Фаворский свет. На вершине горы

                ФАВОРСКИЙ СВЕТ
                (На вершине горы.)

    Иоанн прикорнул ненадолго. Чрез пару часов уже начало светать. Учитель тихо подошел к спящим и разбудил троих из них, прикладывая палец к губам – жестом прося их не нарушать тишину. Иоанн, Пётр и Яков встали и последовали за Учителем на гору. Им было странно такое положение вещей. Обычно Учитель проводил общие молитвы и «занятия» со всеми апостолами, а тут какое-то заговорщичество? Думая об этом, Иоанн поднимался вверх и наблюдал за двумя другими апостолами. У них тоже было тревожное недоумение на  ещё заспанных лицах, но они привыкли во всём доверять Учителю и не задали в этот раз лишнего вопроса, наверное, дальше всё само собой разрешится? 
   Наконец, они оказались на вершине этой небольшой, покатой горы. Здесь Учитель жестами показал им места, где они должны были расположиться. Сам он встал впереди по средине и начал неслышимую для них молитву. Это тоже немного удивило и насторожило апостолов. Иоанн чувствовал нарастающую тревогу. Но вдруг откуда-то, может сверху, а может просто из окружающего пространства, возникло и стало заполнять все вокруг светящееся облако, так что скоро Иоанн перестал различать что-либо вокруг, кроме фигуры Учителя впереди. Она отличалась от облака каким-то невыразимым оттенком света. Учитель продолжал молиться, а Иоанн стал буквально таять от блаженства. Накрывшее их облако, кроме света, источало необычайный покой,  тихую радость и тончайший благовонный аромат, оно наполнило все тело Иоанна непривычной лёгкостью, как будто оно стало совсем пустым, воздушным. Ему даже показалось на миг, что он вот-вот оторвется от земли и поплывет вверх, над горою. 
   Иоанн ощутил окружающий его свет не как некое простое природное явление, а почему-то как живое, мыслящее существо. Да! Свет источал мудрость, любовь, покой, благодать. Казалось, он говорил: «Будь счастлив, Иоанн! Купайся в моём блаженстве! Успокой все свои тревоги и печали!». Свет струился со всех сторон, но Иоанн каким-то неизъяснимым образом почувствовал, что он исходит из колоссальной дали. У Иоанна даже захватывало дух, когда он мысленно пытался донестись до источника света. Это было где-то бесконечно далеко, в неописуемых глубинах Вселенной, в самом её средоточии, в сияющем центре. Кроме того, Иоанн ощущал сущность этого света, как существо очень и очень древнее, равное возрасту самой Вселенной. Он удивился этому ощущению, но тут же его сердце невольно улыбнулось другому открытию. Иоанн каким-то непостижимым образом понял, что на счёт древности этого света он ошибся. Свет был вечным! Он был и очень-очень древним, и молодым, свежим, даже озорным. Он был и до сотворения Вселенной, и всё время её существования, он есть и будет всегда, даже когда эта Вселенная прекратит своё существование. Он почувствовал, что если соединится с этим светом, то сам станет вечным! 
   Вдруг по светоносному эфиру, окружившему Иоанна, Учителя  и двух других апостолов пробежали волны. Когда они коснулись слуха Иоанна, он услышал: «Се Сын Мой возлюбленный, Его слушайте.» При этом фигура Учителя начала переливаться неизъяснимыми цветами. Затем из облака справа и слева от Учителя чуть сверху показались две исполинские фигуры. Как Иоанн понял, что это были именно Моисей и Илия? Он бы не мог объяснить это никому вразумительно.  Как часто бывает во сне: мы узнаём в совершенно странных сущностях и обличиях кого-нибудь совершенно точно и отчётливо, но если бы нас спросили, отчего мы так уверены, то, скорее всего, вряд ли кто-то мог бы растолковать это узнавание.
    Учитель начал о чём-то говорить с пришедшими, но смысл их беседы ускользал от Иоанна, ему и так было слишком хорошо, блаженство расслабило разум, он плавал на водах неописуемого счастья и восторга в каком-то полусне-полуяви.

    Учитель же восходил на гору в полной тревоге. Видения, которые предстали перед ним в ночной молитве, имели для Него достаточно ясный смысл, подтверждали опасения, возникшие у Него после возвращения Иуды и беседы с ним. Слишком высока была цена этих событий, слишком большую и непоправимую роль они могли сыграть в ходе выполнения всей миссии Его, пришедшего освободить Израиль и всё человечество от рабства тёмных сил. Он взял сегодня только трёх из апостолов, которым мог полностью довериться. До этого дня Он не разделял их и ничего не скрывал ни от кого из них. Все они были большой и дружной семьёй. Но ныне в семье возник дух измены. Теперь всё становилось зыбким и эфемерным. Он ещё не успел восполниться всеми силами Логоса, чтобы всё, обетованное Израилю и миру Моисеем и пророками, сбылось. Гагтунгр когда-то пытался искушать Его, но после неудачной попытки искушения уже искал только одного – убить.

