы нашёл, а не жена за него заплатила. Вот тогда на какое-то время кодировка ему бы помогла. Но если его решение не пить искренне, то рано или поздно он бы понял, что он сам себе лекарь, и не нарколог решает, пить или не пить, а он сам.
– А я думала о кодировке…
– Я расскажу тебе, что такое кодировка. Сидит мужик за столом, на столе – стакан водки. А в дверном проёме стрелок стоит с берданкой. Мужик только за стаканом потянется, стрелок в него прицеливаться начинает. Мужик руку одёрнет, по сторонам посмотрит и опять тянется. А стрелок опять берданку подымает. Долго эта катавасия не протянется, потому как у нашего мужика менталитет какой? А такой. Он про себя думает – а не стрельнет! А промажет! А не заряжено! А заденет слегка! А и хрен с ним! Где наша ни пропадала! И выпьет. Потом стрелку морду набьёт и за пузырём побежит – отметить это дело. И заметь – это называется «лечение алкоголизма». А где тут лечение?! Если оно на страхе держится – выпьешь, сдохнешь! А те, кто эту хрень чинит, называют себя врачами. Ещё Конфуций заметил: «Когда слова теряют свой смысл, народ теряет свою свободу». Ты хочешь быть свободной? Алкоголь – это зависимость. Тебе нужна зависимость? А они просто делают бабки. Как умеют. И до тебя им нет никакого дела. Никому до тебя нет никакого дела. И это правильно. Потому что тебе самой нет до себя никакого дела.
Но! Если ты уверена, что кодировка тебе поможет – иди и делай. Это ведь ты решаешь, и только ты! Делай хоть что-нибудь! Или пей и не манди, что хочешь бросить.
У меня была дама, замужняя, сорокалетняя. Муженёк её не работал, сидел дома, или у друга пиво пил. Тихий такой пивной алкоголик. На пиво, понятно, жена давала. Она по командировкам моталась, на дом работу брала, чтобы своего Сашеньку обуть, одеть, накормить – и не как-нибудь, а получше. Детей у них не было, вот он у неё вместо ребёнка. И зачем, говорю, он тебе? От мебели – польза, от него – никакой. Что ты, говорит, я люблю его! Жить без него не могу! Что ж ты, говорю, своему любимому со мной рога наставляешь? А это не измена, кричит, это мне для здоровья надо, а он не может! Нет, умеют же люди устраиваться, живут на всём готовом, и ничего от них не требуют! А он, говорю, знает, что ты на стороне здоровье своё поправляешь? Нет, что ты! Не дай Бог! У него же душевная травма может случиться! Я хренею без баяна, а с баяном – постоянно! Что тут ещё скажешь!..
И была другая дама, к которой у меня симпатии гораздо больше. Восемь лет была замужем за алкашом. Из них последние четыре он не работал, только пил, и к ней не притрагивался, никакой интимной жизни. В другом смысле притрагивался – руки стал распускать. В конце концов ей всё это осточертело. Купила ему билет на поезд, водки на дорогу – по-другому не поехал бы – вызвала такси, отвезла на вокзал, посадила на поезд и отправила к его маме, которую, конечно, по телефону предупредила – заберите своего сыночка, не нужен! О том, что вернётся, не беспокоилась – появись у него деньги на обратный билет, он бы их тут же пропил. Так и вышло, не вернулся. Пришла в себя, не сразу, конечно, а потом по Интернету познакомилась со мной. И была очень удивлена. Говорит, я думала, секс – это редко, один раз и быстро. И ведь такое представление о сексе – редко, один раз и быстро – у огромного числа именно замужних женщин. Живут с мужьями и остаются психологическими девственницами, об оргазме только в женских романах читают. Но вернёмся к моей даме. Теперь её не узнать – помолодела, повеселела, что сразу заметили на работе…
– Ты встречаешься с ней!
– Нет, пока встречаюсь с тобой. Когда мне? Приезжаю на выходные, провожу их с тобой. Но если ты не бросишь пить, я вернусь к ней. Она не любит рок, любит попсу, она не всегда понимает мой юмор, да и вообще не всегда меня понимает. Но она не пьёт. И даже отказалась от бокала вина в нашу первую встречу, узнав, что я пить не буду, хотя первая встреча редко обходится без этого. И она успела в меня влюбиться.
– Ты мне угрожаешь?
– Да ну, какие угрозы. Просто тебя устраивает то, что есть сейчас, и менять ты ничего не собираешься. А меня не устраивает. Значит, грядут перемены…
*
В будни у нас исключительно телефонное общение. Поначалу она старалась контролировать себя, поэтому, если напивалась, не звонила мне. А если звонил я – не брала трубку. Со временем, конечно, контролировать перестала. И общение превратилось в мучение. Она стала звонить по ночам – по много раз. А когда и под утро, если у неё загонки. Она выливает на меня море никак не связанной между собой информации, которую я не успеваю хоть сколько-нибудь осмыслить. Перескакивает с одной темы на другую, пропуская мимо ушей мои вопросы, игнорируя мои реплики. Говорит быстро-быстро, без запинки. И вдруг затишье – как будто она уже при смерти. И новый всплеск – истеричный, то смех, то слёзы. А то напрочь потеряется во времени и пространстве – начинает агрессивно наезжать на меня, якобы я обманываю её, потому что я в городе, а не на работе, у её соперницы, про которую она всё знает. Алкогольный бред ревности. А то вдруг: «Хочу к тебе! Сейчас на такси приеду!». Или уже едет. Первое время верил, сетуя, что не смог отговорить – ей же на работу надо! Но быстро понял, что всё это пьяный базар. Конечно, ни разу не приезжала. И не собиралась. Я перестаю понимать, когда она врёт, а когда нет, когда она в бреду своих фантазий, а когда сказанное ею имеет хоть какое-то отношение к действительности. Зато мне становится совершенно ясно, что и она этого не знает, потеряла способность различать, где правда, а где её выдумки. Её ложь – даже не ложь, а нечто другое, ибо она не преследует никакой цели, никакой выгоды, бессмысленна и беспомощна. Но она в это искренне верит.
Иногда я не выдерживаю и сбрасываю разговор. Она не сразу, но перезванивает. Нет, не для того, чтобы упрекнуть, возмутиться – чем возмущаться, если она напрочь не помнит, что полчаса назад звонила мне! И всё начинается сначала. И тогда я делаю то, чего я раньше никогда не делал – выключаю телефон. В надежде поспать хоть пару-тройку часов перед работой. Утром услужливый оператор оповещает меня о пропущенных звонках – их бывает до десяти.
