По эту сторону молчания. 15. Ресторан Коктейль

Фридрих встретился с Черным в ресторане «Коктейль», который фасадом выходил на одну из центральных улиц, именно в той ее части, где мало машин и почти нет прохожих, из-за чего ее можно было бы назвать тихой, но рядом, в двухстах метрах, все двигалось и шумело.

Непонятно, что привлекало в нем посетителей: то ли яркий интерьер (красные стены и желтые, как золотые, тяжелые занавеси, подхваченные шнурами с кистями на концах, на окнах), то ли то, что с недавних пор он стал популярным среди всякого рода отщепенцев, отребья, подонков, изгоев – хотя, по сути, он – та же забегаловка, которых по городу много, и кормили здесь посредственно.

Черный здесь был с четырех часов. Он заказал суп-харчо, телятину, перепела,  цыплят табака с салатом из телятины с кедровыми орешками, маринованные грибы, греческий салат и водку.

-Почему этот ресторан? Здесь не лучше, чем в самой заурядной забегаловке, но цены космические. И этот? Как его? – начал Фридрих.

-Кто?

-Ну, хозяин. Свинарчук. Он меня раздражает. На вид мужчина, как мужчина, только сильно полный, как ты, но голос… Когда он открывает рот, то лучше бы его не открывал, потому что первое впечатление – так себе, и это хорошо: зачем ему привлекать к себе внимание, не артист,- потому что голос – тоненький, как у мальчика, и даже тоньше,  будто все там ему отрезали и даже лишнее, перестарались.

-Не бери лишнего в голову.
 
-Представляешь, меня обокрали, - вдруг пожаловался он приятелю. – Кто бы это мог быть? Кто!? - Он посмотрел по сторонам. Он хоть и сказал, что его обокрали, но для себя продолжал стоять на том, что никакого воровства не было, а конверт затерялся. Если б его спросили, почему, он не смог бы ответить. Но факт остается фактом: он думал одно, а говорил другое. И это другое готов был доказывать с пеной во рту.

Рядом и дальше за столиками сидели, будто бы, респектабельные мужчины и вульгарные на вид женщины.

-Не они, - продолжал он. – Так кто же? Тот, кто был вхож. Ты!? – сказал он и посмотрел Черному в пьяные  глаза. А это вообще глупость. Он смотрел, как будто тот, действительно, украл и ему ничего не остается, как только сознаться. Как он мог украсть, если он в то утро не заходил к Фридриху, не был у него в кабинете!

Утро Черный начал с посещения всех без разбору своих приятелей и пил все подряд: и самогон, и марочный коньяк. Первым в его списке был его давний товарищ, который, в отличие от него, как-то очень быстро опустился, но Черный в отдельных случаях не гнушался и таких знакомств. Это и Борькин знакомый, поэтому Оконников знал о его наездах в те места и даже видел его там.

Нетрудно представить обстановку, которая там царила: запущенный двор и полдома с наклонившейся вправо верандой. Он приехал утром. Хотя, что такое утро? Было девять или десять часов дня.

На веранде сидели трое.

Сюда же к Валику, это приятель Черного, ему около пятидесяти, он словоохотлив, и когда говорит, будто уговаривает, заходил и Лонский. Последнее время Оконников встречал его, когда шел к Борьке.

Так вот, были Валик, Лонский (его легко узнать по тому, что у него один глаз настоящий (коричневый), а другой стеклянный с, якобы, черным хрусталиком, впрочем, есть и другое: он щуплый и ниже остальных), Виталька – сын Валика. Иногда из двери, которая вела в пустые комнаты, выходила Вера и слабо улыбалась пьяной улыбкой. У нее красивое лицо, и в нем есть что-то казахское: из-за короткой головы оно кажется если не круглым, то широким, характерные для монголоидов скулы, но все это не грубо, а очень мило, - почему только увидишь ее, тут же обратишь внимание, и не можешь сдержаться, чтоб не посмотреть на нее еще раз.

Черный подъехал туда на джипе «Гранд Чероки», и был за рулем, а потом уже его возил Виталька. Он был там-то и там-то, а уже под вечер оказался в этом ресторане и, когда ему стало невмоготу, очень скучно, позвонил Фридриху.

