Великий кит

Она зажмурилась, как будто снова собиралась прыгнуть в бассейн. Когда-то Лида занималась плаванием, ей даже прочили карьеру профессиональной спортсменки. Но она решила, что будет учителем, как … нет, не как мама - как бабушка. Ощущения перед первым занятием, да еще и в престижном лицее, были сравнимы с тем же страхом - высоты, глубины и холода.
Она снова открыла глаза, поморгала, выдохнула и начала:
– Здравствуйте, меня зовут Лидия Валентиновна Милютина, я учусь в университете и буду некоторое время вести у вашего класса уроки русского языка и литературы. Надеюсь, мы найдем общий язык и нам будет интересно вместе. Сегодня тема урока – комедия Александра Грибоедова «Горе от ума». Поднимите руку, кто уже прочел это произведение.
Десятки пар разноцветных, изучающих глаз. Так, спокойно… Несколько рук медленно, неуверенно поднялись, и, наконец, со второй парты первого ряда раздался голос:
– Я?
– Очень хорошо, – обернулась она к девочке с розовыми волосами и в круглых пластиковых очках, – Что, только один человек?  Может, кто-нибудь еще хотел бы поделиться впечатлениями от прочитанного?
– Я. И я! И я! – рук стало больше, голоса раздались дружнее.
***
– Ну, как все прошло? – поинтересовалась вечером бабушка, наливая чай.
– Ой, они… просто замечательные!
– Разумеется, – согласилась Маргарита Георгиевна, подкладывая в вазочку еще печенья, – это лицей довузовской подготовки, ребята не с улицы, сама понимаешь. Кого попало туда не возьмут… Как хорошо, что я позвонила и договорилась – в минобразовании меня помнят, как-никак сорок лет школе отдано… Я тебе, Лидочка, даже белой завистью завидую.
– Бабушка, я боялась, все-таки девятиклассники… – продолжала Лида, отставив чашку, – а они супер! Особенно Витя Макаров, он тоже спортом увлекается, только борьбой, и Дина Вайсман – такая девочка с розовыми волосами, очень умная…
– С розовыми? – поджала губы Маргарита Георгиевна. – Правда? Я думала, там серьезный лицей, дресс-код, а там эти… В мое время…
– Бабушка, – со смехом прервала Лида, – в твое время все были одинаковые, а сейчас – разные! Человек свободен, ему разрешают быть самим собой и выражать себя! Разве не здорово?.. Скажи, пожалуйста, – она понизила голос. – Меня правда могут принять туда на работу?
– А это уж как себя покажешь, – улыбнулась бабушка. Сверкнули белоснежные зубы.
***
Прошла неделя, и страх начал уходить. Во время уроков Лида чувствовала себя уже не как пловец перед длительной дистанцией, не как укротитель, входящий в клетку с хищниками, а как… актриса, которой легко и свободно на сцене. И одновременно – как режиссер и творец, от замысла которого зависел ход событий.
Правда, события иногда развивались не так, как она предполагала. Например, во время обсуждения «Горя от ума» она задала классу обычный вопрос.
– Ну а в наше время Чацкие нужны? Как вам кажется?
– Конечно, – с готовностью отозвался Витя Макаров, как всегда, уверенно улыбаясь. – Как же без них?
– Почему ты так считаешь?..
– Потому что они… э… неизбежны, когда два века сходятся лицом к лицу, одно время сменяет другое.
– А что скажет Наташа Цветкова?
– Я ну… в общем-то, согласна, – негромко ответила девочка с задумчивым лицом. Она сидела за одной партой с Диной Вайсман, судя по всему, девочки были подругами.
– С чем согласна? Или с кем? – прищурилась Дина.
– С тем, что… ну, необходимо обличать… невежество… лицемерие…
– А тебе, Дина, есть что добавить?
– Только то, что время Чацких прошло, – отчеканила Дина. – Да и тогда его ждали постепенное скатывание в нудное реакционерство и предательство собственных идеалов.
– Неправда! – вскочил Макаров.
– Аргументируйте, пожалуйста, – улыбнулась Лида. – С опорой на текст.
Каждому нашлось что подтвердить или возразить. Только Коля Плотников, одиночка с последней парты в почти закрывающем лицо черном капюшоне, не говорил ни слова. Он, по наблюдениям Лиды, так и не проявил себя на занятиях. Ни разу.
***
Макаров суетился у доски и плевал на сухую тряпку, но все же можно было прочитать:
«Иван + Колян = ГЕИ!!!»
– Так, – голос Лиды был спокоен. – Не хотите поговорить об этом?
– О геях?
