Категорический императив

===Категорический императив (ненаучная фантастика)
               
«Что ни делается – все к лучшему» (поговорка)


===============Первая карнация. Бизнесмен

=============1. Рубикон

В кабинете повисла напряженная тишина.

Павленко, крупный начинающий полнеть, с интеллигентным холеным лицом и с уже двойным подбородком, откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на Стаса.
 
- Ты отказываешься ехать в командировку? – наконец спросил он.
- Да, отказываюсь, - решительно ответил Стас. – Я не хочу больше участвовать в твоих махинациях.
- В моих? А деньги за эти, как ты говоришь мои махинации, ты не отказываешься брать?
- Послушай, это бессмысленный разговор. Я согласен получать зарплату за свою работу, за работу инженера электронной техники. И только. Но если такой работы у тебя для меня нет … - Стас не закончил и пожал плечами.

Павленко некоторое время, постукивая ручкой по столу, смотрел куда-то в сторону. Наконец он прямо посмотрел на Стаса:
- Мне нужно, чтобы ты сегодня поехал в командировку, принял товар и сопроводил его сюда, - в его голосе прозвучала явная угроза.
- Нет, я никуда не поеду, - ответил Стас, тоже глядя Павленко прямо в глаза.

Он удивлялся самому себе – откуда такая смелость? Но он чувствовал, что уже принял решение, которое уже давно подспудно зрело в нем.

Павленко встал и прошелся по кабинету.

- Ты решил уйти? – спросил он, остановившись за спиной Стаса.
- Если для меня нет работы по специальности… - начал Стас, неловко повернувшись.
- Хорошо! – перебил его Павленко, возвращаясь к своему креслу. – Давай так. Ты последний раз едешь в командировку и после нее – на все четыре стороны. Ты войди в мое положение, надо ехать срочно, все завязано на тебя, как я найду тебе замену?
- Нет, - снова категорически ответил Стас. – Я уже знаю – этому не будет конца.
- Так, и ты, значит, рубишь концы? – с усмешкой спросил Павленко.
- Да, рублю, - серьезно подтвердил Стас, не принимая шутку Павленко.

Он взял лист бумаги, быстро написал заявление на увольнение и протянул его Павленко:
- Дай команду Оксане, пусть не тянет с оформлением.

Павленко не читая, накрыл заявление ладонью:
- Этим ты не концы рубишь, а переходишь Рубикон, – и снова в его голосе прозвучала явная угроза.
- Ну что ж, пусть будет так, - пожал плечами Стас.

Павленко подошел к двери, открыл ее и громко сказал:
- Ты совершаешь большую ошибку! – и вышел из кабинета.

Стас понял, что эта фраза предназначалась не для него.


======2. Бард

Уличный бард пел приятным негромким голосом, глядя своими отрешенными глазами куда-то в пространство, в одному ему ведомые дали. У него было худое лицо аскета, длинные волосы перетянуты на лбу ремешком. Одет он был в старые потрепанные светлые брюки из грубого холста и свободную накидку на манер мексиканской, тоже светлую и потрепанную, с бахромой по краю. На ногах – старые стоптанные туфли, которые когда-то были коричневыми. Пред ним лежала картонная коробка из-под торта, в которой было набросано немного мелочи. Он едва заметно отбивал такт носком правой ноги и аккомпанировал себе на старенькой дребезжащей семиструнной гитаре.

Проходя мимо барда, Стас остановился. Слова песни находили в нем отклик.

Я прожил жизнь. Пора уже итог
Судьбе своей случайной подвести.
Немало мною пройдено дорог,
Немало мест проездом посетил.

Немало мною сыграно ролей
На скоморошной сцене бытия…

Стас внимательно слушал, и что-то открывалось ему. Все его сумбурные хаотичные мысли приходили в порядок, выстраивались в систему, и вот-вот Стас должен был найти ответ на свой главный вопрос.

Вся жизнь моя лежит передо мной –
Ее уже не сделаешь иной,
Да и нельзя назвать ее судьбой –
Я прожил жизнь, но не был я собой…

Вот оно! Стас услышал ответ. Он почувствовал облегчение, словно ему открылась истина. Действительно, он столько лет уже прожил в этом мире, но он не был самим собой. Всю свою жизнь он шел, подчиняясь каким-то внешним обстоятельствам, всю свою жизнь он делал то, что нужно было другим – жене, начальству, родным, знакомым, государству, но только не самому себе. Нет, хватит! Он должен попытаться стать самим собой. И  не важно, сколько ему еще осталось жить. А иначе и вообще не стоит жить.

Бард собрался уходить. Он снял с шеи гитару и присев на корточки собирал мелочь из коробки.

Стас шагнул к нему:
- Послушай, кто написал эту песню?

Бард поднял на Стаса глаза:
- Я, - просто и коротко ответил он.
- Очень хорошая песня. Она мне многое открыла. Спасибо.

Стас вытащил из кармана десятку и протянул ее барду:
- Вот возьми.

Бард посмотрел на протянутую банкноту и покачал головой:
- Нет, не надо.
- Но почему? – удивился Стас. – Возьми, я от чистого сердца.
- Не надо, - повторил бард. – Я пою не для денег. Мне важно, что вы что-то услышали в этой песне свое.

Бард высыпал мелочь в карман, закинул за спину гитару и собрался уходить.

- Подожди, - остановил его Стас. – Как я могу тебя найти? Я хотел бы с тобой поговорить.
- Клинику Губера знаете?
- Психбольницу, что ли? – удивился Стас.
- Да. Я там работаю санитаром. Зовут меня Даниил. Такое старое церковное имя.  Спросите в регистратуре или у охраны. Вам скажут, как меня найти.
- Но где ты живешь? – спросил Стас.
- А там и живу, - ответил бард. – Извините, мне надо идти.


======3. Таверна "Ржавый якорь"

Это питейное заведение было знаменитым еще в благословенные времена бодрого марша к сияющим высотам коммунизма. Правда, тогда оно называлось казенно и скучно – кафетерий «Кулинария» и было расположено, как впрочем, и сейчас, почти сразу же за проходной морпорта по дороге к автобусным и троллейбусным остановкам, откуда можно было уехать в город.

Такое стратегическое положение и давало этой точке славного «общепита» огромное преимущество перед другими аналогичными заведениями и обеспечивало ей широкую известность и популярность в народе. Моряки со стоявших у причалов и на рейде кораблей и портовый рабочий люд считали просто своей обязанностью, проходя мимо «Кулинарии» зайти и выпить по бокалу пива или пропустить стаканчик чего покрепче. Хорошую выручку давало государству это заведение, особенно в дни получки, несмотря на деловито шныряющих тараканов, мух на липучках и грязные витрины с заплесневевшими пирожками.

Свое лидерство «Кулинария» потеряла, когда как гром среди ясного неба, компас общественного развития СССР – одной из самых могущественных империй в истории цивилизации, – подчиняясь каким-то таинственным космическим силам, повернул на сто восемьдесят градусов и вместо сияющих высот коммунизма указал на бездонную пропасть капитализма. Такого резкого исторического виража империя не выдержала и развалилась в одночасье как карточный домик. Этот исторический катаклизм ударил рикошетом и по кафетерию «Кулинария». Опустели причалы и рейды, замерли портовые краны, бурные потоки моряков и портовиков, спешащих со смены в «Кулинарию», превратились в жалкие ручейки и затем иссякли совсем. Кафе было закрыто и, казалось, навсегда.

Но вот, следуя новым реалиям, кафе прибрали к рукам энергичные и хваткие частные руки и оно, как гадкий утенок, превратилось в прекрасного лебедя, радуя глаз евроремонтом фасада. Теперь оно стало называться – кафе-бар «Бейдевинд», о чем свидетельствовала новая красочная вывеска над входом. Для придания морского колорита слева от входа на гранитной плите был установлен настоящий корабельный якорь, покрашенный серебрином.

Сначала вновь открытое питейное заведение пустовало. Но потом, потихоньку, у него сложилась своя постоянная клиентура. Это были мелкие частные торговцы с многочисленных городских рынков и криминальный элемент среднего пошиба.

Пока шло обживание нового места, за столиками среди посетителей часто можно было слышать споры о названии кафе-бара, т.е. о том, что такое «Бейдевинд». Одни говорили, что это главная мачта на фрегате, другие, – что это корабельная носовая пушка, как на легендарной «Авроре». Некоторые уверяли, что бейдевинд это корабельный колокол для отбивания склянок, другие же упорно стояли на том, что бейдевинд – это плетка девятихвостка из ремней с узлами, которыми надсмотрщики стегали на галерах рабов, прикованных к веслам, о чем красноречиво говорила и первая составляющая непонятного слова – «Бей». В общем, версий было много. Но ближе всех лишь однажды подошел к разгадке названия какой-то щуплый очкарик с бородкой из бывших интеллигентов, который сказал, что «винд» по-английски вроде бы означает ветер. Но не бывает пророков в своем отечестве. Очкарика подняли на смех и его версию забыли, впрочем, как и все остальные.

Как-то после открытия «Бейдевинда» прошел сильный дождь с грозой и ветром. Серебряная краска, которой был покрашен якорь у входа, то ли по причине халтуры маляров красивших его, то ли по причине не кондиции самой краски, вся сошла с якоря и он превратился в кусок ржавого железа, проеденного почти сквозными раковинами. Именно с этого исторического момента заново возрожденное заведение и получило свое истинное и широко популярное в народе в настоящее время название – таверна «Ржавый Якорь».


