О демографии в России. Часть 2

Окончание.
Часть 1. http://proza.ru/2022/09/26/391

«Этнонациональные диаспоры, по сути, являются параллельными государствами на территории Российской Федерации»
Вопрос: Любопытно, что по интернету гуляет прогноз, согласно которому в 2022–2023 годах нас ждет все-таки небольшое положительное сальдо и население России может составить более 147 миллионов человек. В то же время статистика МВД свидетельствует, что с начала текущего года по июнь в страну въехали около 6 миллионов мигрантов. Сколько выехало — не сообщается. Не за их ли счет может осуществиться прирост?

Ответ — Здесь ситуация следующая. Каких-то особых падений численности мигрантов либо какого-то взрывного роста в России не наблюдается. Да, рубль стал крепким, и после этого число мигрантов в РФ выросло по чисто экономическим причинам, ситуативно. Однако с точки зрения общей численности мигрантов этот показатель падал с 2015 года, когда рубль ослаб.

Есть еще один фактор. Возможно, нам кажется, что миграционный потенциал бывших советских республик неисчерпаем, но это не так — этот потенциал падает. Хорошо, в Узбекистане и Таджикистане — прирост населения. Но в той же Молдавии нет никакого прироста. На Украине — тоже нет. То есть с 2015 года в силу ослабления рубля и частичного исчерпания старого миграционного потенциала количество мигрантов, приезжающих в РФ, снизилось на 20–30 процентов.

При этом все равно речь идет о цифрах порядка 7–10 миллионов мигрантов, единовременно пребывающих на нашей территории. Но вопрос здесь в том, что в ситуации нашей демографической катастрофы и вымирания миграцию вообще нельзя включать в демографию. Расхожее представление, которое можно встретить в начале каждого профильного учебника, о том, что демография сводится к числу рождений и смертей, а также к количеству мигрантов, — абсолютно неправильное. Тут мы путаем два фундаментально разных процесса. Один — воспроизводство собственного населения. Это и есть то, что все, и правильно, понимают под демографией. Но есть и другой процесс. Мы можем, к примеру, попросить у дружественного Китая 20 миллионов мигрантов, которые переедут к нам на ПМЖ. Об этом, кстати, в нулевые годы ряд наших ученых-миграциологов даже на полном серьезе писали научные статьи. И я примерно понимаю, как это намерение можно реализовать. Но разве не смешно будет выглядеть, когда после приезда 20 миллионов китайцев мы всерьез заявим: «Посмотрите, как у нас улучшилась демография!» Конечно, можно и из Центральной Африки еще подвезти несколько десятков миллионов. Но странно было бы этим хвастаться. Потому что настоящая демография — это прежде всего череда рождений: зачали, родили, потом вырастили и подняли на ноги. Как правило, сегодня этот процесс затягивается до 20–22 лет.

Еще один момент. Миграция у нас бывает не только трудовой, маятниковой, когда приехали-уехали. Наряду с этим у нас постоянно идет натурализация мигрантов (приобретение гражданства ). Допустим, когда я говорю, что гайдаровские реформы скосили порядка 10–15 миллионов человек, то надо учитывать, что почти все эти катастрофические цифры были прикрыты миграцией. Поэтому, если посмотреть на численность населения в те годы, неспециалисты только руками разведут: «Ну что вы, какая катастрофа?» И после 2014-го демографические данные стали выглядеть приятнее, потому что присоединение Крыма дало России почти 2,5 миллиона человек. Но можно ли это назвать демографией как улучшенным воспроизводством собственного населения?

Так вот, ежегодно 5–10 процентов от въезжающих в РФ мигрантов остаются на нашей территории и натурализуются, легализуются. Плюс сегодня по государственной программе переселения соотечественников в РФ к нам приезжают люди, половина из которых, прямо скажем, — это не те, кто родился в Центральной России. С учетом этих процессов понятно, что в РФ идет этнодемографическое замещение коренного населения. В этом плане миграция не просто не демография, а антидемография.

Между прочим, этнодемографическое замещение — это термин ООН. Он не несет какой-либо моральной или политической окраски. Он обозначает простой факт: коренные почти не рожают, а некоренные все больше приезжают.

Вопрос:  По данным Росстата, из РФ после начала СВО уехали 419 тысяч человек — почти полмиллиона. Львиная часть из них — программисты и люди других элитарных профессий. А приезжают к нам в качестве мигрантов преимущественно люди рабочих профессий. Разве это полноценное замещение?