– Об оскорблениях.
– А что в этом оскорбительного? Разве нельзя быть геем?  У нас толерантность! Свободная страна, – хохотнула Дина.
– Разумеется. То есть… – Лида смешалась. – Я не говорю, что нельзя…
– То есть можно? – сощурилась Вайсман.
– Я сейчас не об этом. Почему вы пишете такое о своих одноклассниках? Это же… неправда?   Значит – оскорбление. Клевета.
– А чего они как эти?  Ваня Горкин вообще на уроки чихал, прогуливает, а Колян молчит как рыба на всех занятиях, прям сладкая парочка, – закривлялся и заманерничал Макаров.
Его приятель и сосед Дима Котиков добавил:
– Подрывают престиж класса. Престиж лицея. Надо Горкину с Плотниковым того… В Швецию ехать, друг на дружке жениться.
Оба заржали. Большая часть класса обернулась на Колю Плотникова – он, как всегда, ссутулился на «камчатке» и, опустив на лицо капюшон, раскачивался на стуле. Иногда доставал какие-то бумажки, что-то чиркал, рвал. Казалось, то, что происходило, не имело к нему вообще никакого отношения.
– Давай, Макаров, каждый за себя будет отвечать, и ты в том числе, кому на ком жениться, – поднялась с места Дина.
– А что ты их защищаешь? – не унимался Котиков. – Может, сама Коляна замуж возьмешь? Будет тоже Вайсманом…
– Все, тебе не жить! – Дина резко направилась к его парте.
Наташа, вскочив, схватила подругу за рукав, видимо, пытаясь успокоить.
Остаток урока прошел спокойно. Коля так и не произнес ни слова, занятый своими непонятными делами.
***
– Лидочка, дорогая, – директор лицея Ольга Петровна уже спешила к ней, постукивая высоченными каблуками (и как только она с них не падает, подумалось Лиде).
– Здравствуйте!
– Как бабушка? Как сама?.. Слышала, в целом справляешься, умничка. Но вот сегодня… Объясни, пожалуйста, что за разговор такой был у вас с ребятами об этих… как их… о геях.
– Ничего особенного. Просто я попыталась объяснить им правила элементарного уважения друг к другу. Что оскорбления недопустимы.
– Насколько мне известно, ты сказала, что в гомосексуализме нет ничего плохого. И это во времена пропаганды вседозволенности, когда скрепы трещат по швам, когда школа должна прививать подросткам традиционные, в том числе семейные, ценности! Разве так можно?
– Ольга Петровна, не знаю, кто и что вам сказал, но я говорила совсем о другом. Наоборот – попыталась объяснить ребятам, что это оскорбление, особенно если неправда.
– Да, Лидочка. Но… я должна сказать, что в твоем классе на самом деле есть непростые личности. Ты и сама, наверное, видишь.
– Хотела спросить. – Лида оглянулась по сторонам. Вот Коля Плотников. С ним все нормально?
– Плотников всегда был, говоря по-простому, с закидонами, – директриса поднялась на цыпочки и доверительно зашептала ей в ухо, – Но до тех пор, пока было все нормально с Плотниковым-старшим… отцом, мы его… терпели. Коля уходил в себя, отказывался отвечать на вопросы учителя, дерзил, выражал несогласие с общепринятыми истинами. А когда отец Коли оказался под следствием по делу о взятке и попал в СИЗО, эти закидоны усилились. Тогда мальчик вообще перестал работать на уроках, делает только письменные задания.  Так что даже обозначился вопрос… о целесообразности пребывания ребенка в нашем лицее.
– Ясно… Ну а второй парень? Горкин?
– Ванька-то? Этот пусть… Просто лодырь, прогульщик, слабая мотивация.  Но у него хотя бы мама школе помогает.
***
Кто нажаловался? От кого из класса завуч узнала про разговор о геях? Который был, в общем-то и не о геях…
 Поздно вечером Лида очень долго ворочалась и не могла уснуть. Она пошла к бабушке и села на кресло рядом с ее кроватью.
– Скажи, пожалуйста… В твоих классах были белые вороны? Или гадкие утята?
– Как не быть, Лидочка, конечно, попадались такие.
– И как вы им помогали?..
– Разъясняли, что нельзя отрываться от коллектива, что один в поле не воин… А «Я» - последняя буква в алфавите.
– Что с ними было потом?
– Потом? Ну, вырастали… становились людьми - и все проходило. Кто находил свою стаю, кто… Знаешь, что я скажу? Как бы тебе не выгореть на работе. Сердца на всех не хватит!
– Но разве можно учителю не привязываться к детям? Не любить их?