 Двенадцать учеников были не только опорой Иисуса, но и защитой в мирах невидимых, хотя сами и не подозревали о том. Ведь Он слишком сильно доверился им, очень тесно сошлись в тонких планах Его существо с их существами. Теперь у них уже не могло быть не общей судьбы. Предательство одного открывало Его пред тёмными силами и могло подставить под непоправимый удар.
 
   Он начал молиться Отцу, чтобы перед Ним была открыта дальнейшая судьба Его и судьба мира, который был доверен Отцом Сыну для водительства. Во время молитвы Он почувствовал, как Отец своим светом объял Его, затем Он увидел двух посланников свыше. Это были Моисей и Илия.
- Что велено передать вам от Отца? – после короткого приветствия спросил Он их.
- Нам велено передать, что Иуда предаст тебя, что душа его пленена Гагтунгром, и теперь предательство уже неотвратимо. А значит неотвратима Твоя смерть.
- Что же делать Мне теперь?
- Теперь есть другой план спасения, но он может произойти только, если Ты не будешь ждать своего насильственного умерщвления от Гагтунгра и скрываться от него, но Сам пойдешь навстречу смерти.
- Разъясните!
- Если Ты Сам пойдешь на смерть и передашь власть над своей смертью Гагтунгру, то кармически он должен будет неизбежно отдать власть над посмертием всех людей Тебе. Он сам не понимает этого. Впрочем, ему и так, и эдак будет, что потерять.

- Значит уже никаких шансов на исполнение раньше задуманного, на освобождение всего человечества В ЭТОМ МИРЕ от власти тёмных сил уже нет?
- В этот раз нет! Нужно будет прийти сюда ещё раз.
- А когда это будет?
- Об этом нам ничего не было сказано. Готов ли Ты к другом плану действий во спасение человечества хотя бы в посмертной их судьбе, в тёмных адских слоях, куда предстоит сойти Тебе в  три дня между смертью и воскресением?

- Готов! Отче! – твердо возгласил Иисус.
- Но Ты должен знать, что Гагтунгр сделает всё, чтобы смерть Твоя была
  мучительной, а в глазах людей позорной.
- Что ж! Приму чашу сию.
- Тогда Отец наполнит Тебя сейчас силой для выполнения этого подвига. Готовься и прими!
  После этих слов Иисус склонил голову, и с шумом, как бывает при падающей росе или обильном грозовом дожде, на Него полились свыше светящиеся струи. Они наполнили всё Его существо необычной силой. Он воссиял как тысяча звёзд, так что у апостолов, видевших это, на мгновение помутилось в глазах. Одежды Его сделались белыми и блистающими. После чего облако растворилось вместе с фигурами Илии и Моисея, а в ушах апостолов осталось только: «Се Сын Мой возлюбленный, Его слушайте.» Эти слова были как нельзя кстати, ибо горькую весть придётся рассказать Учителю сегодня всем ученикам.
 
  Трое из учеников стояли остолбеневшие о всего произошедшего. Они не поняли ещё ни бед, ни тревог Учителя. Им было очень хорошо!
- Наставник, хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи: одну Тебе, одну Моисею,
  одну Илии, – не зная, что говорил, произнёс Петр.
  При этих словах Учитель повернулся к ним лицом. Оно было блистающим, но строгим. Не было света радости на нём. Он сказал: "Пойдём вниз, я должен объявить всем важную новость!».
По дороге вниз Учитель размышлял про себя, как бы сказать им всем эту тяжелую новость, как бы не ввести их в искушение о Себе при этом? Ведь до этого апостолы были уверены, что с ними долгожданный Мессия, что всё обетованное Израилю с появлением Мессии уже недалеко и вот-вот начнёт сбываться, что приблизилось Царствие Небесное. Ведь об этом они и разносили благую весть – Евангелие по городам и весям Израиля.
 Иудеи же из закона усвоили только одно, что если придёт долгожданный Мессия, то Он пребудет вовек, что царствию Его не будет конца, что все они будут спасены, что исчезнут не только страдания и войны, болезни и распри, но даже и самая смерть. Как-то мимо них прошло переданное через пророка Исаю, что ведь может народ и не принять посланца Божьего, посчитав Его за соблазнителя и разбойника. Ведь даже преданный пёс, если в него войдет бес, может укусить руку хозяина, подающего пищу, приняв хозяина за чужака.

