Генри Каттнер Проклятие кобры
Перевод на русский: О.Петров и И.Самойленко, 2022
Ну, представьте себе четверых мужчин, сбежавших из африканской исправительной колонии, и, так уж случилось, что каждый из них родился в разные дни недели.
У дитя понедельника красивое лицо...[1]
«Малыш» Хуан Пико ловко правил баркасом, держа курс на север. Вспоминая, как виртуозно он засадил нож в спину охранника, испанец счастливо улыбался. Смазливое смуглое личико его производило обманчивое впечатление младенческой невинности. А нож… со своим ножом Хуан никогда не расставался и дал имя любимому клинку - «Смерть».
Побег был хорошо спланирован, и, без сомнения, направленные в погоню охранники сейчас бесились от злости, ругались последними словами и пытались прорваться сквозь джунгли.
Вот и замечательно! В мыслях Пико также именовал их не самыми лестными словами, но злобы по отношению к ним не испытывал.
Дитя вторника полно благодати...
«Господь всегда был добр ко мне», - так думал Пьер Бонэ, отстранённо-механически прокручивая пальцами барабан захваченного револьвера. Как же иначе объяснить тот факт, что его отправили на каторжные работы в Африку, а не прямиком на гильотину? Та богатая старая вдова-парижанка… она слишком громко кричала, когда Пьер, нарядившийся в свою любимую сутану священника, душил её. Кто же мог подумать, что старуха обладает такой волей к жизни? Что ж, теперь это не имеет большого значения.
Самодельный парус баркаса развевается на ветру, и через несколько дней они будут в полной безопасности. В запасе имеется достаточное количество еды и бочонок свежей воды. Бледное мясистое лицо француза лучилось довольством.
Дитя среды полно горя...
Том Махоун был уроженцем Новой Англии - огромным рыжеволосым гигантом с малоподвижным суровым лицом пуританина.
Уголки губ у него постоянно находились в полуопущенном состоянии. Также этот человек имел привычку пускать в ход свои кулаки при каждом удобном случае, как правило – в неодобряемых законом ситуациях. Догадайтесь, за что он был осуждён? Будучи третьим помощником капитана на корабле «Тихоокеанская королева», Махоун одним ударом убил своего шкипера, сломав ему шею. Стоит ли упоминать, что в тот момент Том пребывал в сильном опьянении?
Маленькие свиные глазки гиганта в данный момент блестели от радости: оснащённая парусом лодка находилась в приличном состоянии, а безоблачное небо над головой свидетельствовало о малой вероятности ухудшения погоды. Скорого шторма не ожидается, но ветер наверняка будет крепким. Именно то, что беглецам было нужно! На крайний случай имелись вёсла. Правда, он был единственным человеком в команде, у кого хватило бы сил управляться с ними!
Дитю четверга – долгая жизнь...
Руперт Леэв испытывал чувство дискомфорта от необходимости находиться в компании глупых и примитивных человечишек. Пожилой голландец сидел практически неподвижно, длинные седые волосы развевались на ветру, а мыслями своими он пребывал в пригороде Амстердама, там, где неспешно вращаются крылья ветряных мельниц и прекрасен закат над Зёйдерзе[2]. Будучи по натуре философом, он не питал злобы по отношению к полицейским, арестовавшим его за совершение серии убийств. Сознавая также свою лёгкую умственную ненормальность, Леэв недоумевал, зачем он вообще пошёл на убийства?
«А-а-а, эксперименты в научных целях!», - вспомнилось ему. В газетных репортажах его до сих пор называют «Дюссельдорфским детоубийцей», но сам Руперт никогда не любил читать прессу… Как бы то ни было, но весомых улик не хватило, поэтому сей безумный маньяк избежал заслуженного наказания.
В данный момент он тяжело вздохнул, повернул тяжёлую голову и уставился на Салиму.
Никто не знал, в какой именно день недели родился Салиму, ибо тот был коренным африканцем, с кожей оттенка чёрного дерева, которая в изобилии выступала из-под ярко-алого одеяния, покрывавшего тело от груди до чресел. На поясе туземец носил больших размеров кривой нож, но называл он себя по роду деятельности – знахарем.
Именно благодаря молодому негру все четверо сумели уйти сквозь джунгли от погони. Только в самый последний момент он объявил о своём намерении поучаствовать вместе с ними в опасном путешествии. Здесь и сейчас Салима сидел на корточках, оборотив малоподвижное тёмное лицо к солнцу.
- У меня во рту пересохло, - произнёс Хуан Пико. - Перелайте мне воды...