Ответ — Вы абсолютно правы, поэтому вместо термина «этнодемографическое замещение» я бы употребил «этносоциодемографическое замещение». Условно говоря, 6-й технологический уклад замещается «лопатным», который даже первым сложно назвать. «Лопатный уклад» у нас вытесняет хай-тек. Это тоже важный аспект, но его надо относить не к демографии, а к социальной структуре населения и социально-культурному, а также экономическому развитию. Понятно, что в связи с известными событиями ситуация изменилась и усугубилась. С другой стороны, у нас сейчас идет импортозамещение, которое сводится к тому, что вместо западных товаров мы станем покупать товары восточные. А значит, по существу ничего не меняется. Я уже давно говорю, что у нас страна стремительно приближается к территории, на которой коренное население прозябает и вымирает, а сама территория становится местом встречи транснациональных корпораций и мигрантов. Фактически это медленное вытеснение коренного населения. Простейший пример — все большее присутствие в системе российской торговли (особенно локальной) некоренного населения. Это факт, и я не говорю здесь о том, кто из них плохой, а кто хороший. По некоторым данным (на этот счет нет официального подтверждения), у нас растет число бывших мигрантов в структурах административной власти на всех уровнях государственного управления и даже внутри правоохранительных органов. То есть замещение населения происходит и в административно-властном секторе. Вот суть процесса. За этим стоят этнонациональные диаспоры, и можно понять, почему они так действуют — для адаптации, выживания, продвижения своих интересов. По сути, они являются параллельными государствами на территории РФ и к тому же более эффективными по целому ряду позиций.

Для примера: допустим, мигрант подрался с каким-то русским, рязанским парнем. Мы понимаем, что в настоящих реалиях за рязанского никто не вступится, а за мигранта вступятся его приятели-мигранты, плюс те люди в правоохранительных органах, кому эти мигранты, скажем так, «материально помогают», подключатся различные НКО, юристы, медиа и вдобавок еще и позвонит президент титульной страны и скажет примерно следующее: «Я вижу здесь попытку дискредитации нашей диаспоры и проблемы в решении национального вопроса. Демонстрируется явно некорректное обращение с представителями нашей нации, а неадекватные местные это используют».

При этом за рязанского парня никакой президент или министр внутренних дел звонить не будет, а за самого последнего мигранта — с точки зрения продвижения принципов этнодиаспор — вступятся! Не только президент его страны, но еще и какой-нибудь дипломат из ООН, которому позвонит этот президент и расскажет ему о недопустимости неуважения к его этносу. Все что угодно скажут, и русский окажется кругом виноват!

Вопрос: Вот вы говорите, что из России уехали 419 тысяч человек за первую половину этого года. Но почему-то никто не фиксирует, а сколько человек за данный период уехало из Костромской области, Тверской, Вологодской… А сколько тех, кто стоит там формально на учете, но давно уже не живет! Вот, скажем, огромный целый континент Нечерноземья: 32 субъекта Российской Федерации, от Ленинградской, Псковской областей и Карелии до Удмуртии, Пермского края и Свердловской области. По сути, это территория русской идентичности. Посмотрите на каждый субъект и в целом на Нечерноземье. Оттуда постоянно выезжают — в Москву и Питер, а также на ПМЖ за границу. В итоге эти земли опустыниваются, становятся все более безлюдными. Кто-то эту тему поднимает в правительстве, кто-то подсчитывает здесь убыль населения? Никто.

Вопрос: Таким образом, Россия сама готова двигаться к тому, о чем мечтает Запад. А он, как известно, мечтает, чтобы России не было.
Ответ — Не согласен. Россия не просто готова — она уже с удовольствием исполняет пожелание самых недружественных из самых недружественных нам государств. То есть англичанка, которая «гадит», сейчас сидит и просто ручки потирает от счастья. И приговаривает: «Туда вам и дорога!» Я вот говорю о конце столетия, когда население РФ может сократиться до 70 миллионов, а на самом деле, как уповает англичанка, нас через 30–40 лет уже не будет. Ну что ж, полагают некоторые, ничего страшного! В истории было уже много народов, которые исчезли. Вот и русские исчезнут. Зато останется территория: прекрасные, хорошие земли, много полезных ископаемых. Зато русские покажут себя не эгоистами, а настоящими альтруистами, полностью отдавшими себя человечеству. Разрушив институт семьи и не рожая, мы прекрасно исполняем чаяния недружественных стран и даже бежим впереди паровоза. «Задрав штаны, бежим за комсомолом!», как у Есенина.