Днём я звоню ей – и она резвым голосом рассказывает мне, какая она молодец, потому что не пила вчера! А хотела! Но устояла. Её память, как у всякого алкоголика, избирательна: она помнит наш «последний» разговор, когда она ещё держала себя в руках, успешно имитируя адекватность; и не помнит, когда её уже ничего не сдерживало, когда стопор слетал окончательно. Мне приходится прерывать её бодрый доклад пренеприятнейшим известием, спуская её с небес на землю. «Зачем ты врёшь? Мы же договаривались!» «Не хотела огорчать тебя» «Зачем же огорчаешь?» Я прошу её не звонить мне пьяной, чётко сознавая, как это глупо – она давно не хозяйка себе и своему слову, поэтому обещать может всё что угодно. И тут же нарушать, разумеется.
Если поначалу ночные звонки были редкостью, то к концу нашего романа они превращаются в ежедневные, в смысле – еженощные. Я не успеваю восстановиться и начинаю просыпать на работу. Не однажды за мной прибегает мастер, будит. Нет, не ругается – нормальный мужик, посмеивается только, используя каждый раз одну и ту же поговорку: «Что, молодёжь! Утром не разбудишь, ночью не найдёшь?!» Нашёл молодежь…
Иногда я уже не еду в город в пятницу, а остаюсь на субботу – отоспаться. А потом и вовсе начинаю пропускать свидания. И она этого не замечает. Нет, не делает вид, что не замечает, а действительно не замечает – что с неё взять, потерянной во времени и пространстве. Да и просто потерянной…
Наш роман стремительно продвигается к эпилогу…
Я начинаю по утрам в субботу и воскресенье убегать от неё по своим делам. Предварительно, конечно, обеспечив её опохмелкой. Бегу навестить сыновей, друзей, на ярмарку – поменять диски, заглянуть в книжные магазины. И на рынок, конечно, продуктами на неделю затариться. В зоомагазин за кормом для рыбок. На почту – получить, отправить. Мало ли. Она не против – если есть водка, во мне нужды особой нет. Да и не особой тоже…
*
Уговорил-таки её явить себя мне трезвой. Твёрдо пообещала. Забрать её должен был на «Юрюзани». Автобус, на котором я добирался, вдруг задымил. Пришлось пересаживаться на другой. Поэтому чуть припозднился – она уже ждала. Это надо было видеть! Она была пьяной вдрызг, в хлам, в дрова, в говнище! Ноги её как будто вросли в землю, зато тело пребывало в безумном броуновском движении. Каким непостижимым образом ты дошла сюда?! Каким чудом ты не падаешь, нарушая закон всемирного тяготения?! Руки её совершали неритмичные бессистемные движения, инстинктивно способствуя мимолётному равновесию. При этом вид у неё был более, чем серьёзный, маниакально сосредоточенный, оттого очень смешной. Тогда ещё не было, как сейчас, надувных «великанов» возле аптек и некоторых магазинов, которые, непрерывно корчась, склоняются чуть не до земли, но никогда не падают и вновь распрямляются. Вот и она была точно такой же надувной, или гуттаперчевой, постоянно кривляющейся фигурой. Люди, обходившие её, замедляли ход, оборачивались, оглядывались. По большей части вид её вызывал у них улыбчивое умиление. Будь у них смартфоны (а их ещё не было), её непременно бы засняли, и выложенный в Сеть ролик набрал бы миллионы просмотров.
Но находились и те, кто метал в неё гневные взгляды, укоризненно покачивая головой и бурча себе под нос разные ругательства – кто матерные, кто нет, отплёвываясь по дороге.
Я стоял в трёх метрах от неё. Какая-то часть её сознания, по непонятной причине оставшаяся не одурманенной, боялась моего гнева – она ведь клялась, обещала, дала слово, заверила – что будет трезвой. И накидалась, как никогда. Она не могла сделать и шага в мою сторону, понимая на подсознательном уровне, что тут же рухнет. Но какой там гнев – невозможно было хоть сколько-нибудь рассердиться на сие неразумное дитя. Я улыбался, а она ждала от меня помощи, отдавая себе отчёт в том, что своим поступком лишила себя права на неё.
Вдоволь налюбовавшись этим фантастическим зрелищем и видя, что силы её на исходе, я, наконец, приблизился к ней. Она тут же обхватила меня и повисла на мне как флаг в безветрие. По инерции руки её ещё пару раз дёрнулись, пока не затихли. На грани отключки выдохнула в три приёма: «С девочками… в кафе… посидели…» Надо же, она ещё нашла в себе силы придумать объяснение, оправдание! «Чудо в перьях!» Поняв, что спасена, она расслабилась, и тут же заснула. Надо отдать ей должное – не сдавалась до последнего.
Доставить её ко мне делом было непростым. Зато, «натанцевавшись», ночь она спала. И мне дала выспаться…
С тех пор я больше не просил её показаться мне трезвой, до конца осознав тщетность подобной просьбы. Не стоит просить невозможного…
*
Ездил к бабе Шуре в Абдуллино. Я туда за год до этого братишку возил. Он год после этого не пил, но – маялся, был чернее тучи, жена его жаловалась мне, сама, говорит, уже не рада, что уговорила его, скорей бы опять запил! А то и поговорить не с кем – молчит, и ничего ему неинтересно. А всё потому, что он к бабе Шуре не по своей воле поехал, а под давлением жены. А я – сам, никто меня не принуждал. Потому мне зелёный свет был…
– Не поняла. Какой зелёный свет?
– А такой. Я тогда пил сильно. И вдруг понял – не остановлюсь, надо что-то делать, иначе – просто конец, смерть. И решил в Абдуллино ехать. Братишке позвонил – поехали со мной! Я же с тобой ездил. Но он отказался, не поверил мне, пьяный базар, мол. Поехал один. Чудом до вокзала добрался, меня из стороны в сторону мотало, падал много раз. Удивительно, как меня менты не повязали. У кассы – никого. Билет купил и сразу на посадку. Я расписания не знал и не узнавал, говорю же, зелёный свет. Сел, поехал. Забегая вперёд – когда обратно ехал, то и дело патруль по вагону проходил, раз семь, наверно, то туда, то обратно – пьяных высматривали. А туда ехал – ни разу не проверяли, а то бы сняли с поезда. Зелёный свет. Приехал к ночи. Где-то переночевать надо – баба Шура с утра пораньше принимает, всего несколько часов. Опоздаешь – жди следующего утра. Женщина пожилая подошла. «К бабе Шуре? Идёмте, у меня переночуете». Цену назвала – согласился. Отвела в крохотную комнатку, я прилёг на топчан, не раздеваясь. Заснул лишь под утро, а тут хозяйка уже будит: «Иди! Баба Шура приём начала!» Вскочил и – на место. Ё-моё, возле её двора толпа бурлящая, человек сто, если не больше, всё вокруг машинами заставлено, по номерам – каких только регионов нет. Тут если по очереди, то и за неделю не пройдёшь. Смотрю – четверо молодых парней пятого несут над головами, бухого вуматинушку. Он руками размахивает, бормочет что-то. Парни покрикивают, толпа перед ними расступается, вот я шустренько так за ними и пристроился. И попал-таки к бабе Шуре! Зелёный свет. Я ещё полупьяный был, не проспался, деталей не помню, смутно всё. Но вроде как сидела она на табуретке возле своего крылечка, морщинистая очень, некрасивая. Дама она грубая, бесцеремонная – перечить ей никто не смел. Что-то она мне пошептала, не разобрал, неожиданно в лоб ударила – быстро, резко, я аж отшатнулся. Всё! Погнала меня. Я было пошёл, но спохватился – и от курения, кричу, тоже! Она глянула на меня зло, будто рентгеном просветила, брови нахмурила, на лице испуг, да как рявкнет: «Нет! Организм слабый, не выдержит. Пшёл!». Ну я и пшёл. Не понимая ничего. Значит, пить бросишь – организм выдержит, а курить – не выдержит? А что это значит? Всё равно закурю или просто сдохну? И тогда, понятно, курить не буду. Ну да ей виднее. По дороге деньги в банку бросил и со двора вышел, пробиваясь сквозь толпу.