Леэв, ближе всех сидевший рядом с бочонком, пробасил «Джа-а»[3], зачерпнул жидкость кружкой и передал её через Махоуна. Получив сосуд в руки, уроженец Новой Англии сделал экономный глоток, приподнял деревянную крышечку бочонка и, заглянув вовнутрь, удовлетворённо кивнул.
- Воды много, - констатировал Леэв.
- Это не значит, что мы можем выпить всё сегодня, - мрачно пробурчал Махоун. - Если начнется буря…
Он не завершил фразу, но вручил кружку Бонэ.
Француз напился маленькими глотками, бледное лицо его заблестело от пота.
- Небеса укажут нам правильный путь, - сказал он с елеем в голосе. - Но всё же очень жарко!..
- Скорее давай сюда! - Пико протянул к нему тощую загорелую руку.
- Прими, сын мой! – Объявил потомок галлов.
Испанец издевательски ухмыльнулся и жадно стал хлебать воду.
- Буэно! Очень хорошо! - Воскликнул он наконец. – Я буду счастлив поскорее оказаться ближе к северу, где солнце не так припекает. Даже у нас в Мадриде дуют сухие ветра, но этот - адское дыхание…
- Он наполняет паруса, - ответил ему Леэв, не отрывающий взгляда от неподвижного Салиму.
- Почему ты так пристально уставился на этого туземца? – Грубовато поинтересовался Махоун.
Голландец пожал плечами:
- Мне любопытно узнать, почему он решил сопровождать нас? Молодой перспективный знахарь – да он мог управлять своими соплеменниками как стадом баранов… Зачем ему отправляться в неизведанные края?
- Ты говоришь вычурно и порой непонятно, - протянул Пико. – Но меня это тоже удивляет. Тем более, что наш друг носит что-то, спрятанное под своей красной тряпкой. Его рука время от времени ощупывает эту вещицу. Должно быть, она ценная!..
Собеседники говорили по-английски, и Салиму явно их не понимал. Но он, должно быть, уловил несколько знакомых слов, ибо тревожно поёжился и тронул ладонью рукоять ножа.
Солнце безжалостно палило, но полдень уже давным-давно миновал. Скоро на них стремительно опустится тропическая ночь. Больших неудобств это не принесёт, поскольку у беглецов имелся компас.
- Африканец умеет говорить по-французски, - вступил в беседу Бонэ, - давайте я поспрошаю его…
Он повернулся к Салиму:
- Нам всем любопытно, ami[4]… Интересно знать, что побудило тебя присоединиться к нам, беглым преступникам, за чьи головы назначена награда?
Леэв и Пико знали французский язык, а потому напряжённо ожидали ответа. Махоун понимал его меньше, однако более-менее владел привычным для всех моряков лингва франка[5], разговорной речью, составленной из слов на многих диалектах.
Лицо Салиму с ритуальными шрамами, полученными на пути к обретению статуса знахаря-жреца, сделалось совсем смурным.
- Это несложный вопрос, б'вана[6], - ответил он. - Один очень старый жрец ненавидел меня. Он видел во мне соперника и хотел, чтобы я умер. Так что я испугался и сбежал.
- Но ты же молод и силён! – Продолжал недоумевать Бонэ. - Почему ты не…
- Он бы попросту отравил меня, - горько усмехнулся Салиму. – Или проклял!.. Наложил бы заклятие Якамфвы[7], водяной кобры. Это - тотем нашего племени.
При этих словах туземец сделал рукой какой-то ритуальный жест и приумолк.
- У него есть при себе кое-что ценное, - уверенно заявил Бонэ. – Какая-то украденная вещь. Вот почему он не захотел оставаться со своим народом!..
Крошечные глазки Махоуна жадно блеснули:
- Да-а-а?! Это, наверное, какое-то священное снадобье…
- Я так не думаю!.. – Бонэ украдкой коснулся рукояти револьвера. - Махоун, ты сможешь дотянуться до ножа у него на поясе?
- Ты имеешь в виду… - Догадливо протянул гигант-янки.
- Тихо! – Прервал его на полуслове Леэв. – Он явно что-то заподозрил. Дай ему маленько успокоиться…
Наступила тишина. Жаркое солнце продолжало припекать. И не было от него никакой защиты, лишь поворачивающийся изредка парус давал хоть какую-то тень… Волны мягко плескались за бортом.