– Любить нужно себя, а работу оставлять на работе.
– А как же «последняя буква в алфавите»?
Но бабушка уже спала.
Ночью Лиде приснилось, что она пытается вынырнуть с большой глубины, но не хватает воздуха и сил. Сквозь толщу воды и мелкие плавучие льдинки виднелись солнечные лучи.
***
Почему она решила стать, как бабушка? Еще и потому, что жизнь в родном райцентре Долгая Прядка стала для Лиды невыносимой.
Папа, мама и сестры провожали ее в большой город к бабушке с надеждой и грустью.
Маленькая, всего 200 с небольшим учеников, школа, где училась она сама и где долгое время работала мать… Наверное, работа была, скорее, маминым отдыхом от огорода, поросят, стирки вручную, стряпанья на большую семью. Всего, от чего предостерегала бабушка. Но юная Лариса не стала возражать (хотя Маргарита Георгиевна могла поспособствовать!) против распределения в деревню Куконино, недалеко от райцентра Долгие Прядки. Нет чтобы выбрать элитную городскую школу рядом с домом!
Ларочка уехала. Через несколько месяцев вернулась – да еще и с женихом. Нет, Маргарита Георгиевна хотела себе в зятья явно не долговязого Валю-печника. В еще больший ужас привело знакомство с новой родней – сватьей, которая представилась просто Наташей и говорила: «в шкафе» и «ись», а еще выпивающим сватом Пал Палычем и двумя двухметровыми «оболтусами» Димой и Петей, будущими дядьями Лиды и двух ее сестер. Она ясно дала дочери это понять. Потом сказала: «Ты свой выбор сделала».
На свадьбу, где лилась рекой белая, вопили «горько» и плясало полдеревни, Маргарита Георгиевна не приехала. А вот с Наташей и Пал Палычем Лариса быстро поладила. Они видели – Валентин привел в дом культурную, порядочную и скромную девушку, которая не зажимала носа от запаха навоза, не боялась испортить маникюр прополкой картошки. Одна за другой у Валентина и Ларисы родились девочки: сначала Лида, за ней – Лена, потом Лиля. Нескольким семьям пришлось долго жить в родительском доме с родней. Дима и Петя, тоже друг за другом, обзавелись женами и детьми.  Один дядя перебрался к тете в город, а другой и не собирался этого делать.
«В тесноте да не в обиде, – любила говорить бабушка Наташа. – Богато не жили, так нечего и начинать. Сейчас-то еще что. В войну лебеду ели! Не дай Бог опять…» - крестилась она, выключая новости по телевизору.
Но Лида всегда с добром вспоминала Куконино, дом бабушки и дедушки, где большая и шумная семья обедала картошкой с салом, где по субботам от деда пахло водкой, младшие дети донашивали одежду за старшими, а взрослые жалели и не топили котят, как делали многие. Котят и не гоняли - они, вырастая, прыгали и лазали по дому, и, случалось, гадили в бабы Наташины фикусы.
Папа работал «по-печному» не покладая рук. Когда Лиде исполнилось десять, семье наконец удалось накопить на «двушку» в райцентре. Это был праздник! Голые, но чистые стены новостройки, запах свежей краски, горячий душ когда захочется, а не баня раз в неделю. Отдельная, хоть маленькая комната, которую к тому же пришлось делить с вредной Ленкой, уже тогда интересовавшейся скорее мальчиками, чем уроками. А Лиля устроила себе норку за шкафом в большой комнате, где спали родители.
До школы, где учились девочки и работала мама, теперь можно было дойти пешком, а не вставать в пять утра на автобус. Аккуратные улицы со скамеечками, красивый парк, культурно-досуговый центр, два музея… Все рядом!
На новоселье приехала Маргарита Георгиевна. До этого она тоже приезжала, даже несколько раз – познакомиться с внучками. Попеняла Ларисе, что Лида в пять лет не умеет читать по слогам. Подарила золотые сережки Леночке. Поохала над бледненькой Лилей… А в последний приезд оглядела критическим взглядом их долгожданное отдельное жилье в Долгих Прядках и проронила: «Ну хоть теперь условия более-менее человеческие». Мама разговаривала с бабушкой вежливо, папа ушел на целый день рыбачить. Лида запомнила бабушкину идеальную прическу, осанку и маникюр, ее уверенную речь и манеру держаться и тогда впервые подумала: вот мне бы так! Мама стояла перед ней, теребя обветренными руками заштопанный халат.