======4. Заварзин

- Люблю я это заведение! – сказал Заварзин, разливая по стаканам коньяк. – Здесь как в трюме пиратского корабля. Слышишь, как форштевень режет волны? – Заварзин поднял указательный палец.

Стас невольно прислушался. Где-то за стеной или в подвале работал компрессор холодильника или еще какой-то электродвигатель. Звук его, едва слышимый, то усиливался, то понижался, и это действительно создавало иллюзию движения корабля по неспокойному морю.

-А эти рожи? Посмотри вокруг – разве это не пираты? Ну, давай, за ветер странствий! – Заварзин стукнул своим стаканом о стакан Стаса, выпил коньяк и взял с тарелки бутерброд.
- Да ты закусывай, закусывай, - пододвинул он тарелку Стасу. – «Бейдевинд» – красивое название, но оно не подходит этому заведению. Никак не подходит. Это все равно, как если кирзовый сапог назвать ботфортом. Кирзовый сапог, он и есть кирзовый сапог, а никакой не ботфорт. А это заведение – никакой не «Бейдевинд», а самый настоящий «Ржавый Якорь». Кстати, а ты не знаешь, что все-таки означает этот «Бейдевинд»?
- Курс парусного судна против ветра, - нехотя сказал Стас, не поднимая глаз и вертя в руках пустой стакан.
- Ага, вот так! – сказал Заварзин, многозначительно поджав губы. – Ну что ж, очень даже неплохое название. Символическое. Движение против ветра, - он сделал энергичный жест кулаком. - Неплохо. Но все равно не подходит. Ну что, еще по одной?
- Наливай, - пожал плечами Стас.
- Ну, давай за встречу! – сказал Заварзин, разливая по стаканам коньяк. – Слушай, надо почаще встречаться! Все-таки, друзья детства. А самые верные друзья только оттуда, это я понял. А потом – деловые партнеры, приятели, собутыльники, но не друзья. – Заварзин махнул рукой и поднял свой стакан. – Ну, давай, я очень рад тебя видеть.
- Взаимно, - ответил Стас.
- Слушай, я вот что подумал, - продолжил Заварзин, морщась от лимона, которым закусил, - а что если нам тряхнуть стариной и махнуть на машине  в круиз по Сибири, к Байкалу, по бездорожью, а? Прокатимся, развеемся, рыбу половим, поохотимся. По ходу кое-какие дела поделаем. Ну что, продумаем это дело, а?
- Не получится, Виталий, - покачал головой Стас.
- Это почему так?
- У меня очень серьезная проблема. И пока я ее не решу, ничем другим заниматься не могу.
- Ну, и что же это за проблема?
- Я безработный.
- Ага, безработный. Да, это проблема. А что на этот раз случилось? Ты же работал в «Квазаре» у Павленко. Был, чуть ли не его замом? Что, не сошлись характерами? Вообще-то я его неплохо знаю, встречаемся с ним иногда по делам, да и так – между делом, - Виталий щелкнул пальцем по бутылке коньяка. – Хочешь, я с ним поговорю, и все улажу? Он мне не откажет, будь спок.
- Нет, Виталий, не хочу. Я ушел сам, и возвращаться назад не собираюсь.
- Ага, принцип, значит. Ну, ты у нас всегда был принципиальный. И по поводу чего вы разошлись во взглядах?
- Понимаешь, для него люди мусор. Он манипулирует ими как марионетками. И ему это нравится. Он просто маньяк! Бизнес для него не главное. Главное для него это заманить в свои сети человека, поиграться с ним, высосать из него все соки, и потом  выбросить, когда он становится ему ненужным. Он так со многими поступил. Я ему даже кличку дал – манипулятор.
- Ну, манипулятор это не кличка. Это один из типов руководителя. На курсах учили. А насчет тех, кем он манипулирует, так большинство людей только и мечтают о том, чтобы ими манипулировали. Так что ты, прежде чем копья за них ломать, поинтересовался бы у них, надо им это или нет? А то ты сейчас напоминаешь мне Дон Кихота, который освободил заключенных, а они его за это избили и ограбили.

Стас пожал плечами:
- Я не Дон Кихот и не Робин Гуд. В чужие дела вмешиваться не собираюсь. Мне бы со своими разобраться.
- Но тобой же он не манипулировал?
- Еще как манипулировал! Да, собственно, просто обманывал. На словах одно, на деле другое. Ты же знаешь, я нашел новую перспективную тему, начал ее раскручивать в «Квазаре». При условии, что именно я буду эту тему возглавлять. И вот, прихожу я как-то раз на работу, а у меня новый начальник – его дружбан из института. Именно на моей теме. Да и вообще, рядом с ним можно находиться только в качестве холуя.
- Понятно. Служить бы рад, прислуживаться тошно. Ну и что ты собираешься делать?
- Слушай, Виталий, возьми меня к себе? – Стас выжидающе посмотрел на Виталия.

Виталий некоторое время молчал, постукивая пальцами по столу и с иронией разглядывая Стаса.

- Взять к себе, говоришь. Значит, ты решил, что рядом со мной холуем не будешь? А кем же ты будешь?
- Да ладно тебе! Я серьезно, а ты!
- Да и я серьезно. Я надеюсь, ты не забыл, что мы с тобой один раз уже начинали работать вместе? И что? В самый тяжелый момент ты помахал мне ручкой и – тю-тю. Пишите письма. Ушел к Павленко. От него ты теперь хочешь уйти снова ко мне?
- Виталий, ну что ворошить прошлое! Мы же с тобой друзья. Я тебя не предавал, просто так сложились обстоятельства.
- Обстоятельства. А сейчас, значит, другие обстоятельства? А ты можешь дать гарантию, что они снова не изменятся?
- Не ошибается тот, кто ничего не делает. И еще, - за одного битого двух небитых дают. Виталий, поверь, больше я тебя не подведу.
- Ты мог бы еще пословицу вспомнить: кто старое помянет – тому глаз вон. А я тебе в ответ могу другую привести – дружба дружбой, а табачок врозь. Знаешь, за то время, как мы с тобой расстались, я многое понял. Многое! – Заварзин многозначительно помахал указательным пальцем. – И в частности усвоил одну истину, хочешь, чтобы друг стал врагом, возьми его к себе на работу. Или займи ему денег. А если друг станет врагом, - он махнул рукой, - мало не покажется! Он ведь многое о тебе знает.
- Та-ак, - протянул Стас, откидываясь на спинку стула. – Значит, на работу не возьмешь и денег не займешь?
- Не возьму и не займу. Уж извини. У тебя свои принципы, а у меня свои. Вот тебе не понравилось у Павленко, ты взял и ушел с пустыми карманами. Отсюда можно сделать вывод, что ты или плохо работал, или лопух. И то и другое характеризует тебя не с лучшей стороны, как делового человека. И вообще, хлопать дверью это поступок не мужчины, а капризного ребенка. Если ты такой умный и проницательный, понял, что Павленко манипулирует тобой, ну так хотя бы попытайся с ним тоже поиграть в его же игры. Сумей взять у него то, что, ты считаешь, честно заработал. Вот тогда и Павленко, возможно, зауважал бы тебя, и я, возможно, взял бы тебя в компаньоны. А так? Когда делаешь деньги, для всех хорошим быть невозможно. Ну не понравится тебе что-то у меня, ты повернешься и уйдешь. А я что буду делать? Другого партнера искать? Так что извини, но взять тебя в дело пока не могу. Вот если ты согласишься со мной как друг на машине до Байкала прокатиться – это, пожалуйста. Я все организую и оплачу. Ну, так что, поедем?
- Да пошел ты!
- Ой, ой! А грубить-то зачем? Обиделся, что ли? Ты бы на себя почаще обижался, может сейчас не сидел бы тут в обносках. Вон ботинки еще во времена исторического материализма куплены, как сказал бы Остап Бендер. А если хочешь знать мое мнение, почему у тебя так складывается, так я тебе скажу, у твоих обстоятельств есть имя –  Марина. Я ведь ей звонил, когда ты решил уйти от меня. Думал через нее на тебя повлиять. Так она мне доходчиво объяснила, что тебе у меня делать нечего, что я и мизинца Павленко не стою. Тогда я понял, откуда ветер дует, и кто заказывает музыку. Поэтому, ты сначала пойди, спроси у своей Марины, согласна она или нет, чтобы ты снова работал у меня, а потом мы с тобой на эту тему и поговорим. Хотя, может, уже и не твоя.
- Что? – не понял Стас.
- Ничего, это я так, - отмахнулся  Заварзин. - Давай-ка лучше еще по коньячку.
- Что-то не лезет в глотку твой коньяк. Пей его сам, – Стас сделал движение, чтобы подняться из-за стола.
- Да, ладно, чего ты раскипятился? Уже уходишь, что ли? Подожди, вот у меня тут сотня баксов завалялась. На, возьми. Какое-то время продержишься. И жена, может быть, из дома не выгонит, – Виталий достал из кармана банкноту в сто долларов и сунул Стасу в нагрудный карманчик пиджака.

Стас некоторое время сидел, не зная, как ему поступить. Наконец он принял решение:
- Хоть ты и скотина порядочная, но деньги твои я возьму! И не рассчитывай, что я тебе их отдам! Все, привет! Пей сам свой поганый коньяк! – Стас поднялся и пошел к выходу.
- Если совсем хреново будет, приходи, что-нибудь придумаем! – крикнул ему вдогонку Виталий. – А что ты деньги не вернешь, так это я и без тебя знаю, - сказал он уже самому себе.

