Разница между Розалией Залкинд и Бонни Паркер

           или Как Серапионовы братья на всю сраную палитику хер ложили
     Звенят колокольчики - бубенчики, как звенели три сотни зим, и в горку бряцают, и под спуск шумят, даже на прямой версте - гудом исходят, смущая государского человека Фому Пухова, уже и утомившегося изумляться странному вывиху соотечественников : ежедень путают Фому с Еремой. Правду сказать, раньше оно как - то посмешанистее выходило, были ярыжки и подкопиисты, косматые студенты конституций требовали по стогнам земли, какой азямистый народник, опростившись, выхватывал по роже своей ненародной с ноги, а теперь пошли блогеры да журналисты, не смешно и надоедливо, уныло и скушно, как омлет, виденный Фомой в восемнадцатом в разгромленной усадьбе тоже Яремы, но Вишневецкого.
    - Глохни, - потребовал Фома, напирая на суетного комиссара снятой наживую с господского кучера богатой шубой, и ухи кучерские приладил Пухов к лацканам, и скальп неказистый сзаду свисает, и хер оторванный заместо хлястика болтается. - Аль не слыхал, как трое стало Пошкиных - то ?
     Опешивает комиссар, рот разевает, будто рыба какая, а слова молвить не смеет - чует жид поганый, что вякни, разорвут матросики подгулявшие, не смотря на мандат или сапоги, например. Да и говно это все, ежели подумать - то. Народу на Руси - жопой жуй, каждого слушать - с ума и спрыгнешь. Ум же, товарищи, так просто не дается, его на живца брать надо, всегда так было и будет.
     - Живец, - кричит что есть сил дворецкий ухойдаканного Вишневецкого, тщась выжить хоть б сегодня.
     Дверь настежь. Входит мужик в пиджаке. Бьют его матросы в ухо сразу, топчут сапогами, приговаривая :
     - Изыди, гнида, говноед х...ев.
     Втоптали в паркет засратый за день революции мужика в пиджаке. Говорит Старшой матросов, присвистывая в боцманскую дудку :
     - Сдается мне, что это Песков был.
     - Сунь штыка ему в сраку, - советует комиссар Старшому, стараясь инициативой восстановить пошатнувшееся доверие народа, а матросы - как есть народ. Он, народ, разный бывает, оно конешно, в массе своей глубинной, как рыгает мразь каспаровщины, дик и несусветен, но прочитай вон народников Лаврова с Короленкой, тут тебя слеза и прошибет навзничь. Пухов, пару дней потеревшись на бронепоезде карательного отряда барона Дрейдена, нахватался верхушек, прослышал и про Ницше, и закат Европы самолично видел, не сместишь теперь государского человека никакой херней благостной, потому как слово хорошее и правильное  " унтерменш " не дает Фоме покоя, крутится и вертится шариком голубовато - розовым в мыслях, стоит с путей сбиться, как слово это заветное тут же на свои места все и ставит. Да вот взять хотя б такую чепуху, как сапоги. Пухов сам, своим зубом и глазом, рукой и ногой понял, сняв сапоги польские с остывающего тела барина, что построенные в Кимрах или Ельце вроде бы точно такие же сапоги - говно, польские по ноге стоят, не жмут и душу тешут. Что ж бакланить за что иное, ежели сапогов пошить не могут эти скоты поганые ? Смешно и говорить. Потому Пухов пел.
     - Горит и кружится планета, - густым фальцетом выводил Фома, шляясь по горенкам нарядным имения Вишневецких, любознательно на портреты глядя, посрав на ковер персидский и обивку с кресел на портянки приладив.
     - Глохни, - взмолилось имение, трогательно отбивая поспешный юз Пилсудскому. Пришел маршалок подкоронный да всю падаль восточную и вышиб восвояси, на х...й, обратно. Кто скажет, что русофобия, кто поумнее - промолчит, плечами пожав, а говорящий правду коала повторит сакраментальное : да е...сь в рот ваша Русiя запозорная, надоело ж ведь говножевание, сами Пошкин с Достом и Толстым с умов сошли, не умея разгадать великую загадку славянской души, куда мне - то соваться. Срать на херню руссиянскую, хоть маслом или гуашью ее опиши, но такой вот простейший факт наглядности как климат говенный - хер ты куда денешь или изменишь. Три тыщи революций делай, а как была тута территория для жизни людей неприспособленная геологически, планетарно и так дальше, так и будет, пока какой китайский ходя из научных людей растратчиков не сообразит, как Землю повернуть по - правильному, чтобы Калифорния и Флорида Салехардом стали.
     Едет Пухов по Киевщине, головой мудреной крутит. Слева триста, справа сто. Впереди Каспий какой - то, вроде, писатель Платонов премудрых карасей удой удит, тина болтается по волнам, чурки нефть качают, внизу - рыба. Глупа и холодна, но знает инстинктом - где оно глубже. Так что, граждане бандиты, идите на хрен и с войнушками, и с мобилизациями, и с никак два десятка лет все не наступающим крахом режима сучьего, а других тута и не было никогда. На то и суки, чтоб нелюдями быть, им понятия не позволяют смерть выбрать добровольно и сразу, посылая самурайски мусоров или автоматчиков, сказать короче, все ведь как всегда, как Исус и говорил : свобода воли человека. Или в очередной раз, раз уж слово  " унтерменш " подтверждается ежедень две тыщи лет, едем дас сейне.