«Мы должны провозгласить семью с 3–4 детьми основой государственной политики! Вот сегодняшняя формула Русской идеи, вот национальная идея России»

Вопрос:  Вы в своих работах пишете о том, что фактическому вымиранию можно противопоставить стратегию «русского миллиарда» — этнического и государственного выздоровления. Но в нынешних условиях говорить о «русском миллиарде» кажется просто фантастикой. Кто мог бы исполнить эту стратегию? И что для этого необходимо? Скажем, полная смена российских элит?
Ответ— Вы абсолютно правильно говорите, что «русский миллиард» выглядит фантастикой. И это так потому, что вымирание России уже не просто не выглядит фантастикой, а на сегодня практически происходит и предопределено. Мол, вымирание так же естественно, как падение тел вследствие силы тяготения. Отпустил авторучку, и она обязательно упадет на землю.Такова наша настоящая ситуация. Поэтому не просто «русский миллиард», но даже «русские 100 миллионов» к концу столетия — уже фантастика. Это надо понимать для того, чтобы быть реалистами.

Второй важный момент — мы вступили не просто в третье тысячелетие, а в эпоху миллиардных цивилизаций. Я уже не говорю о Китае и Индии, но в той же Африке к концу столетия будет 4 миллиарда человек. Африканское население, по сути, утроится. 4 миллиарда — это 3–4 разных этнорегиональных группы, условно, еще 3–4 цивилизации. Что касается англосаксонского мира, то там сейчас примерно 500–600 миллионов человек. А если мы возьмем в целом условный Запад, включая англосаксов и ЕС, то получим фактический миллиард. Таким образом, когда мы говорим, что мы воюем с Западом, надо отдавать себе отчет, что 145 наших миллионов здесь воюют с миллиардом! Но миллиардная цивилизация Запада в перспективе так и будет колебаться около этой цифры, а может, даже увеличиваться, а мы станем тем временем уменьшаться.

Поэтому, вступив в эпоху миллиардных цивилизаций, мы должны понимать, что без укрепления своего исторического тела, без увеличения собственного населения мы просто обречены. И мы выглядим просто нелепо на своей огромной территории, как одинокий хоккеист, играющий сам с собою на большой хоккейной площадке.

Еще один момент, самый важный. Он не имеет отношения к геополитике, потому что это вопрос счастья. Вспомним о китайцах, которые сами вогнали себя в страшный эксперимент «одна семья — один ребенок». Это означает, что в ситуации средней однодетной семьи их к концу столетия будет уже не миллиард с лишним, а где-то миллионов 800. Все равно это близко к миллиарду.

Поэтому реализм сегодня в том, чтобы стремиться к русскому миллиарду. Миллиарду условному, разумеется, пусть 600 миллионов человек в формате новой большой страны на постсоветском пространстве, но близко к миллиарду, а не к несчастным 70 миллионам.

Для этого мы должны провозгласить семью с 3–4 детьми основой государственной политики! И еще раз — ведь это же счастье! Если не обрекать многодетные семьи на нищету, как это у нас происходит, когда зарплату получает только отец, а мама сидит дома и занимается детьми. Вот если убрать эту фундаментальную проблему, то тогда, наращивая свое геополитическое тело, мы тем самым будем решать, помимо вопросов обороноспособности, экономического роста и тому подобного, вопросы счастья. А чем еще является расширенная до нескольких поколений семья — с бабушками, дедушками, прабабушками и прадедушками? Поэтому нашей нормой должна стать семья из 3–4 детей, а родители с точки зрения продолжительности жизни должны застать своих правнуков. Вот сегодняшняя формула Русской идеи, вот национальная идея России.