Он взял со стола бутылку коньяка, глотнул прямо из горлышка и недоуменно пожал плечами:
- Нормальный коньяк!

Стас вышел из «Ржавого якоря» и некоторое время, обуреваемый злостью на Виталия, решительно шагал по улице. Со стороны вполне могло показаться, что человек знает куда идет. Что он куда-то спешит. Может быть, на важную деловую встречу. Но очень скоро злость иссякла, шаги стали замедляться, походка стала неуверенной. Наконец, он остановился и задал самому себе вполне закономерный вопрос – а куда он, собственно идет? Идти домой? Но что он скажет Марине, по поводу того, что с сегодняшнего дня он безработный? Как ей объяснить, что он не может больше работать у Павленко, потому что тот его просто использует и за человека не считает? Да и не будет она слушать никаких его объяснений, а просто устроит очередную сцену. «Да, Марина, Марина… - подумал он. – Кстати, что там говорил о ней Виталий? Просто так ляпнул или что-то действительно знает? Да нет, просто так он не говорил бы. Определенно что-то знает!».

Он развернулся и зашагал назад к «Ржавому якорю».

Виталий, увидев входящего Стаса, вскинул приветственно руку:
- Ну, вот и правильно! На обиженных воду возят. Садись. Если коньяк не нравится – возьмем водку. А по мне так очень даже неплохой.
- Ладно, наливай свое пойло, - сказал Стас, усаживаясь на стул.
- Ну, давай за дружбу, - сказал Виталий, поднимая стакан.
- Именно за нее я и хочу выпить, - ответил Стас, поднимая свой.

- Слушай, Виталий, что ты там о Марине говорил? – спросил Стас после того, как они закусили.
- О Марине? – настороженно переспросил Виталий. -  А что я говорил?
- Ну, что вроде она меня использует и бросит, когда я ей больше не буду нужен. Что она уже и не моя.
- Ах, это! – притворно коротко рассмеялся Виталий. – Да это я так, вообще. Все бабы одинаковы и используют нас мужиков для достижения своих целей. Тряпки, побрякушки, косметические салоны, бесконечные тусовки и чтоб не работать – вот и все, что им надо от нас. Они оседлывают нас мужиков, как норовистых жеребцов и устраивают между собой скачки, кто первой доскачет до заветного рая. И если какой-то жеребец скачет слабо, или вообще едет не туда, то они их меняют прямо на скаку.
- Ладно, кончай ты эту лабуду, эту примитивную философию для дураков, - остановил его Стас. – Если что знаешь о Марине – говори. Если ты мне настоящий друг, конечно.

Виталий замолчал, опустил глаза, собираясь с мыслями.

- Ну, хорошо! – наконец начал он. – Не хотел я тебе это говорить. Но раз настаиваешь. Я узнал это совсем недавно. Я даже думаю, что мне специально подбросили эту информацию, в расчете, что через меня она попадет к тебе.
- Что это за информация и кто ее тебе подбросил?
- Да кто! – махнул рукой Виталий. – Один мой давнишний случайный знакомый, о котором я давно уже и вспоминать забыл. А тут он вдруг объявляется, болтает всякую околесицу про то, как поживает, про общих знакомых, и, как бы, между прочим, сообщает сплетню про твою Марину. После чего исчезает, как и не было.
- Ну и что он сказал?
- Сказал, что Марина тебе изменяет и в самое ближайшее время собирается с тобой развестись.
- А ему-то, какое до этого дело? Он что, знает меня? – спросил Стас.
- Говорит, что знает. Но главное у него Павленко вообще в друзьях ходит.
- А при чем здесь он?
- Он то, как раз и при чем. Самым непосредственным образом.
- Ты хочешь сказать, что Марина с ним, что ли?
- Да. Я сам этому не поверил. И решил тебе ничего не говорить. Но через некоторое время все же решил проверить, правда это или нет. Кое с кем встретился, кое-куда съездил. И вот результат, - Виталий достал из кармана конверт и протянул его Стасу.
- Что это? – спросил с недоумением Стас, принимая конверт.
- Да ты посмотри.

Стас открыл конверт и достал из него несколько фотографий. На них была Марина. И Павленко. Вот на какой-то вечеринке подвыпивший и хохочущий Аркадий Семенович держит на руках смеющуюся Марину. На следующей - Марина, на голове у которой повязана белая салфетка в виде фаты, целуется с Аркадием Семеновичем в окружении гостей с бокалами в руках и кричащих, очевидно «горько». Вот Марина и Аркадий Семенович рядом с машиной – красным «Мерседесом», хорошо знакомым Стасу. На последней – Марина и Аркадий Семенович на фоне трехэтажного загородного дома.

- Это дом Павленко. Только что построил. Они собираются там жить. Поэтому развод Марины с тобой – дело, скорей всего,  уже решенное, - прокомментировал Виталий.

Стас молча перебирал в руках фотографии, собственно уже и не смотря на них.

- Я оставлю их себе? – наконец спросил он.
- Да, конечно, - пожал плечами Виталий.
- Ну ладно, спасибо за… - он замялся, - за информацию. 

Он поднялся из-за стола и спрятал фотографии в карман:
- Я, пожалуй, пойду.
- Стас, - остановил его Виталий. – Я понимаю, что все это некрасиво и неприятно. Но ты прекрасно и сам, я думаю, понимаешь, что вы с Мариной уже давно чужие друг другу. И в таких делах, я имею в виду разводы, ты не первый и не последний. Я сам разведенный. Да тот же Павленко тоже. И ничего, живем. И может быть даже лучше, чем до развода. Жизнь на этом не кончается. Когда будешь с Мариной разговаривать, помни об этом. И передай ей от меня большой привет. Все-таки когда-то семьями дружили.
- Хорошо, передам. Пока. Я позвоню.
- Да уж не пропадай надолго, - вдогонку крикнул ему Виталий, - путешествие на Байкал за мной.


=======5. Марина

Марина в платке, повязанном назад, и в своем новом махровом халате, поверх которого был надет кухонный передник, мельком глянула на Стаса и, не обратив никакого внимания на цветы, которые Стас, снимая туфли, положил на тумбочку, ушла в комнату, откуда тут же раздался надсадный вой пылесоса. Марина была занята своим любимым делом – уборкой квартиры.

- Ого, цветы! – Марина, наконец, выключила пылесос и обратила внимание на цветы, которые Стас поставил в хрустальной вазе на журнальном столике. – И кто же их тебе подарил?
- Почему мне? Это не мне подарили, а тебе.
- Мне? – искренне изумилась Марина. – Кто?
- Кто! – передразнил ее Стас. – Кто же может тебе их подарить? Наверное, муж? У тебя есть муж?
- Муж? Ах, муж! Ну да, я совсем забыла, у меня же есть муж. И по какому такому случаю впервые за двадцать лет совместной жизни муж дарит цветы своей жене? Откуда у мужа деньги на цветы? Неужели муж уже нашел новую работу?
- Ты что, уже знаешь? Откуда?
- Да, знаю. Мне позвонила Оксана и сказала, что ты отказался ехать в командировку, устроил жуткий скандал, написал заявление на увольнение и хлопнул дверью. Павленко тебя долго уговаривал, но ты же у нас принципиальный, к тому же непризнанный гений. Тебя одного нигде не понимают и везде зажимают. Удивительно другое, как ты целых два года работал на одном месте? Ума не приложу!
- Да ладно. Объяснять ничего не буду. Все равно не поймешь.
- Да где уж нам! – с сарказмом вставила Марина.
- А работу я действительно уже нашел, - продолжал Стас. – Я решил вернуться к Заварзину. Встретились с ним, поговорили. Он берет меня снова в компаньоны. Он и денег немного дал. На первое время.
- Прекрасно! – продолжала в том же тоне Марина. – Только одно мне непонятно. Если он взял тебя на работу, зачем ему надо мирить тебя с Павленко?
- А это ты откуда знаешь? – Стас от неожиданности даже вздрогнул.
- Он сам мне это сказал. И, между прочим, сказал, что возьмет тебя к себе, если я буду не против. Он звонил мне до твоего прихода. Так что мне ответить ему? У кого ты хочешь работать – у Заварзина или Павленко?
- Да пошли они оба! – в сердцах выругался Стас.
- Но все же, что мне сказать Заварзину? Он просил позвонить ему. Даже мобильный свой оставил. Очень о тебе беспокоится. Сразу видно – настоящий друг! – с издевкой продолжила Марина.
- Заварзину ты уже все сказала, что от тебя было нужно. Два года назад. Поэтому мы с ним и расстались.
- Ах, вот в чем дело! – насмешливо отозвалась Марина.
- А что касается Павленко, – продолжил Стас, – то ты и так скажешь ему все, что тебе надо.
- Как это понимать? – Марина выпрямилась и застыла с тряпкой в руке.
- Ну, ты же с ним довольно близко знакома, ведь так? Встречаешься иногда. И даже здесь, - Стас похлопал рукой по дивану. – Конечно, когда производственная необходимость вынуждает меня отъехать в командировку.
- Что ты мелешь? – резко спросила Марина. – Хочешь затеять скандал? Давно его не было?
- Скандала у нас, действительно, что-то давненько не было. Ты в последнее время какая-то успокоенная стала. Даже довольная. Вон, когда квартиру убираешь, даже песни себе под нос мурлычешь.
- Ну и что в этом плохого?
- Да ничего в этом плохого нет. Просто раньше ты не пела. А тут, вдруг, запела. С чего бы это? Не знаешь? Зато я знаю. Теперь моя очередь удивлять тебя, – с этими словами Стас достал из кармана фотографии и медленно, как карточный пасьянс разложил их на столике перед Мариной.