- Он ведь нам больше не нужен… - Высказался наконец Пико. – Я могу пырнуть его в спину и сбросить за борт…
- Нет! – Отрезал Леэв. – Мы можем поиметь пользу от того, что он скрывает. У меня есть идея… - Голландец потянулся к бочонку с водой. – Все пьют… Когда кружка окажется в руках у негра, Махоун хватает и обездвиживает его. А я сую ему под нос дуло револьвера.
- О’кей! – Рыжий великан сделал пару глотков и передал кружку с водой по кругу. Когда все европейцы выпили свою порцию, дошла очередь и до Салимы. Тот было заколебался, но поднёс наконец сосуд с влагой к губам. Правая ладонь его, тем не менее, не отрывалась от рукояти ножа.
Как только африканец на миг отвлёкся, крупное тело Махоуна рванулось вперёд. Мощные руки, похожие на лапы гориллы, обвились вокруг фигуры туземца, причём левой ладонью янки не преминул придавить ту кисть Салиму, которая успела выхватить оружие из ножен.
- "Б'вана!.. – Только и смог воскликнуть молодой знахарь. – Зачем…
Никто из остальных недавно спасённых им европейцев не двинулся с места, хотя глаза Салиму просяще смотрели на каждого, пока он предпринимал безуспешные попытки освободиться из могучих рук американца. Только Леэв взял револьвер наизготовку.
В конце концов нож выскользнул из ладони несчастного туземца и со стуком упал на дно лодки. Бонэ протянул ногу и придвинул его к себе поближе.
- Будьте осторожнее! – Резко вскричал Пико. – Не хватало только нам перевернуться!
Но подобной опасности не было: хотя Салиму боролся как дикая кошка, одолеть хватку Махоуна у него не получилось. Седоватый голландец наклонился слегка вперёд и стукнул рукоятью револьвера по голове африканца. Тот обмяк.
Все глаза были прикованы к Махоуну, когда он сорвал красную хлопчатобумажную ткань с тела негра и отбросил её в сторону. К бедру туземца был привязан небольшой обёрнутый шерстью предмет. Рыжеволосый янки распутал свёрток.
Диос[8]!..
Это потрясённо прошептал Пико, всем телом наклонившись вперёд и позабыв о румпеле. Его взгляд (а также и всех остальных!) был прикован к огромному поблёскивающему алмазу на широкой ладони Махоуна. Драгоценный камень не подвергался огранке, но каждый из этих людей был опытен в оценке добычи. Всем также стало очевидно, что стоимость данного камня громадна!
Салиму очнулся, вскрикнул и рванулся к самоцвету. Американец неожиданно ловким жестом перебросил алмаз Леэву, и, перехватив руку туземца, резко и болезненно завернул её за спину.
- "Б'вана, ай!.. – Только и смог произнести негр.
- Ты ведь неплохо изъясняешься на местном пиджине[9], Леэв… - Проворчал Махоун. – Заставь его говорить правду!
- Джа-а! – Голландец пристально посмотрел в глаза молодого знахаря. – Давай-ка поболтаем, Салиму!.. Откровенно, как друзья! У кого ты украл этот алмаз?
Но лицо африканца было искажено безумным, всепоглощающим ужасом. Вряд ли он боялся смерти. Это было нечто большее...
- Якамфва! – Завизжал он наконец. – Я нарушил мугило!
- Он говорит, что нарушил табу, - перевёл Леэв для остальных и снова вперил очи в туземца. Что это за якамфва такая? Разве есть в природе плавающие кобры? Кого ты убил, чтобы заполучить этот драгоценный камень?
Последние слова сопровождались жестоким ударом в лицо.
- Проклятие Якамфвы - я не верил в него… Обрёл дал речи Салиму. - Думал, что смогу беспрепятственно украсть алмаз из храмовой хижины и продать его. Рассчитывал, что буду в безопасности, пока… - Бедняга-африканец снова возопил, сделав попытку вырваться. Махоун вывернул ему руку пожёстче.
- Говори! – Мрачным тоном приказал голландец, придвигая дуло пистолета поближе к лицу негра.
- Это... это была священная реликвия нашего племени. Она всегда хранилась в горшке с водой перед алтарём Якамфвы, морской кобры. Старый жрец-хранитель… я убил его и взял алмаз. Зря не поверил в проклятие, б'вана!..
- Что за проклятие? – Продолжил расспросы Леэв.
- Только безгрешные люди могут касаться реликвии. Если человек совершил преступление – тем более кого-то убил - проклятие Якамфвы поразит его! И это – правда!! Ай-я!
Тут туземец рывком внезапно выскользнул из хватки Махоуна, всей мощью обнажённого тела ударил Леэва, отбросив голландца назад.
