Дети Военного Сталинграда Ч1

   
    Перебирая семейные архивы, среди дневников и записных книжек родителей в руки мне попалась рукопись моей мамы Зиминой Лидии Андреевны – «Снова повторилось». И хоть я не раз слышал рассказы моей мамы, бабушки, дедушки об их не лёгкой судьбе в те ужасные годы Великой Отечественной Войны 1941-1945 годов, прочитал рукопись с большим интересом.

    С какой целью мама писала этот рассказ мне доподлинно не известно, но, прочитав переписку мамы с Волгоградским музеем, а так же вырезки из газет, что собирала мама, я сделал вывод, что это всё же мемуары. Возможно, что она готовила их к очередной встрече детей Сталинграда, которые проводились в 90-х годах в Волгограде. Возможно, писала книгу. А возможно это просто её дневник.

    В архиве нашлись также листки того же содержания, отпечатанные на машинке. Это говорило о том, что мама готовила рассказ к изданию. Мне, не известно был ли опубликован где-нибудь этот труд или нет, но вырезки из местных газет города Набережные Челны, где жила мама, посвящённые теме той ужасной войны, говорили, что как минимум журналисты этот материал читали и по ним писали свои статьи.

    Тема той страшной войны занимает особое место в душах нашего народа, и она никогда не должна угаснуть. И как бы банально это не звучало, но нам просто необходимо этот источник огня поддерживать вечно, чтобы помнили. А потому считаю, что я просто обязан историю моей семьи донести до моих читателей. Ведь это частичка большой истории нашей Родины.

                ***

                Снова повторилось

       *Снова повторилось.
    В 1991 году я приехала на встречу детей Сталинграда тогда, когда нам в музее показали фильм. Встретилась с бывшей соседкой Людмилой. Она рассказала о своих наблюдениях из-за Волги. Её отец в 42-м вернулся домой после госпиталя. Знал, что ожидает Сталинград и, когда объявили тревогу, собрал всю семью, необходимые вещи, документы и переправился с семьёй через Волгу, пока мы старались переехать в Сталинград. Поселились на даче и оттуда наблюдали, что творилось в городе.

    Рассказывает: видели, как налетела тучей армада бомбардировщиков, сделала разворот над ними и полетела на город. Ещё над Волгой начали бросать бомбы. Они летели: первая у берега упала, вторая на площади, а третья в наш дом. Издалека им показалось, что в их дом - он стоял рядом. Остальные бомбы тут же посыпались дождём сразу из всех самолётов на весь центр возле вокзала. Всё оказалось сплошным взрывом, дым застелил весь город. Когда улетели самолеты, дым развеялся, пыль осела. Города уже не было. Им показалось, что ничего живого там не осталось.

    Волгоград. Приехала туда по данному по радио кличу: «Дети военного Сталинграда, отзовитесь!» Я отозвалась. И вот я в музее. Показывают трофейный фильм. Летит туча самолетов, а впереди «ведущий». Вижу самодовольное лицо пилота. Ему дано право сбросить первые бомбы на мирный город. Вот он уже сделал за Волгой разворот и летит над рекой. Ас смотрит вниз . Мы, зрители, видим то же, что и он. Город живёт спокойно. Нет, не спокойно, внизу люди и я. Мы ждём, что будет. А пока из зала я вижу лётчика, вижу, с каким удовольствием он выпустил первые бомбы. Лицо его радостное - совершает очередной подвиг по уничтожению города. Первая бомба падает сразу, у Волги, на дома. Потом взрыв на площади у фонтана. Летит третья. Она же летит в наш дом! А в доме я и все жильцы одиннадцати квартир! Летит бомба, я её чувствую, я её слышу как тогда, в 42-ом. Летит в моё сердце, оно разрывается от звука летящей бомбы. Там же я! Взрыв... Очнулась - кончилось кино. Зажгли свет. Я окаменела.

    Работники музея обращаются к нам с просьбой прислать для музея что-нибудь из вещей того времени. Но что мы можем, если мы остались голы, всё разбомбило, всё сгорело.

    Я вышла из музея с чувством, что побывала на том свете, как тогда, в 42-ом, 23 августа...

       *Начало.
    Много раз в жизни я была на краю гибели. Первый раз, когда я родилась. Мама с отцом жили на квартире в Златоусте. Нельзя сказать, чтобы я была горластая, но я пережила испуг вместе с мамой, в её чреве, когда отец грубо, жёстко “пошутил”, когда они шли над обрывом на горе. Отец пригрозил маме, что сбросит её с обрыва. Схватил её, потащил к краю пропасти. А вскоре родилась я. По рассказам мамы, отец частенько пьяный вытворял всякие чудеса. Водил друзей, пили водку, заставлял маму готовить закуску. Изменял ей открыто. Даже приглашал в одну постель с любовницей, когда мама застала его у подруги. Однажды, когда его не было дома, мама собрала вещи и ушла к брату, к дяде Мите. Там нам стало спокойнее, и от меня не «воняло дерьмом», как говаривал отец. Но он покоя не давал, ходил, умолял, что больше этого не повторится.