- Ну что ты на это скажешь? – спросил он, глядя на Марину.

Марина некоторое время молча смотрела на фотографии. Затем как-то внутренне успокоилась, подошла к столику, села в кресло и подняла на него глаза:
- Ну что ж, давай, поговорим, Станислав, - сказала она, и он вдруг понял, что ему непривычно слышать, как Марина произносит его имя. Он уже и забыл, когда она последний раз называла его по имени.

Его сердца коснулась ностальгия. Он вспомнил Марину своей юности. Стройную, веселую, возвышенную. Любительницу походов и гитары. Поклонницу Евтушенко, Вознесенского, Окуджавы. Где все это сейчас? Куда все это делось? Да и было ли это вообще? Нет, он не мог обмануться. Он бы почувствовал, если бы это была ложь, игра. Но нет, не почувствовал. А сейчас перед ним сидит совершенно другая Марина, примитивно скучная, пошлая, практичная и жесткая.

- Давай поговорим, Марина, - повторил за ней Стас.
- Я этот разговор откладывала на более позднее время, но ты сам ускорил его, - она показала на фотографии.

Марина некоторое время молчала, затем продолжила:
- Да, мы с Аркадием любим друг друга. И собираемся оформить это официально. Разумеется после моего развода с тобой. Мы собирались объясниться с тобой в декабре, чтобы с нового года начать новую жизнь. А до декабря надо было еще кое-что доделать.
- Ну да, закончить дом, например, - вставил он.
- И это тоже, - сказала Марина. – Ты вот скажи, тебе что, плохо было у Аркадия? Мало получал? Да, в командировки часто приходилось ездить. Но ты же жил в этих командировках в лучших отелях, ел в ресторанах. Книг из каждой командировки привозил по целому чемодану. Чего тебе еще недоставало?
- Чего? – он устало провел рукой по лицу. – Да как-то знаешь, холуем противно было себя чувствовать. К тому же, как оказалось, не простым холуем, а еще и рогатым. Но об этом хватит. Ты мне вот что лучше скажи, зачем ты за меня замуж-то вышла? Ты же, как я теперь понимаю, не любила меня?
- Любила, не любила! – с раздражением ответила Марина. – Детский сад, какой-то! А ты знаешь, что такое любовь? Можешь ты мне это сказать? Молчишь? Оно и понятно! Потому что ничего путного ты не можешь об этом сказать, кроме пустых книжных слов, да стихов своих заумных! О любви говорить или стихи читать можно по вечерам после ужина с красным вином в собственном доме с бассейном, сауной и зимним садом. А когда в кармане, как и в желудке, пусто, да к тому же еще ютишься в чужом углу, то знаешь, как-то не до любви и стихов. Рай с милым в шалаше может длиться недолго. Месяц. Ну – год. Но не двадцать лет!
- Но мы же не ютимся в чужом углу. У нас своя квартира…
- Квартира! А ты знаешь, как она к нам попала? Ты что же, действительно думаешь, что мы ее честно получили от государства по очереди? Нет, мой дорогой муженек! Квартиру сделала я через Аркадия. Он позвонил куда надо, заплатил кому надо, и вот мы с тридцатитысячного места в очереди прыгнули на одно из первых, прямо под сдачу этого вот дома! Вот так дела делаются в реальном мире. А не с помощью твоих стихов и книжек! И на работу я тебя устроила! И зарплату тебе назначила несоразмерно большую. Чтобы ты свои идиотские книжки мог покупать! Весь дом завален ими!
- Дались тебе эти книги! – поморщился Стас. – Если я такой бестолковый и непрактичный, зачем ты за меня замуж-то вышла?
- А что мне было делать? В институт не поступила, на работу, куда я хотела, не брали, жить негде. Возвращаться назад в глухомань с сельским клубом, в котором вечно пьяный киномеханик три раза в неделю крутит дрянные, старые и рваные фильмы? К родителям алкоголикам? К их вечным пьянкам, скандалам и дракам? Чтобы, в конце концов, в лучшем случае стать дояркой и быть женой какого-нибудь скотника или слесаря? Некуда мне было возвращаться. Надо было как-то цепляться в городе. Вот и вышла за тебя.
- Но почему именно я? – искренне удивился Стас. – Ведь рядом со мной были и другие. Более достойные и более практичные.
- Другие! – с сарказмом передразнила Марина. – Другие мне предложения почему-то не делали! А ты вот сделал! И даже не поинтересовался, кто мои родители. Но откуда мне, деревенской дурочке, было разобраться, что ты собой представляешь на самом деле? Ты был остроумный, стихи писал, на гитаре играл. Да и родители у тебя были не какие-нибудь простые работяги. Вот и выбрала тебя.
- Вот и выбрала, - повторил Стас. – И перековеркала жизнь. И себе, и мне.
- Перековеркала! – зло повторила Марина. – Слово-то, какое нашел! Себе я жизнь не перековеркала, а наоборот, сумела построить ее так, чтобы не прозябать в грязи, как основная масса безмозглых людишек, а жить достойно. А что касается тебя, так и ты в накладе не останешься. Эта квартира и все что в ней останется тебе. Мы так с Аркадием решили.
- С Аркадием решили, - кивнул Стас. – Это прямо царский подарок! Я даже не знаю, как  вас и благодарить.
- Перестань ерничать! Хоть раз в жизни посмотри на вещи реально! – перебила его Марина.
- Да и тебе тоже не хватает реализма, - ответил ей Стас. – За двадцать лет совместной жизни ты могла бы понять, реалистичная ты моя, что я не только не могу принять ваш царский подарок, но и минуты больше здесь не останусь. Ладно, пора заканчивать эту комедию. Хорошо, что наш сын уже взрослый и живет своей жизнью. Он наблюдал нашу совместную жизнь и наш развод, надеюсь, не будет для него таким уж большим ударом.

Стас поднялся с кресла и пошел в переднюю.

- Послушай, не делай глупостей! – устало и миролюбиво сказала Марина, поднимаясь следом за ним. – Ну, зачем ты создаешь новые проблемы?
- Успокойся, Марина. Никаких проблем с моей стороны не будет, - сказал Стас, надевая куртку. – Я подпишу все необходимые бумаги. И на суде, чтобы нас сразу развели, я подтвержу, что беспробудно пил и нещадно бил тебя. Успокойся. Я не буду помехой вашему счастью. Но сейчас я уйду. Я позвоню, где меня можно будет найти в случае необходимости. За своими вещами и книгами потом как-нибудь зайду.
- Станислав, не делай глупостей! Уже поздно! Сейчас на улице опасно! Куда ты пойдешь? – пыталась остановить его Марина.
- В реальный мир! – сказал Стас, мягко отодвинул Марину в сторону, открыл дверь и шагнул за порог.

Стас вышел на улицу. Когда скрипучая дверь подъезда закрылась за ним, он понял, что возврата к прошлой жизни уже не будет. В один день он лишился работы, жены и квартиры. Не много ли для одного дня?

На улице было темно и холодно. На небе бриллиантовой россыпью сверкали яркие звезды. Он поднял глаза и долго смотрел на них. Привычным глазом он пробежался по созвездиям. Цефей, Кассиопея, Персей, Андромеда. А вот три главные навигационные звезды – Вега, Альтаир, Денеб. Красавец Орион еще не поднялся из-за горизонта.

С детства Стас увлекался астрономией, прочитал множество книг, основательно изучил карту звездного неба - и что? Зачем это было нужно? Что это дало ему в жизни? Если бы он стал астрономом, тогда эти знания пригодились бы. А так? Просто даром потраченные силы и время. Выходит что, увлечение астрономией было не настолько серьезным, чтобы посвятить ей жизнь.

Неожиданно на ум Стасу пришли слова Канта: «Две вещи, чем больше я думаю о них, тем большим изумлением наполняют мою душу – звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас».

Стас пожал плечами, плюнул, застегнул куртку, и зашагал прочь от дома в неизвестность, в новую жизнь…


========6. Гоп стоп.

Стас пошел через парк, который в связи глобальными трансформациями превратился себе во вполне дикий лесной массив. Но так было ближе к вокзалу. В районе вокзала у него жил хороший товарищ, который должен был пустить переночевать. Стас шагал по бывшей парковой аллее, которая уже основательно поросла бурьяном и петляла меж кустов как лесная тропинка. Справа метрах в ста за лесом было шоссе, с которого иногда был слышен шум проезжающих машин. Погруженный в размышления о том, как ему дальше жить, он не увидел три темные фигуры, которые внезапно встали у него на пути.

- И куда это мы так спешим? – услышал он сиплый голос, который был больше похож на шипение змеи.

Стас резко остановился, пытаясь в темноте разглядеть троих, стоявших перед ним совсем близко. Один слева был небольшого роста, плотный, сутулый в мешковатой темной куртке, застегнутой под горло, в теплой фуражке с наушниками, с руками в карманах. Второй высокий здоровый, с руками как оглобли, который и сам был похож на оглоблю, в пиджаке и свитере, в лыжной вязаной шапочке на голове. Третий – щуплый шкет, в джинсовой курточке, у которого на лице даже в темноте угадывалась наглая ухмылка.