 Потому БОГ ВСЕГДА ЗАДУМЫВАЕТ КАЖДОЕ СВОЁ ДЕЯНИЕ ТАК, ЧТОБЫ ДАТЬ СВОБОДУ ВЫБОРА И УЧЕСТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ОТКАЗА (то есть, как минимум, в двух вариантах). Если народ не примет пророка, праведника и даже Самого Мессию, как посланца Божьего, то не будет выполнения обетованного в этот раз, но предстоит пострадать посланцу свыше, чтобы хоть своим страданием искупить часть грехов народа. После предстоит пострадать и народу, так как тёмные для того и побеждают, чтобы усиливать и умножать страдания.
 И вот сейчас Он узнал, что предстоит Ему Самому пострадать и быть казнённым, так как Гагтунгр и его приспешники добились такого настроения в народе иудейском, но главное – соблазнили Иуду, одного из учеников. Это решило всё окончательно. Как же теперь сказать об этом, чтобы апостолы не подумали, что Он не Тот вовсе, за кого Себя выдавал?! Он знал, что после сего сообщения поселятся в душах некоторых из них сомнения, тревога и даже страх. Придётся обратить их внимание на то, что в писаниях сказано и о такой судьбе Мессии, как о возможной, если свои не примут Его.
 Ах! Как тревожно было Ему за апостолов, и за всех-всех, и за весь этот мир, который ОН МОГ БЫ СПАСТИ УЖЕ В ЭТОТ РАЗ!
    Когда они спустились с горы, то апостолы по-прежнему ещё спали.
- Нужно разбудить их, – тихо попросил Учитель.
  Яков, Иоанн и Пётр пошли выполнять поручение, а Учитель ещё раз помолился.
   Наконец все встали. Был проведён обряд умывания, утренняя молитва, небольшой завтрак. Всё было почти как обычно, но гнетущее молчание Учителя, Его сумрачное настроение ощущалось всеми. Обычно Он бывал весел, любил шутить, заразительно смеялся, светло, беззлобно, лучисто, так что хотя бы не улыбнуться в ответ было просто невозможно. Им было так хорошо вместе с Ним! Такой надеждой, верой и любовью были наполнены сердца, что прошлая их жизнь казалась мрачноватым сном. Теперь они и представить не могли себе жизнь без Учителя. Быть рядом с Ним везде и всюду, выполнять Его поручения, дышать Его словом, жить общением с Ним – это было единственным смыслом их жизни.
   После завтрака, когда были убраны остатки пищи, Учитель собрал их возле Себя и
  задал странный вопрос:
- Скажите, кем считают Меня люди?
  Они сказали в ответ:
- Одни почитают за Иоанна Крестителя, а иные - за Илию, а другие же говорят, что
  один из древних пророков воскрес.
  Он спросил их:
- А вы за кого почитаете Меня?
Некоторое недоумение и замешательство вызвал этот вопрос среди учеников. Кажется, для них всё было ясно: Он и есть Тот Мессия, которого ждал Израиль. Они переглянулись. Но Пётр, который только что слышал слова на горе из осиявшего их света Божьего: «Се Сын Мой возлюбленный, Его слушайте» - выпалил без долгих раздумий:
- Ты Христос, Сын Бога Живого!

  Иисус видел, как некоторые ученики переглянулись, удивившись ещё сильней. Это шло вразрез с иудейским вероучением и даже было похоже на святотатство! Сын Божий! Об этом писания не говорили! Этим Он равняет себя Себя с Самим Богом!? Зачем Ему это? Если это сказать где-нибудь открыто, то их тут же могут закидать камнями! Может быть, Пётр ошибся? Может, как это нередко бывало, сейчас Учитель объяснит его ошибку, и всё станет на свои места? Но вместо ожидавшегося большинством разъяснения Учитель сказал другие слова:
- Не говорите никому о сем, сами знаете, как это может разгневать иудеев. А сейчас узнайте, что Сыну Человеческому (так Христос нередко называл Себя, как Его называли предсказавшие Его приход пророки) должно много пострадать, и быть отверженному старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть.

 Он увидел, как смятение прошло по лицам апостолов. Видел, что многие задумались мрачною думою. Он понимал, какое тяжкое испытание переживает сейчас каждый из них, кроме Иуды. На Иуду Он взглянул пристальнее. Тот почти сразу отвёл глаза, но Учитель уже прочёл его думу. Иуда понял, что Учителю уже известно, что он хочет предать Его. Однако Иуда полагал, что он всего лишь подвигнет Учителя на решительные действия, а не действительно предаст Его на казнь.
  -Ах, Иуда, Иуда! – подумал про себя Учитель.
 