– Она деньги берёт? Сколько?
– Она не берёт, люди сами несут. Там жестяная банка большая не то к столбу, не то к дому прибитая, не помню. Вот туда и кидают, кто сколько может. А нет денег – так иди, баба Шура про деньги не спросит. И это ей большой плюс. В отличие ото всех этих официальных методов лечения. Вот пропился мужик донельзя, бежит к наркологу: «Закодируйте!». «А деньги на кодировку есть?» «Какие деньги?! Одни долги кругом! Я принесу потом, честно!» «Вот потом и закодируем». Да ещё вдобавок – вот сюрприз-то! – неделю до кодировки пить нельзя. А через неделю мужик оклемался, в себя пришёл. Ну и на хрена, говорит, мне ваша кодировка?! Я и сам могу, вот неделю же не пил. И всё по новой. А к бабе Шуре можно пьяным и без копейки. Нужна помощь? Получай! А на ту банку она и не смотрит. Найдутся, кто её наполнит…
Побрёл я потихоньку к станции. И как будто просыпаться начал. Я до этого толком не видел ничего вокруг себя и не слышал. А тут всё стало проясняться. Яркий летний солнечный день – красота! Птицы поют. Я всегда с похма сильно болею. А тут – никакого похмелья, благостно на душе. Аппетит проснулся. Зашёл в магазин неподалёку от станции, он только-только открылся. Купил выпечку и тетрапак томатного сока. В электричке, которую почти и не ждал, с удовольствием позавтракал. Вот я и говорю – зелёный свет мне был. Потому что честно всё было, искренне. А когда искренне – всё получается, препятствия исчезают. А если фальшивишь, Бог помогать не станет, как ни моли.
– Я слышала, баба Шура умерла?
– Да, я тоже слышал. Она уже тогда болела, большие перерывы делала – людей не принимала. Но я понял, к чему ты клонишь. Есть и другие целительницы, и целители. Дело-то не в этом – в тебе. Ищешь отмазки – и находишь. Не играй в эти игры, зачем? Скажи честно – пить не брошу. И пей, пока не крякнешь.
– Но я хочу!
– Врёшь.
– А вдруг эти другие не помогут, как баба Шура?!
– Опять отмазка. Конечно, не помогут, раз ты этого не хочешь. Тебе бы и баба Шура не помогла. Во-первых, ты бы к ней не поехала. Во-вторых…
– Я хотела, но не успела!
– А к другим чего не едешь? В надежде не успеть? Ждёшь, когда все перемрут? Вот классная отмазка, правда?! Я хотела, а никого нет, все умерли! Нет, тётенька, все не умрут, и по любому ты раньше! – и засмеяться хочет, и хмурится.
– А во-вторых?
– А во-вторых… Кто верит, того и плацебо исцеляет. Если человек, конечно, выздороветь хочет. А кто не верит, не хочет, как ты, тому и не поможет никто. И ничто…
На чём основано современное так называемое лечение алкоголика? На его страхе. Будь то кодировка, блокировка, вшивка или вливка – всё едино: выпьешь – сдохнешь, или паралич случится, или ноги отнимутся, или башка взорвётся. И прочие «прелести». Короче, где у тебя слабое место, туда и ударит. Где тут лечение?! Впрочем, не так уж важно, лечение это или псевдолечение, потому что главная проблема не в том, чтобы уговорить или заставить алкаша пойти к наркологу и сделать волшебный укольчик. Настоящая проблема – и ею никто не занимается – жизнь алкаша после укольчика. Отними у ребёнка его любимую игрушку – что с ним будет? Стресс, депрессия, истерика, потерянность, пустота и страх перед окружающим миром, ставшим в одночасье жестоким и непонятным. Надо заново учиться жить в изменившихся условиях. Или вернуть игрушку. И что же он выберет? Когда это человек шёл по пути наибольшего сопротивления?! Алкоголь – целый мир, Вселенная, другая, но – Вселенная, наполнявшая жизнь смыслом. Это ритуал, это почти религия, это образ жизни. И всё это у тебя отняли. А взамен не дали ничего. А ведь надо было хоть чем-то отвлечь внимание, найти заменитель. Хотя, конечно, равнозначной замены алкоголю нет. Разве что секс. Он достойный конкурент не только алкоголю, не только бесплодным поискам смысла жизни, он достойный конкурент самой смерти. Но, увы, им невозможно заниматься постоянно. И это не подходит импотентам. Впрочем, их проблемы.
Как раз это – неизвестность, кажущаяся тебе пустотой – тебя пугает, даже если ты этого не осознаёшь. Человек чувствует себя обманутым, к вопросу «как жить?» неминуемо добавляется подлейший из вопросов «зачем жить?». Жизнь кажется ему теперь бессмысленной, каковой, в сущности, она и является.
– Да?! Смысла жизни нет?!
– Для тебя есть. Брось пить – и для тебя не будет. Но будут поиски его. Интуитивно ты как раз этого и боишься, и этот страх не даёт тебе остановиться.
– Ну, спасибо, добрый мальчик! Значит, для меня смысл жизни в водке?!
– Не обижайся, у тебя это плохо получается. А сказал я совсем иное – алкоголь снимает вопрос о смысле жизни. И это ещё одно очко в его пользу.
– Я вижу, ты задумалась. Это хороший знак.
– Я всегда думаю!
– Только уже не можешь отличить, когда думаешь ты, а когда это делает за тебя химия. Отсюда и химеры.
*
– Хочешь, чтобы и я с тобой запил?
– Нет, умоляю на коленях, не надо!
– Как театрально! Однако, ты не на коленях. А что, действительно, не забухать ли нам на пару? Только я ведь гуляю весело, не как ты, мне подавай приключения, дебоши-скандалы, драки, трезвяки, «обезьянники». Хочешь со мной в «обезьянник»? КПЗ официально, камера предварительного заключения. Там бывает нескучно.
– С тобой? С тобой, может, и пошла бы. Но там же разделят.
