В созвездии Медузы, часть 5 гл. 5

Глава пятая

Возвращение Конфеты


Дом художника стоял неподалеку от храма, и на его верхнем этаже, в самой просторной из комнат, располагалась мастерская, в которой мы и застаем наших героев – комиссара Конфеткина и Творца. Волшебная птичка по-прежнему сидит на плече у отважного воина. Что же касается Лилии, то она ушла пастись на одну из лужаек, которых в этом небесном граде превеликое множество.

Взгляд художника, стоявшего у мольберта в задумчивой позе, был рассеян.

– Так как же тебя отправить домой? – негромко проговорил он, покусывая тупой кончик карандаша и как бы размышляя сам с собою. – Нарисовать ещё одну лестницу, что ли?

В широкие окна льются лучи теплого летнего солнца. На одной из стен, окрашенных в глухой темно-зеленый цвет, висят большие старинные часы с ходиками, и их стрелки показывают четыре часа и семнадцать минут. Конфеткин стоит чуть поодаль от старого мастера, ловя каждое его движение, и тот кажется ему едва ли не богом.

– Как? – изумленно восклицает комиссар. – Так, значит, та лестница, по которой я взобрался на планету Тэц, была нарисована Вами?

– А то, кем же ещё, – улыбается ему живописец. –  Впрочем, не стоит повторяться…

– Но почему же вы решили нарисовать именно лестницу? И каким образом смогли прозреть отсюда в наш мир?

– А Бог его ведает… – Творец разводит руки с полуулыбкой, в которой читается самое искреннее простодушие, смешанное с тонким юмором. – Залетел в голову такой вот сюжетец – я взял, да эту лесенку и присочинил…

– А потом еще присочинили и звёздного мальчика, и Пегаса?

– Ну, это уже само собой вышло. Одно цепляется за другое, понимаешь? Ведь должен же я был как-то известить тебя о том, где находится вход в отражённый мир?

– Ловко придумано, однако! – воскликнул Конфеткин.

– Да не так уж и ловко, – со вздохом ответил художник. – Видать, где-то я все-таки промахнулся.

Он чешет затылок. Вид у него, впрочем, был вполне удовлетворенный.

– О чем это вы?

– Да я-то, вишь, хотел направить тебя прямехонько к мастеру Тэну – а вышло эвон как… Вмешались, черти лысые… да так тряхнули лестницу, что ты чуть было с неё и не слетел. А потом ещё взяли, и передвинули её в другое место. Вот так всегда: загадываешь одно, а выходит – совсем другое.

– Но как же так? – спросил Конфеткин, с удивлением округляя глаза. – Ведь вы же – Творец! И это произведение – ваше! Как же могло произойти так, что вмешались тёмные силы, которых на холсте не было?

– Ну, когда картина написана – она уже не принадлежит своему создателю и живет своей собственной жизнью, – поясняет художник. – А с тёмными силами тебе всё равно пришлось бы схлестнуться, не так ли?

Конфеткин задумчиво теребит пальцем нос. Художник посматривает на него с лукавой улыбкой:

– А хочешь, я открою тебе одну тайну?

– Конечно!

– Я ведь ничего не сочиняю даже!

На лице Конфеты отражается самое искреннее недоумение:

– То есть как это: не сочиняю?! А кто же, в таком случае, сочиняет? Илья Репин, что ли? Ведь это же вы нарисовали лестницу на крыше моего дома?

– Погоди… – художник нетерпеливым жестом вскидывает руку; как и почти любой его собрат, он не прочь потолковать об искусстве, в особенности, когда нападает на такого благодатного слушателя, каковым является комиссар Конфеткин. – Погоди… Видишь ли, всё те картины, что я пишу, уже существуют в мире прообразов. А я лишь пытаюсь уловить их вибрации и изобразить так, как подсказывает мне мое сердце. Понимаешь? Никакой мастер не может ничего сотворить сам от себя.

– И что же это тогда выходит? – на бесхитростном лице светлого воителя расцветает саркастическая улыбка. – Творец должен сидеть, сложа руки, и ожидать, когда на него снизойдет вдохновение?

– О, нет! Нет! – возразил творец. – Я этого не говорил. Вдохновение само по себе не приходит, а является лишь к тем, кто усердно трудится, постигая азы своего ремесла. Но, вместе с этим, надо уметь и отрешиться от суеты, отказаться от всех привычных стереотипов и отдаться на волю волн – вот ведь о чем идёт речь.

– Каких ещё волн?

– Волн великого океана фантазий!

Творец задумчиво смотрит перед собой широко распахнутыми глазами.

– А как ты смотришь на то, чтобы полетать на воздушном шаре?

– Не знаю, не пробовал… – хмурится Конфеткин, уже понимая, что на художника начинает снисходить вдохновение.

По его тону Творец понимает, что перспектива воздухоплавания на воздушном шаре не слишком-то прельщает его гостя.

– А на диких гусях?

Конфеткин капризно оттопыривает нижнюю губу. С его языка, кажется, уже готовы слететь слова: «Еще чего!»