Маргарита Георгиевна уехала и больше не появлялась. Зато стала присылать внучкам к праздникам довольно дорогие подарки: то кофточку, то сумку, то духи. Мама каждый раз звонила и благодарила. К себе в гости Маргарита Георгиевна тоже не приглашала – никогда, но Лиде очень хотелось оказаться в ее городской квартире хотя бы на минуточку. Должно быть, там все так необычно и непохоже на их жизнь, на жизнь бабушки Наташи…
Как-то Лида с отцом пошли гулять и увидели еще одно здание с большими красивыми окнами.
– Пап, чего это?
– Спортивный комплекс новый построили. Тут ребята занимаются футболом, борьбой, плаванием…
– Плаванием? – Глаза у нее загорелись. – Ой, папа, отведи меня туда!
На следующий день они пришли на пробную тренировку. А через год Лида уже выступила в составе районной команды на областных соревнованиях и, в числе лучших, принесла ей пусть не первое, зато почетное второе место. Тренеру удалось сформировать сильный коллектив и найти нужные слова - «Старайся! Ты молодец! Всё получится!» Лида летела после уроков на тренировки трижды в неделю, как на крыльях. Она оказалась очень способной и волевой, и к 14 годам ей удалось получить первый юношеский разряд. Мечтала поступить в школу Олимпийского резерва.
Пока однажды все не закончилось.
***
…От воспоминаний отвлек звонок. Слава Богу, контрольный урок прошел без сучка и задоринки. Ребята, предупрежденные накануне, хорошо подготовили домашнее задание и активно работали над новой темой.
Видя, что методисты остались довольны, девятиклассники тоже расходились довольными, а Лида ободряюще улыбалась им: спасибо, не подвели! Методистам, конечно, все равно нашлось что сказать, когда они заглянули в свои записи, но вся критика на этот раз коснулась только тихого голоса молодого педагога да пары речевых ошибок, которые Лида, волнуясь, допустила сама.
Это был триумф, с которым ее пришли поздравить, – почти весь класс, включая аутсайдеров  Плотникова и Горкина. Кстати, Ваня Горкин наконец-то не прогулял, а счел нужным прийти, более того - показал себя на уроке и заработал четверку. Лида восприняла его вдруг проявившуюся активность как еще одну победу. Макаров и Цветкова получили по твердой пятерке.
Ребята окружили Лиду кольцом. Немного поодаль топтался Плотников. Иногда капюшон падал с его головы, и Лида видела его лицо с плохой кожей, давно не мытые волосы, внимательные серые глаза. Она заметила, что Дина Вайсман старается не уходить далеко от Коли и украдкой посматривает на него.
– А что вам за урок поставили? – полюбопытствовала Наташа.
– Не знаю. Но, думаю, высокий балл!
– Пятерку? Это значит – что? Вы у нас теперь работать будете? –  спросил Макаров.
Котиков первым закричал: «Урра!» - и все подхватили. Это смутило Лиду, которая не привыкла к всеобщему вниманию и интересу. К тому же после недавнего случая с «геями» спортсмен Макаров, как и его дружок-подпевала, стали вызывать у нее неприязнь.
– Может быть. Только это секрет, – и Лида приложила на секунду палец к губам. – Вам большое спасибо, ребята! Не ударили в грязь лицом!
– Вот только этот, – Котиков указал на Плотникова, – в своей трансляции так весь час и просидел. Как всегда.
– И правда – почему? – обратилась к Плотникову и Лида. – Почему ты молчишь, Коля? У тебя же есть голос?
И тут она впервые услышала этот самый голос, и хриплую, похожую на карканье усмешку:
– О чем говорить-то?
Он развернулся и не спеша пошел прочь. За ним, кривляясь и передразнивая, двинулся Макаров. Горкин, который был повыше его еще сантиметров на десять, процедил: «Кончай прикалываться» таким голосом, что желание продолжать у Макарова отпало.
Когда ребята начали расходиться. И Лида хотела было пойти, но ее кто-то тронул за рукав, она оглянулась ¬– рядом стояла Дина.
– Лидия Валентиновна, я вам вот что хотела сказать, – Она переминалась с ноги на ногу. – В общем, я, конечно, рада, что вы, скорее всего, вольетесь в наш школьный коллектив. Но… Вы извините… Если вы будете работать у нас, нужно будет купить новые туфли. Модные. Над вами же все смеются. Никто такие туфли уже не носит. Понимаете?!
Дина почти кричала. Ее голос звенел. Казалось, что она сейчас или засмеется, или заплачет. Прежде чем Лида сообразила, что ответить, девочка в очках и с розовыми волосами убежала.
