Глава 10 Война персов с греками. Часть 6

Анастазайос

Рухнувшая во время шторма разбитая мачта корабля была мокрой и скользкой. Вцепившись в нее, Анастазайос чувствовал, что силы уже оставляют его. Солнце и ветер высушили его оборванную одежду, он еле удерживался на разбитой палубе. Вокруг не было ни хозяина, ни команды, захвативших его в плен. Возможно, они пересели на другой корабль, а его бросили, не заметив среди плавающих в воде трюма пустых бочек. Он посмотрел вверх, где высокое небо резало глаза своей голубизной и подумал, что его никогда здесь не найдут. В этом высоком небе не было шторма, не было грозы, только серая, уходящая в бесконечность, глубина. Одиночество и отрешённость сковывали тело и в отупевшем сознании Анастазайоса пролетали картины морского сражения – разбитые суда, сломанные стрелы, тела греков в их родном море, потом плен, рабство, этот корабль…

Он неподвижно лежал на палубе, опутанный разорванными веревками, слыша только шипение воды и звуки тупых ударов волн об оставшуюся обшивку судна. Корабль, будто чёрный призрак, снова и снова поднимался на гребень волны, затем корма в очередной раз опускалась вниз за белой пеной, заливавшей палубу солёной морской водой. Анастайзайос неожиданно подумал, что так он когда-то пытался удержаться на спине дикого необъезженного жеребца, который изо всех сил пытался его сбросить. Он упирался ногой в балку обшивки, прижимаясь к палубе всем телом, нащупывая рукой, за что можно схватиться и ощутил под рукой что-то плотное, влажное и скользкое. Это был грязный комок акульего жира. Внезапно доски палубы затрещали, обломились и по скользкой поверхности он полетел вниз.

Оказавшись в воде, Анастайзайос почувствовал боль, пронизывающую всё тело – морская соль разъедала раны. Он схватился за обломок плавающей реи и пытался удержаться на воде. Неизвестно, сколько времени он находился в воде, но увидел, что море успокоилось и вода уже была прозрачной. Повернув голову, он увидел два неподвижных глаза, которые фиксировали каждое его движение. Ему показалось, что она не плыла, а сливаясь с водой, струилась в ней, словно висела в прозрачной лазурной глубине. В её внезапном появлении было что-то чарующее, царственным величием повеяло от этого прекрасного существа, и он почувствовал невидимое слияние с ней. Анастайзайос сделал несколько движений, и она мгновенно уловила эту вибрацию. Но мысль о том, что перед ним слуга смерти, холодный убийца, мгновенно его отрезвила. Акула вселяла страх, она продолжала медленно ходить по кругу, соблюдая расстояние, верная той осторожности, которая всегда хранила её древний род. Но круги начали сужаться, и он понял, что акула не торопится и вскоре на свирепый зов появятся другие её сородичи. Грек начал судорожно хлопать руками по воде.  Акула замерла, продолжая пристально смотреть на него.
   
***
Моряки вглядывались вдаль, словно пытаясь удостовериться, что ураган действительно стих.  Корабль уже не так сильно качало, крепления весел намокли и не скрипели, только было слышно, как волны с плеском набегают на борта корабля. Вдруг один матрос увидел вдалеке на волнах чёрный контур судна. Когда корабль подошел ближе, стало видно держащегося за обломок реи человека.

– Там! Смотрите! – закричал матрос.

Кормчий всмотрелся и дал команду подходить ближе. На палубу вылез управляющий кораблем.
 
– Что такое? Не сворачивай!  –  сказал он хриплым голосом.

– Отойди в сторону! – толкнул его кормчий. – Скажи спасибо, что сам живой! Лодку, быстро!

Но управляющий не успокоился и вскоре на палубе раздались его громкие крики и ругательства – он бранил матросов за то, что во время шторма часть корзин с продуктами смыло в море.
 
Кормчий стоял на носу и в трубу смотрел на море. Заметив акулу, он громко скомандовал:

– Убрать весла!

Уставшие гребцы с облегчением подняли весла и сложили их вдоль борта. Через некоторое время снова раздался громкий крик кормчего:

– На весла! Спустить парус!

Один из матросов быстро взобрался по мачте наверх, пролез вдоль поперечного бруса и ловко распустил верёвки, поддерживающие парус. Яркое полосатое полотно упало вниз и сразу же надулось, позволив ветру гнать корабль.
 
Надсмотрщик ударил бичом по палубе, гребцы схватили весла и дружно ударили ими по воде.
 
По команде кормчего гребцы на правой стороне поднялись и изо всех сил гребли назад, в то время как слева нажимали вперед и корабль, лишённый помощи ветра, развернулся.
 
