Рыбалка

Навеяно стихотворениями моей дорогой подруги Ирины Зуенковой.


          – Деда, а рыба больно клюёт? Больнее, чем гусь? Или как индюк?  – спросил четырёхлетний внук Афанасия, не проговаривая букву "р" и  с любопытством заглядывая в маленькие, слезящиеся глаза своего деда.

          – Эх-кхе-кхе, – рассмеялся Афанасий, – это игде жа ты слыхал, штоба рыба людей клевала?

          – Ромка Витюхе сейчас сказал «На рыбалку пойдём сегодня, рыба должна хорошо клювать, я её вчера подкормил».

Речь внука казалась Афанасию смешной, получалось у Палика "Ломка,лыба, подколмил," но говорил он серьёзно, слегка растягивая при этом слова, и смотрел на деда серьёзно.

          – Вона чего, значит подкормил? Эх-кхе-кхе. А ты чё жа на рыбалке никогда не был?

          – Нет. Мама сказала «Подрасти». А я уже, гляди, какой большой! – Павлик привстал на цыпочки, – Мне вот уж сколько! – он растопырил пальцы своей ладошки, прижав к ней большой пальчик.

          – Да, бо-ольшой, – уважительно протянул Афанасий, прижав внука к себе, – придётся тебя завтрева с собой на рыбалку взять, только у мамы спросить надо.

          – Ура! Ура! Завтра на рыбалку! – закричал радостно внук и умчался в огород, сообщить эту важную новость маме.

      Афанасий, улыбаясь, посмотрел вслед пострелёнку, почесал небритую щёку. Хотел было ещё посидеть на крыльце, но тут из соседнего дома, зевая и потягиваясь, вышла молодая женщина, соседская сноха Нюрка.
Афанасий встрепенулся, встал, расправив грудь, как будто раскрылся, закатал повыше рукава.

 "Хороша! – подумал он, – Эх, если бы годков двадцать-двадцать пять скинуть, уж я бы маху не дал. Ухарем к девке подкатил бы! – размечтался он, чуть не подавившись слюной, – Уж я б её пригрел… к бабке не ходи! А теперя куда уж, голова моя седая", – немного сник он, продолжая любоваться молодой женщиной.

          – Здорово, дед! – крикнула она, заметив его пристальный взгляд, – Чё глазеешь? Смотри, на чужое рот не разевай, не то скажу твоей Аграфене, она тебя враз в Парагвай отправит! – хохотала она, закрывая ладонью от солнца глаза.
 
 "Вота язва! – подумал Афанасий.

          – Чё это ты, Маринка, удумала? Внука я высматриваю. А Петруха игде?

          – Свёкор-то? Да, вота он!

На крыльцо дома выкатился невысокого роста, плотного телосложения мужчина преклонных лет с кудлатой головой неопределённого цвета.

          – Во! Чей-то вы тута вдвоём образовалися? А чё не лаетесь?  Не проспалися, чё ли? Ну, здорово, Афанасий! Ковой-то ты вчерась встречал?

          – Так дочка, Катька, с городу в гости приехала. Внучка привезла. А он то, слышь Петруха, на рыбалке ни разу не бывал.  Рыба, говорит, больно клюётся, точь- в точь  гусь лапчатый. Рассмешил деда, – утирал Афанасий  щербатый рот, – вот собираюсь завтрева на рыбалку его сводить.

          – Дочка, значит, приехала? Средняя чтоль? Так,так... – кивал Петруха, – С внуком, значит, рыбалить собиратесь? Ну, ну.

          – Да, надо парня к делу приучать. А то совсем об жизни ничё не знат.

      …Аграфена в избе гремела посудой, готовила обед. Катерина возилась в огороде, дёргая вымахавшую после дождей траву, Павлик помогал ей, стаскивая траву в кучу поодаль от грядки.

          – Ну и чё ты прохлаждашься без дела? – буркнула Аграфена.

          – Мы, мать,  завтрева с Павликом на рыбалку собралися. Пойду червей накопаю. Кашу на подкормку варить шшас поставлю, игде у нас перловка?

          – Кака ишшо рыбалка, а свёкла? Про Парагвай забыл? Кто тама мотыжить будет? Третий день отдыхать собрался? Так тебя, варнака, и вовсе лень заполонёт.

      Парагваем звали сельчане свои делянки со свёклой в поле, длинными рядками убегающими за горизонт.  Почему это место прозвали Парагваем, никто не знал. Может потому, что напоминало это поле бескрайнюю саванну, или потому, что на нём не было места, чтобы укрыться от палящего солнца.  А может потому, что каждый, кто работал тут, ощущал себя бедным рабом, добывающим свой хлеб непосильным трудом. Каждый день дед вставал спозаранку и с мотыгой шагал по селу, ворча себе под нос.

          – Шоб ты засохла, вражья доля!  Так нет жа, прёт и прёт, как по заказу. А травы в ей вроде, как не убыват. Опять мотыгой день-деньской махать. Другие в отпуска ездют, на моря, лежат тама на морском песочке кверху требухой, прогревают иё, значит. А тут поспать подольше не дают, не то што…

Не слушая жену, Афанасий засыпал в ковш перловку, залил её водой и поставил на электрическую плитку. Сам развернулся и пошёл в огород, где с одного края лежала куча конского навоза чуть перемешанного с землёй. Павлик тут же подбежал к деду.

          – Дед, а зачем тебе лопата? – спросил он.

          – Сейчас мы с тобой червей копать будем. Ты червяков не боишься?