***
– Наслышана, наслышана о твоем успехе! Позвонили, доложили, – бабушка встретила Лиду радостной улыбкой. На Маргарите Георгиевне отлично сидели дизайнерские джинсы в сочетании с простой белой рубашкой. От нее, как всегда, хорошо пахло. Только что ушел очередной ученик – она репетиторствовала, готовила к экзаменам. – Ну что же, могу тебя поздравить. Берут!
– Да, я рада, – механически отозвалась Лида, снимая в прихожей туфли, которые теперь уже казались ей плохими. Хотя день назад туфли были еще нормальными – белорусские, натуральная кожа… И при чем тут, собственно, туфли? Почему вдруг Дина ни с того ни с сего привязалась к ним и начала делать ей замечания?
В голове продолжали вертеться картины прошедшего школьного дня.
– Отметим? – бабушка подмигнула ей, потом достала бутылку дорогого вина.
***
– Знаешь, - говорила Лида, когда они сидели, закусывая персиками белое полусухое на балконе под теплым, не октябрьским ветерком, и любовались закатными облаками, - сначала я тебя очень боялась. Когда только поступила и мама сказала, что я буду жить у тебя.  Я думала, ты такая строгая… А ты добрая!
– А я всегда в тебя верила, – отозвалась бабушка, – в одну тебя, Лидочка. Знала, что ты одна вынырнешь на солнышко, из всей милютинской семейки непутевой…
– Ну зачем так? Почему… непутевой? – засмеялась Лида, у нее слегка заплетался язык. – Вот мама - всю жизнь работает. Вот папа… он же не виноват, что он пьет, просто печки мало кто заказывает, сейчас газ больше… Вот Лена. Она же не виновата, что в 17 лет родила, даже школу не закончила - и этот ее бросил с Павликом... Вот Лиля поступила в сельскохозяйственный колледж в райцентре – на бюджет. Было трудно, потому что, ты знаешь, она много болела. Она тоже не виновата…
– Болела, от нищеты и грязи. Ладно, пусть и у нее будет шанс выбиться в люди, – согласилась бабушка. – Но ты, Лида, – талант! Ты незаурядный учитель. Так мне сказали. И я рада, что твоя мечта сбывается. Как хорошо, что я поверила твоей маме и разрешила тебе приехать!
– Мне не хватает воды… – пожаловалась она, покачиваясь в кресле и вертя в руках пустой бокал.
– Сейчас принесу, – поднялась с места бабушка, думая, что внучка хочет пить, но Лида удержала ее и, путаясь, начала рассказывать:
– Мама же говорила тебе, что я плавала… Много лет. В соревнованиях участвовала. Когда мне было 16, нашу команду пригласили на международные соревнования. Ме-жду-на-родного уровня! В Москву. Я так обрадовалась. И тогда же Лильку отпустили домой из санатория. На день рожденья. Мы с мамой, папой и Ленкой готовились отпраздновать, хоть денег было совсем мало, мы же покупали ей лекарства и еду хорошую.
Зато Лиле стало лучше, и она была дома.  Я пошла в магазин купить торт Лилькин любимый – ананасовый, и еще конфеты-трюфели, сама на них заработала, продавала ягоды... В магазине встретила маму одной девочки из нашей команды, она была со своей знакомой. И вот она так громко, на весь магазин стала меня ругать! И такая, и сякая, и всю жизнь мы врем и прибедняемся, жируем, торты покупаем, а другие за нас… – тут она начала всхлипывать, – должны платить… Я стою с тортом, ничего не понимаю – кто должен платить, кому, почему?
Потом все открылось. Тренер команды очень хотела, чтобы я поехала на соревнования, но понимала, что мои родители не смогут внести нужную сумму. Это очень много. И она обратилась к родителям других наших девочек – давайте мы за Лиду Малютину заплатим! Без нее первого места не занять! Кто-то поворчал, но все заплатили. Я не знала об этом ничего. И родители тоже…
Тренер пришла к нам домой. Она просила меня поехать и выступить вместе со всеми. Родители тоже. Тренер говорила, что, если бы знала, как все обернется, сама внесла бы за меня эти поганые деньги, ничего никому не говоря, сама! Она ведь хотела как лучше, хотела помочь.
Папа тогда напился. Думал даже собрать эту сумму по друзьям и кинуть деньги «в морду» той женщине, которая меня обзывала.
Мама просила: «Ну Лидочка! Ну что тебе стоит… Ну выступи. Последний раз. Ну его, этот спорт».