– Гарпун! – скомандовал кормчий и, схватив тяжёлую остроконечную стрелу, напрягся и застыл, как перед броском.

– Прибавить!  Подать вперед!

Впереди, вынырнув из воды, появилась блестящая спина акулы с чёрным плавником и промчалась, разрезая волны. На миг показалось коричневое туловище с белым брюхом и стремительно брошенный тяжелый гарпун врезался в тело акулы. Пытаясь спастись, она выпрыгнула из воды, взмахнув хвостом, и попыталась уйти под воду, но её не отпустила верёвка, привязанная к гарпуну.
 
Кормчий приказал гребцам снова развернуть корабль и поднять парус. Под наполненным порывом ветра ярким парусом корабль легко устремился по волнам. 
Двое моряков подтащили лодку, спустили её на воду и сами прыгнули в море. Замелькали вёсла, и лодка понеслась по волнам. Вскоре они вернулись и с помощью верёвок поднялись сами и втащили мужчину, который был в сознании, но очень ослабевший. Он смог удержаться, судорожно держась за бревно, но вероятно уже простился с жизнью.

Кормчий, довольно усмехаясь, осматривал рыбину. Она оказалась крупной, жирной и это обрадовало моряков – надо было кормить гребцов, а акулье сало – хорошая еда. Управляющий приказал сварить ему целебный суп из плавника, часть мяса акулы засолить, остальное засушить.
 
Лодка вскоре вернулась и Каис с одним из моряков перенесли пострадавшего в каюту, где располагались Фелиция с Геллой. Женщины промыли раны и переодели спасённого. Он оказался греком, плыл из Афин на военном корабле, разбитом во время шторма. Было невыносимо смотреть на этого человека, измученного до такой степени, что он казался мертвецом. Кормчий дал Каису кувшин пряного травяного вина и Гелла позволила греку отпить глоток, а потом поила его этим напитком для восстановления сил.

Немного придя в себя, он рассказал, что попал в плен на египетский корабль. Военное судно было уже старым, во время шторма появилась сильная течь, корабль всё ниже погружался в воду и вскоре палуба была залита водой. Большая часть моряков перебралась на лодки и пыталась отплыть от крайней линии шторма, их судьба неизвестна. Уцелевшие моряки пытались удержаться, цепляясь за мачту, с ужасом ожидая, что судно полностью погрузится в воду. Но всех сбило волнами, а он находился в трюме, а потом привязался веревками к балке и чудом уцелел. В трюме было много пустых бочек, и они удержали судно на плаву.
 
Фелиция принесла Анастазайосу чистую одежду. Прошла неделя с того времени, как грек попал на корабль. Он сидел на скамье, опираясь спиной на стенку каюты. Девушка протянула ему длинную тунику и когда он взял одежду, их глаза встретились. Голубые глаза грека утонули в тёмных глубоких глазах девушки, как в прохладном озере. Он не заметил, что продолжает держать её руку, тёплую и мягкую, в своей ладони и почувствовал, как его охватывает волнение. Фелиция сделала шаг к выходу, а потом достала из кармана несколько фиников и протянула Анастазайосу.

– Я уже почти здоров, – сказал он, не отрывая от неё глаз. – Солнце, морской воздух идут мне на пользу. Мои родители живут в Эфесе, поэтому я выйду с вами на острове Самос.
 
– Я хотела вернуться в Персию. В Эфесе можно будет узнать, как происходят военные действия.
 
В каюту вошла Гелла. Она принесла горячий суп для Анастазайоса. Фелиция села на скамью и с улыбкой смотрела, как он ест, часто на неё посматривая. Гелла взглянула на них и торопливо отправилась за лепёшками. На корабле был повар, она с ним уже подружилась и помогала кормить команду. Потом они вышли на палубу, к ним присоединился Каис и путники до позднего вечера смотрели на море и на плывущие в лёгком тумане острова, иногда встречающиеся вдали.

***
Фелиция не могла уснуть… в её душе зарождалось и крепло новое чувство. Хотя она ещё не забыла Рушана, их первые робкие встречи, Фелиция не узнавала себя.  То, что было понятно разуму и было правильным, всё-таки оставалось на втором плане, уступая волшебному, всепоглощающему миражу. И казалось, что никто и ничто не может посметь помешать этой любви, подаренной богами, все возможные препятствия казались ничтожными и преодолимыми. Она чувствовала, что сердце её стало огромным и крылатым, словно сильная и гордая птица, готовая вместить в себя весь свет, кружить и парить в небе от непереносимого счастья. Образ Анастазайоса не уходил и ей казалось, что молодой грек находится с ней рядом, наполняя мысли.  Когда Анастазайос осторожно обнял её, она почувствовала такое тепло и сладость, что казалось, сердце не сможет вместить столько нежности, столько неожиданного счастья.
 
