Дети Военного Сталинграда Ч7

Ч6 по ссылке: http://proza.ru/2022/09/28/1069

       Бабушка.
    Моя прабабушка Ветрова Анна Григорьевна (бабушка Славы и моей мамы) после освобождения Сталинграда жила там со своей дочерью Натальей ещё несколько лет до своей смерти. Болела сильно. Умерла в 1950-м году.

       Толя.
    Мой дядя (не родной) Бабушкин Анатолий Тимофеевич (старший сводный брат моей мамы). Его с оторванной пяткой эвакуировали из госпиталя в неизвестном направлении. Это только потом, после войны мама, наведя справки, узнала, что его погрузили вместе со всеми раненными на баржи и отправили в Астрахань, где он умер. Подробности смерти не известны.

       Длинный Гена.
    Мой дядя (не родной) Бабушкин Геннадий Тимофеевич (младший сводный брат моей мамы) какое-то время жил с отцом и мачехой, но вскоре объявилась его бабушка и забрала его к себе. Дальше его жизнь и воспитание проходили вне контроля моей семьи. Судьба его в некоторой степени была известна его родному отцу и моей маме. Мне только известно из письма жены Гены моей маме, что на момент 1997 года, когда ему было 68 лет, он жил в городе Самара и сильно болел. Дальше связь обрывается.

    Моя семья после войны ещё некоторое время жила в Донецке, а потом несколько лет скиталась по Украине в поисках жилья и лучшей жизни. Но спустя время все окончательно собрались в городе Донецке.

       Тётя Ната.
    Моя вторая бабушка Пряхина (Ветрова дев.) Наталья Захаровна (тётя моей мамы) после освобождения Сталинграда долгое время жила со своей матерью в том же доме на улице Енисейской и ухаживала за больной Анной Григорьевной. После второго брака с Пряхиным Яковом Ивановичем она взяла фамилию мужа. Это был счастливый брак, по любви и как говорят в народе – «до гроба». Дальше судьба их привела в город Донецк, где Якову Ивановичу дали квартиру.
 
    Я хорошо помню эту шикарную трёхкомнатную квартиру в красивом доме сталинской постройки, в центре Донецка. И все, как и раньше в Сталинграде, не часто, но собирались вместе в той квартире, отмечали встречу, и также по старинке играли в лото. Я был хоть и маленький, но помню всё.

    У бабы Наты и деда Яши по середине зала стоял очень красивый круглый стол с изогнутыми резными деревянными ножками. Все рассаживались вокруг него на мягких деревянных, тоже резных стульях, сначала кушали, пили лёгенькое вино и разговаривали. Я тоже сидел на таком стуле, но под попу мне клали подушки, иначе до поверхности стола я не доставал.
    - Диме, Диме налей – говорил деда Яша бабе Нате.
    - Помилуй, Яков Иванович – возражал мой дед Тима – он ещё маленький, нельзя ему вино!
    - Налей, налей – улыбался дед Яша, глядя на свою жену.
    Баба Ната, тоже улыбаясь, доставала маленькую серебряную стопочку и повернув голову к деду Тиме, говорила: – Не переживай Тимофей Дмитриевич, оно хорошо разбавлено, компотик практически. 50 грамм ему не повредят, а пойдут только на пользу.
    Я, причмокивая, пил этот вкусный компотик и просил: - Ещё, ещё.
    - Хватит, Димочка – отвечала мне баба Ната – это лекарство, его много нельзя.

    Потом стол освобождался, стелилась чистая накрахмаленная скатерть, и баба Ната доставала из шкафа любимую нашей семьёй игру - лото. Все сразу начинали звенеть мелочью, доставая из кошельков и сумочек круглые монетки, раскладывали на столе карты, обычно раздавались каждому по три карты, и из отдельного мешочка каждый брал горсточку маленьких голышиков привезённых с моря, чтобы закрывать ими на своих картах объявленные номера. Баба Ната, на правах хозяйки брала первой мешок с бочонками и начинала игру. Играли, конечно, на интерес. А деньги, которыми делали ставки, потом каждый забирал обратно.