Мне было очень больно и обидно. Но я собралась и поехала. И выступила. Так быстро я еще никогда не плыла! Последний раз, ты понимаешь, последний!? В один момент, перед самым финишем, я чуть не задохнулась – нырнула и думала, что не вынырну… Из секции ушла, конечно.  Потом долго не подходила к воде. А сейчас мне ее опять не хватает…
– Ну хватит, – бабушка гладила ее по голове. – Ты такая некрасивая, когда ревешь. Хочешь, завтра пойдем со мной в бассейн? А потом на йогу?
– Мы тогда привезли золотую медаль, – сказала Лида. Ее рука дрожала, бокал выскользнул, разбился и она смутилась. – Потом я ушла из секции и решила, что стану учительницей.
– И правильно.  А посуда бьется к счастью, – твердым голосом ответила бабушка.
***
– А ты была счастлива? – спросила Лида, когда осколки были собраны, слезы высушены и они уже пили чай на кухне, приоткрыв окно.
– Была! – твердо ответила бабушка. – И ты будешь. Вот…
Она легко встала на табуретку, а потом достала с самой высокой антресоли кожаный альбом, из которого бережно вынула фотографию.
– Кто это? – Лида посмотрела на холеного нервного красавца с небольшими усиками.
– Артист, - голос Маргариты Георгиевны дрогнул. – Дымковский… Михаил Давыдович. Мы были женаты два с половиной года, потом я его… отпустила. Твоя мама отца не помнит.
– Ну и где же… счастье? – Лида видела фотографию деда впервые, и он ей совсем не понравился.
– Я была счастлива. Говорят, что лучше есть торт и делиться им с другими, чем давиться дешевыми карамельками в одиночестве. Правда, со мной этот торт одновременно ели еще минимум четыре женщины. Но я была женой того самого Дымковского! И когда мы шли вместе в ресторан, я была в песцовом пальто, – все расступались перед нами и любовались…
***
После занятий в университете Лида снова шла в школу. Вчера у нее и вправду выдался счастливый день, произошло много событий.
Она завела трудовую книжку, в которой совсем скоро появится первая запись! Книжка лежала у нее в сумке.
Накануне позвонил одноклассник Володя. Тот самый, с которым они танцевали на выпускном, а потом он обещал звонить, писать - и уехал в город. Позвонил, пусть и почти через четыре года. Спросил: «Ты сейчас где?» – «В городе, – не без гордости ответила она. – На четвертом курсе. Устраиваюсь на работу».
Володя предложил встретиться. Они ходили в кофейню пить душистый чай, пахнущий тайгой, потом долго гуляли по набережной, и он рассказывал о себе, как бросил учебу, зато отслужил в армии, а теперь работает, занимается любимым делом – ремонтирует электронику. Володя сказал, что Лида очень изменилась. «В какую сторону?» - шутя спросила она. «Ну не в худшую же!»
Бабушка отдала Лиде свои красные туфли, которые надела всего два раза. И красный шелковый шарф. Туфли немного жали, но девушка терпела – и вчера, во время встречи с Володей, и сегодня. Пусть только попробует эта Вайсман что-нибудь скажет!
***
Дина вела себя тише воды ниже травы. Учтиво, как и все ребята, поздоровалась, села за парту, иногда поднимала руку… Все как обычно, нормальный, в меру продуктивный урок.
Лида заметила, что после звонка Дина покинула класс одна. А к учительскому столу неожиданно подошла Наташа и шепнула:
– Мне нужно с вами поговорить.
– Я хочу попросить… Лидия Валентиновна, – быстро начала девочка, когда они остались в классе вдвоем. – Вы же почти учитель. Попросите Ольгу Петровну. Пожалуйста. Она вас послушает. Они хотят… - понизив голос, взволнованно заговорила она, – убрать Плотникова. Завтра комиссия.
– Куда же… убрать?
– Из лицея. Они говорят, он тянет весь класс назад и позорит наш лицей. Но это неправда. Колян умный, просто ему за отца обидно. Он и озлобился… Правда - нормального мужика ни за что посадили, типа за взятку. У директрисы память короткая – забыла, что старший Плотников школе компы купил и ремонт в туалетах сделал. Но я думаю, Петровна его хочет, скорее, из-за племянницы исключить.
– Из-за какой еще племянницы? – Лида решительно ничего не понимала.
– Из-за Динки! Она же ей тетя. Динка же в Коляна втюрилась, так и смотрит на него, не заметно разве? Он оказывает на нее плохое влияние. Вот Петровна и боится…
– Что-то я не замечала никакого влияния, на Дину, по-моему, трудно повлиять. Она сама на кого хочешь повлияет!