- Держите его! – Взревел гигант-янки. – Бонэ, используй нож!
Однако, душегуб-француз отбросил клинок Салиму в сторону и метнулся к алмазу, который катился по днищу лодки в его направлении. Сидевший у румпеля Пико зашипел сквозь зубы как кошка и метнул свой нож. Тот просвистел в воздухе и глубоко вонзился в спину Салиму.
В то же мгновение громыхнул револьвер Леэва. Африканец странно кашлянул и неестественно выгнул спину. Застыв на миг, он опрокинулся всем телом назад. Седовласый голландец, оттолкнул упавшего рядом с ним бездыханного негра и с трудом поднялся, потирая ладонью горло.
- Этот скот чуть не вышиб из меня дух, - прохрипел он. – Кха-кха!.. Ну, теперь черномазый мёртв. Хорошо!
В эбенового цвета груди Салиму зияла большая дыра, из которой толчками изливалась кровь.
- Надо скинуть его за борт, - безапелляционно заявил Махоун. – Негоже разводить бардак на судне. Камень у тебя, Бонэ?
- Да. Я успел схватить его.
- Эй, не забудьте про мой нож! – Воскликнул Пико. - Вытащите его из Салиму, прежде чем избавиться от трупа!
Американец внял этой просьбе, высвободил оружие и перебросил его Хуану. Затем он мощным пинком выбросил тело туземца за борт. Оно медленно погрузилось в прозрачную голубую воду.
- Следи за равновесием, - проворчал Махоун в сторону рулевого-испанца, - если упадёшь за борт…
- Я очень хорошо плаваю, - перебил его Пико, вызывающе ухмыляясь.
Вместо ответа уроженец Новой Англии молча указал пальцем на воду. На незначительной глубине скользила вдоль лодки длинная, похожая на торпеду тень. Спустя пару секунд на поверхности материализовался мощный треугольный плавник.
- Не в этих водах, - с мрачным юмором завершил свою мысль американец. Хуан лишь пожал плечами.
Бледное лицо Бонэ истекало потом, но он, не обращая ни на что внимания, пристально вглядывался смотрел в драгоценный камень, лежащий на его ладони.
- Как вы думаете, сколько это может стоить? – Спросил он наконец.
- Давай прикинем!.. – Леэв принял у него алмаз, прищурившись, немного подумал. – Десятки тысяч. По крайней мере!.. Даже если его распилить…
- В долларах? – Уточнил Махоун.
- Нет, в фунтах. Он – крупный… Чуть ли не второй «Кохинур[10]»…
- Отлично! – Подал голос Пико. - Мы все будем богаты! Но кто из нас займётся реализацией?
- Выясним это позже, - ответил ему американец. – Сейчас нам надо сосредоточиться на прибытии в какой-нибудь порт. За нами могли послать в погоню другие лодки…
- Будем следовать первоначальному плану? – Поинтересовался Бонэ.
- Скорее всего!.. Полуостров Арака достаточно безопасен. Оттуда мы можем двинуться вглубь страны. Как только достигнем Араки, причин для беспокойства не останется.
- Кто будет хранить камень? – Не громче шёпота вопросил француз.
- Лучше ему находиться у меня! – Бросил всем вызов Махоун.
- Ну уж нет, сеньор американо! – Возразил ему Хуан.
- Доверчивость не в ходу среди воров, - с нотками сарказма заметил Леэв. – Давайте бросим драгоценность в бочонок с водой. Там он будет в полной безопасности на всём пути до Араки.
Бонэ передал ему алмаз.
- 0ui[11], это – мудро, - сказал он при этом. – Разве наш бедный мёртвый друг не упоминал, что камень постоянно хранился в горшке с водой в той храмовой хижине, что в джунглях?
Бриллиант с тихим всплеском погрузился на дно ёмкости с питьевой водой, и седовласый голландец плотно утрамбовал деревянную пробку.
- Теперь мы можем немного расслабиться, - вздохнул он удовлетворённо. – Постойте, Махоун! Не бросайте эту красную тряпку за борт! Если её приспособить правильным образом, то это даст хоть какую-то тень…
Уроженец Новой Англии, поднявший было кусок ткани, которой Салиму прикрывал своё тело, скривился от отвращения.
- Не для меня! - Прорычал он и швырнул обноски Леэву, который преспокойно улёгся на дно лодки и прикрыл красной тканью лицо.
- Я посплю. – Невозмутимо заявил Руперт. – И другим советую поступить также…
Американец перебрался поближе к румпелю:
- Можешь отдыхать, Пико. Принимаю вахту.