   После небольшой паузы Учитель велел всем собраться и идти в палаточный стан, где располагались еще семьдесят учеников, следовавших за Учителем повсюду. Там Он начал говорить речь, в которой слышалось героическое напряжение, и которая призывала их сделать последний выбор. И хотя семьдесят ещё не знали о том, что сказал Учитель двенадцати, но по всему, включая выражение лиц апостолов, пришедших с учителем, они поняли, что произошло что-то непоправимое.

- Если кто хочет идти за Мною, – начал Учитель, обращаясь ко всем собравшимся, – отвергнись от себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет её.
  В этих решительных и странных словах был ответ на молчаливые мысли апостолов, ибо некоторые из них по дороге сюда, после странных слов Учителя, после того, как Пётр объявил Его Сыном Божьим, а Он не опроверг этого, стали думать, как бы не было все это соблазном для их душ, как бы не получилось, что, признавая Его за Сына Божия, они участвуют в постыдном святотатстве!

- Ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого повредить или повредить себе? Ибо кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей и Отца и святых ангелов. Говорю же вам истинно: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие.
  Апостолы ощутили стыд за свои сомнения, когда поняли, что Учитель знает их помыслы. Но Его запрет говорить о том, что слышали в своем узком кругу, они, конечно же, выполняли свято.
        *          *           *
   То, что рассказывал нам тогда Гелеб, было нам далеко не во всём понятно (мы даже не знали значения многих слов), но мы чувствовали «шестым чувством», что он рассказывает про что-то великое, о чём знать нам было важно, хоть наш ум и не понимал многое из того, что говорил этот человек. Сами рассказы он вёл медленно, слова звучали ярко, весомо и ощутимо. Мы были там, в далекой Иудее, в те древние времена, мы ходили вместе с Учителем и учениками по каменистым тропам пустынь, поднимались на горы и холмы, плавали на лодках по Генисаретскому озеру,  сидели у костров прохладными ясными ночами под бездонным небом пустыни.
 
   Мы, конечно, задавали Гелебу разные вопросы, которые скорее показывали, что мы мало что поняли своими умишками, чем обнаруживали новый уровень познания у нас. Но доверие к Гелебу было колдовски сильным. Слушать его было большим удовольствием, несравнимым ни с какими нашими играми и развлечениями. Тем более, что он никогда не злоупотреблял нашим вниманием, и рассказы обычно, казались нам слишком короткими, скупыми, а нам так хотелось бесконечно слушать его. Но, разумеется, родители, учёба в школе, много других дел не позволяли нам проводить с ним столько времени, сколько нам бы хотелось. Каждый раз мы морщили носики, когда он снова и снова напоминал, что нам пора по домам. Но каждый раз мы беспрекословно слушались его.
  В этот раз Абраша спросил:
- Кто же такой, этот Сын Божий. В законе говорится о сынах Божьих, которые
  возжелали дочерей человеческих. Он что, один из них?
- И почему человеческие только дочери, а сыны только Божьи? – спросил ещё кто-то. – И в псалмах Давида тоже только про сынов Божьих. А бывают дочери Божьи?

  Сейчас вспоминаются наши вопросы, и улыбка невольно возникает на лице. Какие же мы были… Впрочем мы были вполне нормальные дети своего народа и своего времени, не хуже, хотя и не лучше многих других таких же. Однако, как помнится, все, кто пообщался с равви Гелебом, стали лучше, намного лучше. Он действовал на нас как-то  облагораживающе, что ли? После общения  с ним нам не хотелось ни ругаться, ни драться, ни дразнить кого-нибудь. Мы стали больше уважать старших, стали милосерднее, серьёзнее, взрослее, ответственнее… Трудно всё перечислить. Но даже взрослые постепенно перестали возражать против наших встреч с равви Гелебом, хотя сначала некоторых даже драли ремнем. Дольше всех сопротивлялся раввин Пазель. Он так до конца и не примирился с влиянием на нас Гелеба.
- А кто такой этот Гаг..Гагтун?
- Тихо! Не нужно лишний раз поминать это имя, – попросил  равви Гелеб, – тем
  более к ночи.
- Но ведь Вы же поминали?!
- Да, но я лишь по необходимости.
  Мы замолчали, столкнувшись с ещё одной необъяснимой тайной. Он не объяснял нам этого запрета, но в детстве чаще всего достаточно сделать строгое лицо и сказать что-то запрещающее, чтобы это уже могло иметь силу. Равви  Гелеб даже не делал строго лица. Мы и так верили ему во всём.
   Иногда нам даже интересней было, чтобы что-то оставалось тайной, чем было бы нам объяснено, это создавало интригу, которая так нужна человеку всегда, но особенно в детстве. Священное всегда хоть немного остается тайной, но это тайна, греющая душу.