– Она Плотникова защищает… Перед тетей, перед этим козлом Макаровым, перед всеми. Дина с Колей когда-то мутили… ну, встречались. А когда с его отцом произошло, он и с ней, и со всеми перестал общаться. Думает постоянно о своем. Мне Кольку жалко. Парень без учебы совсем потеряется.
– А Коля-то сам хочет здесь остаться? Хочет, чтобы ему помогли? – прямо спросила Лида у смущенно засопевшей Наташи.
– Он хочет, чтобы вы с ним поговорили. По-человечески. Вы ему нравитесь. То есть, вы не подумайте – по-человечески… – смущенно засмеялась девочка, которую Лида очень долго считала незаметной тихоней – одного цвета с серой стеной.
– Наташа, а почему ко мне пришла ты? Не Дина… – Потом она подумала, что той, должно быть, стыдно за свою выходку. – И не сам Коля?
– Динка ревнует. Вы не поняли? Колян уже никому не верит. А мне их обоих жалко.

***
Колю она обнаружила на скамейке школьного двора. Тот, видимо, только что покурил в одиночестве, теперь сидел и ритмично плевал в кучу листьев, которую с утра сгребли на уроке труда пятиклассники.
– Здравствуй. Учиться-то хочешь? Или тебе на все плевать? – она села рядом.
– Здрасте. Ну как вам сказать… – Плотников достал и закурил новую сигарету. – Вот мой отец. Ему было не наплевать, и он взял деньги… Не себе, а на доброе дело. Попросили его, короче. А теперь сидит. Он себе ни рубля не взял, понимаете?! Зачем теперь всё?
– Вот чтобы такого не было, и нужно учиться! – Лида попыталась взять Плотникова за руку, но он отдернул ее и полез в рюкзак. Долго рылся в нем, а потом вытащил какой-то замусоленный блокнот.
– Я хочу учиться. Но как только подумаю – зачем!? Все равно… Вот почитайте!
Плотников положил блокнот ей на колени, молча встал со скамейки и пошел.
***
«На берегу холодного моря, в стране, где полгода ночь, жило охотничье племя. Мужчины выходили в море на каяках добывать еду, а женщины шили у очагов одежду из оленьих шкур и просили добрых духов послать им удачу.
Случилось так, что долгое время охотники не могли добыть ничего. Киты, моржи и тюлени вслед за косяками рыб ушли далеко в океан. Приближалась ночь, и понемногу запасы еды подходили к концу. Впереди ждал голод.
Тогда мужчины, в том числе шаман племени по имени Анука, вышли на берег, чтобы умилостивить духов моря. Они не поверили глазам: к берегу сам подошел большой, неизвестно откуда взявшийся кит. Он лежал на мелководье, посреди неспокойной ряби, подрагивая огромными плавниками и подняв хвост.
Молодой охотник Ама выхватил гарпун и начал привязывать к нему поплавки. Но Анука сделал предостерегающий жест:
- Не спеши. То, что должно быть нашим, не уйдет никуда.
– Смотрите! У него на хвосте красный лоскут! – воскликнул старый китобой Тулун.
– Что нам до красной тряпки, – возразил Ама. – Моя мать и младшие сестры не ели три дня.
Анука попытался удержать его за рукав кухлянки, но Ама, ловко увернувшись, метнул оружие.
Кит вздрогнул. Из-под вонзившегося в тело гарпуна брызнула кровь. А потом случилось неожиданное. Животное резко поднялось, почти встав на хвост, и, оттолкнувшись им ото дна, нырнуло. В небо.
Люди на берегу посмотрели наверх. У них перехватило дыхание.
Кит, изогнувшись в правильное кольцо, начал кружиться в черной, как сажа, высоте, среди снежинок. Тулун охнул, различив в образовавшемся кольце очертания их родного стойбища. Прибрежные камни. Знакомые лица, которые превратились в обтянутые кожей черепа. Тощих собак - они выли у стылых очагов. Понемногу видение исчезло.
– К беде, – зашептались люди. – Не нужно было бить кита, меченого красным лоскутом.
Во втором обороте, которое сделало в небе животное, охотники различили образ черной немочи, по преданию, она косила прибрежные поселения много лет назад. Похоронные нарты, горы, над ними кружились вороны. Потом образ растворился в черноте, как клочья тумана…
Третий круг нарисовал картину войны. Северные соседи не оставили от стойбища камня на камне, разграбив и осквернив очаги, обратив немногих уцелевших жителей в бегство. Охотники увидели женщину в слезах и младенца на льду рядом с нею. Это видение не уходило. Оно было таким страшным, что даже немало видевшие на своем веку мужчины содрогнулись.