Испанец коротко кивнул:
- Gracias[12]!
Затем наступила тишина, а горячий африканский ветер наполнил паруса и направил баркас с четырьмя мужчинами и баснословным сокровищем на борту в северном направлении.
В ту ночь умер Пьер Бонэ.
Во время предсмертных страданий француза Пико ухаживал за ним с материнской добротой; Леэв щедрой рукой наполнял кружку водой и подносил к воспалённым губам несчастного; Махоун нежно, но твёрдо удерживал корчившегося в болезненных судорогах сотоварища, не давая тому причинить вред самому себе. Каждый их этих троих надеялся, что Бонэ поскорее умрёт, но никто не высказывал данную мысль вслух… по вполне понятным соображениям!
Конец был не самым приятным: поражённый внезапным недугом Пьер постоянно бредил, а изрекаемые им богохульства заставляли, по крайней мере, Пико – точно (!), чувствовать себя неловко. Молодой испанец всегда верил в силу покаяния, а потому был убеждён, что Боне теперь-то уж точно закрыл себе путь на небеса.
Финал стал совсем неприятным: француз требовал дать ему напиться чуть ли не ежеминутно, и пришлось в конце концов отказать ему в живительной влаге. Он непрерывно кричал, что огонь разливается по его венам, и что причиной этого стал укус водяной кобры Якамфвы. Остальные знали, что в этих водах водятся морские змеи, а потому Махоун раздел Бонэ и как можно тщательнее осмотрел его при слабом лунном свете.
Тело умирающего было белым и мягким, с явными признаками дряблости. В нескольких местах имелись следы давно заживших шрамов от порезов, но никаких следов змеиных клыков не наблюдалось.
Однако, Пьер настаивал на том, что его укусила Якамфва. Более того, у него проявились несомненные симптомы ядовитого змеиного укуса. Глаза бедняги вылезали из орбит, лицо стало багровым от прилившей крови, на лбу выступили вены. За пару минут до кончины Бонэ проклял всё и всех, а затем умер после продолжительной агонии.
Мертвеца бросили за борт, предварительно убедившись, что алмаз по-прежнему покоится в бочонке с водой.
- Конечно, то, что он говорил - совершенно невозможно! – Высказался Леэв. Тем не менее, я когда-то давно изучал антропологию, и многое помню с тех пор. Африканские знахари обладают весьма диковинными познаниями...
Он помолчал, а затем добавил:
- Как думаете, мог ли каким-то образом Салиму отравить еду или воду?
Гигант-янки в раздражении зарычал:
- Я чувствую себя хорошо. Не надо нагнетать!..
- Я тоже чувствую себя хорошо, но сильно испуган. – Подал голос Пико. - Возможно, я через чур суеверен…
Между тем рассвело… Беглецы продолжали следовать прежним курсом, их судно существенно продвинулось к намеченной цели. Ещё пару ночей, и они будут в безопасности на полуострове Арака, где легко решать самые разные вопросы.
- И то неплохо, - сказал компаньонам Махоун, - теперь алмаз нужно будет делить только на три части…
Американец проинспектировал запасы пищи. Продуктов было не слишком много, но они пока не портились. Питьевая вода сохраняла прежнюю свежесть, привкуса затхлости не ощущалось. Драгоценный камень на дне бочонка сиял подобно большому тусклому глазу.
И каждый из выживших имел основания подозревать, что один из его сотоварищей прикончил Бонэ…
Наконец, по всеобщему согласию они проверили друг друга: все разделись, а затем по двое проверяли одежду третьего. Будучи уголовниками, эти люди отлично знали все потайные места и в одежде, и те, которые доступны полностью обнажённому человеку. Когда осмотр был завершён, каждый 100%-но удостоверился, что ни у кого на лодке нет яда.
Натягивая майку на покрывшиеся волдырями плечи, янки хмыкнул:
- Полагаю, это всё-таки реальная водяная кобра достала каким-то образом беднягу Пьера. В темноте ночи мы её и не заметили…
- Я вообще не видел морских змей. – Пожал плечами Леэв. – Только акул…
Пико, глянув на треугольные плавники, непрерывно следовавшие за баркасом, вздрогнул и перекрестился. Свой нож он поудобнее укрепил на поясе, чтобы иметь возможность быстро ударить любую плоскую ядовитую голову, которая могла бы выскочить из воды и ужалить его.