– Не, не разделят. «Обезьянники» у нас продвинутые – гендерно-нейтральные. Я однажды спал там, положив голову на ляжки одной девахи лет двадцати. Классные такие ляжки. И без трусов она была – лето, жара.
– А её за что?
– Домушница начинающая, с поличным попалась. Мать её принесла ей курицу варёную, целиком. Она с расстройства аппетит потеряла – мне отдала. А я до этого сутки не жрал, вот всю её и оприходовал, без хлеба и соли. А потом на ляжки ей завалился. Она и перепихнуться была не против – стресс снять, но мы ж там как на ладони – сержант напротив в коридоре за столом сидит, сквозь прутья железные смотрит, стены-то нет. Стали мы ждать, когда он в туалет отлучится. Но тут нам новых постояльцев, аж сразу четверых, подвезли. Не случилось.
– А потом?
– Что потом? Меня выпустили. Расписался там где-то, вещи забрал и пошёл. Потом штраф заплатил.
– А она?
– Она осталась. Не встречал её больше. Вот нарежемся на пару, натворим чего, нас повяжут и дадут возможность проведать её, вдруг она до сих пор там, нас дожидается, вот и познакомлю!
– Нет уж, спасибо! Не хочу в твой «обезьянник».
– Он не мой, он общий, гостеприимно пускает в себя всех и каждого. И ты не зарекайся.
– А почему так называется – «обезьянник»?
– Хороший вопрос. Вернее было бы – «зверинец», потому как «звери» там разные бывают. По большей части, конечно, «ослы». Но и «волки» встречаются, мне попадались. Бывают, конечно, и «обезьяны»… Ладно, расслабься. Не собираюсь я пить с тобой. Как и без тебя. В мои планы это пока не входит…
*
Оставалось часа два до конца рабочего дня. Потом водитель отвезёт нас на служебной «Газели» до кафе «Отдых». Оттуда в город каждый добирается сам. А водитель едет в другую сторону – в Кальтовку, домой. Но сегодня ему надо в город – в тот магазин, что как раз в моём доме. Так что на месте быстро окажусь. Повезло. Но тут раздался телефонный звонок.
– Сегодня не приезжай! У нас потоп – соседи сверху затопили! Я с работы отпросилась. Скачу тут голышом, воду собираю!
– Голышом – это интересно!
– Тебе смех, а у нас всю электрику выбило! И штукатурка обвалилась! Разгром, короче. Всё, мне некогда, не могу говорить, созвонимся завтра!
Так-таки сразу и обвалилась?..
Часа через четыре я был уже дома. Попил кофе и решил взглянуть на её потоп. Может, помогу чем. От меня до её дома – полчаса пешком. Была маленькая, совсем крохотная надежда, что она не соврала в очередной раз.
Поначалу никто не открывал. За дверью – тишина. Хотел было уже уйти, как мелькнул глазок – за дверью кто-то есть, и этот кто-то раздумывает, пускать меня или нет. Вообще-то, поняв, что я не пью с их дочерью и матерью, её мать и сын изменили отношение ко мне. Дверь, наконец, открылась, на пороге стояла её мать. Какие же у неё печальные глаза! Мы поздоровались. А ведь она не старая. Замученная, состарившаяся – дочка постаралась – но не старая.
– Дома?
– Дома.
– Пьяная?
– Вдрызг.
– На работу она сегодня ходила?
– Нет. И вчера не ходила. Говорит, отгулы у неё.
– Значит, дома набралась?
– У соседа. Денег ему дала, в магазин отправила. С ним и напилась, приползла на карачках, насилу уложила её.
– А деньги у неё не пробовали забирать?
– Я всяко пробовала. У неё заначек – любой мужик позавидует. Да и как ей не дать – душу вынет. Смирилась.
Это она верно заметила – передо мной стояла женщина с вынутой душой. Я кивнул ей, собираясь уходить.
– Вы заходите к нам… как-нибудь.
– Спасибо, но – нет, не приду. Зачем?!
Я развернулся и пошёл, подумав: «А то ведь и у меня вынет»…
*
– Отчего ты не хочешь, почему ты так боишься хотя бы попробовать? У тебя какой-то животный страх перед трезвой жизнью! Но она не так страшна, как ты себе напридумывала. Да, не беспроблемная. Но беспроблемной вообще не бывает. У тебя что сейчас – проблем нет? Ты просто поменяешь одни на другие – на нормальные, житейские, здоровые, как у всех.
Начни с малого. Пугает «я никогда не выпью?!». Почему «никогда»? Когда захочу, тогда и выпью. Но сейчас не буду, сделаю передышку. На год. Много? Хорошо, на месяц. Всего-то месяц! Ну неужели страшно не попить какой-то месяц?! Хорошо, неделю! Возьми себе за правило – в будни не пьёшь, в выходные расслабляешься. Очень многие так и живут – и ничего, не умирают, не спиваются, на работе никаких проблем, да и в семье тоже. Попробуй. А дальше посмотрим. Договорились?..
*
Нет универсального средства! Каждый находит своё средство. При условии, конечно, что он хочет найти это средство, ищет и поэтому непременно найдёт, находит. Но ты – не хочешь, поэтому для тебя средства нет.
*
– Почему ты не предупредил?
– О чём?
Мой одноклассник прекрасно знает, о чём – его глазки воровато бегают.
– Что сестрёнка твоя – алкоголичка.
– Ну… Мы с женой подумали, что с тобой она пить не будет. Ты же не пьёшь. С тебя, думали, пример возьмёт.
– Наивно с вашей стороны. Глупый расчёт, очень.
– А мы думали – ты поможешь.
– Чем? Как? Каким образом? Как ты себе это представляешь? Человеку не помочь против его воли.
– Но ты же сумел бросить! Сколько не пьёшь? Года три?
– Почти. Но я не бросил – я сделал перерыв. Не в первый раз и, надеюсь, не в последний.
– Пусть. Пусть она хоть перерыв сделает! Она же достала всех – и домашних, и нас, и всю родню. Сколько стыдили её, почти уже все отвернулись, знать её не хотят. С работы могли выгнать, сколько раз предупреждали. Пусть хоть пару лет не попьёт, хоть годик!
– Пусть, разве я против. Только пойми совсем простую вещь – я за неё принять решения не могу. И ты не можешь. И никто не может. А что значит – «могли выгнать»? Теперь не могут?
– Так выгнали уже! Говорит, сама ушла, по собственному. Но ясно же, что не сама…
– Ну да, сколь верёвочка ни вейся… А от меня скрыла.
– Ну посоветуй ей, что делать! Она же хочет бросить!
– В том-то и проблема, что НЕ хочет. А только говорит, что хочет, чтобы от неё последние не отвернулись. Она хитрит. И ни в чьих советах не нуждается, и следовать им не будет. Я ничем помочь не могу. Есть опыт, которым нельзя поделиться. Потому что принимающая сторона не желает принимать.
– Что же делать?
– Ничего.
– Но она же пропадёт!
– Уже пропала. Это её выбор. Ты тут причём?