Художник очень тонко улавливает и этот момент.

– Ладно, придумаем что-нибудь более подходящее… – он озабоченно потирает лоб. – Например, морское путешествие? А?

– Во! Это мне походит! – радостно восклицает Конфеткин.

В дни своей ранней юности, он даже, помнится, мечтал стать моряком. Но это романтическое увлечение у него вскоре улетучилось, как дым. Как, впрочем, и многие другие.

– Итак, решено! – творец прихлопывает в ладоши. – Рисуем морской фрегат, и пусть плывет себе, по синим волнам к той реке, на которой стоит твой город!

Конфеткин одобряет эту идею, и художник тут же принимается за дело.

Много повидал на своем веку Рыцарь Света всяких дивных чудес, но такого чуда ему ещё видеть не доводилось!

Карандаш в руке мастера, казалось, вдруг ожил и запорхал по холсту, словно некая сказочная птица. Раз – и появилась изломанная линия берега. Еще несколько резких, порывистых движений – и вот уже в отдалении образовалось гряда острых скал. Движение руки замедляется, становится плавным, округлым – и Конфеткин видит солнце, погружающееся в море. Еще несколько точных, уверенных штрихов – и прорисовываются контуры фрегата под слегка надутыми парусами, и возникает несколько фигурок палубе, и становится видна лодка с гребцом, плывущая к берегу!

И… О, чудо из чудес!

Художник, кажется, вдруг как-то разом помолодел, превратился в полного сил и огня юношу. Глаза его сияют, лицо дышит энергией. Он даже как будто и не глядит, что там делает его волшебный карандаш – кажется, тот сам летает по холсту. В несколько минут рисунок готов, и творец берется за кисть.

Краски играют на полотне, словно живые. Вот заплескалась прибрежная волна, и под бортом шхуны пролегла глубокая тень, а на плечо гребца упал блик заходящего солнца. Как это у него получается? Ведь он как будто даже и не задумывается над тем, какую краску взять на кисть и куда её положить!

– Ну что, годится?

Творец отходит от картины и всматривается в неё придирчивым взглядом.

– Ещё как годится! – вырывается восхищенный возглас Конфеткина.

И тогда Творец берет своего гостя за локоть и подводит его к полотну, и набирает в грудь воздух и дует на картину.

И… О! Что это?

Конфете вдруг кажется, что по его щеке повяло свежим ветерком, насыщенным запахом йода, и картина заколебалась, и приблизилась к нему. И вот уже под ногами у него лежит песчаный берег, а над головой густеет вечернее небо. И море плещется совсем рядышком, и он даже видит, как поднимаются вверх и опускаются в воду весла матроса в плывущей к ним шлюпке.

Ну, и ну! Да они же очутились в самой картине!

Если у Конфеткина, до сей поры ещё и оставались какие-то сомнения в том, что произведения великих мастеро;в могут оживать, то теперь он уверовал в это окончательно.

Вот, он уже и сам живет в произведении Творца! И этот Творец идёт вместе с ним по берегу моря в своей собственной картине. И закатные лучи догорают у линии горизонта, и начинает дуть бриз, и в небесной синеве выдавливается бледная звезда…

Они шагают к морю.

На плече у Рыцаря Света сидит волшебная птичка из небесной страны Говинды. Художник замедляет шаги.

– Наконец-то оканчиваются твои скитания… – произносит он с печальной полуулыбкой. – В бухте тебя уже ждёт фрегат с поднятыми парусами, и за тобою подана шлюпка. Еще до захода солнца ты ступишь на палубу этого судна, и оно помчит тебя по морям-океанам к родным берегам. Прими же от меня на светлую память этот подарок.

С этими словами он протягивает Конфете свой волшебный карандаш.

Щеки рыцаря заливает яркий румянец смущения. Достоин ли он такого великого дара? А Творец стоит перед ним с протянутым карандашом, поощрительно улыбаясь:

– Ну, что же ты оробел? Держи.

– Спасибо, – бормочет Конфеткин, принимая дар Творца. – Но, если честно сказать, я не слишком-то силен в рисовании.

Он явно скромничает.

Ведь по рисованию у него всегда были сплошные пятерки, а его работы одно время даже экспонировались на различных детских выставках. И, когда требовалось оформить стенгазету к Новому Году или к иной знаменательной дате – это дело всегда поручалось ему.

– Ладно, ладно, не скромничай, – улыбается художник. – У тебя есть талант, ведь я же вижу это.

– Вы видите это? – удивляется Конфета. – Но каким образом?

– А взгляни сам, – и художник кивает на птичку. – Дух Горних Вдохновений сидит на твоем правом плече.

До Конфеты не сразу доходит смысл этих слов. Он скашивает взгляд на своё плечо…

– Так, значит, эта птичка…

– Это твой небесный дар!