- Диос! – Прошептал молодой испанец, утирая внезапно выступивший на его красивом лице пот. – В конце концов, может в этих россказнях о проклятии Якамфвы и есть доля истины…
Но в тот день больше ничего не произошло. Единственным отличием от предыдущего стало то, что солнце припекало жарче, а ветерок почти совсем пропал. Однако, для движения лодки его было достаточно, разве что около часа беглецам пришлось поработать вёслами.
Вскоре после полудня голландец нарушил долгое молчание.
- Насчёт Бонэ… - Высказался он. – Я думаю, что его убило самовнушение. Пьер оказался самым суеверным среди нас. К несчастью для себя…
- Что конкретно ты имеешь в виду? - Махоун уставился на Леэва, рыжие волосы его слиплись на загорелом лбу.
- Ну, подсознательно он поверил в проклятие. Не исключено, что это наложилось на последствия от лёгкого солнечного удара или подхваченной лихорадки. Остальное сделало самовнушение. Бонэ счёл, что умирает от проклятия – от того и умер…
- Да! – С готовностью согласился Хуан, опершись на румпель. - Я видел нечто подобное у себя на родине. Знакомая цыганка наложила проклятие на моего брата… Как помню, она слепила из глины его изображение и что-то проделала с этой фигуркой. Явно – неприятные вещи… Когда мой брат узнал об этом, он заболел и умер. А я стал его наследником. Но деньжонок у него оказалось не так много, как я рассчитывал...
- Уверен, что ты не заплатил цыганке за эти манипуляции? - Язвительно спросил американец.
Пико тонко улыбнулся.
- Quien sabe[13]? - Пожал плечами. – За убийство Бонэ я уж точно не платил никаким цыганам…
Снова надолго воцарилась тишина. Под жарким безоблачным небом лодка неуклонно продвигалась на север. Не было видно никаких признаков погони. Однако, напряжение внутри маленькой группы потихоньку нарастало, его пульсация в тяжёлом застоявшемся воздухе ощущалась чуть ли не осязаемо. Каждый боялся наступления ночи, когда морская кобра могла вползти через любой борт в лодку и найти себе очередную жертву.
Смерть не заставила себя ждать. Однако, причиной её стало холодное оружие.
В серебристом полумраке лунного света миниатюрный испанец стал вдруг рыдать и задыхаться. Кое-как ему удалось выдавить из себя членораздельные слова о том, что его голова вот-вот лопнет.
- Это похоже на ситуацию с Бонэ. – Прохрипел он через паузу. - Я страшно хочу пить, огонь пробегает по моим жилам. Это проклятие Якамфвы!
Махоун и Леэв застыли в неподвижности, вперив очи в корчащуюся тёмную фигуру у румпеля. Пико продолжал:
- Но не было ни змеи, ни прочих морских обитателей. Никто не впивался в меня клыками. Я в этом уверен! Диос! В моём животе пламя!.. И… и…
Вскоре он снова завопил о Якамфве. Когда двое сотоварищей попытались приблизиться к нему, Хуан стал лихорадочно тыкать в их сторону ножом.
- Не трогайте меня! – Кричал он при этом. - Оставьте меня в покое, проклятые! Оставьте!..
- Мы должны овладеть румпелем, - прошептал рыжеволосый гигант на ухо голландцу. – Лодка уже точно сбилась с курса!
- Джа-а! У меня есть пистолет…
Эти слова прозвучали недостаточно тихо, и Пико их услышал.
- Револьвер! – Продолжал бушевать он. – Пристрели меня, Леэв! Не хочу умирать в мучениях, как Бонэ!.. Я уже чувствую пытки Преисподней!..
Но остальные двое не стали стрелять в испанца. В темноте трудно было прицелиться, а никто из них не хотел, чтобы раненый Хуан бросился на пустившего пулю со своим ножом. В итоге Руперт вооружился кривым клинком, отобранным у знахаря-африканца, а янки поудобнее перехватил рукоять пистолета. Оба здоровых мужчины напряжённо ждали подходящего момента, всякий раз морщившись от стонов Пико.
Умирал он долго и трудно. Как и француз до того, какое-то время бедняга сквернословил, потом были слышны только тихие рыдающие стоны, распространявшиеся в неподвижном воздухе и очень напоминающие взвизги агонизирующего зверя. Изредка раздавался различимый шёпот: «Якамфва!.. Якамфва!..»
Затем он стал молиться божественной водяной кобре и просить её о пощаде. До недавних пор бывший убеждённым католиком, теперь молодой испанец говорил, что будет верно служить Якамфве, если только она спасёт его от столь ужасной смерти. Голос страдальца всё чаще прерывался и слабел, признаки агонии становились всё более явными.