– Жалко.
– А чего её жалеть, раз она сама себя не жалеет? Хотя, если честно, и мне жалко. Но, посуди сам, она же счастливый человек. Вот ты весь в заботах, весь в делах – столько всего надо! Плюс за неё переживаешь, нервы свои гробишь. А ей ничего не надо – только выпить, только похмелиться. И ей хорошо. Ещё и нянчатся с ней все, кому не лень. Она за тебя переживает? За мать? За сына? Ей на все ваши проблемы – с высокой колокольни. А вам плохо, оттого что ей хорошо. Похоже на зависть!
– Да чему завидовать-то!
– А я, кстати, всю жизнь тебе завидую. Белой завистью, белой. Пьёшь только по праздникам, с гостями или в гостях, причём закуски тебе недостаточно, под водочку тебе горячее подавай. Разум никогда не теряешь. Наутро не похмеляешься, даже если крепко выпил накануне. Потому и запоев у тебя не случается. Здо;рово, молодец, я бы тоже так хотел. Изредка, кстати, получается… Почему бы ей с тебя пример не брать? Но ведь даже попыток не делает. Она знает тебя всю жизнь, меня – два месяца. С тебя пример не берёт, а с меня – возьмёт?! С какого перепугу?!
– Всё бесполезно, да?
– Именно. Она всех нас водит за нос. Так что забудь про неё и живи своей жизнью.
– Ага, своей. На даёт она забывать о себе. То названивает всю ночь, пьянущая, то мне, то жене, то на городской, если мы сотовые не берём. То сама припрётся с бутылкой.
– А вы не пейте с ней.
– Так мы и не пьём! Ей это не мешает. Одна пузырь выжрет и фестивалит полночи, пока мы её не выпрем на такси домой. Ещё не всякий таксист соглашается.
– Ну так дайте ей от ворот поворот – раз и навсегда. Другой она уже не будет… А когда такое последний раз было?
– В эту среду.
– О как! А мне сказала – не пила всю неделю.
– Какой там! Всю неделю и пила. В среду пришла к нам без звонка, чтоб не отказали, уже навеселе, с бутылкой водки. Сама её и выпила. Мы её «воспитывать» пытались – бесполезно, нулевой вариант. Она нам кричит: «Вся родня хочет меня на Пархоменко 101 отправить! Вы тоже?! И что же – я уже не выпью?!». Мы ей – ты работу потеряла, допилась. А она – в дворники пойду!
– Да кто её возьмёт! Она думает – все дворники пьют на работе, а это миф. Это тяжёлый физический труд – либо пить, либо работать. Ей не по силам.
– Так и мы ей то же самое! В половине второго ночи еле выпроводили на такси. Так она из дома давай названивать…
– Вот и меня ночными звонками изводит… Да, дружище, подогнал ты мне подругу.
– Ну, извини… Я же хотел как лучше. Думал…
– А получилось, как всегда. Знаю уже, что ты думал. Ладно, проехали…
*
– Перешла на самообслуживание? Раньше меня просила бутылку открыть. Совсем невтерпёж? – я забираю у неё бутылку и отставляю её. – Подожди пять минут, не умрёшь.
В её взгляде тревога, которая вот-вот превратится в ужас – водка есть, а ей не дают?! Это ж конец света! Хуже расстрела!
– Наше с тобой общение проходит почти всегда одинаково. Трезвой на 100% ты не бываешь, но бываешь вменяемой. И пока ты вменяема, ты не говорлива – предпочитаешь меня слушать. Вроде бы внимательно меня слушаешь, вроде бы тебе интересно. Пьёшь, закусываешь и слушаешь. И опять пьёшь, закусываешь и слушаешь. Но по мере того, как нарастает твоё опьянение, дар речи в тебе обретает всё большую силу. И у нас уже диалог. Вот один из таких диалогов я записал на диктофон, у товарища выпросил ненадолго. И предлагаю тебе послушать.
– Ты меня записывал?!
– С твоего разрешения, между прочим. Только ты не помнишь ни хрена. Я тебе потом поставлю, где ты разрешаешь, убедишься. Это, кстати, не самый бестолковый наш диалог. А ещё лучше было бы записать твой монолог, они, монологи, у тебя случаются, когда ты не даёшь мне и слова вставить, когда у тебя натурально истерика. Ну да что есть…
– Давай потом!
– Потом ты накидаешься, поэтому сейчас, пока ты в адеквате. Смирись, всё равно не дам тебе выпить, пока не послушаешь.
– Ладно.
Я нажимаю кнопку:
«– …не накрашена. А у меня как у этой, платочек. В Москве меня тормозили по жизни, что я чеченка.
– да, есть что-то такое.
– ну да, и ничего у меня не накрашено, только накрашены губы, а губы – блеском, чтоб не обветрило просто. Потому что также холодно было, декабрь месяц, конец. И он меня так отругал. При всех, главное, столько баб стоит, мужиков. И там мужчин очень много достаточно. И он – ну тебе природой красота дана, вот тебе надо бы лоб, подбородок, губы, щёки мажут. Да-да. Каждый проходит через каждого, это надо ещё всё растирать. Потом это течёт всё. Я не фанат, конечно. Я просто верю вот здесь, этого достаточно. Если это есть, этого достаточно. А если будешь просто ходить, молиться, ты-ты-ты, да всё такое, здесь должно быть…
– ты вообще о чём?
– а я верю, понимаешь, верю!
– веришь, не веришь, а для алкашей в аду специальный этаж есть.
– спасибо тебе, дорогой.
– 400 лет будешь с похмелья болеть.
– не-а!
– будешь! И не минует тебя чаша сия. И никто не то, что водки – стакан воды не подаст. Четыре столетия. Изо дня в день будешь страдать с похмелья.
– типун тебе на язык! Смеётся и поёт: «Я завтра брошу пить, Вот удивится свет!».
– праздники не кончатся. И водка не кончится. Ты кончишься.
– праздники-то я помню. Всё было нормально, нормальная здоровая жизнь.
– и опять ты пьяная.
– иди в пень! Умник ты! У меня уже был такой умник, ты знаешь, нет? Тоже голову морочил мне шесть лет. Он не пил четыре года, действительно. Зато меня по полной любил – ананай-ананай-ананай, ананай-ананай-ананай! И что теперь? Куда привело? Он уже два года пьёт беспробудно.
– речь-то не о нём.
– если мне не надо, мне не надо.
– так тебе надо, в том-то и дело.
– мне надо, когда праздник. Праздника нет, мне не надо. Десять дней никаких праздников у меня не было, всё нормально было.
– ну зачем ты врёшь, бесполезно это.
– я не вру, правду говорю, да. Можешь у матери спросить.
– мать тебя покрывает.
– ты не вздумай сказать, что я сегодня… меня никто не покрывает, мать меня никогда не покроет. Покроет матом только. Нет, уважаемый, понимаешь. От меня хотят избавиться, и вообще, я тебе не говорила о своих планах, в общем и целом.
