Станислав Бемович Джимбинов

Пролог.
По-моему то, что он делал на лекциях, можно отчасти считать словесной ворожбой. Во всяком случае, чувствуя, как мир несправедлив, он был сторонником не принимать тревожные меры, а смириться, не беспокоить себя и других, а медитировать, чтобы стало яснее и легче. Он по-своему призывал нас как можно чаще смотреть не только под ноги, чтобы не запнуться и не упасть, но и в небо, откуда наши души. Оттуда пришли и там будем — может быть это он имел ввиду в лирических отступлениях от драматической до романтической сторонами лекции-беседы.

Станислав Джимбинов родился 24 июня 1938 года в семье народного поэта Калмыкии. Всю жизнь преподавал историю зарубежной литературы XX века в Литинституте, читал лекции в университетах Западной Европы и Америки.
Одним из первых в Советском Союзе начал заниматься американской поэзией. Под его редакцией вышла знаменитая темно-синяя антология «Американская поэзия XIX—XX вв. в русских переводах».
Он приходил на лекцию, ставил кожаный толстый портфель на стол, доставал кипу маленьких листочков с выписками: «Посмотрите, сколько я всего принес», улыбался. И начинал читать.
Записать лекцию за Джимбиновым было невозможно. Это был поток сознания, песня про Кафку и Джойса, Элиота и Ремарка, Фолкнера и Платонова, Мандельштама и Гумилёва, Цветаева и Ахматову.
Он сам не замечал, как переходил с русского на немецкий, французский, английский.
Когда лежал в больнице — выучил греческий, и для себя, чтобы скоротать время, сравнивал переводы Библии.
Лекция всегда заканчивалась одинаково. Звенел звонок. Джимбинов вздрагивал и опускал плечи. «Ну вот, опять не успел, а ведь столько хотел сказать», — снова и снова повторял он обиженным голосом, складывая листочки в портфель.
Пожилой мужчина в мятом костюме и желтых очках с кучей смартфонов, которыми он не умел пользоваться... 
Его можно было встретить на Горбушке, покупащим диски со старым черно-белым кино, с тележкой — на книжной ярмарке. Он не пропускал ни одной, растрачивая целое состояние на книги.
Знал восемь европейских языков и, рассказывая о поэтах, непременно читал стихи на языке оригинала и лишь потом — по-русски.
Знаменитый в среде интеллектуалов, эстетов, философов и полемистов, Станислав Джимбинов удерживал в своем сознании и сердце немыслимый объем того, что мы расплывчато-конкретно называем "мировая культура". Огромный диапазон, широчайшая палитра имен!
Розанов, Лосский, Достоевский, Трубецкой, Ильин, Лосев.
Западный экзистенциализм и русская софиология: Джойс, Пруст, Кафка, Рильке, Йейтс, Тракль, Фолкнер.
В начале девяностых, подготовил издание стихотворений Ивана Бунина, российскую публикацию книги Марины Цветаевой «Лебединый стан».
Автор статей о Семёне Венгерове, Василии Розанове, Данииле Андрееве.
Встречи с ним не могли закончиться точно по расписанию, ведь темы были неисчерпаемы: не только Розанов или Флоренский, но вообще — поэзия, философия, музыка…
Он отдавал предпочтение инструментальной. Станислав был необыкновенно чуток ко всему подлинному.
Жил литературой и ради литературы, читал невероятные лекции — путанные, с тысячей отступлений от темы, но живые, захватывающие. Стол в аудитории, где он читал лекции, был хаотично завален бумажками, исписанными неровным непонятным почерком.
Одиночеством он тяготился, скорее, интеллектуальным: мало кто мог поддержать беседу на его уровне.
Для нас, его студентов, общение с Джимбиновым было не просто образование. Это была любовь. Он делился с нами знаниями, о которых мало кто знал. Слушать его было одно удовольствие. Даже теперь, спустя тридцать лет, вспоминаю интонации, отношение к лирическим героям: доверительное, не формальное, трепетное.
Он жил один, среди книг. Книги в его небольшой квартире были везде: в коридоре, на кухне, в комнатах. Полки до потолка!
Не было не то что жены или близкого человека. Не было ни собаки, ни кошки, ни даже фикуса.
Он жил один, на покупных обедах, которые разогревал в микроволновке.
Но угощал гостей, жалел, что время пролетело так быстро, толком не посидели, не пообщались, не хотел отпускать.
Много и охотно импровизировал, задавал непредсказуемые, выходящие за рамки курса, вопросы на экзаменах, но его неожиданные аналогии, параллели, ассоциации поражали! Студенты уходили, чувствуя, что прикасаются к чему-то великому и прекрасному.
В большом интервью журналу «Студенческий меридиан» он как-то поделился своей мечтой: издать новую Библиотеку Всемирной Литературы в ста томах.
«В нее вошли бы самые действительно главные произведения мировой и русской литературы. Не только художественной, но и исторической, и философской. Есть состав, и даже формат продумал — вплоть до шрифта...
У меня разработан не один, а даже целых два способа подачи иноязычного текста, которые сделают изучение иностранного языка легким и интересным для любого студента и школьника. Вот только путей в крупные издательства у меня нет. Эти книги могли бы вызвать переворот в изучении иностранных языков. Кстати, начинать здесь, конечно, нужно с древнегреческого и латинского... ".
Не позабыть этот певучий завораживающий тенор! Наберешь его номер, чтобы задать простейший «библиографический» вопрос, и завяжется беседа, от которой слегка пьянеешь, до того она полна живых и очень джимбиновских мыслей. Внезапно узнаешь о книгах, про существование которых даже не подозревал, слышишь его столь знакомый вздох: «Вот бы переиздать!». И начинаешь остро чувствовать, насколько велика, насколько разнообразна мировая культура, это Божье дело, порученное человеку.
Станислав умер в окружении книг, в воскресенье, на Троицу.
За месяц до этого сломал ногу, когда искал дома нужную ему книгу (упал не то с лестницы, не то со стремянки). Его отсутствие в институте списывали на болезнь. О смерти узнали только через несколько дней, 23 июня 2016 года. Все произошло в духе Кафки, любимого писателя.
Урна с прахом Станислава Джимбинова захоронена на Донском кладбище Москвы.

Материал подготовлен на основании личных воспоминаний, а также прочитанного в Интернете.