1. Как обычно, в воскресенье...

Как обычно, в воскресенье вечером я зашла в скайп и стала ждать, когда появится зелененький значок напротив имени сына. Мы не встречались вживую  уже  более семи  лет.  Единственная возможность пообщаться – скайп. Я сидела у компьютера и ждала. Сегодня что-то долго Антошка не появляется. Ведь знает, что жду.
Я откинулась в кресле и начала вспоминать события, разрушившие мою вполне нормальную жизнь.

Был май 14- го года. Мне позвонил приятель Антона и как-то загадочно сообщил, что нужно срочно встретиться с сыном. На вопрос где и когда, ответил: «Антон сказал, что вы поймете где. Помните, куда он так любил ходить в детстве? Вы ездили туда в день вашей зарплаты и покупали всякие вкусности». Я долго думала, а потом сообразила. Он, вероятно, имел в виду свою любимую кондитерскую «Медвежонок». Мы и правда туда заходили именно в день зарплаты, и я покупала сыну сладости по его выбору. «Когда?» – спросила я. Он ответил, что прямо сейчас. Что за конспирация дурацкая, что это всё значит? Стало тревожно.Собралась мигом и поехала к магазину. Только бы я правильно поняла.

Сын ждал  чуть в сторонке от входа, там, где не было яркого освещения, и всё время оглядывался. Взял меня за локоть и повел в парк. Мы присели на скамейку, скрытую от посторонних глаз высокими пушистыми елями.

– Что случилось? Я так переволновалась. Почему такие сложности?  – с укором спросила я.
 
– У нас слишком мало времени. Поэтому просто выслушай. И пожалуйста, не волнуйся. Надеюсь, все будет нормально. Так вот, мы с Алиной сегодня ночью уезжаем в Крым, к её родителям. Уезжаем надолго. Можно сказать убегаем. Об этом никто не должен знать. Один хороший знакомый –  бывший одноклассник, сообщил, что за мной следят соответствующие органы, и меня могут арестовать со дня на день. Он же и посоветовал на некоторое время скрыться. Это всё достоверно, он сам из той конторы. Всё очень серьезно. Кроме того, мои данные разместили на сайте «Миротворец». А ты знаешь, что это такое. Не волнуйся, думаю, тебе ничего не угрожает. Я живу отдельно, в политике ты не замешана, тебя не тронут. Только пока никому ничего не рассказывай. Ничего, мол, не знаешь. Я тебе не отчитываюсь о своих делах.

Я сидела совершенно оглушенная, и все никак не могла до конца осознать  происходящее.

–  Звонить и приходить домой я опасаюсь. Телефон мой точно на прослушке, твой не знаю, но есть вероятность.  – Антон говорил очень быстро, скороговоркой. Он был совершенно издерган и явно нервничал. Боже, думала я,  какой-то шпионский детектив. Было очень страшно и странно.

– А когда вы вернетесь, и как мы будем связываться? – я взяла себя в руки и задала этот вопрос.

–Звонить на телефон  не буду. Ты зарегистируйся в контактах, найдешь там меня. Вот я записал алгоритм действий, свой ник и ник, под которым ты должна зарегистрироваться. Так первое время ты будешь узнавать обо мне. Потом думаю, когда все уляжется, будем выходить в скайп.  Да, бумажку эту тоже уничтожишь, как прочитаешь и запомнишь. Всё, я убегаю.

Быстрые объятия и поцелуи, и я одна на скамейке… Растерянная, испуганная, и несчастная.


Вспомнила это расставание и снова слёзы навернулись на глаза. Почему он? За что? Прошло уже семь лет. Многие приспособились и спокойно живут. А мы? Всё хорошее в прошлом. И лишь слабая надежда на перемены и та тает с каждым днём. 