– ну и какие у тебя планы?
– налей чуть-чуть, вот так. Меня воспитывать бесполезно.
– это – планы?!
Поёт: «И бедность навсегда Меня поймает в сети… на свете… достатка и успеха». Най-на-на-на…Помнишь, да?! Смеётся.
– пойдём баеньки. Четыре утра. Мы соседям мешаем.
– подожди, я сейчас покурю.
– ты только что покурила.
– мне сын говорит – мам, ты что, взбесилась, что ли?
– правильно говорит.
Поёт: «И почему любовь раба Достатка и успеха?» На-най-на-на… А чё ты мне не подпеваешь-то?
– у тебя праздник, у меня будни.
– да у меня каждый день праздник! Проснулась – и праздник! Потому что проснулась. Понимаешь? Надо так жить.
– это не надолго.
– ты думаешь?
– при таком образе жизни – конечно.
– я знаю, что ненадолго, это давно уже ненадолго, понимаешь? Это уже ненадолго 19 лет в этом году. Будет, как папы нет.
– ну причём здесь папа?
– причём?! Потому что я для них жила. Они, верней, для меня жили. А теперь я для них живу.
– ты уже и маму похоронила? А она жива. А моя – нет.
– понимаешь, нет?
– нет, отказываюсь.
– и для меня каждый раз это праздник. Проснуться – для меня это праздник. Потому что, переругавшись со всеми… я ещё подумаю, я, наверное, уеду. А ты сможешь со мной уехать?
– куда?
– дело в том, что я здесь буду пить, даже если закодируюсь. Попаду в те же условия, в которых я нахожусь.
– тогда не кодируйся.
– мне бесполезно. Они мне с утра до ночи, ты не знаешь мою маму, которая меня ананай-ананай с утра до ночи, неважно, трезвая, пьяная.
– важно.
– неважно.
– так ты трезвой-то не бываешь.
– Я себя знаю. Я вот десять дней не пила, да, как бы я ни сражалась дома, я десять дней не пила, я просто себя знаю.
– десять минут ты не пила, а не десять дней.
– да! Потому что нет рядом настоящего человека!
– а ты нужна настоящему-то? А я тебе ненастоящий?
– понимаешь, нет? Который бы сказал, знаешь, моя дорогая, насри ты вот на всё на это и подумай о себе действительно. А я не могу. У меня утро начинается с одного, и вечер заканчивается с того же. Понимаешь, нет? И каждый день. А сейчас я, я вообще дома не могу находиться.
– что так?
– вот буквально сейчас с деньгами я кое-что разберусь, мне просто много надо заплатить – полтинник, полтинник я заплачу. Х… с ним, я заплачу этот полтинник несчастный.
– за что?
– я скатаюсь к подруге в Самару, я узнаю, есть там место первого или нет, если есть, я останусь там. Я не приеду сюда. Ребёнок у меня большой. Молоко с хлебом маме купит. Если надо, восемь часов езды, ночью садишься, утром приезжаешь. Я им куплю всё, что они хотят. Только чтоб меня никто не трогал, всё. Если мне здесь мать родная предлагает снять квартиру или комнату, знаешь, я больше не могу!
– потому что с пьющим человеком…
– всё! До свидания! Тебе сказать?!
– я очень хорошо понимаю твою маму.
– ну и понимай!
– жить под одной крышей с пьющим человеком невозможно.
– да? Ты не знаешь мою маму. Я бы, может, не пила, если б не она.
– да что ты говоришь?! Нашла виноватую, наконец-то! А ты, бедняжка, ни причём, бедная овечка.
– в Самаре всё будет не так.
– в Самаре будет то же самое. Нужна ты там подруге? Вы когда последний раз виделись? Или она тоже алкашка?
– Я туда гулять не собираюсь, я туда работать собираюсь ехать. Я их бросать не могу на неделю, да…
– ой-ой! Кого ты не можешь бросать?!
– ни того, ни другого.
– что ты себе вбила в голову, что ты какая-то незаменимая?
– а мне сказали – не возвращайся никогда.
– вот именно! А ты говоришь – на неделю не можешь оставить.
– и если вдруг я уеду, я сказала…
– да все вздохнут с облегчением.
– ты думаешь?
– конечно. Только ты не уедешь.
– это моя проблема, это моя жизнь.
– твоя, твоя.
– есть у меня ещё одна затейка, попробую её.
– пьяный бред, иллюзии строишь – по пьяни. По пьяни ничего у тебя не наладится.
– да я и так не пью.
– ой! Сейчас-то что делаешь?!
– нет, ну извини меня, за десять дней можно, наверно, замахнуть! Дай мне зажигалку.
– какие десять дней?! Ты их придумала! Не было их! Ты хоть помнишь, что тебя с работы выгнали? За десять трезвых дней, наверно.
– нет, меня не выгнали, специалистами не разбрасываются.
– да ты уже не специалист.
– почему это я не специалист?
– потому что ты с утра пьяная на работу приходишь. Кому нужен такой специалист?
– налей!
– сама налей, достала!
– дай пепельницу.
– перед носом у тебя, разуй глаза. На биржу встань, хоть какие-то деньги. Только трезвой иди, у тебя же печать на морде.
– нормальная печать – уволена по собственному желанию.
– тьфу ты!
– а мало ли, какие аргументы могут быть.
– работу-то будешь искать? Или ну его на?
– буду.
– я говорил тебе уже, как сейчас на работу принимают? Помнишь?
– как?
– ясно. Ты пишешь сразу два заявления – на приём и увольнение, второе – без даты. Один раз придёшь на работу бухая, а ты придёшь, и всё – начальник сам проставит дату. И до свидания, свободна.
– вот ничё себе! чё, теперь так, что ли?!
– Теперь так. Я говорил тебе уже, да ты забыла. И сейчас забудешь.
– ну ты чё! Почти плачет.
– вот и тогда хныкала… толку-то… у тебя нет другого выхода, кроме как только пить бросить. Полностью. Хотя бы на время. Нет другого выхода. Или могила. А до могилы ты ещё родне здорово нервы потреплешь. В Самару она поедет, к подруге. Нужна ты ей…
– поедешь со мной?
– зачем?
– поедем.
– что я там забыл, в твоей Самаре? Я знаю, что всё внутри меня. Жизнь не изменяется от перемены мест. Жизнь меняется, если сам меняешься. Здесь можешь всё вернуть, добиться ещё большего, если бросишь пить. А ты продолжаешь лгать – себе, мне. Ты всё время мне лгала.
– чтоб тебя не огорчать.
– ну да. А ложью ты меня не огорчаешь?
– налей. Полрюмочки.
– сама наливай. Ты только что выпила. Как в тебя лезет?
– буду отмечать.
– что?
– день геолога, день строителя…
– день взятия Бастилии… кто бы сомневался…
– если тебе по барабану.
