Время, назад!

Наши прорабы послеперестройки устремились к делу церковного строительства с пылом комсомольцев двадцатых и тридцатых. Глядя на священнослужителей, заправивших рясы в кирзовые сапоги, начинаешь понимать, какими они были в те далекие, но героические годы взрывания соборов и создания современной промышленности в таких размерах, что ее до сих пор разворовать не смогли полностью.
Генерал Григоренко вспоминал о грехах своей комсомольской юности, когда он заходил в храм божий и начинал под гармошку, словно Есенин, петь похабные песни. И тоже матом. Смысл был тот же, что и в деяниях верных слуг князя Владимира, выбросивших деревянное изваяние Перуна в Днепр: если бог есть – пусть докажет свое существование, поразит грешника на месте огненным перуном. Чего, к сожалению, не произошло ни в том случае, ни в этом. Напрасно бежали жители града по брегу реки и кричали: «Выдыбай, боже!» Перун не выдыбал. И рука, присобачившая взрыватель к взрывчатке, уничтожившей памятник прошлого, тоже не отсохла. Сменщик Перуна, заграничный бог в своем долготерпении не помешал юному Петру Григоренко сначала безобразничать в Его доме, а потом поступить на военную службу, хотя, будучи всеведущ, знал, что тот разработает после окончания военного училища способ взрывать соборы не повреждая расположенные рядом здания. Может быть, потому что надоело ему одиночное заключение.
Между прочим, церковники сильно обижаются на тех, кто взрывал соборы, эти признаки темного прошлого, а на их месте в лучших традициях православия воздвигал памятники Марксу. Но забывают при этом, что сами уничтожали языческие святилища и вырубали священные рощи примерно на том же основании. Повзрослев, Петро покаялся в грехах молодости, чего не скажешь о служителях православия, считающих свое хамское поведение вполне естественным. Из чего следует, что бог, если захочет, вразумит грешника без всяких храмов и молитв. И даже не делая его верующим. А если не захочет, то хоть тресни – ничего не сделаешь. Все в руце божьей. Хотя церковники предпочли бы, чтобы все было в их руках. Их не может вразумить даже всемогущий Господь.
Что ж удивляться, если через тысячу лет после прихода христианства на Русь плюнуть в душу ближнему, как это свойственно было первым российским христианам, считается не только естественным, но и богоугодным, а нетерпимость к чужому мнению считается делом обычным? Церковные книги полны высоконравственных описаний того, как очередной юный придурок, взяв в руки секиру, пошел ночью к священному древу и «посече его», поскольку его убедили старшие товарищи, что поклоняться деревьям и кустам – признак отсталости, а вот срубить это дерево, сделать из него доски, изобразить на них лики и начать этим доскам поклоняться – это круто. Вместо того, чтобы учить население терпимости к чужому мнению, церковь тысячу лет учила молодежь становиться мучениками за веру, поскольку отсечение головы в таких случаях – вещь неизбежная.
С точки же зрения здравого рассудка будущему мученику можно было бы сказать: ну, не веришь ты, паря, в эти кусты – это твое право. Но зачем же гадить под ними? В душу ближнему. Чтобы он сделал то же самое с тобой? Тысячу лет спустя такие же придурки начали взрывать уже христианские святыни. Наши марксисты читали Маркса, памятники которому воздвигали на месте взорванных соборов, не больше, чем наши богословы читают отцов церкви, и потому не знали его мнение: надо не бороться с религией такими же дикими способами, какими были породившие ее условия, а изменять условия жизни, заставляющие людей искать спасение на небе.
Церковники, похоже, ничего не забыли и ничему не научились. Ведь если попущением господним в тридцатые годы взрывались соборы – а на постановлениях такого рода рука божья писала «утверждаю», ибо без согласия божьего ничто во Вселенной с миллиардами звезд не совершается – то это значит, что кончилось даже бесконечное терпенье божье. Ожесточился Он, видя, как умножились беззакония слуг Его. Которые, в частности, как не понимали, так и сегодня не понимают, что для того, чтобы построить очередной дом божий, надо кого-то лишить жилплощади. Пирог в отличие от Вселенной или долготерпения божьего не бесконечен. И из него наши церковнослужители норовят отхватить куски пожирнее, предоставляя поститься тем, кто поглупее. Как в прямом смысле, так и в переносном. То есть наступают второй раз на те же грабли, которые один раз уже привели к взрывам соборов и расстрелам священников, свершившимся попущением Господним. Он отдал соответствующее распоряжение, видя, как умножаются беззакония их. И уже по размаху расстрелов и разрушений можно прикинуть размер прегрешений церковников. Или вы думаете, что такие вещи случаются беспричинно?
Одержимые бесом властолюбия, церковники забыли про смирение и скромность первых христиан, служивших богу в выкопанных собственными руками землянках в три наката. Сегодня они предпочитают жить не под накатами, а на откаты. А их особнячки в двух уровнях, в которых они живут особняком от паствы, охраняемые не молитвой, а псами, напоминающими языческого Цербера, рядом со схронами, в которых обитали православные святые, до боли напоминают дворцы бывших комсомольских вожачков на фоне ленинского шалаша в Разливе. За них не стыдно перед братьями по классу, но к основоположникам они имеют мало отношения. Блажен, кто верует. Еще более блажен, кто не верует: ему-то точно тепло на свете.
На самих могилках святых старцев совершаются чудеса исцеления, а рядом – чудеса быстрого обогащения. В наше время обрести мощи какого-нибудь святого более прибыльно, чем завладеть нефтепромыслами. Из-за заборов, которые выше человеческого роста и разумения, отцы, святые больше по должности, чем по существу, наблюдают, словно смертники в доте, как спиваются остатки мужского населения соседней деревни и начинают спиваться остатки женского.
Впрочем, и сам Спаситель на последнем партсобрании тоже предсказал, что один из его учеников и последователей предаст его. Наивный! Он думал, что дело ограничится одним Иудой.
Спаситель всю жизнь, словно Ленин, скрывался от полиции. Но после Спасителя остался один хитон и учение, насчитывающее около миллиарда последователей. После Сталина – он жил побогаче -- маршальский мундир, две пары белья и мощная держава. У нынешних имущества все больше и больше. Только последователей у них все меньше и меньше. А держава вообще на грани исчезновения.


Рецензии