Мои мысли прервал звонок в скайп. Но это был не Антон, звонила старшая сестра Аня, живущая в Донецке. Ещё один близкий мне человек, жизнь которого тоже пошла под откос. Осталась одна в прифронтовом городе. Её сын Володя, так же как и мой  Антон,  покинул родину во время летних событий 14-го года и выехал в Россию. Тогда война только начиналась, но казалось, что ещё немного и украинские войска займут город. А Володька, как и многие в Донецке,  засветился в антимайданных протестах.  Надеялся, что Киев прислушается к Донбассу. Отстаивал свои взгляды, а потом, когда понял, что ждать нечего, уехал вместе с женой и сыном.  Начал новую жизнь почти с нуля.  Аня ехать не захотела. Как бросить всё, что нажито за всю жизнь. Да и как начинать сначала в её годы. Осталась – мол чему быть, того не миновать. Только вот пенсию получать дома стало невозможно. Перестали платить. Хорошо, что на руках была наличность. А ещё были  немалые сбережения в банке. После смерти мужа на  счёту остались хорошие деньги. Но вот снять их, живя в Донецке, очень скоро стало невозможно. Филиалы банка закрылись.  И тогда  сестра, пожилая и не очень здоровая женщина, приехала ко мне. Так хотелось ей помочь, что, несмотря на возражения мужа, я поселила её в нашей квартире. В моей  комнате поставили раскладушку, так и жили почти год. Две сестры в одной комнате, а муж  в своем «кабинете» с вечно включенным компьютером. Встречались с ним только на кухне, почти не разговаривали. Аня вообще старалась не попадаться ему на глаза.
С мужем Димкой – это отдельная история.

Помню, как сестра приехала, вошла в дом и первое, что услышала от Димки:

– А, сепаратистка явилась. Ну что помог вам товарищ Путин? Думали, присоединит как Крым? Вот получайте теперь. Сдать бы тебя куда следует! – рычал муж, выплевывая слова вместе со слюной.

– Ну, она-то причём? Дима, прошу, уймись, иди к себе, заклинаю. Сестру в беде не оставлю, так что смирись, – вступилась я за Аню.

– Как ни при чём? А на референдум, небось, ходила!

– Да никуда я не ходила, я … – на глазах сестры появились слёзы.

– Дима! Остынь, не будь сволочью. – Я оттеснила мужа к двери его комнаты.

– Тьфу на вас всех. И на тебя Настя, и на сынка твоего, и на сестру твою, – Дима сплюнул и ушел к себе, громко хлопнув дверью.

Я обняла сестру, успокоила, как могла:

– Не бойся, это он только с виду такой грозный. Никуда он тебя не сдаст. Хотя крыша, конечно, поехала малость. Время такое…  Ты проходи, располагайся. Сейчас ужинать будем. А Димка, он целыми днями в интернете воюет. Нас трогать не будет. А если ты ему ещё и водки купишь,  он забудет, что ты – сепаратистка и откуда, – попыталась пошутить я.

Водку Димка, и правда, любил. Трезвым бывал мрачен и раздражителен, а выпьет,  смотришь, расслабился, подобрел.

В тот, такой сложный для всех нас год, присутствие сестры хоть как-то отвлекало от грустных мыслей о сыне. Я слушала её рассказы о событиях в Донецке, и понимала, что многим ещё гораздо хуже. Аня рассказывала ужасные вещи о войне. О ближайшей подруге, в дом которой влетел снаряд и которая, хоть и осталась в живых, но получила тяжелое ранение и потеряла руку. О том, как недалеко от дома сестры упал крупнокалиберный снаряд,  к счастью в ставок, иначе и дома бы не осталось, а так только тряхануло, как при землетрясении. Много чего рассказывала. И я чувствовала, что к украинской власти она испытывает отвращение. За то, что пошли войной. За то, что снаряды летели  именно от нас, с Украины. А к своим местным ополченцам, да и к российским добровольцам отношение было тёплым. Они защищали. Хорошо, что этого не слышал Димка. В его глазах всё выглядело совсем иначе.

