Лыжню!

         Приход зимы! Что это значит в стенах военного училища? Многое. Сюда относится и переход на зимнюю форму одежды со сменой трусов и маек на белое исподнее бельё, и уборка снега на служебной и прилегающей территории, включая постоянное выравнивание наваленных с дороги снежных бордюров возле генеральского корпуса и их «окультуривание» (как выражался наш начальник курса) путём закрашивания жидкой побелкой тёмных пятен, появлявшихся на них при соскребании с асфальта и, наконец, проведение так называемого «Праздника зимы»!
         Проведение этого праздника заключалось в десятикилометровой лыжной гонке на время за пределами города в лесном массиве. 
         Все курсанты с первого по пятый курс, за исключением задействованных в нарядах и карауле, а также офицеры факультета физподготовки и просто желающие офицеры училища выезжали на крытых брезентом штатных грузовиках ГАЗ-53 и автобусе ПАЗ на место проведения мероприятия. Мы развертывали брезентовые палатки с печами-буржуйками, устанавливали в них столы, на которых раскладывали столовские алюминиевые подносы с нарезанным хлебом и кружками для горячего чая, привезённого в больших армейских термосах.
         В кузове одного из грузовиков были свалены обшарпанные деревянные лыжи с простейшим креплением на армейские сапоги или валенки и лыжные алюминиевые палки.
         Всем раздавали белые матерчатые квадратные номерки с завязками на плечах и поясе и фиксируя время старта, отправляли в забег. Для нас, в ту зиму четверокурсников, «море» было уже «по пояс» («…по колено» только у наших «дедов» - пятикурсников). Это означало, что пробежав километра полтора-два, я мог позволить себе прислониться к какой-нибудь лесной древесине и спокойно перекурить, после чего, выждав правильное время (чтобы, не дай Бог, не случился мировой рекорд), срезать путь и уйти на обратную лыжню. Тем более, что контроль выданных нам номерных знаков по окончании первой половины пути осуществляли свои же сержанты - курсовые командиры учебных групп.
         С такими мыслями я встал на старт и, по команде рванул вперёд, честно изображая спортивно-боевое рвение к неминуемой победе.
         Пробежав первый километр и еще, наверное, метров сто, меня вдруг охватило странное желание честно пробежать весь маршрут.
         «Безумец, остановись! - мысленно обращался я сам к себе. - На хрена тебе это надо?! Сколько уже можно сдавать разные нормативы по физподготовке и вообще бегать и прыгать?!»
         Жизнь советского курсанта – это постоянный труд с редкими часами на отдых. Нас еще в начале первого курса офицеры-командиры предупреждали: «Поспать восемь часов – это не норма, это удача. Меньше вы будете спать регулярно, а вот больше – никогда»! Все годы учёбы это мрачное предсказание сбывалось постоянно.
         Помимо ночных тревог, в том числе зимой, когда бежишь на время строем в составе своей роты несколько километров в полной выкладке, с автоматом, штык-ножом, подсумком с тремя магазинами, да ещё в противогазе (шапку-ушанку суёшь в противогазную сумку, иначе не почуешь из-за надетого противогаза, как она слетает с головы во время бега, а потом снова бегаешь и ищешь её, уже затоптанную другими строями), у нас был и такой вид ночных учений, как подъём по тревоге и вручение повесток военнообязанным по всему городу.
         По такой тревоге нас поднимали в двенадцать часов ночи. Без оружия, строем мы отправлялись через КПП в обычную ближайшую среднюю общеобразовательную школу. Там представители городского военкомата раздавали нам повестки для вручения военнообязанным и их домашние адреса.
         Разбиваясь парами, мы, будучи приезжими и плохо зная город, бегали (городской транспорт ночью не ходил) всю ночь до утра по этим адресам (при этом, например, сокращение «пр.» в адресе могло быть проспектом, проездом или проходом, а карты города нам не выдавали), стучались, звонили в двери людям, которые должны были немедленно прибыть в военный комиссариат. Большей частью это были водители и медработники. Особенно тяжело было в морозные зимы.
         А утром, после такой ночной беготни, нам «прощали» зарядку и, как обычно, отправляли на уборку территории училища, закреплённой за нашей ротой.
         Короче говоря, те десять километров на «Празднике зимы» я бежать не собирался и совесть меня совсем не терзала.