- Наверно на свидание с нами спешил? – весело поддержал сиплого шкет. – Ну, вот мы и встретились. И какие подарки ты нам приготовил? Давай, давай, выворачивай карманы, и не вздумай артачиться. А то ведь мы можем тебя и перышком пощекотать, - в руке шкета блеснул нож.
- Подожди, Гильза, - снова засипел сутулый, - он умный фраерок, сам все отдаст.
- Да у меня ничего и нет, - вступил в разговор Стас, - я пустой. Вышел вот прогуляться перед сном.
- Нет, фраерок, ты все же не такой умный оказался, - с сожалением сказал сутулый. – А ну, Бурун, посмотри, что у него там в карманах.

Бурун-оглобля шагнул к Стасу.

- Руки подними, - буркнул он, легонько ударив Стаса по рукам.

Стас послушно поднял руки. Бурун залез своими ручищами в боковые карманы куртки. Вытащил оттуда перчатки, ключи, мелочь и какие-то бумажки, которые всегда накапливались в карманах. Передал все это Гильзе и расстегнул куртку Стаса.

- Клевая курточка. Как раз на меня. Ты, давай, снимай ее сразу, - он потянул ее за шиворот вниз.
- Если вы ищете деньги, то баксы у меня в нагрудном кармане пиджака, - сказал Стас, делая вид, что собирается снимать куртку.
- Ну вот! – радостно воскликнул Гильза, - а говорил, пустой!

Бурун отпустил куртку, шагнул влево, чтобы удобней было залезть в нагрудный карманчик пиджака, и закрыл собой Гильзу и сиплого. И тут Стас ударил…

Нет, боксером он не был. Еще в школе ходил недолго в секцию бокса, но как бить, вкладывая в удар вес всего тела, он усвоил хорошо. Бурун хрякнул и полетел на своих напарников. Стас рванул вправо в лес, за которым было шоссе.

Сзади он услышал маты, и затем шум погони. Неожиданно хлестко ударил выстрел, и недалеко слева от Стаса завизжала отрикошетившая пуля. Стас тараном продрался сквозь кустарник живой изгороди, вылетел на шоссе, рванул через него и чуть не угодил под колеса легковой машины. Он инстинктивно выставил вперед руки, навстречу отчаянно тормозящей машине и уперся ими в капот, когда она остановилась перед ним.

- Ты что, с ума сошел? – закричал водитель, открывая дверцу.   
- За мной гонятся! – крикнул ему Стас. – Там бандиты!

И словно в подтверждение его слов снова в ночной тишине звонко щелкнул выстрел.

- Давай быстро в машину! – среагировал водитель, и не успел еще Стас закрыть дверь, как машина рванула с места.

Из леса ей наперерез выскочил Гильза. Он ухватился за ручку дверцы и так некоторое время бежал рядом с машиной, но потом запутался ногами и с матами грохнулся на дорогу. Машина набирала скорость.


=============7. Клиника Губера

«Подумаешь – с женой не очень ладно. Подумаешь – неважно с головой. Подумаешь –  ограбили в парадном. Скажи еще спасибо, что живой» - вспомнился Высоцкий. Ну, прямо про меня – подумал Стас. Правда, ограбили не в парадном, но самое время сказать – спасибо, что живой.

Он почувствовал боль в руке. Подвигал кистью и скривился от резкой боли.

- Что с рукой? – спросил водитель.
- Да, одного из этих, - Стас мотнул головой назад, - наградил хуком.
- Надо посмотреть. Так оставлять нельзя. Может быть и перелом. Скорей всего боксом мало занимался, вот неправильно и концентрируешь кисть при ударе.

Стас с удивлением посмотрел на водителя. Невысокого роста, худощавый, сразу бросалась в глаза его большая голова. Темные короткие волосы с залысиной спереди, крупный широкий нос, резко очерченные скулы, подбородок клином, безгубый щелевидный рот, глубокие складки от крыльев носа к концам рта. Движения, которыми он управлял машиной, были уверенными, быстрыми, спокойными и плавными. От всего его облика ощущалась какая-то скрытая сила. Чувствовалось, что он не простой клерк, а обладает некой властью.

Машина выскочила на кольцо, затем нырнула под железнодорожный мост. На площади неожиданно повернула направо на улицу Розы Люксембург.

- Остановите машину, - попросил Стас, - мне надо к вокзалу.
- А что там у тебя? – спросил водитель.
- Товарищ, с которым надо бы встретиться.
- Что, переночевать негде? – спросил водитель. – Куда ты с такой рукой? Я как раз еду в больницу. Там руку тебе посмотрим, потом и решишь, что дальше делать.

Машина свернула в проулок и уперлась в массивные железные ворота.

- Куда мы приехали? – спросил Стас. – Что это за больница? Это психбольница, что ли?
- Да, это клиника Губера, - подтвердил водитель. – Здесь тебе руку и посмотрим.

От ворот к машине подошел охранник в камуфляже:
- Это вы, Генрих Юрьевич? А кто с вами?
- Пациент, - ответил водитель.

Охранник взмахнул рукой, ворота открылись. Машина въехала во двор больницы. Стас оглянулся – массивные ворота закрылись за ним…


========8. Пациент

- Идите за мной, - сказал водитель Стасу, выходя из машины.

Они поднялись по ступеням к стеклянным дверям освещенного фойе. Это был довольно большой холл, в стене напротив две двери с табличками, направо налево коридоры, закрытые решетками.

Охранник открыл им дверь и поздоровался:
- Здравствуйте, Генрих Юрьевич.

Генрих Юрьевич кивнул в ответ:
- Что с Брагиным?
- Плохо. Кома. Дэн просил, как только вы появитесь, срочно к нему, - по интонации разговора Стас понял, что охранник был не просто охранником, а довольно близким человеком тому, кого он почтительно назвал Генрихом Юрьевичем.
- Да, вот этого я никак не ожидал, – качнул головой Генрих Юрьевич. – Я почему-то был уверен, что Брагин без эксцессов пройдет третий уровень. Кто дежурный врач?
- Шахнин.
- Все к одному! – поморщился Генрих Юрьевич. - Ладно, вот его… - он повернулся к Стасу, - как ваше имя?
- Стас… э-э-э, Станислав Сергеевич, - запнулся Стас.
- Скажите Шахнину, что у Станислава Сергеевича повреждена кисть правой руки. Ему нужно сделать рентген и все необходимые процедуры по его результату. Затем пусть Станислав Сергеевич ждет меня в приемном покое. Когда я освобожусь, я заберу его. Он мой гость.
- Все понял, Генрих Юрьевич, – ответил охранник, – я передам Шахнину.

Генрих Юрьевич повернулся к Стасу и коснулся его руки:
- Простите, мне нужно срочно уйти. Вам сделают все, что нужно с рукой, потом я заберу вас, и мы решим, что дальше делать.

Стас кивнул.

- Открой, - обратился Генрих Юрьевич к охраннику, показывая рукой на решетку.

Охранник открыл правую решетку, и Генрих Юрьевич скрылся в коридоре за ней.

- Подождите здесь, - вернувшийся охранник зашел в комнату напротив входной двери, на которой висела табличка «Приемный покой».

Через минуту он вышел:
- Заходите, - сказал он Стасу, придерживая дверь.

За столом слева сидел невысокий, какой-то нескладный, с лохматой шевелюрой и короткими руками, человечек в белом халате. Он подслеповатыми глазами смотрел некоторое время на Стаса, затем резко пролаял:
- Документы!
- Какие документы? – удивился Стас.
- Ну не мои же! – так же резко с кривой усмешкой ответил коротышка.
- Но у меня нет с собой документов, - ответил Стас. – Вы поймите, мы с Генрихом Юрьевичем случайно…
- Меня не интересуют ваши отношения с Генрихом Юрьевичем! – оборвал его дежурный врач. – Если нет документов, назовите себя.
- Станислав Сергеевич Тимофеев, - ответил Стас.

Дежурный врач записал его имя в раскрытый журнал. Затем, не поднимая головы, начал отрывисто бросать вопросы:
- Сколько полных лет?
- Адрес!
- Где работаете?
- Да… сейчас нигде, - замялся Стас.

Коротышка поднял глаза на Стаса:
- Что значит нигде?
- Уволился. Сегодня, - уже начиная злиться, ответил Стас.
- Ну, естественно, - с ухмылкой отреагировал дежурный врач. – Кто же таких будет держать.
- Каких таких? – удивился Стас. – Вы о чем?
- Ни о чем! – обрубил дискуссию дежурный врач. – Сейчас вас проведут в рентген-кабинет, - он нажал на кнопку на столе, взял лист бумаги и стал что-то быстро писать на нем.

Через некоторое время дверь открылась, и в кабинет вошли два санитара. Они были в халатах, завязанных сзади, в белых шапочках и такой комплекции, что Стас сразу понял бесполезность какой-либо конфронтации с ними. Один был пожилой бугай, с темным широким почти коричневым по цвету хмурым лицом, избитым оспинами. «Рябой» - сразу дал ему кличку Стас. Другой молодой пышущий здоровьем атлет, лет двадцати пяти, на лице которого пробивалась бородка. «Этот точно пан-спортсмен» - Стас присвоил кличку и второму.