– а от меня что-то зависит? Мимо льёшь! Налить уже не можешь! Ты не представляешь, как мне хочется звездануть этой бутылкой по твоей башке! Всё, допиваешь, и идём спать. Мне хоть два часа надо перед работой поспать. Она никогда не кончится. Всю ты её всё равно не выпьешь!
– а ты где вливку делал? фирма, фирма какая?
– да не фирма это, Республиканский наркологический диспансер. Это государственное учреждение.
– адрес напиши.
– хорошо. Я тебе смс пришлю адрес.
– ты мне сейчас напиши.
– сейчас нет у меня с собой договора. Дело-то не в этом. Вливка – очень хорошее средство. Но оно помогает только тем, кто действительно хочет с этим справиться. Понимаешь? Не для кого-то, не для мамы, не для сына, не для жены, не для брата, не для начальника. Для себя. Физическую тягу снимает полностью.
– у меня нет физической. Пошла, допустим, себе купила. Понимаешь? У меня другая проблема. Десять дней я не пила, мне не надо, вообще не ходила никуда в гости. Но если я присела где-то, и есть бутылка, конечно, всё.
– ну почему конечно?
– потому, я себя знаю.
– тебе насильно никто в рот не наливает. Сама в руки берёшь.
– сама. Вот то, что сама пойти себе пузырь – нет. Может быть, если бы я не ходила в гости и ни с кем бы не встречалась, дошло бы до 20 дней, до 30 дней, и т.д. Изолироваться просто ото всех.
– ну зарежь меня и в тюрьму сядь. Но ведь ты и там найдёшь!
– найду!
– приковать тебя к батарее наручниками на недельку-другую? Так ведь ты потом в суд на меня подашь.
– подам!
– или в Иран тебя увезти?
– почему в Иран?
– а там смертная казнь за употребление алкоголя. Но ты и там нажрёшься. А до кучи и меня с тобой казнят.
– не хочу в Иран! В Самару хочу!
– так ты ж там пить не собиралась.
– а теперь собираюсь!
– ясно. Пойдём спать.
– я ещё не покурила.
– ты только что покурила!..».
– Выключи, хватит, – она говорит это негромко, с понурой головой.
– Да пожалуйста! Что, самой тошно? А мне каково? И, повторяю, это не самый худший вариант, а бывает понять нормальному трезвому человеку, а это я, вообще ничего невозможно. Сплошной поток отравленного водкой сознания. Вот мне это нужно? Мне это интересно?! Одно и то же. День сурка. Из пустого в порожнее. И секс уже не в кайф, не в радость. Ты думаешь, много удовольствия трахать не желанную женщину, а невесть что?! Нечто бессознательное, безобразно пьяное, дышащее перегаром, несущее ахинею?! Скучно с тобой, неинтересно. И вредно для моей психики. Тесно. Не обрыдло тебе в четырёх стенах? А за ними – мир, за ними – жизнь, яркая, красочная, там люди улыбаются. Закупорила себя как в бутылку. Да не как, а в бутылку. И меня с собой закупорила. На волю хочу, на воздух. Пора.
– Мне уйти? – а смотрит не на меня – на бутылку! Всё, что её сейчас волнует – если выгоню, то с бутылкой или без? Больше она ни о чём думать не может! И не слышит меня, ничего не слышит. Свет клином сошёлся на этой бутылке. Господи, как же мне тебя жалко, дурочка!..
– Сиди уж… Сейчас закуску дам. И пельмени поставлю. Но наливать тебе я больше не буду, сама наливай. Я люблю ухаживать за женщинами, но в твоём случае – это не ухаживание.
И опять про Самару свою пластинку завела, ровно ждёт её кто там.
– Я на среднюю зарплату не пойду! Я так и сказала! Условие! Это не для меня.
– Да? А что так?
– На среднюю?! Мало же!
– Я однажды, единственный раз в жизни, чуть было не достиг средней на тот период зарплаты. Я тогда работал на двух работах плюс браконьерил, коптил и продавал рыбу. Но только-только я приблизился к этой цифре, как её тут же и повысили. Так что твоя «средняя» – заветная мечта большинства населения. Кстати, знаешь, как она считается? Это информация из первоисточника – от моей бывшей жёнушки, твоей хорошей знакомой. Она тогда в районной администрации работала. Вот приходит сверху распоряжение – посчитать среднюю зарплату по району. Считают, первый раз по-честному, ритуал такой для очистки совести. Отправляют наверх, оттуда – гневный окрик: вы что там, с ума посходили! Мало! Недопустимо мало! Пересчитать! Кто-нибудь предлагает – а давайте последнюю строку – «наименее оплачиваемая категория граждан» – из расчётов уберём. Убирают. Средняя зарплата, понятно, слегка увеличивается. Отправляют. Оттуда: «Уже лучше, но недостаточно. В правильном направлении работаете, товарищи, продолжайте!» Кто-то опять предлагает – а давайте ещё одну строку снизу уберём. На что следует предложение более радикальное – а давайте сразу две уберём, не отстанут же! Убирают ещё две строки категорий граждан с низкими доходами. Средняя зарплата, соответственно, подскакивает. Вот и дождались похвалы от вышестоящего начальства: «Ну вот, можете же, когда захотите! Молодцы! За хорошую работу и хорошая премия полагается!» И это только на одном – низовом районном уровне, а сколько этих уровней потом ещё будет – город, область, регион. Пока до самого верха дойдёт, получится совсем уж оторванная от реальности цифра. А ты говоришь – не пойду на среднюю. А я бы пошёл – не предлагает никто…
А она опять про своё.
– Я там пить не буду.
– Что так? В Самаре водка кончилась? Всю выпили и не завозят?
– Поедешь со мной?
– Что я там забыл? Я от себя не бегаю. И тебе не советую. Душевная маята от географического положения не зависит. Что тебе Самара? Мёдом там намазано?
– А может, счастье моё там?! Как сказал писатель Максим Горький: «Человек рождён для счастья, как птица для полёта!».
– Опять накидалась! Слушай сюда. Во-первых, Горький такого не говорил, потому как он умный. Во-вторых, это искажённая цитата из Библии: «Человек рождается для страдания (или тяжкого труда), а птица для полёта». Где тут счастье?! А в третьих – сама подумай, чтобы лететь, птице приходится прилагать немало усилий. Она не сразу летит – она сначала учится летать. Она летит, чтобы выжить, она бьётся за выживание постоянно, ежесекундно. А что будет, если она сложит крылышки – устала, надоело? Смерть. Она вынуждена лететь. Где тут лёгкость? Счастье – оно трудное, за него биться надо, вкалывать из последних сил. Счастье – это быть живым. А сдался, опустил руки – и кончилось счастье, т.е. жизнь. Ты – сдалась…
– Но я живая… ещё…
– Надолго ли? Да и жизнь ли это?! Глянь в не такую уж дальнюю даль – видишь, костлявая тётка, осклабясь, уже подмигивает тебе?
– Фу-у!..