Наконец он покончил с собой при помощи собственного ножа.
Двое остальных по взаимной договорённости продержали тело Хуана на борту до утра, намереваясь при свете поискать на нём следы змеиных клыков, но с первыми же лучами солнца передумали. От красоты лица у Пико не осталось и следов, оно стало напоминать морду горгульи. Махоун отпустил румпель, и единым движением молча отправил труп в море. Почти сразу вода за бортом забурлила и вспенилась: акулы принялись за свою мрачную трапезу.
Весь день оставшиеся в живых плыли на север при хорошем ветре. Двое мужчин не говорили друг другу не слова, только обменивались взглядами. Ели и пили мало. Продовольствия должно было хватить до следующего вечера, когда они рассчитывали достигнуть полуострова Арака.
Суровое лицо американца сделалось тёмно-багровым от солнечного ожога. Его рыжие волосы пылали на свету, подобно красному знамени. Однако он, казалось, не обращал никакого внимания на обжигающую жару и сидел у румпеля как статуя.
Леэв сделал из хлопкового одеяния Салимы, теперь уже выцветшего, подушечку для головы. Кожа голландца на открытых частях тела шелушилась и повсеместно приобрела ярко-красный оттенок.
Сотоварищи поели, попили и снова продолжили плыть. Ни один из них ни словом не упомянул о том, что в свете новых обстоятельств стоимость бриллианта нужно будет делить лишь на две части. Но эта мысль точила их мозг подобно личинке насекомого. Ни один из мужчин не доверял другому. И голландец, и янки предпочли бы остаться единственным владельцем бесценного алмаза.
А драгоценность преспокойно лежала на дне бочонка с водой, сероватая и шершавая, совсем не производящая впечатления сгустка баснословного богатства. Какой-нибудь невежда мог принять его за осколок мыльного камня, а не за святыню Якамфвы, к которой не могли прикоснуться ничьи окровавленные руки без трагических последствий для своего хозяина.
Махоун оставил револьвер при себе, Леэв поглаживал ладонью кривое лезвие ножа Салиму. Выжившие беглецы сидели на противоположных концах лодки, а молчание между ними превратилось в чреватую смертью зловещую стену. Они не смотрели на солнце, когда то медленно спускалось к западу и уходило за горизонт. Осталось терпеть всего лишь около двадцати четырёх часов. На закате следующего вечера они будут в Араке.
- Не хочешь порулить? - Произнёс наконец американец.
Он указал пальцем направление, в котором надо следовать, а затем Руперт Леэв молча сменил его у румпеля. Махоун занял освободившееся место на носу баркаса, растянулся во весь рост, но спать не стал. Тихий шёпот волн за бортом слишком уж напоминал ему шипение змеи. Гигант-янки всё думал и думал о проклятии и о том, как умерли Бонэ и Пико.
В полночь голландец снова передал управление судном Махоуну. Потом он переместился к бочонку с водой, налил себе полную кружку и проглотил порцию живительной влаги. После этого очень внимательно посмотрел на сотоварища, который виделся нечёткой тенью, с трудом различающейся на фоне тёмного неба. Он снова наполнил кружку и осторожно поставил её под лавку напротив. Затем развернул хлопчатобумажную ткань – бывшую собственность Салиму, которую использовал в качестве подголовника - и сунул один из её уголков поглубже в воду. Затих в ожидании.
«Янки наверняка не мог видеть, что же такое я делаю», - думал он при этом, - «джа-а, и никогда не узнает! Потому что ему суждено умереть в агонии также, как до того скончались Бонэ и Пико!».
Бесстрастное лицо Леэва ничего не выражало, однако внутри он ощущал дикий восторг, ещё бОльший, чем несколько лет назад на родине, когда полиция тщетно пыталась обнаружить безумного «Дюссельдорфского детоубийцу.»
Безумного? Ну уж дудки! Они все - дураки. А вот Руперт Леэв был и остаётся философом и учёным-экспериментатором. Кто другой, если только не человек, внимательно изучавший антропологию, мог настоять на сохранении одеяния туземца, когда Махоун собирался выбросить за борт труп убитого Салиму?
