Глава 12 Прозрение Ксеркса. Часть 2

Размышления Ксеркса. 475 г. до н.э.

Ксеркс покинул арену, где сражался с тиграми лев, и вернулся в свои покои. Роскошь убранства, которой царь раньше так гордился, уже не радовала его как раньше, а только напоминала о том времени, когда он только планировал свои действия. Ксеркс вспомнил пророчество жреца. Теперь его толкование представлялось ему совсем другим. Он понял значение слов мальчика, сказанных тогда. Ксеркс вспомнил, что потерял племянников, сыновей сестры, которых греки принесли в жертву своим богам. Это были очень красивые юноши. Их, роскошно одетых и украшенных золотом, греки отдали на заклание Дионису Кровожадному. Как обыкновенно бывает при большой опасности, в трудных обстоятельствах толпа ожидает спасения больше от чего-то, противоречащего рассудку, чем от согласного с ним. Ксеркс вспомнил, как все в один голос стали взывать к богу и, подведя пленников к алтарю, заставили, как приказал прорицатель, совершить жертвоприношение.

Ксеркс внутренне вздрогнул и подумал, почему он тогда не пришёл в ужас от странного, чудовищного пророчества, которое трактовал жрец.

Он вспомнил Фелицию, их последний разговор и то, как она предостерегала его от начала военных действий.

– Женщины у меня превратились в мужчин, а мужчины стали женщинами, – вспомнил Ксеркс свои слова, сказанные им на высоком берегу Аттики, когда он, сидя на троне, наблюдал за сражением. Битва была упорной, персидские моряки дрались на глазах царя. Расположившиеся у его ног писцы должны были записывать всё примечательное, что происходило в кипевших под ними водах Саламинского пролива.

В том бою у пролива на его стороне сражалась и эскадра, под командой правительницы малоазийского города Галикарнаса карийской царицы Артемисии. Греки, которые были особенно уязвлены тем, что против них воюет женщина, объявили награду тому, кто захватит её в плен. Флагманский корабль Артемисии было легко отличить от других, и за ним погналась афинская триера. Спасения, казалось, не было, но Артемисия приказала своему кормчему повернуть рулевое весло и ударить по шедшему рядом финикийскому кораблю – протаранив один из своих кораблей, она оставила финикийцев на гибель и сумела уйти. Афиняне, преследовавшие её, в суматохе решили, что они либо спутали союзный им корабль с вражеским, либо это ионийский корабль, перешедший на их сторону, и отстали. Находчивость Артемисии спасла ей жизнь, а с финикийского корабля не спасся никто.

Когда Артемисия потопила вражеский корабль, Ксеркс ещё сомневался и переспрашивал, точно ли это корабль Артемисии, но её вымпел чётко различался. Афиняне первыми одолели сражавшихся с ними финикийцев и пришли на помощь остальным своим соратникам. Персидский флот оказался в отчаянном положении. Он попытался, отступая, оторваться от противника, но с фланга по нему ударила ещё одна греческая эскадра. Неизбежная в такой обстановке паника довершила разгром.
Ксеркс постоянно возвращался мыслями к прошедшим событиям. Он добился своего, захватил и сжёг Афины, но после разгрома персидского флота при Саламине (в 480 до н.э.) был вынужден вернуться в Малую Азию. Война ещё не закончилась и впереди было немало сражений. Но военные действия зашли в тупик. Ксеркс понял, что в борьбе с греками нужно применить другую тактику. Опыт его отца Дария и деда Кира в новых условиях ему не помог. Мир стал другим. Демократическая Эллада была непонятна деспотичному Ксерксу.

Он решил сделать перерыв и понять, почему его огромная армия не смогла победить малочисленного врага, этих хитрых и непредсказуемых греков. Правы были те, кто отговаривал его от этой войны – они лучше понимали, кто такие эти греки и чем может закончиться война.

Ксеркс без колебаний верил своим непобедимым предкам, не подвергал сомнению их намерения и хотел быть в ореоле такой же славы, как и они. Он вспоминал слова человека в белой одежде, который привиделся ему перед боем. Тот человек, дотронувшись до его руки сказал, что он, Ксеркс превзошёл всех великим богатством, и когда усилится богатством своим, то поднимет всех против царства Греческого. Но ещё он сказал и то, чего он, Ксеркс тогда не понял. «Если ты поймёшь своё предначертание, возвысишься над всеми народами, а если нет, то погубишь множество народов».