И все-таки Конфеткин далеко не так уверен в своих творческих силах…

– Ну, я и не знаю даже… Может быть, у меня и есть кое-какие способности, но после того, что я увидел в вашей мастерской…

– А ты думаешь, я сразу стал мастером? – возражает ему художник. –  Нет, братец ты мой. Для того, чтобы овладеть кистью, мне пришлось пройти длинный и тернистый путь. Искусство не терпит слабых и безвольных. Оно полно сокровенных тайн, сокрытых под множеством разнообразных покровов. Нужно иметь упорство и смелость, чтобы совлекать их, добираясь до самой сути. Но ты отмечен божьим даром. Смотри же, не загуби его. Кому много дано – с того много и спросится.

На шхуне уже загораются бортовые огни, и шлюпка с гребцом подплывает всё ближе к берегу. Конфеткин с художником шагают к морю.

– Не хватайся за сложные сюжеты, – наставляет рыцаря Творец. – Начинай с самого простого. И все время анализируй свои ошибки. Иначе они станут переползать из одной твоей работы в другую, и ты так и остаешься вечным профаном. Постепенно усложняй задачи. Не смущайся, если у тебя ничего не выходит. Это нормально. Работай! И пусть твои недруги строят тебе козни, пусть тебя посещают чёрные минуты отчаяния и глухого неверия в свои силы, пусть весь мир ополчится на тебя и кричит тебе в самые уши, что ты бездарь, что у тебя ничего не получится, что ты глуп и смешон в своей нелепой тяге к прекрасному – не верь никому. Твердо следуй своей стезей – и удача улыбнется тебе. И тогда ты станешь великим мастером.

– Но не таким, как вы! – воскликнул Конфеткин.

– А зачем тебе становиться таким, как я? – ответил мастер. – Будь самим собой, это намного лучше. Ведь совершенство нашего мира заключено в его многообразии. И чем больше будет истинных художников – тем совершенней станет мир и тем светлее будут небеса. 

– Но небеса-то ведь далече от земли, а? – сказал Конфеткин.

– А вот тут-то ты и ошибаешься! Небеса – они в тебе, в твоей душе. И чем больше в ней будет света – тем прекрасней станут твои небеса. Поэтому беги пошлости и новомодных кривляний в угоду толпе. Что тебе до неё? Если твои творения будут мрачны и уродливы – они отравят собою мир и заслонят от тебя свет. Не выпускай же в мир злобных карликов – их и без того довольно. И если твоё сердце омрачено – сперва очисть его, а уж затем берись за кисть.

– А как же правда жизни? – спросил Конфеткин. – Ведь в нашем мире столько грязи и пошлости! И что же теперь, художник должен обходить её стороной?

– Однако и лезть в неё без крайней нужды тоже не стоит. Любителей вываляться в грязи и без тебя довольно. Ибо творения великих мастеров имеют души. И если ты станешь изображать зло и порок, не освещая его светом своего сердца – рано или поздно все эти уродливые фантомы тьмы обступят тебя, заслоняя собою свет. Подобно ленточным червям, они обовьются вокруг тебя со всех сторон, впиваясь тысячами присосок к твоему сердцу, и ты проклянешь тот миг, когда решился их создать. Художник связан со своими творениями тысячами нитей. Следи же за тем, чтобы это были нити света и любви, а не тьмы и ненависти – иначе ты повредишь и себе, и миру.

Остаток пути Учитель и его ученик прошли в молчании. Конфеткин шагал, понурив голову, и волшебная птичка с разноцветными перышками по-прежнему сидела на его плече. Лодка уже причалила, и матрос поджидал своего пассажира, и солнце догорало над морем, подобно языку огромной свечи.

Они остановились у шлюпки, и Конфеткин прижал руку к груди.

– Все ваши слова я сложил в своем сердце, как драгоценные жемчужины, – произнес он. – Дайте же мне последнее наставление, о, учитель.

И учитель сказал:

– Как только почувствуешь, что готов к этому – учись рисовать козленка . И не спрашивай у меня, почему. Придёт время, и тебе это здорово пригодится. Не теряй же времени попусту, трудись. Ибо в твоем новом приключении карандаш может иметь решающую роль.

Слова Творца были полны таинственности.

– Ну, с Богом! – учитель как-то по-мальчишески вскинул руку над головой.

И вот Конфеткин уже переваливается через борт шлюпки, и художник отталкивает её от берега, и волшебная птица с разноцветными крылышками сидит на правом плече Светлого Витязя. И матрос – крепко сложенный, мускулистый детина с копной рыжих волос под синей бескозыркой – гребет к судну.

– Прощай, Витя, – кричит Творец, помахивая рукой.

И лодка отдаляется, и когда они подплывают к фрегату, солнце уже тонет за морем, и сумерки покрывают всё вокруг. С борта сбрасывают веревочный трап, и над головой Конфеткина появляется огонек масляной лампы. И в её красноватом свечении он видит надпись на борту судна, выведенную крупными золотыми буквами: «Лолита».

1. О том, почему именно козленка, читатель может узнать из моего романа "ЗА ЖИВОЮ ВОДОЙ".

Окончание часть 5 гл. 6  Конец истории  http://proza.ru/2022/09/28/457