    Как-то, после его очередного визита, мама стала готовить обед. Должен был прийти дядя Митя. А мне что-то было надо, может, я есть хотела. Маме некогда, а я ору. Вывела я её из себя. Подбежала ко мне, схватила подушку, накрыла меня (мне был месяц) и села сверху. Сколько сидела - не помнит. Очнулась - поняла, что наделала. Сняла подушку, а я синяя и не дышу. Схватила меня, трясёт, плачет, кричит, и закричала и я. Долго я плакала, потом всхлипывала. Когда пришел дядя Митя, удивился, что я странно всхлипываю, предупредил маму, чтобы не давала мне долго плакать, отругал за это, но мама ведь ему не рассказала о случившемся.

    Отец всё-таки забрал нас к себе снова. И всё повторялось. За то время, пока я росла, мама уходила от отца ещё несколько раз уже к бабушке (своей маме). Бабушка жила с тётей Натой - сестрой мамы и внуком Славой. Потом тётя Ната со Славой уехали в Сталинград, устроились там, забрали к себе бабушку. Очередной побег мама совершила окончательно. Уехала со мной в Сталинград. Мне было 8 месяцев. И с тех пор этот город стал для меня родным. Жили у бабушки. Тётя Ната получила жильё. Работала она секретарем-машинисткой в конторе Заготскот. В этом же доме её и поселили. Несколько семей там жили. И вот ещё и мы приехали. Одна комната и кухня, коридорчик, сарайчик и туалетик во дворике. Там я жила долго. Один раз приехал из Златоуста отец, но бабушка его прогнала.

    Через четыре года мама вышла замуж. Мы, было, поселились в доме родителей отчима, но мне пришлось через короткое время уйти снова к бабушке. А случилось вот что: Перешли мы к отчиму, выделили нам одну комнату. У отчима умерла жена, остались двое ребят. И мама решилась на это. Была добра с ними и с матерью отчима, но мать ненавидела нас. Маму обзывала, как могла, всегда ворчала. А однажды, когда меня уложили спать (а я спала на кроватке, на грубой сетке, мне подстелили на сетку тоненький матрасик), разразился скандал. Бабка влетела в комнату, подскочила ко мне, рванула из-под меня матрац. Я упала на голую сетку. И велела мне убраться из её дома.

    А накануне произошло что-то для меня, пятилетней девочки, непонятное. Ночью мама услышала за занавеской (двери не было) какой-то шёпот. Ей показалось странным, встала, в щелочку посмотрела в коридор и увидала, что на пороге комнаты бабки сидит какая-то старуха, перед ней на огромной сковороде какое-то зерно. Она перебирает его и что-то приговаривает, шепчет. Мама понять ничего не могла, позвала отчима. Он не выдержал, выбежал к старухе, а рядом стояла мать. Поднялся скандал. Старуху выгнал, а перед матерью сник, но предупредил, чтобы больше не вызывала колдовать никого и сама присмирела.

    Так она «присмирела». Детей начала учить неуважению к мачехе (она чужая, с улицы приведённая и т.д.). А с мамой сталось что-то страшное. При малейшем расстройстве она падала на постель и кричала не своим голосом (начались истерики). Первый раз я страшно перепугалась. Я это всё хорошо помню. Она не слышала и не видела в этом состоянии никого, даже меня. Я кричала, возилась около неё, и всё напрасно. Потом она замолкала и опять ни на что не реагировала. Вскоре бабка выгнала нас, но мама оставила только меня у бабушки. Вот там меня и воспитывали, а мама осталась страдать в том доме.

    Я была болезненным ребёнком. Родилась в голодный 1933-й год. Все беды мамы были и моими. Росла слабой. В три годика заболела очень тяжело. Что-то съела, когда ездили к родственникам в Бикетовку. Наелась паслёна. Началась дизентерия. Кровяной понос три года меня мучил. Мало того, в первый год заболевания я подхватила корь, осложнение на лёгкие и скарлатина одновременно убивали меня.

    Врачи уже отказывались лечить. Только вызвали сыпь на тело, а она высыпала на голове и внутри. Обернули меня простынёй, намазанной горчицей. Первый раз я далась, не знала, что это такое. А на второй раз, где и силы брались, помню как сейчас. Хватаю руки врача и кусаю. Но все эти попытки все-равно не увенчались успехом. Я лежала без сознания. Не ела, не пила, короче, была уже на том свете. На обходе врач сказала маме: - «Всё, ждите смерти. Мы уже беспомощны».
 
    Пришла утром бабушка, а мама как с «креста снятая», бледная, худая, уже слёз нет плакать. Сообщила бабушке, что сказала врач. И та пошла заказывать мне гробик. Но гробовщика не было, и она не заказала.