Жрец не истолковал верно и эти слова. Он, который превзошёл всех своим богатством, мог возвыситься над всеми народами, если бы не начал войну. Вдали ему была показана его родная Персия, его нагорье, над которой он в виде орла парил в небесах, и на голове его была корона. А камни, которые сыпались вниз и превращались в кровь – это его солдаты, которые не могли думать, а могли только погибать. А красное зловещее солнце над морем – это тоже был знак беды.

Ксеркс думал тогда, что, задушив маленькую Грецию, он не допустит в свою империю дух демократии, который приведет только к беспорядкам. То, что греки называли деспотизмом, в понятии Ксеркса было гордостью и достоинством. Это были традиции, это был жесткий порядок, без которого нелегко удержать в повиновении огромную империю. Греки не вписывались в представление Ксеркса, поэтому война с ними была бы бесконечной и бессмысленной. И в этой войне Ксеркс не ждал уже особенных побед и не боялся поражений. Он не видел в этой войне смысла. Персы подчинили себе многие народы, но не смогли понять, распознать греков и не могли в то время, когда только зародился молодой дух демократии, приспособиться к их правителям, купить их щедрыми подарками, установить нужные отношения.

Афинян нельзя было предугадать, непостоянных и переменчивых, как их морские ветры, поэтому Ксеркс, умеющий выжидать, решил выиграть время. Невозможно было понять спартанцев, погибших дерзко все до одного, когда Ксеркс давал им возможность спокойно уйти. Они установили для себя запрет отступать, они защищали свои острова и стояли до конца и теперь их могилы охраняет каменный лев.

Это был народ, который Ксеркс не смог сделать своим, потому, что не смог понять. Не смог понять греков и Дарий, его отец. Ксеркс думал об афинянах с каким–то раздражением, он видел греков суетливыми, ловкими, изворотливыми, как их лёгкие военные суда, которые ждали ветра, чтобы начать бой.

Ксеркс вспомнил, как рассказывал Артабаз о сражении при городке Платеи, когда персидскую армию победил Павсаний, спартанский царь, племянник царя Леонида. Да, того самого Леонида, тоже спартанского царя, с которого и начались все его, Ксеркса, неудачи. Он сражался вместе с Аристидом, сначала лидером аристократической партии, затем изгнанником из Афин, затем полководцем греков.
Павсаний ворвался в шатёр Мардония и замер перед предметами роскоши, которыми даже во время сражения окружал себя персидский военачальник.

 Во время боевых действий подданные не должны были забывать о том, что перед ними бог и отец войны. Золотые сосуды, великолепные восточные ковры, позолоченные столы, изысканные блюда и лакомства сопровождали Мардония не расслабляя его, а наоборот, возвышая его над теми, кто ему подчинялся. По праву первого, он пользовался самым лучшим. Поэтому самым лучшим он должен быть и в бою.

Увидев эти сокровища, Павсаний позвал слуг Мардония и приказал им приготовить себе такой же обед, какой они готовили для персидского полководца. Он велел им расстелить ковры, поставить золотую посуду и подать ему изысканный обед. В то же время он приказал своим слугам приготовить обычный спартанский обед и тоже принести его в шатер. Павсаний издевался над роскошью и изнеженностью персов и восхвалял простоту и выдержку спартанцев. Он говорил своим воинам, что персы, ослеплённые своей роскошью, пришли лишить спартанцев их жалких крох. И спартанцы поддерживали его, смеясь над персами. Но, отведав ароматных восточных блюд, спартанцы перестали шутить и стали говорить о том, что есть что-то другое, кроме богатства, то, что привело их военачальников к войне и к разрушению их страны. А Павсаний, насмеявшись вдоволь, задумался о том, что спартанский образ жизни запрещает роскошь и он, спартанский царь, ничем не отличается от простых воинов. Но ведь он должен быть выше их, и это должно быть подчёркнуто. А если не богатством, то чем?

И Ксеркс вспомнил письма Павсания – он предлагал ему тайный союз и обещал помочь установить господство персов над островами Эллады. Тогда Павсаний вернул Ксерксу всех его родственников, попавших в плен, хотя поклялся спартанцам, что родные Ксеркса спаслись сами побегом из его шатра. Он даже хотел жениться на одной из дочерей Ксеркса от вавилонской наложницы и скрепить союз кровью. Как можно было это всё предвидеть?

