Блеклый оттенок памяти

Поместье мастера Волрика находилось на самом отшибе пригорода, близ старого заброшенного маяка у отвесной скалы. Попасть сюда без знания дороги было практически невозможно.
Старик вел самый настоящий затворнический образ жизни, и покидал дом раз или два в год. Остальными же делами заведовал его верный слуга Пьер, совсем юный мальчишка-сирота, которого старый художник взял к себе с улицы около пяти или шести зим тому назад.
Пьер был слеп от рождения, но это не мешало ему прекрасно ориентироваться в их небольшом городке, особенно когда все своё ранее детство он подворовывал на его грязных закоулках.
Сегодня старик наказал мальчику привести в дом – молодую леди Альму, вдову бывшего столичного мэра, которого унесла вспышка оспы двухгодичной давности. Девушка была в самом настоящем восторге, когда мастер Волрик согласился написать её портрет. Быть изображенным на работе этого великого художника было воистину огромной честью. За подобную возможность многие дворянские кланы были готовы выложить огромные суммы, но к их несчастью – старика не волновал звон золотых монет.
Леди Альма медленно прошла через прихожую в галерею, увешанную десятками великолепных и бесценных написанных рукой шедевров. Её внимание привлекло четыре портрета прекрасной безликой особы в багровом платье. Они едва ли отличались: одна поза, один задний фон, одно безликое лицо. Отличались лишь оттенки красного.
Холодные пальцы мальчика, взявшие девушку за руку – быстро привели её в чувство. Пьер медленно двинулся к лестнице, увлекая барышню за собой. Вместе, они поднялись наверх и пересекли порог мастерской, под которую был отдан весь второй этаж поместья.
Мальчик усадил девушку на старое богатое кресло, а после низко поклонился и скрылся за дверью. Леди Альма осмотрелась, приметив очередные, ещё незаконченные картины. На них была изображена та самая безликая особа в дорогом платье, вновь в разных тонах алого цвета.
Наконец, дверь скрипнула, и в мастерскую зашел высокий седобородый мужчина с поистине ангельскими глазами небесного оттенка. На его голове воцарялась пурпурная шляпа с длинным белым пером, а в его руках находился белоснежный холст. Он сделал ещё несколько ходок из галереи в мастерскую, принеся мольберт, краски и алое платье, которое он положил на спинку кресла.
Шершавая рука легла на плечо леди Альмы, а после аккуратно скатилась вниз, бережно накрыв её кисть.
— Добро пожаловать, Леди Альма, — произнес мастер Волрик глубоким чарующим голосом.
— Здравствуйте господин Волрик, — девушка слегка покраснела, когда старый художник поцеловал её руку, — я так рада нашей встречи.
— Как и я, — старик повернулся к ней спиной и занялся подготовкой к работе.
— Господин Волрик, должна вам признаться — я огромная поклонница ваших работ и для меня станет огромной честью…
— Несомненно, — Волрик прервал её и водрузил холст на подставку, — позвольте вас перебить.
— Конечно, конечно господин Волрик, — смущенно ответила девушка.
— Вы должны надеть это платье, — он повернулся и смерил Альму взглядом, — надеюсь, вас это не затруднит?
— Нисколько.
Девушка взяла багровое платье и удалилась за ширму. Волрик продолжил подготовку к работе, сейчас он занялся смешиванием красок.
— Ваш мальчик, — донеслось из-за ширмы, — как он с подобным изъяном способен настолько хорошо передвигаться по городу?
— Пьер – прекрасный помощник. За невозможностью видеть как другие люди, скрывается его возможность чувствовать мир иначе. Это дар.
— И вам даже не жалко его?
— Поймите меня правильно, — проговорил Волрик, поднимая упавшую на пол кисть, — все мы должны чем-то пожертвовать, что бы получить нечто иное взамен.
Шум за ширмой прекратился, девушка медленно вышла на свет, расправляя широкий подол платья:
— А чем же пожертвовали вы? — в шутку спросила она.
Старый художник на мгновение застыл от неудобного вопроса.
— Всем, милая леди Альма, абсолютно всем.
Он поправил подушки на кресле, а после предложил барышне сесть:
— Прошу вас.
Девушка вновь уселась на место, а после поставила руки на колени и подняла подбородок, повинуясь приказам мастера.
— Прекрасно. Замрите.
Он удалился за мольберт, повернув его тыловой стороной к Альме, и в его руках блеснула кисть. Спустя мгновение послышался звук падающих на пол капель краски.
— Кто эта женщина? — Альма все-таки спросила, не сумев удержать интереса.
Волрик не ответил. Любопытствующая леди настойчиво продолжила:
— Почему у неё нет лица?
Вновь тишина.
— Позвольте узнать хотя бы причину того, почему она всегда в одном и том же красном платье, и почему сегодня вы заставили меня надеть оное?
— Ваш покойный супруг, господин Генрих, — художник перевел тему, — скажите мне, вы любили его?
— Всем сердцем, — ответила девушка, — к чему этот вопрос?
— А помните ли вы его лицо, только честно?
Леди Альма задумалась, пытаясь вспомнить черты лица своего мужа.
— Видите, а ведь прошло всего два года.
Он выдержал паузу.
— Моя жена, — Волрик томно вздохнул, — её тоже унесла оспа, вспышка сорокалетней давности. С каждым годом её лицо поглощает тьма моей неостановимо подходящей старости. Должен вам признаться, я практически забыл, как он выглядит. Но вы, именно вы, прекрасная госпожа, дали моей памяти встряску. Вы очень похожи на неё…
Альма моргнула несколько раз, сопоставляя факты в своей голове:
— Это её платье, господин Волрик?
— Её, — ответил художник, — но, к великому сожалению, платье стало выцветать, как и моя память о ней. Оно уже не того оттенка, что было прежде…
Художник писал картину порядка четырех часов и девушка за это время даже не шелохнулась. Когда он закончил, то попросил её подойти поближе и посмотреть на результат, сам же старик отошёл за ширму, смыть с пальцев краску.
На неё смотрела лучший портрет из тех, что она видела за свою короткую жизнь, идеально написанный, без единого лишнего маха кисти, без единого зазора, с оттенком кожи, который был чуть ли не лучше, чем в жизни.
— Она, — Альма вздохнула, — великолепна…
— Она ужасна, — раздался гневный крик старик, — палитра платья должна быть ярче. Ярче, черт его побери, глубже и живее!
Девушка повернулась, силуэт за ширмой исчез.
— Господин Волрик, — она вновь повернулась к холсту и прижала руки к сердцу, — картина прекрасна. Прекратите преуменьшать свои навыки.
— Дело не в навыках, — холодно пронеслось за её спиной, — дело в оттенке…
Лезвие блеснуло в закатных лучах солнца, но Леди Альма почувствовала боль лишь тогда, когда сознание начало медленно покидать её тело.
Господин Волрик держал клинок у её вскрытой шейной артерии, наклонив её голову за волосы над холстом так, что бы алая жидкость стекала ровно на нарисованное платье.
Спустя секунду Альма рухнула на пол, а художник протяжно заревел и ударился в слезы. Через несколько мгновений её разум затуманился ещё сильнее, а горе старого мастера все продолжалось. Он схватил с пола новую кисточку, макнул её в краску и обезличил очередной портрет девушки в алом платье.
— Нет, — он горько всхлипнул, бросая кисть на землю, — это вновь не тот оттенок платья. Не та женщина, которую я любил…
Альма закрыла глаза, тьма поглотила её сознание без остатка…