    Я тоже участвовал в игре - мне выделялась одна карта. Сначала говорили быстро, и я не успевал осмысливать и закрывать камешками цифры. Тут подключалась мама, и когда, бывало, строчка моих цифр, полностью закрывалась камешками, шептала мне на ушко: - Давай, кричи - «Фатера (квартира), доставай по одному!» Я кричал, хотя не понимал что такое «фатера». Все весело смеялись и я вместе с ними.

    После этого баба Ната хорошо встряхивала мешок с бочонками и уже не горстью доставала их, а медленно, каждый бочонок в отдельности, вытаскивала из мешка и объявляла номера:
    - Барабанные палочки.
    Все не торопливо, у кого был в карточках номер одиннадцать, прикрывали его камешками.
    - Дед, девяносто лет.
    Теперь камешки закрывали номер 90.
    - Баба ягодка опять
    И цифра 45 выбывала из игры.
    Все хорошо знали этот игорный сленг. Я тоже его впитывал, и когда мне выпадало вытаскивать бочонки, так же как и взрослые применял его в игре. В моих детских устах это звучало забавно, и всем от этого было весело.

    Как ни печально, но года берут своё. Дед Яша был на десять лет старше своей жены, и здоровье начало покидать его первого. Он слёг надолго, но баба Ната упорно старалась его выходить. Но болезнь неумолимо и настойчиво забирала у него жизнь, и он умер.

    Любовь бабы Наты и деда Яши была сильной. Баба Ната, так и не смогла смириться с потерей любимого человека. Бабе Тосе, своей сестре она рассказывала:
    - Тося, не могу я жить дальше. Давеча ложусь спать и смотрю на фото Яши у себя на тумбочке. Разговариваю с ним, говорю ему: - «Яша на кого-ж ты меня оставил, как я теперь без тебя?» И смотрю, а у него из глаз покатились кровавые слёзы. И текут, текут по фотографии….
    - Натка, - отвечала баба Тося – доведёшь ты себя так до сумасшествия! Срочно убери все его фото! Меняй срочно квартиру!
    Баба Ната согласилась, убрала все фото, обменяла квартиру. Стало немного легче. Но успокоение так и не пришло.

    А через пару лет слегла и сама баба Ната. А поводом послужил нелепый случай.
    Как рассказывала баба Тося:
    - На дворе зима, ну и приболела она. Так, обычная простуда. Прихожу её проведать, а её дома нет. Странно, - думаю – в магазин, что ли пошла за хлебом? Так вот же я ей всё ношу. Ну, «поцеловала» замок и выхожу на улицу. А она навстречу. Идёт, жмётся от холода, кутается в тоненький платочек, носом шморгает. А ветер то пронизывающий.
    - Натка, - говорю – ты, что это творишь? Куда тебя понесло в такой холод? Тебе лежать надо, температура ведь!
    А она: - Да я быстренько, вон, в магазин игрушек и обратно. Вот, подарочек Павлику (соседский ребёнок) купила. (баба Ната очень любила детей)
    - Какой подарочек?! – возмутилась я. – У тебя ОРЗ, температура 38. А ну марш домой!
    После этого баба Ната слегла окончательно, и уже не вставала. А в марте 1979 года в возрасте семидесяти лет её не стало - она ушла к своему любимому мужу и погибшему на фронте совсем молодым сыну.

       Отец.
    Мой дед Бабушкин Тимофей Дмитриевич (отчим моей мамы), в 1938 году взяв на себя обязательства родителя, стал отцом моей мамы. И хоть формально он приходился отчимом и не родным, взятые на себя обязанности он выполнял достойно и потому для нашей семьи он фактически стал родным. В нашей семье никогда этот факт не скрывался, но и никогда не возникало сомнения и даже мысли о каком-то не родстве. Мама всегда говорила: - Отец не тот, кто родил, а тот, кто воспитал!