Разумеется, когда я говорю о том, что надо бы увеличить количество российских многодетных семей в 7 раз, мне обычно отвечают: «Это фантастика!» Бывает, что и хуже слова употребляют. Тем не менее все, что я сказал, — это фактически цитата из выступления президента РФ с посланием к Федеральному Собранию в 2012 году. Тогда президент говорил о необходимости трех детей — «нормой в России должна стать трехдетная семья». А в прошлом году российский лидер опять сказал: «Многодетная семья должна стать национальной идеей России». Получается, что в РФ есть два человека, которые об этом твердят: я и президент Путин. То, что меня никто не слушает, — ничего страшного, я не преувеличиваю своих возможностей. А вот то, что президента не слушает никто из чиновников и членов правительства, мне, мягко говоря, представляется странным. Более того, многие на круглых столах, когда начинается беседа на эту тему, просто закатывают глаза: «Мы же понимаем, что такое президентские послания… Мели, Емеля, — твоя неделя! Это популизм. А нам тут, в наших ведомствах, работать надо, мы же люди серьезные. Дай бог, если будет хотя бы один ребенок — и то уже хорошо…»

Вопрос: А, к примеру, материнский капитал сколько-нибудь способствовал стимулированию рождаемости в России?

Ответ — Практически нисколько не способствовал. Но это не значит, что он не нужен. Это крайне важная социальная мера. Хотя мы понимаем, что материнский капитал — это помощь со стороны многодетных семей нашим банкам и строителям. Видимо, наши многодетные семьи имеют огромный избыток доходов и сил, родители непрерывно вкалывают, и вот они, как приличные люди, помогают самым несчастным категориям российского бизнес-сообщества, то есть строителям и банкирам. Другими словами, это, по сути, субсидирование банков, которые выдают ипотеку под высокий процент и потом забирают у многодетных семей через ипотеку три стоимости квартиры, и строителям, которые за счет этого хотя бы частично могут возвращать набранные кредиты.

Но из того, о чем я говорю, вовсе не следует, что надо отказываться от маткапитала и полностью бросать население на произвол судьбы. Наоборот, программа поддержки многодетных семей должна шириться. Но самое главное — четвертый ребенок! Если родили четвертого, то тебе государство, условно говоря, на 90 процентов субсидирует стоимость дома, тебе дают на семью билеты в Крым по стоимости семьи с одним ребенком. И это, кстати, вопрос минимальной социальной справедливости. В своих многочисленных обращениях к президенту я предлагаю ввести стандарт уровня и качества жизни каждого ребенка в стране. Каждого без исключения! Стандарт обучения в школе, стандарт здравоохранения, стандарт денежный (у нас и так все монетизировано). А пока совершенно непонятно, почему ребенок из четырехдетной семьи — семьи, которая обеспечивает нам обороноспособность и экономику своими рабочими руками, а также удерживает нас от стремительного вымирания, — должен прозябать на грани нищеты. Такая семья, наоборот, должна быть в 2 раза богаче, чем бездетная или однодетная семья. Между тем в реальности третий или четвертый ребенок почти гарантированно выписывает российской семье билет в бедность, а то и в нищету. Потому что зарплаты у всех одни и те же, а рта в семье — четыре!

В советское время был такой термин — «иждивенец». Сегодня такой термин может показаться непонятным и даже обидным, но он же носил технический смысл. Он подразумевал, что ребенок примерно до 18 лет (а сейчас минимум до 22) не работает, а находится на иждивении родителей. Я знаю огромное количество многодетных семей — это не просто нормальные семьи, а сверхответственные, крепкие. Кроме всего прочего, они создают в стране социальную стабильность. При этом они фактически находятся на положении «лишенцев». Их возможности по сравнению с другими существенно сужены. Это вопрос элементарной социальной справедливости. То, что та же компания-монополист РЖД не дает на четырехдетную семью четыре билета по цене одного… Я даже не знаю, как это обсуждать. Единственное, что я предлагаю, — чтобы мне дали Нобелевскую премию за это гениальное открытие: я «открыл», что доехать до Крыма с четырьмя детьми сложнее, чем с одним. А чаще даже невозможно по семейному бюджету. Однако если перестать иронизировать, то возникает вопрос: «Неужели этого в самом деле никто не понимает?» Если же понимают, то почему не делают? У нас что, РЖД рухнет, если окажет такую помощь? Число многодетных семей в нашей стране сейчас приближается к 2 миллионам. А 6 тысяч семей — с 8 и более детьми. Какие-то жалкие 6 тысяч случаев! И что, они вам все обвалят, даже если давать им ежемесячно тысяч 50 от государства? Мне неважно, как живут в этом отношении в Англии или Японии — может, еще хуже. Какая мне разница? Если они хотят вымирать — пусть вымирают. Но мы-то почему так делаем?