- В рентген-кабинет, –  громко сказал дежурный врач, поднимаясь из-за стола и протягивая санитару-атлету лист бумаги, из чего Стас понял, что пан-спортсмен является старшим. – Рентген кисти правой руки и все процедуры.
- А дальше? – спросил молодой.
- Там все написано, - отмахнулся дежурный врач, но затем уже тише, так чтобы не услышал Стас, добавил, - что дальше – в предбанник и в шестую.
- Подождите! Какой предбанник? – снова возмутился Стас, который все же расслышал последнее распоряжение дежурного врача. – Вы что в больные меня записать хотите?
- А вы разве здоровы? – с сарказмом отреагировал дежурный врач. – А ваша рука?
- При чем здесь рука?
- Как при чем? Она у вас разве не болит? А мы оказываем медицинские услуги только пациентам нашей клиники. Поэтому мы и должны оформить вас, как пациента. По другому мы не имеем права делать вам рентген и лечить вашу руку.
- Перестаньте паясничать! В таком случае я отказываюсь от ваших услуг! И требую сейчас же выпустить меня из больницы на улицу!
- А как же Генрих Юрьевич? Он же просил вас подождать его?
- Я не знаю, кто такой Генрих Юрьевич… - начал Стас.
- Это наш главврач, - перебил его коротышка, – и его распоряжения мы должны выполнять. Субординация, знаете ли. Здесь как в армии.
- Так свяжитесь с ним! И пусть он лично подтвердит ваши действия!
- Он уже отдал распоряжения относительно вас. К тому же он сейчас занят. Поэтому уж будьте добры, следовать за ними. Уводите, - махнул он рукой санитарам.

Санитары шагнули к Стасу, и Стас понял, что какое-то сопротивление совершенно бесполезно. Тем более с такой рукой.

…

- Нет, никакого перелома нет, - сказал лет пятидесяти, высокий, стройный, с аристократическим лицом, но уже совершенно седой рентгенолог. – Сильный ушиб и растяжение связок. Сейчас вам сделают компресс и наложат фиксирующую повязку. И постарайтесь не нагружать руку. Дня через три к хирургу на контрольный осмотр.

- Идите сюда, садитесь, - обратилась к нему молоденькая медсестра.

Она осторожно нанесла на кисть Стаса какую-то мазь и забинтовала ее:
- Все, вы свободны, - сказала она Стасу.
- Свободен? – с сарказмом спросил Стас. – Вы это им скажите! – он кивнул на санитаров.
- Я ничего не решаю, - смутилась медсестра.
- Да я понимаю, - успокоил ее Стас.

Рентгенолог что-то написал в листе бумаги и передал его санитарам:
- Можно идти.
- Подождите! – сказал Стас. – А вы можете сейчас позвонить Генриху Юрьевичу?
- Зачем? – удивился рентгенолог.
- Я хочу поговорить с ним.
- Вы с ним знакомы?
- Да. Это он привез меня сюда. Чтобы обработать руку и только. Но он был вынужден срочно уйти, и сказал, чтобы я ждал его в приемном покое. А меня в его отсутствие собираются определять в шестую палату, как больного по профилю этого заведения.

Рентгенолог снова взял в руки сопроводительный лист и пробежал его глазами.

- Шахнин на словах больше ничего не передавал? – спросил он старшего санитара.
- Да нет, - пожал он плечами.

Рентгенолог щелкнул тумблером на стоявшем у него на столе пульте и снял трубку:
– Соедините меня с Генрихом Юрьевичем. Понятно, - сказал он после паузы, – когда освободится, пусть позвонит мне. И скажите, что это касается его знакомого Станислава, которого оформляют как пациента, - сказал он, и положил трубку.
– К сожалению, - сказал он Стасу, - Генрих Юрьевич сейчас в закрытой зоне и занят. Но вы не волнуйтесь, когда он освободится, он позвонит мне, я обрисую ему ситуацию, и он решит, что делать с вами. А я не могу отменить распоряжение дежурного врача, и оставить вас здесь тоже не имею права. Поэтому, придется вам все же пойти с ними, - он указал на ожидающих санитаров.

И когда они уже почти вышли за дверь, резко бросил им вслед:
– Только не вздумайте пропускать его через баню! Руку мочить нельзя.

Они прошли по длинным коридорам. Стас в центре, два санитара конвоировали его чуть сзади с двух сторон. В одном месте они снова прошли решетку, и, наконец, зашли через обитую оцинкованным железом дверь в большую комнату. Сразу за дверью метрах в двух был угловой прилавок, как в магазине, отгораживающий пространство перед дверью и правый угол, где была еще одна дверь. Вся комната влево за прилавком была уставлена шкафами и вешалками с одеждой.  За прилавком сидела дородная женщина в белом халате, накрашенными губами и черных роговых очках.

- Это кто к нам пришел? – слащаво заулыбалась она Стасу. – Принимаем? – уже деловито обратилась она к санитарам, забирая у них сопроводительные бумаги. – Та-а-к, кто тут у нас больной? Станислав Сергеевич! Ага, шизофрения, прелестно…
- Послушайте, я не больной… - начал Стас.
- Кто сказал больной? Я? Ну что вы, вам послышалось, тут больных нет, - снова ласково запричитала дама. – Мы все тут в здравом уме и твердой памяти. Мы тут как одна дружная семья. Просто у нас игра такая. Одни играют роль пациентов, а другие роли врачей. Вам у нас понравится, вот увидите.
- Послушайте, - устало обратился Стас к старшему санитару, - прекратите эту комедию и отведите меня в приемный покой. Вы же понимаете, что я не больной, а просто гость Генриха Юрьевича.
– А в этом учреждении мы все гости Генриха Юрьевича … - снова начала дама.
– Вы не волнуйтесь, все выяснится, - сухо ответил Стасу пан-спортсмен, перебив даму. – Генрих Юрьевич про вас мне ничего не говорил. А мы должны выполнять распоряжения дежурного врача.
- Да выполняйте уж, - махнул рукой Стас.

Гардеробщица достала из шкафа и положила на прилавок стопку белья:
- Берите белье и вон туда, - она указала на дверь в правом углу. – Там помоетесь, переоденетесь, и будете как новый огурчик, готовы к новой роли в нашем драмтеатре.
- Ему в баню нельзя, - сказал старший санитар.
- Как это нельзя? – вскинулась дама. – Без бани я белье не имею права выдавать.
- Барышев запретил. У него рука больная, - возразил санитар.
- Ну, если Барышев, - нехотя согласилась дама. – Тогда пусть переодевается здесь.
- Раздевайтесь, - сказал санитар Стасу, - я помогу.



=========== 9. Палата номер 6

В свете тусклой желтой лампочки под потолком была видна довольно большая комната размером со школьный класс. Входная дверь была ближе к правому углу. Слева от двери два ряда коек по пять штук в ряду перпендикулярно стене, между ними по центру проход. Койки были разделены тумбочками и почти все заняты, кроме двух. На занятых под одеялами лежали люди. В комнате был спертый воздух и стоял тяжелый запах мочи. Три окна напротив были забраны решетками. Справа у торцевой стены длинный стол со скамейками по сторонам. У стола с расставленными ногами и руками за спиной стоял крупный мужик в больничной одежде с бульдожьим лицом и с клочками седых коротких волос на почти голом черепе. Бросались в глаза его широкие плечи, отсутствие живота и военная выправка.

Когда за Стасом захлопнулась дверь и проскрежетал засов, человек у стола молча повернул голову к Стасу.

- Что! – неожиданно трубным голосом заревел он. - Как стоишь, рядовой? Строевым ко мне! Шагом марш!

Стас не ответил и не сдвинулся с места, продолжая осматривать палату.

Тогда стоявший у стола в один прыжок оказался рядом вплотную со Стасом и уставился на него своими налитыми кровью злобными глазками:
- Смирно! – заорал он, брызгая слюной.

Стас поморщился и вытерся рукавом.

- Гауптвахты давно не нюхал? – продолжал он орать на Стаса и сунул свой пудовый кулак ему под нос.

Стас левой рукой отвел его руку в сторону:
- А сам-то давно оттуда?
- Что! Сопротивление? – еще больше взъярился он.
- Майор, угомонись! – услышал Стас голос слева от себя. – Идите сюда, здесь койка свободна, будем соседями.

- Вы на него не обращайте внимания, он, в общем-то, безобидный. Бывший майор. Артиллерист. Когда его пушки порезали на металлолом, а его уволили в запас, он и тронулся умом. Не представляет себе жизни без армии. Теперь вот здесь дисциплину наводит. Вы-то как здесь оказались? – закончил он вопросом.

У него было худое длинное бледное лицо с печатью усталости.

- Да, - пожал плечами Стас, - по недоразумению.
- По недоразумению? – почему-то сильно удивился сосед. – Вы полагаете, что в этом мире что-то может происходить по недоразумению?
- Почему же нет? – в ответ спросил Стас.
- Ну, во-первых, можно вспомнить знаменитое выражение известного философа, что случайность это непознанная закономерность.
- А во-вторых? – спросил Стас, когда его сосед почему-то замолчал и задумался.
- А во-вторых, всегда можно найти в прошлом тот ваш личный выбор, который неизбежно и приводит вас к данному статус-кво. Меня зовут Феликс.
- Стас, - ответил Стас. – Вы совершенно исключаете случайность?
- Это философский вопрос. Что понимать под этим понятием. Но я сейчас говорю о том, как складывается жизнь человека. Я уверен, что человек сам полностью детерминирует свою судьбу.
- Ну, не знаю. Все это очень спорно, - покачал головой Стас. – Например, у всех разные стартовые возможности. Один родился в столице, и получает по факту рождения все преимущества столичной жизни. Другой в сельской глуши, чему-то там учился в сельской школе. Разве они в равных условиях в смысле детерминирования своей судьбы, например, при поступлении в столичный университет?
- Не о том речь! – поморщился Феликс.
- Вы извините, Феликс, - остановил его Стас. – Но я сейчас не в том состоянии, чтобы вести философские дискуссии. Мне нужно немного прийти в себя и обдумать свой настоящий статус-кво, как вы выразились.