          – Да, ты чё, дед? Они же совсем маленькие! Чего же их бояться? Вот мы сейчас с мамой Борьке траву носили. Так вот он такой огромный!  Вот его боюсь. Чуть-чуть. А червяков совсем не боюсь, – лопотал Павлик, торопясь и проглатывая в спешке некоторые окончания слов.
 
          – Вота и хорошо. Я буду копать, а ты их доставай и в баночку складывай, лады?

Глаза у Павлика загорелись, он напряжённо смотрел на навозную кучу.

          – Смотри, дед, какой большой! Мягкий такой! – крутил он червя своими пальчиками.

 Черви попались хорошие, после недавно прошедших дождей, их было много, и вскоре банка наполнилась ими до краёв.
Вернулись  в избу, каша разварилась и пыхтела в ковше. Павлик похвалился бабушке своей добычей.

          – А я кашу не люблю такую, – косил он на ковш.

          – А это не для тебя, а для рыб, – ответила бабушка.

          – А рыбы её едят? – удивился Павлик.

          – Рыбы много чего едят и кашу тожа, – ответил дед, – Я тебе всё про рыб завтрева расскажу. Тама на реке время много".

 Он тяжело вздохнул, посетовав, что нельзя прихватить с собой пузырёк, подумав при этом, – "Компания тама всяко бы нашлася, можа Федот или Тихон, вот тогда была бы рыбалка! А тут… Только внучка тожа надо на правильный путь наставить, показать ему премудрости рыбалки. А то вишь, какую ерунду в голове держит: рыбы его заклюют, смех, да и только".

     День полный хлопот подходил к вечеру. По небу разлилась алая заря,  и потянуло прохладой с реки. Розовые облака лениво плыли по перламутровому небу куда-то вдаль.
Подошла дочка, пристроилась рядом с отцом на скамейке у ворот, прижалась к нему, просунув свою руку под его.

          – Ты, Катерина, Павлика пораньше седня спать положи. Нам завтрева на зорьке рыбалить идти. А игде-ка он?


          – Смотрит, как мама корову доит. Всё ему интересно.

          – Хороший малец, правильный, – удовлетворённо вымолвил Афанасий.

      День отгорел и спрятался в роще за рекой. На небе появился тоненький рожок нарождающегося месяца.
Утром по узкой, влажной от росы, тропе, шли на пару дед и внук к большой реке, которая серебрилась, растекаясь по заводям, поросшим камышом и кое-где ряской. Над рекой ещё стлался туман, но уже отчётливее виднелся противоположный берег и пара лодок на её середине с такими же любителями рыбной ловли. Вдруг раздался тяжёлый всплеск, затем несколько маленьких всплесков. Над водой мелькнуло узкое серебристое тельце рыбки.

 "Благодать! – подумал Афанасий,  – И чем тебе не курорт? И никакого моря не надо!"
 А вслух тихо сказал внуку,

           – Щука играет, плотву гоняет.

Павлик, до этого едва передвигал ноги и всё время зевал, но тут моментально окончательно проснулся и завертел головой.

          – Где, деда, где?

          – Увидишь ишшо, – успокоил его дед.

 Подошли к бережку, где в зарослях рогоза дожидались их два удилишки.

          – Гляди, стоят заразы, точно знают, что придём, – проворчал дед, наделяя удилишки живыми мыслями.

          – Устал поди, – спросил он, доставая складную брезентовую скамеечку, – садись пока, отдыхай. Шшас удочки настрою и зачнём рыбалить.

Он усадил Павлика, проверил его ноги на случай влаги от росы на штанах. Убедившись, что ноги Павлика сухие, дед достал из рюкзака пакетик с разварившейся кашей.

          – Вота, подкормим рыбку маненько. Много нельзя, не то не пойдёт на крючок, – тихо говорил дед.

Потом  он размотал удочки и укрепил их в двух рогатинах, сделанных тут же из прибрежного ивняка. Павлик, сидя на скамеечке, клевал носом и вяло наблюдал за дедом, чуть не засыпая. Дед при этом рассказывал, как надо правильно выбирать место для рыбалки, из чего лучше изготавливать поплавок, если не нашлось под рукой магазинного. Потом он стал насаживать червя на крючок. Тот извивался и не давался деду.
Павлик, окончательно проснувшись и широко открыв глаза, наблюдал за действиями деда. Лицо его перекосила горестная гримаса, он уже сложил губы в «сковородник», собираясь заплакать.

          – Ты чего это? – удивлённо посмотрел на него дед.

          – Деда, ты злой? –  спросил мальчик, – Зачем ты червячка мучаешь? И ещё плюёшь на него?

          – Так рыба на червя лучше всего клюёт, – растерянно ответил Афанасий.

          – ААААА! – зарыдал Павлик, – Его и рыба клювать будет?! Он же маленький совсем, зачем вы все его обижаете?

          – А как же рыбу тогда ловить?

          – Не хочу я твою рыбу! Отдай червячков!

Сколько ни убеждал его дед, Павлик плакал всё сильнее и просился домой. При этом он крепко прижимал к себе банку с червями.
Так и пришлось деду собрать удилишки и отправиться домой, не дождавшись ни одной поклёвки.
Дома их встретила удивлённая Аграфена.

          – Вота! И часу не прошло, а они уже тута. Кормильцы… Чё стряслося-то?

          – А! – махнул рукой Афанасий, – Подрасти внучку малость надо, а то жалостливый шибко, червей пожалел.

А счастливый Павлик вытряхивал червяков из банки опять на навозную кучу.