         Однако, странное желание не останавливаться и добросовестно бежать весь десятикилометровый маршрут почему-то пересилило. Ситуацию усугубило ещё и то, что вдобавок у меня сразу открылось второе дыхание!
         Пробежав первые пять километров и сделав обозначенный флажками полукруг, я помчался в обратном направлении, провожаемый изумлёнными взглядами командиров групп нашего курса, контролирующих порядок пробега своими подчинёнными.
         Еще, примерно, через километр я стал нагонять идущего на лыжне человека, одетого в обычный синий спортивный костюм (кроме училищного спортзала, на любых спортивных занятиях или мероприятиях мы всегда были одеты в повседневную форму и обуты в тяжёлые яловые сапоги).
         «Откуда тут взялся гражданский?!» - мелькнула мысль.
         При этом, в отличие от обшарпанных досок с загнутыми мысами, называемых армейскими лыжами, надетыми на мои сапоги со вставленными в них ногами в портянках, он шёл на хороших беговых лыжах с «человеческими» креплениями и был обут в настоящие лыжные ботинки.
         Быстро нагнав этого «спортсмена», я громко выкрикнул положенное в таких случаях:
        – Лыжню!
        Однако, этот гад (другого слова подобрать не могу), даже ушами, прикрытыми яркой вязаной шапочкой с помпончиком, не повёл.
        – Лыжню! – отчаянно заорал я снова, взывая к спортивной совести этого негодяя!
        Но он не реагировал.
        – Лыжню, сволочь!
        Тщетно. Моему возмущению не было предела! Не то, что спортивная, но самая обычная человеческая совесть, очевидно, не входила в перечень добродетелей, знакомых этому подлецу.
        – Лыжню, ё… … ... ! – заорал я уже матом, тяжело дыша, и попытался ткнуть его в задницу острием лыжной палки.
        Эх, не достал…
        Мой оппонент вдруг прибавил ходу. Ну уж нет, говнюк, от меня не уйдешь! Несколько раз я почти доставал его зад лыжной палкой, но всякий раз неудачно.
        Чуть позже всё-таки пришла разумная мысль, что не стоит добиваться от этого негодяя правильных, в таких случаях, действий. А может он вообще глухой?
        Выкрикнув в его адрес ещё несколько самых отвратительных известных мне матерных ругательств, которые довелось когда-то услышать от некоторых родственников, прошедших тяжёлый жизненный путь, я бросился на обгон этого мерзавца по глубокому снегу.
        Второе дыхание не подвело даже во время этого неприятного инцидента и, не сбавляя хорошего темпа, мне удалось благополучно добраться до финиша.
        Отдышавшись, я снял и закинул за борт грузовика лыжи и палки, налил в кружку горячего чая и, смешавшись с другими курсантами, наполненный уважением к себе, уже наслаждался моментом, как вдруг из леса показался человек в том самом синем спортивном костюме на хороших беговых лыжах и в яркой шапочке с помпончиком.
        Батюшки святы! Это был начальник нашего факультета полковник Р…!
        Ну и ну! Этот товарищ отличался крутым нравом и слыл в нашей среде «строителем» (мы так называли командиров, особо зацикленных на любви к воинскому строю и вообще к строевому порядку).
        – Кто это тут такой матюган? – грозно выкрикнул он, подъехав к толпе курсантов и сразу посмотрел на меня. Наверное, узнал-таки. Честно скажу, что у меня сразу появилась мысль выйти и признаться.
        Но если разобраться по чести, то, во-первых, он заслужил мои матюги, а во-вторых, какой толк будет в том, что я выйду? Тогда он просто вынужден будет меня наказать, чтобы сохранить лицо передо мной и другими. Хорошо, конечно, что попытка воткнуть ему в задницу острие лыжной палки успеха не имела, хотя я очень старался. Но об этом он скорей всего даже не догадывался.
        Короче, я решил так: если он устроит разборки, то я выйду и признаюсь, чтобы не бросать тень на других ребят. Но он больше не продолжал. Снял лыжи, налил себе чай из общего армейского термоса и спокойно удалился в служебный автобус для офицеров. Больше эта тема не поднималась.
        Я не жалею, что его обругал. А что касается применения лыжной палки чутка не по назначению, так у нас всегда говорили так: «Чуть-чуть не считается»...