Стас снял больничные тапки, лег на кровать и закрыл ноги одеялом, потому что было достаточно холодно.
 
- Ну, подумайте, подумайте, -  сказал Феликс и тоже о чем-то задумался, сидя на кровати.

- Скажите, - через некоторое время обратился к нему Стас, - здесь обходы бывают?
- Бывают, почти каждый день.
- Их проводит Генрих Юрьевич?
- Нет, Генрих Юрьевич здесь редко бывает. Это делает дежурный врач. А вы знаете Генриха Юрьевича?
- Да, это он привез меня сюда, - нехотя сказал Стас.
- Да? – почему-то сильно поразился его сосед. – Тогда это в корне меняет дело!

Стас настороженно посмотрел на Феликса:
- В каком смысле? Извините, Феликс, а вы кто? Что-то вы не сильно похожи на пациента этого драмтеатра, как сказала одна здешняя дама.
- А! – беспечно махнул рукой Феликс, - я на самом деле сумасшедший. Только не буйный, вы не волнуйтесь. А эту даму, которую вы упомянули, я хорошо знаю. Это здешняя достопримечательность. Но то, что вас привез сюда сам Генрих Юрьевич, может говорить только о том, что он вас наметил на карнацию.
- Карнация? Это что такое? Перерождение, что ли?
- Не буквально, но, по сути, так! – снова заволновался сосед. – Он будет вас уговаривать! Не соглашайтесь, ни в коем случае не соглашайтесь! Это очень опасно! Можно стать полным идиотом, овощем. Это равносильно лоботомии, понимаете? Я вот отказался… - Феликс, вдруг замолчал.
- И поэтому вы здесь? – спросил Стас.

- Разговорчики! – вдруг заорал рядом с ними подкравшийся незаметно к их койкам майор. – Почему в одежде на кровати! Три минуты отбой!
- Да угомонись ты! – в сердцах выругался Феликс.
- Что? Неподчинение? – майор повернул голову к двери. – Дневальный! Караул с оружием сюда!
- Разденьтесь и ложитесь под одеяло, а то он не отстанет, - сказал Феликс Стасу. – Потом можно будет тихо разговаривать, он уже не будет обращать внимания.

Но не успел Стас снять больничную куртку, как загремел засов, открылась дверь, и кто-то громко сказал:
- Тимофеев, на выход!
- Это видно за мной, - сказал Стас Феликсу.
- Удачи вам. И помните, что я вам сказал, - прошептал Феликс.
- И вы тут держитесь, - кивнул ему Стас и направился к двери.
- Караул с оружием по вашему вызову прибыл, - сказал он, проходя мимо майора. - А я отправляюсь на гауптвахту. Разрешите идти? – насмешливо обратился к нему Стас.

И вдруг он увидел перед собой растерянные глаза беспомощного человека. И ему, вдруг, стало жалко его:
- Все будет хорошо, - Стас тронул его за рукав куртки, и вышел за дверь.

…

За дверью Стас увидел все тех же санитаров – рябого и пана спортсмена.

- Стоять, - негромко сказал ему пан-спортсмен, закрывая дверь палаты.
- Лицом к стене? – с сарказмом спросил его Стас.
- Вам, Станислав Сергеевич, лицом к стене не надо. А вот кого надо мы водим в смирительных рубашках, - ответил ему санитар, поворачиваясь к нему.

- Меня куда – в Бутырку? – спросил Стас у рябого, когда они двинулись по коридору.
- Тебя за твой язык точно надо бы туда определить, - довольно миролюбиво буркнул ему рябой. – Шагай, давай, не вертись.

Они шли довольно долго. Шли по подземному переходу с пучками труб и кабелей. Прошли две решетки. И, наконец, попали в коридор, где все сверкало медицинской белизной и чистотой.

- Сядь и подожди здесь, - сказал ему пан-спортсмен, указав на один из стульев у стены, а сам  постучал в одну из дверей, на которой была табличка с надписью – «манипуляционная».

Стас почувствовал внутри холодок. Для чего его сюда привели? Какие манипуляции здесь собираются делать с ним? Он вспомнил слова Феликса: «Не соглашайтесь, ни в коем случае не соглашайтесь! Это равносильно лоботомии!»

«Нет, надо хоть что-то попытаться предпринять» - подумал он. Он посмотрел в дальний конец коридора. Ему показалось, что там выход на улицу. Он наклонился, будто поправляет тапочки, и с низкого старта рванул по коридору.

Сильный удар в спину сзади сбил его с ног. Ему на спину опустилось колено, прижимая его к полу, а левая рука до боли вывернулась назад.

- Кого ты обмануть хотел? – услышал он голос рябого.
- Отставить! – услышал он резкий окрик.

Рябой отпустил его руку, снял колено, за шиворот как куклу поднял Стаса на ноги и повел назад.

Рядом со старшим санитаром у раскрытой двери стоял какой-то человек в белом халате. Он взял у пана-спортсмена лист и расписался в нем, приложив к стене:
- Можете быть свободны, он остается со мной.

…

- Ну что, Станислав Сергеевич, досталось вам?

Стас с удивлением посмотрел на принявшего его у санитаров человека и вдруг узнал в нем барда.

- Позвольте... Даниил?
- Да, Станислав Сергеевич. Вы извините, что с вами случилась такая неприятность, но в этом виноват дежурный врач – Шахнин. Он свое получит. Я надеюсь, с вами все в порядке?
- О, да, вполне. Перелома нет, руку перебинтовали.
- Я о другом. С вами хорошо обращались? Хотя я сам видел…
- У меня к санитарам претензий нет, - перебил его Стас. - Они хорошо выполняли свою работу. И к Шахнину тоже нет претензий. Боле того, я ему даже благодарен. Побывать в шкуре сумасшедшего - это дорогого стоит.
- Но вы все же недолго были в его шкуре, не так ли? – с улыбкой сказал Даниил.
- Да, сойти с ума я, кажется, так и не успел. Не успел вжиться в эту роль.
- Ну, это мы еще посмотрим, - рассмеялся он. – Идемте, вас ждет Гюрза.
- Это еще кто? – насторожился Стас.
- Извините, оговорился. Генрих Юрьевич, наш главврач.
- А вы что-то не похожи на санитара.
- Я доктор. Меня здесь называют доктор Дан.
- А говорили санитар.
- И санитар тоже. Хотя санитар более глубокое понятие, чем доктор.


=================10. Выбор

- Мне уже рассказали, что с вами случилось в нашем заведении. Извините, кое-кто тут пытается строить свою игру, вы и попали случайно в эти интриги.
- Да я не в претензии.
- Хорошо, забыли. Я так понимаю, у вас не было времени поужинать, давайте немного перекусим, - Генрих Юрьевич пригласил Стаса к столу.
- Да, знаете, я действительно несколько проголодался, - сказал Стас. – В палате номер шесть почему-то не кормили.
- Ну что вы, у нас кормят хорошо. Но вы туда попали уже после ужина. Сегодня переночуете здесь? - Задал он вопрос.
- Если можно, - неуверенно сказал Стас, думая про себя, что, может быть, было бы лучше и убраться отсюда куда-нибудь от греха подальше.
- Мне сказали, что вы нигде не работаете, и именно сегодня уволились, это правда?
- Да это так, - подтвердил Стас.
- А кто вы по профессии?
- Инженер электронной техники.
- А вы знаете, если конечно у вас нет никаких других планов, я мог бы предложить вам работу у нас.
- Планов на работу пока совершенно никаких. А что надо делать?
- Вопросы самые разнообразные. И ремонт, и обслуживание, и программирование, и научная работа.
- Да вы знаете, это вполне могло бы мне подойти. Одно время я даже работал в институте по разработке автоматизированных систем.
- Прекрасно. Завтра и поговорим подробней. Да, я совсем упустил, может быть, вам надо позвонить жене, сказать, что с вами все в порядке? Она наверно волнуется. Вот телефон.
- Она не волнуется, - покачал головой Стас, - как раз сегодня мы решили развестись, и я ушел из дома. Квартиру тоже оставил ей.
- Да, решительно вы зачеркнули свою прошлую жизнь, - покачал головой Генрих Юрьевич, - в один день потеряли и работу, и жену, и квартиру. Как же так получилось?
- Да что ж тут говорить? И женился не на той, и не на ту работу устроился, да и квартира, как оказалось, не моя. Если бы вернуть все назад, я бы уже не совершил этих ошибок. Но это, увы, невозможно.
- Ну почему же невозможно?

Стас с удивлением поднял глаза на своего собеседника и увидел, что тот смотрит на него внимательным и оценивающим взглядом. Он снова вспомнил слова Феликса и почувствовал какой-то необъяснимый страх.

- Что вы хотите сказать? – настороженно спросил он.

Эта настороженность не ускользнула от внимания Генриха Юрьевича.