Однажды Аня вынула из потайного карманчика сумки листок и прочитала  стихотворение, написанное её сыном Володей.

Донбасс не подчиняется насилию,
Донбасс не гонит порожняк.
Он долго терпит,
но потом взрывается –
И  Киев ему больше  не  указ.
Святое право на восстание,
Когда  дышать уже нет больше сил,
И разношерстная толпа на улицах
Кричит и требует эфир.
И реют флаги, льются речи,
Срываются от гнева голоса:
«Мы тоже люди, просто люди,
Мы жить хотим, как нам велит душа».

А Родина, как злая мачеха,
Не слышит, не желает знать,
И лишь в одном ее желание –
Через колено нас переломать.

Но механизм уже запущен в действие,
Его теперь  не удержать.
Последний аргумент - на референдуме
народа волю показать.

Но Родина, как злая мачеха,
Не слышит, не желает знать,
И лишь в одном ее опять желание –
Через колено нас переломать.

И объявляется мобилизация
в еще недавно мирной стороне,
и, брат на брата, взяв оружие,
глядят через прицел в глаза красавице-весне.

Написано было с душой, или от души. Вот как они оттуда всё это видят...   Я подумала, что Антошке  бы  понравилось. Бумажку со стихом я тем не менее уничтожила. Мыслимо ли с этим ездить через КПП на линии разграничения! И чем только она думала, моя наивная сестра! 

Тогда я не могла уснуть всю ночь. Всё думала о жизни. Мы с сестрой  мало интересовались политикой.  Отчего же она так заинтересовалась нами? И нас затянуло в эту воронку. Я слушала сына, слушала мужа, теперь вот сестру. У каждого своя правда. А я всё не могу разобраться в этом хаосе идей и мнений. Просто хочу жить, жить, как жили мы все раньше.  Господи, что происходит в наших головах? Как постичь всю эту фантасмагорию…

Каждый день Аня ездила в банк, как на работу. Отстаивала огромные очереди и снимала деньги. В сутки можно было получить только 200 гривен, а на её счёту лежало двадцать тысяч долларов. Она всё ещё верила, что деньги удастся спасти. А я понимала – разве только часть, и то хорошо.  Банк обанкротился и подлежал ликвидации. И я оказалась права, Анне  удалось вытащить лишь небольшую часть средств. Остальное, пиши – пропало. Прошло уже семь лет. Деньги, конечно, никто не вернет.

Чтобы сохранить возможность получать пенсию, сестру я зарегистрировала у себя как временного переселенца. К счастью, именно я была собственницей квартиры, и Димкино согласие не понадобилось. Так мы решили вопрос пенсии.

Я предлагала сестре оставаться у нас пока ситуация не уладится. Она не была мне помехой. Часто вечерами мы вспоминали детство, наших родителей, всякие смешные и не очень, истории из прошлой жизни. Порой плакались друг другу «в жилетку». Судьбы странным образом оказались схожими. У обеих нас сыновья, которые из-за неравнодушия к событиям оказались  изгоями.
Но как я не уговаривала сестру, всё равно она рвалась домой. Скучала и беспокоилась о брошенной недвижимости. Тем более, что активные военные действия закончились, ситуация с Донбассом подвисла, и никто не знал сколько это будет продолжаться. Да и слушая наши с Димкой перепалки,  сестра думала, что отчасти происходят они из-за неё.  И  Аня  уехала к себе, туда, где опасно, но туда, где родной дом. Нужно было присматривать и за ним, и за квартирой сына, нужно было оплатить долги по квартплате.  Потом  раз в три месяца она пересекала линию разграничения, чтобы не заблокировали пенсию. Ездила в ближайший город на подконтрольной Украине территории. Там же снимала пенсионные деньги в Ощадбанке.  В итоге, так и осталась там, в Донецке. Теперь ко всему присоединились коронавирусные ограничения. Так что и с сестрой мы встречаемся только в виртуале.

Продолжение следует.
http://proza.ru/2022/09/29/569