    На утро принесли больным завтрак. Я всё лежала, как мёртвая, но жизнь ещё теплилась. Мама с бутерброда взяла на палец масло и помазала мне губы, они пересохли. И какое было удивление мамы, когда между губок появился кончик язычка и слизал масло. Она еще кусочек положила на губы, и его я съела. Потом отломила кусочек хлеба с маслом, дала. Съела и его. Позвали врача. Та осмотрела меня и облегченно сказала: - «Ну, Будко, лёд тронулся. Кризис кончился, она теперь будет жить».

    И опять пришла бабушка. Мама встретила её сияющая. Бабушка подумала, что я уже умерла, а мама сошла с ума. Но вскоре поняла, что жизнь продолжается. Но «не сладкая жизнь» продолжалась еще три года. Я из больниц не вылезала.

    Любили меня все. Все ласкали. Бабушка всё пыталась меня накормить. Но что нужно больному ребенку? Часто бабушка, сидя за столом напротив меня, говорила, чуть не плача: - «Сиротка ты моя, ешь больше, выздоравливай».

    А я любила сидеть на комоде у патефона, заводить пластинки и слушать хор Пятницкого «Вдоль деревни». А когда приходил Слава из школы, занимался со мной чем-нибудь. Он рисовал много, и я около него. Я от него никогда плохого слова не слышала. Он всех нас любил, а маму мою называл просто Тося, хотя она была ему теткой. Каждый Новый год он устраивал мне ёлку. Мы вместе наряжали её и держали её до моего дня рождения - 25 января. На день рождения устраивали мне праздник под ёлкой. Созывали всю родню. Приходили сёстры двоюродные с мамами и папами. Я не помню, чтобы все так собирались у них.

    Я помню очень хорошо друзей Славы. Имя одного из них, самого лучшего - Миша. Жил он выше улицей в своём деревянном доме. Они были евреи. Добрые, хорошие. Слава часто брал меня с собой к ним. Я рассказываю это, чтобы потом рассказать о том, что стало с ними в 42-ом.

    А пока мы живём в овраге, да, в овраге. Дом такой был, двухэтажный. Наверху помещалась контора «Заготскот», и жила одна семья - Астроуховых. Наши семьи часто встречались у нас, у них. Играли в лото, пили чай, пиво. Дядя Коля (брат мамы) приносил «четверть» с пивом. Четвертью называли огромную бутылку - литров пять. Но никогда не пили водку. А зазывали Астроуховых просто. Бабушка стучала скалкой в потолок. Они жили над нами, а мы в овраге.

    Дом задней стеной первого этажа прислонялся к земле, к стене оврага. Внизу протекал ручеёк, который бежал к Царице. Особенно полноводным ручеёк становился в дождь или весной. Любили мы играть у него на дне оврага. Потом, в 42-ом он нас спасал.

    А пока был мир, мы играли под деревянным мостом, соединявшим стороны оврага. Мост пешеходный, маленький. Были у меня две подружки. За мостом Валя Арсентьева, а рядом с нами, на нашей улице жила Ляля (Лена) с мамой. Жили мирно, тихо, без ссор. Улица над оврагом была песчаная. Легко мы зарывались в песок, а он жёлтый, чистый. Кувыркались, делали стойки на руках. Много занимались на турнике во дворе у Ляли. Это было уже в моём шестилетнем возрасте. Лишь потом я узнала, что делали мы все гимнастические упражнения, хотя у нас был всего один снаряд - турник. Это и вернуло меня к жизни.

    Однажды вернулся с финской войны дядя Петя, младший брат мамы. В военной форме. Я его не узнавала, помню. Я бы и не знала об этой войне, если бы не его возвращение. Пришёл красивый, большой, весёлый. И кто знал, что это ненадолго. С семьей он жил в Подмосковье где-то. В 41-ом его отправили на фронт, и всё. Вскоре пришла похоронка.

    В 1940-ом году, в семь лет, я, уже окрепшая, пошла в школу. Отчим получил квартиру у вокзала, и мы всей новой семьёй стали жить вместе. Нас пятеро. Два сводных брата Гена и Толя, один на четыре года старше меня, другой на шесть, как Слава.

    Толя с Геной так были настроены бабкой против мамы, что обзывали её всякими словами, как бабка. Соседи вокруг нас почему-то жалели их. Об этом мне рассказали недавно, на встрече детей Сталинграда. Они считали, что мачеха их обижает. Но я то знала, что было у нас дома. Я была свидетелем страшных боёв братьев, когда дома мы бывали одни. Ссорились они между собой, хватали - один нож, другой вилку и шли друг на друга. Однажды пришла мама и застала такую картину: я в углу перепуганная, а братья, вооружённые вилкой и ножом, готовы пырнуть друг друга. Мама кинулась между ними, озверевшими, успокаивает. То к одному подбежит, то к другому, а они только рычат. Прошло какое-то время. Толя, старший, стал понимать, что никто его не обижает, мама старается им угодить, вносит мир между ними. Ребята стали относиться и ко мне как к сестре.
    Но вдруг - война!

Ч2 по ссылке: http://proza.ru/2022/09/28/987