«Раньше мы не лезли в Афганистан, аргументируя это тем, что там сидят американцы. Но сейчас-то что нам мешает? Ведь без экономической и прочей стабильности в Афганистане не будет никакой стабильности и во всей Центральной Азии. Ее и сейчас там нет, учитывая столкновения на таджико-киргизской границе. Мы что, хотим, чтобы это пламя распространилось на весь регион — на радость всем, кто мечтает открыть против России второй фронт?»

Вопрос: Для того чтобы не вымирать, необходима «воля к жизни», как сказал бы немецкий философ Фридрих Ницше или наш мыслитель Лев Гумилев. А для того, чтобы в этносе проснулась такая воля, надо, чтобы ему комфортно жилось в собственной стране — чтобы была независимая экономика, возможности для личного развития и обогащения. Как нам укрепить свое экономическое и промышленное «тело» в условиях санкций? Вот вы говорите в своих выступлениях, что мы можем провести новую индустриализацию и добиться технологического суверенитета за три года. Однако у нас с 1991-го, по самым скромным подсчетам, закрылось около 80 тысяч крупных предприятий. Разве за три года это восстановишь?

Ответ — У нас нет необходимости в прямом виде восстанавливать старые предприятия. Разве что на месте упраздненных, обанкроченных, разрушенных заводов и комбинатов можно установить памятные знаки — как минимум как мемориальные таблички на домах, в которых жили великие люди, ведь эти предприятия — колоссальный труд наших мам, пап, бабушек и дедушек. Однако сегодня превалирует другой тип индустрии, зачастую это такое предприятие, на котором трудятся всего 20–30 человек. При нынешнем уровне автоматизации они способны обеспечить функционирование. За ними, соответственно, стоят конструкторские бюро, маркетинговые системы и прочее.

Нам надо идти не от возрождения погибших предприятий и не руководствоваться при этом какими-то внеиндустриальными подходами. Мы должны отталкиваться от запуска новых национальных индустрий, создающих планетарную стоимость. То есть таких продуктов, которые можно без труда реализовать в мире. Если образуется их избыток внутри страны, ты спокойно их реализуешь на мировом рынке, и все.

Новых индустрий, на мой взгляд, должно появиться не менее сотни. К примеру, возьмем айфон. Не станем обсуждать, плохой он или хороший, но непреложно одно: айфон приобретают во всем мире. Его формальная головная организация при этом находится в США. Так же и мы должны делать такие вещи, которые нужны везде, абсолютно ликвидны. К примеру, производить подшипники, станки, холодильное оборудование. Или развивать индустрию льна (этому вопросу я недавно посвятил очередную большую статью). Ведь льноволокно — отличная сырьевая база для экологического текстиля, а мы могли бы к 2028 году восстановить мировую монополию России на лен. А наши самолеты — аэробусы, которые оказались отрезаны от рынка запчастей? Разве этот вопрос можно разрешить иначе, кроме как оперативно организуя новые производства по выпуску авиакомплектующих?

Так или иначе планетарная стоимость должна лежать в основе современных стратегий. Если в Советском Союзе станки экспортировались в 40 стран мира, включая самые развитые, то и сейчас мы должны достигнуть такого уровня станкостроения, которое прежде всего будет создавать нашу собственную, суверенную, технологическую базу (это даже не обсуждается), а с точки зрения международной конкуренции — как минимум будет не хуже других. А по соотношению цены и качества так даже и лучше. Не забудем и о том, что до четверти (а то и до трети) продукции того же авиапрома СССР реализовывалось за рубежом! Но дело даже не в экспорте, а в том, что нам нужно организовывать такие новые национальные индустрии, которые будут в каком-то смысле заточены на бесконечное производство планетарной стоимости с ликвидной продукции. Если засучить рукава, правильно подобрать кадры (многие из которых из-за своей невостребованности ушли в тот же малый бизнес), то с задачей достижения технологического суверенитета мы в самом деле можем справиться за три года. А финансирование новых проектов должен обеспечить бюджет, и это может оказаться наиболее оптимальным вложением. Тем более что эти деньги потом вернутся через налоги, зарплаты и общее повышение уровня жизни.

Вопрос: Чтобы состояться как сильное государство и как уверенный в себе народ, нам надо расширять внешние контакты. Очевидно, что нельзя ограничиваться одним Китаем — это ненадежный союзник. Я встречал в ваших выступлениях призыв расширять сотрудничество с современным Афганистаном. Интересно, что недавно появлялась информация, что в Кабул может состояться визит главы Татарстана Рустама Минниханова и такое приглашение ему уже передано. Чем нам может быть полезен Афганистан?