Фелиция понимала, что её душу переполняло чувство любящего человека, находя такой отклик, что она уже не знала, где она сама. Она растворилась и дышала этой новой любовью, согревалась её огнём, чувствовала не только сладость и тревогу, но и силу и уверенность… казалось все невзгоды, все трудности, пережитые раньше, собравшись вместе превратились в яркое, светлое чувство, такое какого она не испытывала никогда и не думала, что это возможно.

 Вся её женская сила, задавленная запретами, словно вырвалась на свободу, она почувствовала, что здесь имеет право любить сильно, свободно, открыто. Фелиция вспоминала слова, сказанные Анастазайосом и в ответ в ней рождались новые слова,  нежность, страстный отклик её сердца… И в ней росла уверенность, что именно эта  любовь права, заслужена ею, и в ней сила прошлых чувств, возрожденная и прекрасная… и никто не сможет её разрушить, помешать ей… и другой не надо… ведь эта любовь именно её, долгожданная, светлая, хорошая…

На берег

Золотистый шар солнца выплывал из-за покрытого лёгким утренним туманом острова Самос. Впереди виднелся живописный берег – серая кромка земли и за ней высокие покрытые зелёной растительностью холмы и хребты гор с нежащимися белыми подушками облаков. Небольшие одномачтовые судёнышки легко перепрыгивали с волны на волну и летели словно птицы, несмотря, на то, что море волновалось и обдавало их водяной пеной.
 
– Богатый остров, плодородная земля, – сказал кормчий Каису.

– Да, почти добрались. Больше недели занял наш путь. Мы берём с собой спасенного грека. Здесь его родина.
 
Анастазайос, так звали спасённого моряка, уже поправился и с нетерпением ждал, когда корабль причалит к берегу. Пережитые страдания придали его чувствам особенную остроту, душевную приподнятость, и он с восторгом и умилением отдался благоговейному созерцанию красоты моря, виднеющихся впереди гор и долгожданного берега. Широта морского простора словно обнажила его душу, и раскрываясь перед могучей стихией, он был счастлив – пережитое им бедствие сменилось большой радостью – он встретил и полюбил Фелицию.
 
Море словно откликалось на его настроение и утро было восхитительное. Тихие и ласковые волны переливались сине-лазурными красками. Стоял тёплый октябрь и высокое бирюзовое небо было безоблачным, а солнце щедро дарило свои ослепительные лучи на палубу.

Корабль легко летел к острову, рассекая прозрачную синеву моря, шумевшего и бросающегося пеной у берега. Остров быстро приближался – увитый зеленью, словно поднявшийся из моря сад.

С другой стороны острова стали видны маленькие белые домики, прилепившиеся один возле другого, словно соты в улье. А на большой площади показался храм Геры. Берег был совсем рядом и стали хорошо видны причал и строения порта. Вдоль моря выстроена высокая стена, защищающая от штормов. За стеной был вход в порт, крытые складские постройки и круглая, как амфитеатр, стоянка для кораблей, ограждённая массивной стеной с множеством выходов в город.
 
К кораблю устремились узкие быстрые лодки с высоко поднятым носом и кормой. Скоро они уже окружили судно и качались на волнах почти у его бортов. Пытаясь заработать, полуголые загорелые дочерна лодочники предлагали отвезти путников на берег.

Но корабль собирался зайти в порт – надо было пополнить запас воды и провизии. Управляющий торопил кормчего, но все гребцы и моряки после пережитого шторма теперь подчинялись только кормчему и ждали его команды.
 
Вскоре корабль вошёл в бухту почти к самому подножью острова и бросил якорь недалеко от берега, на котором стояло на якоре другое купеческое судно и несколько местных парусников.

Путники перебрались в лодку и быстро доплыли до берега. Они ступили на землю острова Самос. Дальше по суше надо было добираться в Эфес к царской дороге. Незамедлительно подбежал возница.
 
– Одним нельзя ехать, – сказал он. – Нападут разбойники, отберут моих ослов, снимут последнюю одежду, потопчут ногами и бросят в поле. Надо подождать, когда будет много людей и придут воины.