    После освобождения Сталино дед несколько раз менял работу. Семья несколько раз меняла место жительства, но в итоге вернулась в 1954 году обратно в Сталино. Дед устроился на работу в типографию и со временем получил от организации квартиру. В нашем понимании квартира это одно из множества отдельных помещений в одном доме. Тогда же отдельный дом, из нескольких, в одном общем дворе тоже считался квартирой.

    Двор со всеми постройками некогда был рабочими помещениями типографии, но по мере развития, строительства и расширения организации эти помещения переоборудовали в жилые помещения и начали селить в них своих работников.

    Домик стоял в самом начале двора, и выходил окнами на улицу. Он был небольшой, одноэтажный с низкими потолками, состоящий из двух комнат и пристройки-коридорчика. Собственно хата одной стеной частично подпирала землю улицы и потому нижняя её часть находилась в земле. Это в совокупности с тоненьким настилом пола, под которым была земля, давало постоянную сырость внутри хаты. Но на тот момент это были шикарные условия жилья. В доме была печь, которая топилась углём. В холодное время года она, конечно, согревала и просушивала обе комнаты маленького домика, но летом и в межсезонье сырость ощущалась постоянно. Потом провели газ, и печь переделали под него. Это ощутимо облегчило жизнь всем жильцам таких дворов. К тому же куча угля теперь не занимала двор и не мешала проходу.

    Домик имел конфигурацию буквы «Г», а два соседних дома своими стенами  замыкали периметр. Получался внутри небольшой собственный дворик. В этом дворике дед посадил абрикосу, вырастил её, всегда ухаживал за ней, и она в благодарность стала давать чудные медовые абрикосы. Кроме того абрикоса своей кроной укрывала дворик от палящих лучей солнца летом. И как приятно было находиться во дворике когда кругом стояла невыносимая жара. Я каждое лето гостил у деда с бабушкой и очень много времени проводил именно в этом дворике.

    Годы шли, город рос. Старые кварталы с такими дворами и домами сносили, а жильцам давали квартиры уже в новых современных многоэтажках. Наш двор ждала та же участь и все с нетерпением ждали сноса их обветшалого жилья и обретения новых квартир. Но это событие всё откладывалось и откладывалось. И так много лет. Кому-то везло. Уже вокруг нашего квартала выросли высотки. Уже счастливчики, получившие там квартиры, смотрели из окон на этот клочок забытой земли со старыми, разваливающимися домами. Уже осталось всего несколько дворов от огромного квартала по улице. Уже и жильцы этих дворов состарились, а многие умерли. Уже дед мой слёг с болячками. А счастья новоселья всё нет.

    И вот, однажды - Ура! Свершилось чудо! Старикам дали новую двухкомнатную квартиру в новом, только что построенном доме. Дождались бедные. И вот когда были оформлены все документы, утрясены все формальности, ещё даже не успев переехать, дед не дожив одного года до ста лет, в 1999 году умер. Но по документам он умер уже в новой квартире, с новой пропиской, хотя фактически смерть его настигла ещё в старой хате. И никто теперь не мог отобрать новое жильё у деда. В новую квартиру перевезли только бабушку.

       Мама.
    Моя родная бабушка Бабушкина (Ветрова дев.) Антонина Захаровна (бабушка Тося), первое время после войны была в поисках работы. Приходилось работать и операционной няней в больнице, и уборщицей в столовой. По мере восстановления страны с работой стало проще. Бабушка некоторое время работала по полученной до войны профессии - почтовым работником. А ещё позже и кассиром на почте. Но вскоре что-то там не срослось, и она перешла работать к деду в типографию переплётчиком. А в 1952 году её уволили по сокращению штатов. И всё, на этом трудовая деятельность моей бабули закончилась.

    Имея образование 4 класса и профессию с этакой расплывчатой формулировкой - «почтовый работник» достаточно сложно уже было найти работу. А учиться, и получать новую профессию уже было поздно. И бабушка стала просто домохозяйкой. У бабули стало много времени для семьи, для дома, чем она с большим успехом и начала заниматься. Так доход семьи ограничился только дедовой зарплатой, и жить, конечно, стало сложнее.