Ответ — Афганистан — это контроль над Евразией. А ее даже Збигнев Бжезинский (как к нему ни относись, это был очень грамотный и умный человек) считал особым призом. Кто владеет Евразией, тот владеет миром. С другой стороны, прагматически-экономической, Афганистан — это географический центр того региона (я его предлагаю называть Новым Средним Востоком), который включает в себя порядка 350 миллионов человек (Иран, Пакистан, бывшая советская Средняя Азия). Это объективно наш рынок, на котором мы, проводя там первичную и вторичную индустриализацию, сами у себя должны делать форсированную третичную индустриализацию. То есть индустриализацию не 1930-х или 1970-х годов, а современную индустриализацию третьего поколения. А для Афганистана критически требуется первичная индустриализация, для Ирана — вторичная, несущая в себе элементы третичной, в Пакистане — тоже вторичная. Так или иначе, но другого потенциально «нашего» рынка, который составлял бы больше 300 миллионов, у нас нет. Если мы приплюсуем сюда наши 145 миллионов вместе с СНГ, это уже будет значительной демографической мощью.

Еще один момент. Вопрос Афганистана — это еще и вопрос коммуникаций. По сути, Гиндукуш (горная цепь в Средней Азии, здесь долгое время скрывались запрещенные в РФ талибы) отрезает нас от Индийского океана. А мы должны были бы соединить между собой Индийский и Северный Ледовитый океаны, поскольку это и есть опорный пояс развития Евразии. Это была бы конкретная экономическая и геополитическая идея. Спасибо, конечно же, Китаю, что он где-то нам помогает, но мы должны отдавать себе отчет, что мы не КНР и Пекин, мягко говоря, нашим развитием заниматься не будет.

В свое время некоторые чудики, включая писателя Александра Солженицына, твердили, что нам не нужна Центральная Азия. Даже наш великий писатель Валентин Распутин кричал в 1990 году в адрес прибалтов и среднеазиатов: «Вы хотите от нас отделиться? Ну так это не вы, а мы от вас отделяемся!» Что и было сделано, Москва отделилась от советских республик. К сожалению, эти люди не понимали природу геополитических, геоэкономических, геокультурных и геостратегических процессов.

Можно сказать, что сегодня Афганистан — это наше все. В конце концов там находятся построенные нами 142 инфраструктурных, базовых объекта, в том числе таких масштабных, как тоннель Саланг, соединивший две части афганской территории, а также Среднюю Азию в целом и Индийский океан. Кроме того, Советский Союз в свое время подготовил свыше 200 тысяч специалистов среднего специального и высшего образования. И у талибов, и у антиталибов, и даже под американцами работали люди, среди которых около 80 процентов составляли выпускники советских вузов. Скажите, где еще есть такие дураки, которые, имея в стране такое число своих «агентов влияния», большинство из которых могут еще и говорить по-русски, никак это не используют? Потому что они учились в свое время в Ленинграде, Краснодаре… Русские жены у многих.

Раньше мы не лезли в Афганистан, аргументируя это тем, что там сидят американцы. Но сейчас-то что нам мешает? Ведь без экономической и прочей стабильности в Афганистане не будет никакой стабильности и во всей Центральной Азии. Ее и сейчас там нет, учитывая столкновения на таджико-киргизской границе. Мы что, хотим, чтобы это пламя распространилось на весь регион — на радость всем, кто мечтает открыть против России второй фронт?

Сейчас обсуждается, что надо бы поставить 2 миллиона баррелей нефти и нефтепродуктов в Афганистан — надо! Когда кричат, что как это отдать Афганистану что-то, то пусть эти господа скажут, к примеру, а куда девать нам 150 миллиардов кубометров избыточного газа, который раньше уходил на европейский рынок? В том плане, что у нас колоссальное количество натуральных ресурсов, и их надо использовать и как инвестиции, и как дипломатический инструмент по укреплению Центральной Азии.

Но эти баррели нефти могут быть только началом. Афганистан необходимо развивать, выдавать ему кредиты. Кстати, планируемый, насколько я знаю, визит Рустама Минниханова в Афганистан, если он состоится, будет очень патриотичным и своевременным.