Личные мотивы-2

   Черт! Перед этим выступлением меня охватило такое сильное волнение, какое давно я не испытывал. Причем это было именно волнение, смешанное со страхом, страхом того, что вся эта масса самой большой страны планеты, может, стала прозревать и видеть во мне не высшее существо, повелевающее их немудреными жизнями, а равного им, обуреваемого абсолютно теми же эмоциями и страстями, склонного как и они к соблазнам, искушениям и ежедневно совершающего грехопадение, нарушая абсолютно все моральные заповеди.
  Я сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, прогоняя волнение, и махнул рукой оператору, который испуганно прекратил запись. Так, уже лучше, уходит дрожь из правой руки, левая безжизненно лежит передо мной на столе, сегодня я ее опять совсем не чувствую, не смотря на прием препаратов. Пару дней назад на этой бесполезной азиатской сходке, именуемой модным названием брифинг, я тоже прибегнул к такой же дыхательной гимнастике. Но тогда меня душил гнев, вызванный монотонным чтением морали этим новоявленным раджой в белых подштанниках. Во время его неторопливых нотаций, которые годились разве что для детсадовских драчунов, мне хотелось вбить его кадык в его же уродскую бородку. Но сохраняя каменное лицо в прицеле сотни камер, мне пришлось брать себя в руки этой дыхательной гимнастикой и незаметно для окружающих бороться со своими эмоциями. Этим посещением сборища государственных импотентов, думающих только о своих выборных рейтингах, даруемых им податным быдлом, я окончательно понял, что уходит эпоха настоящих мужей, способных принимать решения, меняющие этот несовершенный мир. Вся эта когорта деятелей,  лижущих задницы электорату, совершенно выродилась в своем унижении перед  толпой, искренне считая, что та может иметь суждение, которое им нужно учитывать. М-да, полное забвение роли личности в истории. Этот мир с такими пониманиями обречен, поскольку персоналий, имеющих знание его правильного преобразования остались считанные единицы, да и те, наложив полные штаны перед заокеанским маразматическим дедом, соглашаются со мной лишь по давней привычке, только и ожидая как бы дернуть в сторону. Самый преданный из них корейский сальный хомяк имел наглость предложить мне укрытие, полагая, что созданный им примитивный островок устоит под внешним давлением из-за его бомбы, сляпанной на коленке в одной из лачуг. Н-е-е-т, я сделаю ход, который все они, как непосредственные его участники, так и внешние наблюдатели поймут как жест отчаяния и последнюю попытку разрешить противостояние обычными средствами, без ядерного фитиля. За внешней всеобщностью государственного понуждения, в своем потешном горе, они просто даже не смогут подумать о том, что с этого самого момента каждый абориген этой местности станет моим сообщником и подельником, низведя меня до роли исполнителя, пусть не рядового, но все же исполнителя. Подобное было уже полгода тому назад, когда  десяток высокопоставленных баранов,  блея в прямом эфире на весь мир, униженно просил меня принять ИХ решение. Они все забыли об этой немудренной юридической закорючке, которую  по своей холуйской привычке заглотили сразу, не пробуя и не думая о последствиях.  Теперь же группа сообщников будет уже не узко-элитной, а общегосударственной…
   Ну, вроде все, я снова прежний, ну почти прежний. Годы служения берут свое. Киваю оператору. Он поспешно кидается к камере, я продолжаю свое обращение, которое за патетической шелухой скрывает все те же личные мотивы…