Первым опомнился Ама. Он снова попытался прицелиться в кита, идущего на четвертый круг, но Анука вырвал у него гарпун и отбросил в сторону.
– Я убью его!
– Нет! Он пытается защитить нас.
И тут все увидели, как кит, постепенно ускоряясь делает оборот за оборотом. Вскоре не стало видно ничего, кроме заволокшей небо серой мути. Потом подул ветер, муть рассеялась. Только одно облачко задержалось в небе – некоторые заметили, что оно похоже на рыбку или женщину со смеющимся малышом на руках…
Когда люди посмотрели вниз, они увидели, как земля покрылась снегом, море успокоилось. А у самого берега, на камнях, лежал мертвый кит.
– Мы должны помочь ему, – заявил Тулун. Все, даже Ама, понимали: он отдал все силы, чтобы помочь им. Но что они могли сделать?
Тогда послали за одной из самых старых и мудрых женщин племени, которую звали Кемейа. Она была слепой и немощной, но, услышав про красный лоскут, сразу вспомнила историю про великого - мудрого и доброго - человека в красной кухлянке, которого однажды принесло к ним морем. Он жил в их стойбище, учил людей врачевать раны и мастерить полезные и красивые вещи из моржового клыка и китового уса. А когда умирал, сказал, что вернется тогда, когда понадобится его помощь. Вышло так, что этот человек родился снова, но уже китом, которого они узнали по лоскуту красной кухлянки на хвосте.
Кроме нее, этого не помнил никто. Но зато все стойбище, мужчины и женщины, и сама Кемейа, которую вели под руки, и другие, даже ослабевшие от голода старики, и дети, которые держались за полу маминой парки, пришли на берег и окружили неподвижного кита единым кольцом. По взмаху руки Ануки, под мерные удары бубна и его монотонные напевы с резкими вскриками, племя медленно пошло вокруг тела кита хороводом – по ходу солнца.
Протанцевав несколько кругов, они увидели, как из китового глаза вытекла слеза.
Люди расступились и отошли. Кто-то радостно засмеялся. Потом животное пошевелилось и, постояв немного и взмахнув хвостом, пошло в глубину. Оно уходило все дальше от берега. Только оторвавшийся от хвоста лоскут краснел на воде, путаясь в выброшенных на берег плетях морской капусты.
Все расходились по домам-иглу, понимая, что завтрашний день принесет удачу».
***
– Подождите! Эй!
Ольга Петровна, остановившись на лестнице, недоуменно смотрела поверх тонированных стекол очков на Лиду и морщила губы в улыбке. Та махала ей снизу, стоя у первой ступеньки, мотала головой, а потом сцепила руки возле груди. В руках был блокнот, который она получила от Коли, – со странной историей про кита. Интересно, он сочинил ее сам? Или где-то услышал, прочитал?..
– Мы… вы не должны…  Пожалуйста, не делайте этого.
– Чего не делать? – директор перестала улыбаться.
– Не исключайте Плотникова. Не надо комиссию. Это его убьет. А вы… - Лида запнулась, - будете жалеть.
– Ах… - на лице Ольги Петровны снова появилась улыбка, потом она сделала несколько шагов вниз, по направлению к молодой учительнице. – Я вам очень советую… - И она произнесла отчетливым шепотом:
– Не лезьте не в свое дело, иначе вы здесь не задержитесь.
Вспотевшие руки Лиды все еще сжимали блокнот.
***
Она выходила из школы, торопясь успеть на последнюю важную пару в университете. Поднявшийся ветерок весело трепал ее красный шарф. На глаза попалась Наташа – они шли за руку с Ваней Горкиным впереди, не замечая ее, и разговаривали о чем-то. Странно, обычно эти двое не особо общались друг с другом. К тому же все девятиклассники всегда весело здоровались с ней, искали случая подойти, что-то обсудить...
Малыши из «началки» бегали во дворе наперегонки. Ребята постарше шли к воротам небольшими группами. На пару секунд Лиде померещилась розовая челка и бледное лицо Дины, которую потом загородила собой какая-то незнакомая девочка.
Вчера была комиссия. Ее не пригласили, но она видела Колю, за которым пришла женщина – судя по всему, мать. Лица Лида не разглядела, только две сутулые фигурки, которые медленно выходили из школьных ворот. Немного повыше – его, немного пониже – ее.
Вспомнив это, она пошла еще быстрее. Было непросто, бабушкины туфли противно жали. Ничего. Зато вчера опять звонил Володя, и на дворе погода прямо как летом, даром что середина осени. А туфли Лида купит себе новые, с первой же зарплаты. У нее теперь есть работа.