На площади собрались путники, пешие и на конях. Все ждали прихода воинов. Фелиция с Геллой и Каис сели в повозку, на другую погрузились слуги и по пыльной дороге поехали в город. Мимо них проезжали жители города, они везли на ослах овощи, шкуры животных, бурдюки с вином, связки трав. Реже проходили груженые верблюды, позванивая колокольчиками, они ступали по пыльной дороге широкими раздвоенными копытами. Вдоль пути иногда встречались башни, окружённые земляным валом. На верхних площадках стояли воины и, приложив руку к глазам, смотрели, пока путники проходили и проезжали мимо.

Эфес

Фелиция и Анастазайос поднялись по ступеням широкой лестницы, ведущей в храм. Мраморные колонны, стоящие в два ряда и освещённые солнцем, показывали свои тонкие замысловатые узоры и тянулись высоко в небо. Царь Лидии Крез, построивший этот величественный храм, посвятил его Артемиде, богине луны, покровительницы животных и молодых девушек. Когда (56 лет назад) царь Персии Кир завоевал Лидию (546 г.) Эфес стал персидским городом.

Мать-кормилица Артемида, богиня плодородия, выполненная из чёрного дерева и слоновой кости, украшенная золотыми пластинами и драгоценными камнями возвышалась в самом центре белоснежного нарядного храма. Фелиция подошла к статуе и погладила полированную поверхность. Дерево было тёплым и гладким, как кожа красивой и здоровой женщины.

Она посмотрела вверх, на голову Артемиды – статуя была такой высокой, что голова Фелиции оказалась на уровне ног Богини и животных, изображенных на её теле.  Она вспомнила богиню Анахиту и подумала, что, если жить здесь, нужно понять греческих богов, сохраняя в душе своих. И колонны, и рельефы напомнили ей дворец в Персеполе.

Анастазайос был скульптором и рассматривал барельефы и капители колонн. К ним подошёл жрец и спросил – не нуждаются ли они в чём-нибудь. Было известно, что в храме давали приют и сбежавшему от хозяина рабу и даже преступнику, если они пришли без оружия, их защищала Артемида.

Здесь проходили переговоры и собрания, выступали ораторы и историки, адвокаты и жрецы, заключали сделки и встречали послов. В храме Артемиды хранили деньги, драгоценности и золото как частные особы, так и государство.

В большом зале раздавались голоса, и они увидели группу людей. В центре стоял человек в длинной тунике, похожий на египтянина, и рассказывал о военных сражениях. Фелиция узнала, что армия Ксеркса отступила после битвы в Саламине к Геллеспонту, а часть войск осталась в Греции, а сам Ксеркс жив и возвращается в Сузы. Рассказали и о сожжённых Афинах.

– Теперь я не хочу возвращаться в Персию, не смогу простить Ксеркса, хотя я слабая женщина, – ответила Фелиция. – Я видела, к чему привела эта война. И тебе досталось. Но я всегда верила в великодушие и милосердие царя, только видимо, на войне не бывает по-другому. Гелла и Каис пока тоже будут здесь, а потом вернутся в Афины. Слуг и охрану я отпущу. Но я хочу передать Атоссе письмо, поэтому мне надо поехать на пост царского пути.

Она потянулась рукой, чтобы достать ожерелье и обнаружила, что его нет.

– Ведь перед выходом на берег оно было, может быть я выронила на корабле, когда собирала вещи?

– Я думаю, что его украл кто-то из матросов на корабле, – сказал Анастазайос.  – Теперь я тебя буду защищать. Здесь в Эфесе мой дом. Он будет и твоим.

Анастазайос обнял девушку, а богиня Артемида благосклонно одарила их взглядом, словно понимая, что кроме неё сейчас некому благословить их союз.
 
***
По пути Фелиция рассказывала Анастазайосу о путешествии от Сард до Эфеса в Грецию по царской дороге. Она вспоминала о том, как она с друзьями останавливалась на царских станциях с гостиницами, которые располагались через двадцать километров, как замечала по пути парасанги через пять километров. Часто они встречали всадников – контролёров, охраняющих дорогу. Простые сообщения передавали быстро, для этого на вершинах соседних гор зажигали костры или ставили щиты, отражающие солнце, как зеркала.
 
– По этой дороге целые сутки мчались курьеры с царскими посланиями. Ночью нам помогала ориентироваться огненная сигнализация, для этого разжигали костры. Дорога защищена – на границах областей и пустынь построены укрепления и размещены военные гарнизоны. Мы получили пропуск с печатью и список продуктов, которые нам выдали в царском распределителе. Их много вдоль трассы. Мы меняли лошадей и доехали за пять дней. А армия пешком шла три месяца.
 