– Значит, увидела…
*
Я просто поставил её перед фактом: «Это наше последнее свидание». Она промолчала. Никаких сцен. И звонками потом не донимала. На праздники пару раз прислала смс. Я не ответил. Всё. Скоропостижная любовь скоропостижно и скончалась.
Если бы я пил с ней, наш роман, пожалуй, ещё бы продлился какое-то время. Но финал был бы тем же – я не люблю пьющих женщин. Никто не любит. Пьющие богини теряют статус богинь. А зачем нам НЕ богини…
Я сознаю, что она мне дана в отместку за бывшую жёнушку. Да и за всех баб, терпящих своих мужей-алкоголиков. Чтобы я, так сказать, прочувствовал на собственной шкуре. Только промашка вышла у высших сил с этим делом – я прочувствовал, и мне хватило. Поэтому терпеть далее это безобразие не стал.
Такое ощущение, что пока она, проспиртованная и прокопчённая, не портилась – я ускоренно старел, и за себя, и за неё.
*
Звонит друг. «Я же тебе говорил – бесполезно!». Он говорит это с усмешкой, а не с участием. Смахивает на злорадство.
Несколько раз он попадал в очень неприятные ситуации – пришлось отвечать за «пьяный базар» – из которых он выходил мучительно и с большими потерями. Но сумел сделать выводы, и в любой компании, каким бы пьяным ни был, стал следить за языком, не вступая в спор, даже если был не согласен. Со временем впал в крайность – пьяный был не просто услужлив, а заискивал, на что противно было смотреть. Зато трезвым давал себе оторваться – надо всеми язвил, надо всеми смеялся, всех учил уму-разуму, будучи абсолютно уверенным, что только он всегда прав. «Ты иногда трезвый хуже пьяного» – пытался я ему объяснить, но он не слышал. И если поначалу для близких людей он делал исключение, то со временем это его отношение свысока распространилось на всех, в т.ч. и на меня, его старого друга. В конце концов я не выдержал и просто послал его. Но это случится через несколько лет, да и другая это уже история, а сейчас… А сейчас, понимая, что у него не найдётся для меня и пары слов сочувствия, я, сославшись на занятость, прекращаю разговор…
*
Прошёл почти год. Десять месяцев, если быть точным. У моего одноклассника случился юбилей, на который, понятно, он позвал и меня. Из школьных друзей только я и был. Я, конечно, спросил: «А сестрёнка твоя будет?» «Нет, решили не звать, накидается – скандал устроит. Попросил её не портить мне праздник» «Не обиделась?» «Нет, она же знает про себя, что ненадёжная». Когда меня обманывало предчувствие? Никогда. Она придёт. Но юбиляру я об этом не сказал, огорчится ещё.
Речи, тосты, поздравления… В самый разгар пришла она. Трезвая. Или, скорее, почти трезвая. Одноклассник мой, его жена, его мать, его дети – все напряглись, стараясь не подавать виду. Она проследовала к ним, вручила своему брату конверт, слова какие-то сказала, которые положено говорить в таких случаях. Её пригласили за стол, конечно, не выгонять же. Два мужика без жён тут же раздвинули свои стулья, впихнули туда дополнительный, усадили её и взялись наперебой ухаживать за ней. Она попросила налить ей красного вина. Этот единственный бокал она так и не допила…
Я был с дамой – той, что отправила своего муженька на поезде к маме с телефонной припиской «Заберите, не нужен». Подумал, стоит ли мне напрягаться. И не стал, на душе было покойно, знал, всё обойдётся – дебоша не будет.
Она сидела поодаль – за другой веткой праздничного стола напротив наискосок от нас. И в нашу сторону, как мне казалось, ни разу не глянула.
Скоро объявили перерыв, на котором давно настаивали те, кто курит. Часть народа повалила из зала. Мы не спешили и вышли в фойе последними. Здесь у окна стоял стол с несколькими креслами, на котором была огромная пепельница, вокруг собралось с десяток мужиков и одна женщина – она, конечно. Звучал её звонкий девичий смех, она была в центре внимания, похотливые взоры курящих обращены были только на неё. Каждый пытался блеснуть остроумием и обратить на себя её взгляд.
Моя дама удалилась в дамскую комнату.
И тут произошло то, чего никто не ждал.
Она резко встала из-за стола, бросила непотушенную сигарету и решительно направилась ко мне. Мужики, обалдев, затихли. Я успел увидеть её обильный макияж, отметив, что она сильно и чуть не в одночасье постарела. Вот так всегда – ляпну чего-нибудь сгоряча, а потом это и случается.
Она стремительно и плотно прильнула ко мне, заключила в объятия и шепнула мне в ухо: «Прости меня, собаку бешеную!», поцеловала в щёку, тут же стерев с неё влажной салфеткой следы от помады, отпустила и поспешно пошла вниз по ступенькам на выход, ни разу не оглянувшись. Ну и что это было? Я провожал её взглядом, пока она не пропала из поля зрения, и спрашивал себя – за что мне тебя прощать?
Надо было видеть мужиков – застывшие, с открытыми ртами, напрочь позабывшие про свои дымящиеся сигареты, они уставились на меня, ничего не понимая. Немая сцена продолжалась до тех пор, пока не появилась моя дама. «Курить не будешь?» «Нет» Она взяла меня под руку, и мы вернулись в зал…
P.S. Она умерла в прошлом году – через тринадцать лет после нашего романа. Ей было немногим за пятьдесят. К тому времени её матери уже не было в живых. Сын женился и съехал. Жила она с каким-то колдырём, который не работал и сидел у неё на шее. Пили вместе.
Умирала плохо – среди ночи прихватило сердце, и её швырнуло на пол. Сожитель её, бухой, не проснулся и не помог. К утру была холодной.
На похороны позвали и меня. Но с работы не отпустили – ждали какую-то комиссию.
Проводить её пришли с полсотни человек. По ковидным временам – много, очень много. Ко мне столько не придут.
В гробу, говорят, была как живая – красивая, молодая. Она много лет проработала в морге, и бывшие коллеги не подкачали.
Прощай, глупая девочка. Теперь тебе четыреста лет мучиться с похмелья. Забронируй там соседнюю камеру – для меня. Я как-нибудь исхитрюсь, извернусь, иссобачусь, но стакан воды раздобуду и тебе принесу. Жди немного…
2008-2022 гг.
Я люблю алкоголичку
© Copyright: Сергей Фроловнин, 2022
Свидетельство о публикации №222092401561
Свидетельство о публикации №222092401561
Рецензии
Ах, эта женщина в халате!
Ей мало градусов на хате,
И пусть долги по всей зарплате -
Бухать ей никогда не хватит!
Ответный Реактор 14.08.2023 10:05 • Заявить о нарушении
Ей мало градусов на хате,
И пусть долги по всей зарплате -
Бухать ей никогда не хватит!
Ответный Реактор 14.08.2023 10:05 • Заявить о нарушении
На это произведение написано 11 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.