Затем спартанец Павсаний, сын Клеомброта, всё же был помолвлен с двоюродной сестрой Дария, дочерью Мегабата, того Мегабата, сатрапа Даскилийской сатрапии, которого он, Ксеркс, отрешил от этой должности и прислал на замену ему Артабаза.
Всего через один год после сражения при Платеях, где Павсаний исповедовал устав спартанцев, он стал одеваться в богатые персидские одежды, взял себе охрану и слуг из персов и мидийцев, стал следовать персидским обычаям, есть только персидские блюда, завел наложниц – персиянок.

– Так кто же победил? – спрашивал себя Ксеркс.

В искренность греков не верил никто, ни сам Ксеркс, ни его князья, ни его советники. Предавший свой народ, может ли быть преданным чужому? Может быть, потому именно у греков появился театр, в котором они перевоплощались, играя то умных, то глупых, то веселых, то грустных. Может быть их жизнь – тоже сплошной театр? Персидские осведомители рассказывали об огромных сооружениях под открытым небом, где собирались греки. Они не устраивали там пиров. Они смотрели странные представления, которые разыгрывали переодетые в женщин мужчины. И там говорили всё выдуманное. Но зрители смеялись и плакали. Поэтому Ксеркс не верил в искренность афинян и удивлялся их перевоплощениям.

 Он видел, как его воины под предводительством Мардония вошли в Афины, сожгли и разрушили город. Многие воины привезли маски, найденные в брошенных домах. Его воины, бесстрашные в бою, не знали, что делать с этими масками, смешными или печальными, с прорезями для рта и глаз, с приклеенными волосами, с морщинами и румянами. Их надевали мужчины, это было странно и непонятно, Ксерксу были понятнее африканские ритуальные маски, которые надевали шаманы. И этот странный народ Ксеркс не мог победить. Ксеркс привозил из боевых походов ценное оружие, редких скакунов, украшения, ковры, изысканные одежды. А в этот раз ему подарили маски. Народ под маской, его противник, непобежденный им… Но зачем он был ему нужен?

Когда летом персидская армия переправлялась через Геллеспонт, Ксеркс был уверен, что численное преимущество поможет ему легко одержать победу. Он знал, что на суше, грекам не одолеть персов.
 
В августе у Фермопильского ущелья персы попали в ловушку. Греки отвели основные силы и оставили только шесть тысяч спартанцев.  Надо было самим подняться в горы и там найти дорогу в тыл, не теряя времени. Персы прорвались через ущелье ценой огромных потерь, и пошли на Афины. Но греки снова провели его – столица эллинов была пуста. Победив спартанцев, Ксеркс был настроен миролюбиво, он унаследовал милость к побеждённым от своих победоносных предков. Но его обманули и в порыве гнева персидский царь сжёг Афины дотла. Вскоре он пожалел об этом и даже решил восстановить город. Но греки снова заманили персов в ловушку в узком проливе у Саламина, хотя греки были в бедственном положении, они решились на генеральное сражение.

И тогда он отступил. Опасаясь после Саламинского разгрома, что греки разрушат сооружённую им понтонную переправу через Геллеспонт и лишат его возможности вернуться в Персию, Ксеркс поспешил начать отступление по уже знакомому пути вдоль западного и северного берегов Эгейского моря.

А весной возобновилось наступление персов, действовавших вместе с фессалийцами и фиванцами. Мардоний вторгся в Аттику, и её население было вынуждено искать убежища на Саламине. Но вторичное взятие Афин оказалось последним успехом Мардония.

Непобедимая при Кире и Дарии армия была разбита при Ксерксе, ореол могущества был разрушен, персидская империя стала уязвимой. С новой силой проявилось стремление крупнейших сатрапий – Вавилонии и Египта – сбросить с себя персидское владычество.

Ксеркс решил попытаться приостановить процесс распада державы Ахеменидов. После неудачи в войне, он видел один выход, чтобы объединить народы, подвластные ему – провести религиозную реформу, которую он начал, запретить почитание местных родоплеменных богов и усилить культ обще иранского бога Ахура-Мазды. Возвращаясь мыслями к войне, он решил выждать. Ксеркс верил, что у его империи впереди ещё будут дни величия и славы и велел позвать к нему жреца.

Бурхандин знал о намерении Ксеркса провести объединение всех подвластных ему народов при помощи усиления культа обще иранского бога Ахура- Мазды. Простые люди продолжают ждать и надеяться на появление одного только Спасителя, предсказанного Зороастром. Бурхандин предложил правителю идею появления полу божественного избавителя и заявил, что за такого избавителя должен выдавать себя царь мира Ксеркс.

2009 г.