-Саня, ты что?! - прокричал Черный, сообразив, на что тот намекает: вроде бы он украл. Его не интересовало, что украл. Должно быть, очень ценное. Может, и деньги. Но сам факт.  Он готов был броситься на Фридриха. И даже привстал, что при его комплекции было затруднительно: он был высоким и толстым. Лицо красное. На лбу набухла кровью вена, и было видно, как она (часто, очень часто) пульсировала, нагнетая все больше и больше крови в пораженный алкоголем мозг.

-Я пошутил, - успокоил друга Фридрих. – Хотя ты можешь.

-Могу, - согласился Черный и свалился на стул.

К ним подошел официант – почти мальчик в очках, такой, как будто его только вчера взяли из интеллигентной семьи, где папа учитель, а мама преподает музыку, но уже в голосе чувствовалась твердость:
-Что будем заказывать?

-Ты что заказывал? – спросил Черного Фридрих?

-То же, что и мне, и… сам понимаешь… - обратившись к официанту, распорядился Черный.

-Кто же эта сволочь? – опять принялся за свое Фридрих.  До встречи с Черным он, казалось, был спокоен, если и вспоминал о конверте, то не переживал, а как о навязчивой идее, которая мешает ему, и он готов отмахнуться от нее и отмахивался, но та исчезнув, вновь возникала в его мозгу, из-за чего он испытывал внутренний дискомфорт, а тут его понесло: он ныл и ныл, и не мог остановиться.

Черный пробовал его успокоить:

-Саня, забудь, - раз за разом повторял тот, но безуспешно.

Фридрих выпил. Его тут же развезло. По части  алкоголя он был слабым: двести грамм и лицом в стол. Так что, случалось, что самое интересное происходило без него. К Черному подсаживались женщины. Он всех их знал и каждую щупал. Те пищали.

-Как забыть? Как забыть? - сокрушался Фридрих.

-Заработаешь еще, - сказал Черный, чем сильно задел его, ведь он работал, а Черный, в представлении Фридриха – бездельничал, всю работу за него делала Дина, его сестра, она вся почернела, была худой, как щепка, но даже не это, а другое: ему мулил его фонд, откуда тот ни за что получал деньги.

-Тебе легко говорить: ты с каждой роженицы берешь. Кстати, сколько ты берешь?  Хотя исчезли не деньги.

-А что? – подцепив вилкой слизкую шляпку гриба, спросил Черный,  и тут же положил ее в рот.

-Конверт, - сказал Фридрих, как выкрикнул, как будто он не хотел говорить, а у него вырвалось. Может поэтому он тут же замолчал и стал очень грустным, вроде, как пожалел, что сказал, ведь, по его разумению, это даже не тайна, а глупость, и как он теперь выглядит в глазах Черного, если не смог сдержаться, чтоб не сказать.

-Какой конверт? – тут же уцепился за этот конверт Черный, и даже перестал жевать, так он его заинтересовал. - Может, он и не стоит того, чтоб ты так переживал. Думаю, там какая-то глупость. Нет? Ну, тогда.

И тут у Фридриха опять сорвалось:
-А ты знаешь, что в том конверте?! Там. Там, может, жизнь моя! – Только он это сказал, как тут же поверил, что именно так. Ему вдруг стало жалко себя. На глаза навернулись слезы. Все кругом него поплыло.

Выкрикнув, он вдруг повернулся к приятелю и чуть не лег на стол.

-Тише. Ты что? – шикнул на него тот.

Неизвестно, обратил ли кто внимание на Фридриха, ведь его поведение, как пьяного, было обычным здесь явлением. Может, кто и обратил. Но кто? Была занята только половина столиков. Человек пять сидели, или стояли у барной стойки. Бармен старался, смешивая напитки. Еще несколько человек танцевали у сцены под песенку Изабель Жеффруа (Заз) «Что будет дальше?». Француженка пела:
Что будет дальше? Что будет?
Я пишу свой путь,
Не думая, не думая,
Когда это закончится.

-Там, может, жизнь моя, - тихо повторил Фридрих и расплакался.

-Ну, что ты? - сказал Черный, тоже чуть не плача, - не плачь.

-Тебе легко. Ты с каждой роженицы... А я тю-тю.

-Ладно. Поехали к Вере, - сказал Черный.

Было часов двенадцать, когда они вышли на улицу. Машина Фридриха стояла напротив круглосуточной аптеки (его аптеки), рядом с рестораном. Он оставил ее там, а сам сел к Черному, где, как уже говорилось, за водителя был Виталька. Машина завелась. «Езжай туда», - показал рукой Черныш. - «Здесь знак. Нельзя». – «Езжай». Машина тронула с места. Они поехали.