Фасс

Анатолий Петрович был, в общем-то, неплохим, мягким и душевным человеком.

Друзья у него были старые, каждый лучше новых двух, даже трёх.
Все знакомые умилялись, какой воспитанный мужчина.

Студенты его обожали. На занятиях всегда стояла творческая атмосфера. Или что там эта атмосфера делает. Висит, витает, обволакивает?
Даже на двойки не обижались. Понимали – за дело.

Был даже такой курьёзный случай, когда киллер (Да, да! И в конце 50х были киллеры!) с настоящим трофейным немецким люгером подловил его в тихом закоулке и уточнив, что это не тот объект, который заказан, разговорился и закончил словами, что, ты, мол, мужик хороший, таким я на фронте доверял.

Жена в нём души не чаяла.

Сын Серёжа был у Анатолия Петровича в приоритете.
С пелёнок вместе вечно что-нибудь мастерили, то шлем космонавта совсем как настоящий, то рамный воздушный змей с почтальоном, который, поднявшись на высоту, сбрасывал маленького пластмассового космонавтика с парашютом, то яхту с парусами и люком в трюм, куда Серёжа потом запихивал орущего котёнка,  то маленький деревянный самолёт, запускаемый из специальной рогатки-катапульты. Летал, как угорелый на радость мальчишкам со всей округи.

А уж рассказывать Анатолий Петрович мог без остановки обо всём на свете, что твоя энциклопедия.

И вот живёт эта счастливая семья, работает, учится, стяжает блага духовные и, как-то незаметно клонятся к концу шестидесятые.

Вся страна живёт восторгом и радостным предвкушением, пристально наблюдая за строительством автомобильного гиганта в Ставрополе, который тогда же получил древнее славянское имя Тольятти.
Тольяттинский автомобильный завод. ТАЗ. ООО АвтоТАЗ.

Народ гадает, запустят ли конвейер в 68-м или в 69-м. Спорят до хрипоты.
Несколько смущает одна крошечная деталь – завод строится по итальянскому проекту.
Некоторым несознательным гражданам непонятно, почему ракеты строить можем, а легковушки – нет.
Ходят даже слухи, что на строительство приехали не только итальянские инженеры, но и итальянские же рабочие.
Впрочем, народ, как всегда, безмолвствует.
Всем известно, что из экзотики там только наши родные УДОшники, или "химики".

Долго ли коротко, но подходит строительство к концу. Завезены потёмкинские фиаты, которые достойно изобразят первую продукцию с конвейера, в аккурат к съезду.

Народ, в основном куйбышевский, толпами возят на экскурсии.

И вот тринадцатилетний Серёжа, в компании мамы и дяди едет с экскурсионной группой полюбоваться героическими свершениями.
Его разбирает любопытство поглазеть на итальянских рабочих. Какие такие гайки они умеют крутить, которые не умеют крутить наши?
К тому же невтерпёж было посмотреть, как они катаются на гондолах и играют на мандолине.

Экскурсия была великолепной.
Огромные корпуса, расположенные на территории, поражающей своими размерами даже видавшего виды сына степей.
Цеха, удивляющие своей чистотой, где не увидишь глиняных полов, вековой грязищи, разбросанного повсюду хлама и промасляных тряпок.
Оказывается, что производственное оборудование может быть разноцветным, а не только грязно-зелёным!
Сборочный конвейер это что-то!
Горделиво поблёскивают своими боками выстроившиеся в ряд, чудесным образом уже готовые автомобили, ожидая начало работы конвейера где-то на днях.

Работники охотно отвечали на все вопросы экскурсантов.

И сквозь всё это красной нитью – НИГДЕ и НИКАКИХ иностранцев!
Но вместе с тем и ни одной пропитой рожи в мятом засаленном ватнике.
А кто же там был? А только радостные и открытые советские лица.

Обедали в заводской столовой, но и там итальянцев не оказалось,
несмотря на то, что макароны там подавали просто великолепные. С минтаем.
А был ли бамбино?

По возвращении домой Серёжа поспешил обрадовать отца и избавить от сомнений по поводу всяких дурацких слухов.

– Папа! Мы там были везде и нигде я не видел никаких итальянских рабочих!

Реакция Анатолия Петровича на эту новость была, мягко говоря, неожиданной.

Он даже не побагровел, глаза его не успели выпучиться, кулаки не успели затрястись над головой.
Зубы не успели оскалиться.
Слюна не только не брызнула, но даже ещё не выделилась.
Не могут эти черепашьи соматические реакции поспевать за полётом мысли.

Представьте себе ту тётку, сообщающую с невозмутимым, чуточку ироничным лицом кто у нас президент мира.

Вот и Анатолий Петрович холодно произнёс:
"Вот бы тебя в концлагерь к твоим любимым американцам".
И только после этого подоспело дрожание щёк и красные прожилки в глазах.


Сейчас Серёжа, Сергей Анатольевич уже пенсионер. Но по тому, как он мне рассказывал эту историю видно, что рана в его душе осталась и рана серьёзная.
Я знал всю их семейку и подтверждаю, что он не врёт.

Бедняга до сих пор не может понять некоторые моменты:
   Каким образом отсутствие итальянцев связано с американцами?
   Когда Серёжа клялся в любви к американцам?
   Есть ли у американцев специальные подростковые концлагеря, куда любящий отец мог бы отправить Серёжу?
   Почему американцы будут сажать в концлагерь каждого, кто заметит отсутствие итальянских рабочих?
   Что если бы тот киллер заикнулся об итальянских рабочих?
   Кто будет выгребать дерьмо из-под Анатолия Петровича в старости, когда Серёжа будет мотать уже шестой червонец на нарах АлясЛага?
   Есть ли у любвеобильного Анатолия Петровича другие дети, правильные, которые продолжат генетическую линию?
   Как можно вообще из-за каких-то там иностранных рабочих или их отсутствия желать единственному и как бы любимому ребёнку не смерти даже, а многолетней пытки?
   
Эти и другие вопросы не дают и не дадут ему покоя.

И что здесь самое неприятное, что кодовое спусковое слово, искусно внедрённое в подсознание родным агитпропом, осталось засекреченным!

Никогда не знаешь где рванёт.

Не приведи бог увидеть политически грамотного человека, бессмысленного и беспощадного.

Не будите спящую собаку.
Спросонок она ломанётся кусать проклятых американцев за лучшие места, родного сына затопчет.

И сама не поймёт, почему.