    После незаметно подкравшегося пенсионного возраста старикам пришлось перейти на рельсы жёсткой экономии. Пенсию получали оба, но совокупный доход не сильно их баловал. Приходилось в чём-то себе и отказывать. Но опыт прожитых тяжёлых лет войны научил их справляться и не с такими невзгодами и они конечно справлялись. Какими-то деньгами, конечно, помогала моя мама, особенно когда каждое лето я гостил у бабы с дедом. Чем-то по хозяйству помогал уже взрослый внук (старший мой брат) проживающий в Донецке. Так и жили.

    Бабуля была страстная рыбачка. Весной, как только наступали тёплые деньки, она готовила удочки и по утрам, чуть свет, тянула деда на ставок. Дед-то не рыбак был вовсе, но ходил с бабулей с удовольствием. Нет, рыбу он не ловил, для него было в радость подвигаться, сделать зарядку, погулять на природе. А бабуля, только закинув удочку, полностью растворялась в этом процессе, отключалась от всего мира и сильно нервничала, когда её отвлекали от любимого занятия.

    К этому занятию бабуля приучала и меня каждое лето, когда меня привозили к ним на каникулы. Почти каждый день начинался с того, что ещё затемно меня поднимали с постели, быстро собирались и шли пешком два-три километра к ставкам в «Парке Щербакова». Там мы с бабулей быстро разворачивали снасти, и пока ещё не встало солнце, и был самый клёв, закидывали удочки и, если повезёт, тягали из пруда довольно крупных окуньков, краснопёрок, ёршиков и даже бычков. Потом вставало солнышко, клёв заканчивался, и мне это всё надоедало. Я бросал удочку и присоединялся к деду, который делал зарядку.

    Потом начинал сосать желудок, потому что я знал, что у бабули в сумке очень вкусные пирожки с мясом. Хоть их не было видно, но я же знал, что они там. И я начинал приставать к бабушке с такими «дурацкими» вопросами как - «хочу кушать». Но бабушка была в другом измерении и моих вопросов даже не слышала. Тогда я привлекал к себе внимание, дёргая её за юбку. Бабуля выходила из транса и сильно ругалась. А мне так хотелось пирожка! И дед тут был мне не помошник, потому что вопросами еды владела только бабушка. И только бабушка имела право, выйдя из транса и понимая, что два её голодных рта уже хотят есть, достать из сумки пакетик с пирожками.

    Наверно благодаря этой её страсти к рыбалке и держалось её, подорванное войной, здоровье. Каждодневные походы на ставки, частое пребывание на свежем воздухе способствовало укреплению не только общего здоровья, но и не давало её больным ногам совсем перестать работать. Ходить ей было трудно и больно, но она упорно ходила. Конечно, приходилось искать специальную обувь, а часто и переделывать обувь под себя. Дед старательно этим делом занимался. Потом в продаже стали появляться кроссовки. Бабуля после первой же примерки высоко оценила их эластичность. Они прекрасно сидели на ноге и не сдавливали стопы, и там совершенно ничего не надо было переделывать. И бабуля за очень привлекательный, яркий вид сразу окрестила их – «красотки». Но когда увидела ценник этих «красоток», она рассердилась и приказала маме, уже доставшей кошелёк, больше никогда ей их не предлагать. «Красотки» так и остались красивой и недоступной мечтой моей бабушки.

    Рыбалка для бабули была всё. Но годы шли, и неумолимая старость с каждым годом всё больше и больше овладевала организмами наших стариков. Походы на рыбалку становились всё реже и реже и к середине 90-х годов прекратились совсем. Старички держались ещё какое-то время, а потом стали часто болеть и слегли окончательно оба. Дед умер первым. Бабуля держалась. Она дождалась таки счастья новоселья и пол года ещё прожила в новой квартире. А в июле 1999 года её не стало. Три месяца бабуля не дожила до своих 90 лет.

Ч8 по ссылке: http://proza.ru/2022/09/28/1093