Возле поста было людно и шумно. Путники требовали новые повозки и лошадей, караваны делали стоянку и разбирались со своими товарами, запасались водой и провизией. Множество рабов перетаскивали грузы, складывали, паковали. Неподалёку от поста был рынок.
 
Фелиция и Анастазайос подошли к станции и вошли внутрь. Там располагалось отделение почты, откуда можно было отправить сообщение и получить его. Пожилой перс раскладывал пергаменты в корзинки, разбирая по городам. Фелицию ждало письмо от Атоссы. Царская почта лежала отдельно и сообщение быстро нашлось.  Атосса написала в надежде, что Фелиция будет ехать по этой дороге.
 
Письмо было отправлено после возвращения Ксеркса. В нём сообщалось, что Рушан не вернулся и стало известно, что он попал в рабство и отец разыскивает его в Греции, хотя он может там и не быть. Атосса написала также, что Ксеркс является её родным отцом, а мать наложницей и звали её Гильяна. И ещё она сообщила, что Фелиция является троюродной сестрой Рушана. Для укрепления власти в Персии допускались браки между близкими родственниками, но всё-таки царица просила, чтобы Фелиция забыла Рушана и вернулась в Персию, пока Атосса жива.

Фелиция взяла пергамент и написала ответ. В своём письме она сообщила, что находится в Греции и пока в Персию возвращаться не будет, а приедет позже.
 
– Ксеркс вернулся в Сузы, и он мой родной отец, – произнесла Фелиция, пытаясь осознать такие новости. – Мне не будет родительского благословения… от отца…  а свою мать я даже не знала.
 
– Так ты оказывается принцесса! – тихо сказал Анастазайос. – Ты знатного рода… да ещё какого… Мы не равны…

– Я не хочу возвращаться в Персию, – ответила Фелиция. – Когда закончится война, пообещай мне, что мы навестим Атоссу.
 
– Любимая, пусть твой дом будет здесь. И здесь мы будем жить. Тебе с твоим характером и способностями лучше жить в Греции. Здесь свобода. И я тебя никуда не отпущу.

Фелиция улыбнулась и сказала:

– А я от тебя никуда и не уеду.

– Я хочу, чтобы ты жила здесь. Мы обязательно будем счастливы, моя принцесса. Я всё сделаю для этого. Ты теперь моя муза. Ты вдохновляешь меня. Я сделаю мраморную статую и поставлю её у моря, чтобы ты оттуда всегда видела свою родину, – вдохновенно говорил Анастазайос.

– Моя любовь к тебе, Фелиция, похожа на светлый солнечный день. Горяча, как огонь, похожа на луну, на звёзды, на солнце, на закат. Она таинственна, словно ночь, она яркая, словно свет солнца и чистая, как горные снега. Она похожа на шум дождя, на яркие цветы. В ней крики птиц и их полёт. Она зовёт за собой и похожа на край земли, на высоту небес, на глубь морей, моя любовь к тебе высока, как горы.

Анастазайос держал её за руку, и они словно стали одним существом. По телу девушки разливалась неиспытанная раньше сладость и томление, в душе словно разлился яркий свет… И она сама захотела, чтобы молодой скульптор воплотил её образ и готова была ему помочь и вдохновить… но она уже думала и о том, что хотела бы продлить с ним свой род и увидеть рождение похожего на него человека, который вберёт в себя и её черты… мысли её улетали так далеко и были похожи на быстрый бег молодых девушек  и юношей с факелами, она видела их в Афинах, когда только приехала в Грецию.

Фелиция чувствовала, что любовь завоевывает каждую её клеточку и вытесняет всё, что она могла считать тяжёлым и тёмным. Но раньше всегда была уверена, что весь накопленный опыт, недоверчивость, порой подозрительность для того, чтобы не быть обманутой, амбиции, чтобы не отстать от других, нетерпение, чтобы не опоздать, целое войско верных ей воинов с щитами составляло охрану её души, было её грозной защитой. А где-то внутри, как тёплое, ласковое солнышко, уютным котёнком пряталась её настоящая сущность и теперь, когда туда пробилась любовь, вся эта защита показалась ненужной. Она впустила в свой дом человека, который заменил целое войско и любовь стала её главной силой. Мир стал ярким, слова готовы были складываться в стихи, и человек, которого она полюбила виделся ей необыкновенно красивым.

Снова перед её взором возникли юноши с горящими факелами, но ей представились сожжённые Афины, и она поняла, что жестокость, несправедливость, ненависть не может создать ничего вечного, страх овладевает человеком только вначале, он не может постоянно держать человека в своих тисках, человек может управлять даже страхом. И даже страх не может препятствовать сильной любви.

2009 г.