- Вы уже поели? – переменил он тему. – Тогда давайте перейдем за столик.

Они уселись в кресла рядом с журнальным столиком, на котором стояла бутылка коньяка, тарелочки с сыром и лимоном.

- По глотку? - Генрих Юрьевич поднял бутылку.
- Да, с удовольствием, - кивнул Стас. – Сегодня очень насыщенный день, надо бы и расслабиться немного.

- Вы знаете, многие уверены, что если бы они имели возможность вернуться назад в прошлое, они смогли бы исправить свои ошибки, и их жизнь сложилась бы совершенно по-другому, значительно лучше, - начал Генрих Юрьевич, когда они выпили по глотку коньяка.
- А разве это не так? - спросил Стас.
- Совершенно не так. Дело в том, что человек видит только верхний уровень причинно следственных связей. Поэтому его логические построения и прогнозы всегда ущербны и ошибочны. А на самом деле каждое событие в жизни человека определяется огромным количеством факторов, находящихся вне поля его внимания. И не только вне поля внимания, но и вне возможности воздействия на них. И это событие с учетом сказанного оказывается наиболее оптимальным в плане определения судьбы отдельного человека. Поэтому жизнь человека предопределена на интегральном уровне практически бесконечным количеством влияющих факторов и, в общем, не зависит от него.
- Вы хотите сказать, что человек совершенно лишен возможности влиять на свою жизнь?
- Нет. Он может влиять. Он может сознательно вмешиваться в ход естественного процесса течения его жизни. Но только в настоящем. А прошлое уже закрыто для него. И попытки изменить прошлое в лучшую сторону, неизбежно приводят к еще более худшему варианту течения его жизни.
- Так можно говорить, потому что проверить это нельзя. Прошлого уже нет и вернуться в него, чтобы что-то там изменить, невозможно.
- Ну а если бы вам все же представилась такая возможность, вы бы воспользовались ею?
- Конечно воспользовался! – решительно ответил Стас, понимая, что ему это ничем не грозит.
- Ну и что бы вы изменили в своем прошлом?

Стас пожал плечами и немного задумался.

- По крайней мере, я выбрал бы другую профессию. И женился бы на другой.            
- И кем бы вы хотели стать в вашей новой жизни?
- Да какое это теперь имеет значение? – пожал плечами Стас.
- И все же? Мы ведь просто беседуем.
- Ну, может быть… - начал Стас. – Я в юности писал неплохи стихи, песни, играл на гитаре. Они пользовались некоторым успехом. Писал я и прозу. Небольшие рассказы, но были мысли и о более серьезных вещах. Наверно я попробовал бы пойти по писательской стезе.
- Понятно. Вполне резонно, - заметил Генрих Юрьевич. – А женились бы на ком?
- Но уж конечно не на Марине! Да, была одна девушка. Студентка с археологического. Она меня боготворила. Была в восторге от моих стихов. Была уверена, что я могу стать большим поэтом. Ее звали Регина. Если бы я женился на ней…
- Так почему же не женились?
- Да я и сам не понимаю, - после некоторого молчания сказал Стас. – Как-то все очень быстро закрутилось. С Мариной.
- Это значит, что у вас, скорей всего, не было серьезных чувств ни к Регине, ни к Марине.
- Не знаю. Наверно, - махнул рукой Стас.

Генрих Юрьевич поднялся и прошелся по комнате. Постоял немного у стеллажа с книгами. Затем повернулся к Стасу:
- Значит, вы убеждены, что если бы вы поступили в своем прошлом так, как вы сейчас описали, то не пришли бы к тому печальному итогу этого периода своей жизни, который имеете сейчас? – задал он вопрос Стасу. И по его тону, Стас понял, что этот вопрос был задан не просто ради продолжения ни к чему не обязывающего разговора.

- Ну да, убежден, - как-то неуверенно ответил Стас.

- Хорошо. В таком случае я предлагаю вам участие в одном эксперименте, - он поднял руку, останавливая Стаса, подошел к столику и снова сел в кресло.

- В программе воздействия на сознание наших пациентов, разумеется, в лечебных целях, мы разработали установку, создающую виртуальную реальность, которая воспринимается находящимся внутри нее, как самая настоящая объективная, - начал он, внимательно следя за выражением лица Стаса. – Эта установка считывает всю информацию из памяти пациента с начала зарождения у него сознания и до настоящего момента, формирует виртуальный мир его прошлого, в котором он может действовать вполне сознательно. Блоки памяти этой установки подключены к огромному массиву практически всех знаний цивилизации, что позволяет ей создавать интегральную картину виртуального мира, вполне не уступающую реальному. Поэтому и процессы в этом виртуальном мире протекают, как если бы они происходили в реальном мире. Вы понимаете?
- Не совсем, - настороженно ответил Стас. – Зачем вы мне все это рассказываете?
- А разве вы не хотите попробовать изменить свою жизнь?
- То есть вы предлагаете мне снова выступить в роли пациента вашей клиники уже в сомнительном эксперименте? К тому же вы и сами говорите, что это только иллюзия, вроде компьютерной игры. Какое же здесь изменение жизни?
- Эта установка универсальна. Да мы используем ее в лечебных целях. Но, в общем-то, она предназначена для изменения сознания любого человека. После сеанса на этой установке он начинает глубже понимать реальную жизнь, у него открываются новые способности и возможности для построения своей судьбы в соответствии со своими устремлениями.
- Все это общие слова, - заметил Стас. – И они как-то не убеждают меня принимать участие в ваших сомнительных экспериментах. Вы уж извините.
- Выбор, разумеется, за вами, - согласился Генрих Юрьевич. Но я сейчас же могу продемонстрировать вам реальные способности, которые возникают у человека после прохождения сеанса на этой установке. Подойдите к стеллажу и возьмите из него любую книгу, какую пожелаете. Затем откройте ее на любой странице и назовите мне ее номер.
- Зачем? – спросил Стас.
- Я по памяти прочитаю вам, что написано на выбранной вами странице. Согласитесь, что запомнить наизусть дословно абсолютно все книги на этом стеллаже просто невозможно для обычного человека. Вы согласны? И однако, такая мощная память возникает после нескольких сеансов на этой установке. Это стоит того, чтобы согласиться на экперимент?

После некоторого раздумья Стас подошел к стеллажу и взял наугад книгу. Это оказалась книга Николо Макиавелли «Государь». Он раскрыл ее:
- Страница 291, - сказал он Генриху Юрьевичу.

- Но в 1340 году возникли новые причины для смут, - тут же начал Генрих Юрьевич. – Могущественные граждане обладали двумя способами усиливать и сохранять свое влияние. Первый состоял в том, чтобы всячески уменьшать при жеребьевке число новых должностных лиц с тем, чтобы жребий выпадал всегда им или их друзьям. Второй заключался в том, чтобы руководить избранием правителей…
- Достаточно, – остановил его Стас. – Я возьму другую книгу.

Он прошел вдоль стеллажа. Затем вернулся немного назад и взял наугад книгу с самой нижней полки. Это оказался «Молот ведьм». Он раскрыл ее:
- Страница 162, третий абзац.

- За большую вину полагается и большее наказание. Грех Адама был тягчайшим образом наказан тем, что, как известно, его наказание вместе с виной передавалось через первородный грех на все поколения. Поэтому его грех тяжелее, чем все другие грехи…

- Да, все так. Теперь на следующей странице третий абзац, - прервал его Стас.

- Грех, вытекающий из определенной злобы, тяжелее, чем вытекающий из незнания. Ведьмы презирают из злобы веру и таинства веры, как это и было многими их них признано на процессах, - снова без какой-либо задержки методично стал читать Генрих Юрьевич.

- Да, вы меня убедили, - согласился Стас, останавливая его чтение движением руки, - у вас действительно удивительная способность к запоминанию текстов. – Но почему я должен верить, что это связано с экспериментом, который вы мне предлагаете?

- Верить мне или нет – это ваш выбор, - спокойно сказал Генрих Юрьевич.

Стас поставил книгу на место и надолго задумался. Мысли вихрем крутились в его голове. Он ясно отдавал себе отчет, что Генриху Юрьевичу зачем-то надо уговорить его, чтобы он прошел сеанс на этой установке. Но зачем? Все эти аргументы по поводу новых способностей и возможностей вполне могут быть не более чем морковка для осла. И в то же время Генрих Юрьевич вызывал у него ощущение, что ему можно доверять.

- Я вижу, вы сомневаетесь, принимать ли мое предложение, - прервал молчание Генрих Юрьевич. – Выбор, как я уже говорил, исключительно за вами. Скажу только вот еще что. Вам предоставляется уникальная возможность радикально изменить свою жизнь, сделать ее насыщенной смыслом, ради чего стоило бы жить. В состоянии измененного сознания после сеанса, вы сможете участвовать в управлении этим миром. Если же вы откажетесь, то остаетесь в вашей  настоящей реальности, в которой вы, по крайней мере, в настоящий момент, просто не более чем люмпен, который не знает, зачем и ради чего жить. Разве не так? Так вот она, ваша реальность, перед вами! Вы остаетесь в ней? – он развел руки в стороны.

«Он будет уговаривать вас! Не соглашайтесь, ни в коем случае не соглашайтесь! Можно стать полным идиотом, овощем. Это равносильно лоботомии!» - снова вспомнил он слова Феликса.

- Я согласен, - сказал он Генриху Юрьевичу.

...