Да, седовласый голландец много читал. Он знал, каким образом африканские знахари носят при себе запас снадобий, когда отправляются в долгое и трудное путешествие. Они пропитывают свою одежду теми препаратами, которые наверняка могут понадобиться. Представлялось весьма логичным, что преследуемый врагами и ожидавший встреч с другими недоброжелателями Салиму предусмотрительно снабдит себя сильнодействующим ядом. Леэв даже полагал, что правильно определил природу этой отравы – так называемое «чёрное лекарство» для избегания мучений от пыток, извлекаемое из крокодиловых желез. Он рассудил, что под покровом темноты довольно легко при помощи пропитанной ядом выцветшей, когда-то красной, ткани отравить порцию воды, прежде чем передать её постоянно испытывающему жажду Бонэ. Вскоре его догадка блестящим образом подтвердилась. Потом настала очередь для Пико, а теперь - и Махоуна…
«Но почему же этот дурак покинул своё место у руля? Зачем он движется по направлению ко мне?» - Голландец поспешно вынул уголок ткани из кружки и отложил хлопчатобумажное полотно в сторону. Цель достигнута – теперь в воде яда достаточно, чтобы прикончить нескольких человек.
- Что случилось, Том? – Задал он вопрос. - Хочешь, чтобы я подежурил у румпеля?
Ответа не последовало. Крупногабаритная фигура на пару мгновений застыла в неподвижности, затем в темноте полыхнула вспышка ярко-красного огня и раздался резкий хлопок выстрела. Леэв вскрикнул, схватившись руками за живот, и рухнул вниз. Рыжеволосый гигант некоторое время выжидал, держа револьвер наготове. Но конвульсии голландца вскоре прекратились – он затих. Свиноподобные глазки Махоуна удовлетворённо блеснули: «Отлично! Вопрос решён, и теперь алмаз принадлежит только одному человеку». Американец пожал плечами. Он предполагал, что оставшийся единственным сотоварищ наверняка планирует убить его самого, как только они достигнут Араки. Двое мужчин и бриллиант баснословной цены – один неизбежно должен был умереть. Вот только Махоун нанёс удар первым…
Лодка накренилась от порыва ветра, стеганувшего по судёнышку. С приглушенным проклятием янки развернулся и прыгнул к румпелю. Какое-то время казалось, что опрокидывания баркаса не избежать, но вскоре опасность миновала. И всё-таки настроение у бывалого моряка безнадёжно испортилось. Если лодка перевернётся в этих кишащих акулами водах - не упоминая даже о морских кобрах, прикончивших Бонэ и Пико – гибель станет неизбежной.
В этот момент из темноты на носу судна раздался какой-то звук. Луна на мгновение появилась из-за туч, и Махоун увидел ползущего Леэва. Рука голландца вытянулась вперёд, достигла стенки бочонка с водой и толкнула его за борт. Ликующий смех вырвался из горла внезапно ожившего человека, но долго не продлился – челюсть отвисла, а глаза потускнели.
Американец метнулся к борту, злобно ругаясь и пытаясь вернуть назад бочонок, который быстро наполнялся морской водой и начал тонуть. Драгоценность внутри будет утеряна навсегда, если только не ухвати… Пальцы наконец коснулись деревянной стенки бочонка и сжались в попытке удержать. Тут же чья-то тень прорезала водную гладь совсем рядом, и Махоун еле-еле успел отдёрнуть руку. Белое брюхо на мгновение блеснуло в лунном свете, и лодка вся целиком содрогнулась от столкновения с акульей тушей.
Всё, поздно! Бочонок пропал из виду, унося с собой в бездну алмаз Якамфвы, священную реликвию, которой не могли безнаказанно коснуться запятнанные убийством злодейские руки. Гигант-янки ещё долго смотрел на то место, где затонул его единственный шанс разбогатеть в этой жизни. Его суровое лицо было искажено мукой невыносимого страдания. Наконец от оторвался от борта присел на ближайшую лавку, пытаясь подавить безумное желание нырнуть вслед за драгоценным камнем. Что ж, сокровище безнадёжно потеряно. Проклятый голландец позаботился об этом! Неподвижное тело Леэва лежало рядом, бледное мёртвое лицо мелькало изредка в свете луны.
«Ну, и что теперь? Арака!» - Вспомнил Махоун. Свобода была той драгоценностью, которую ему только предстояло обрести, и которую никакой Леэв не сможет у него отнять.
«Может, в самом деле есть доля истины в этом проклятии», - пришло вдруг на ум. – «Но теперь и ему пришёл конец. Четыре человека погибли, а в общей сложности - пятеро, включая старого жреца, убитого самим Салиму, - Якамфва должна быть вполне довольна!» - С мрачным юмором подвёл итог американец и перевёл взгляд на мертвеца у своих ног. – «Ты, небось, думал, что я нырну вслед за алмазом? Как бы не так! Я буду наслаждаться свободой в Араке, когда твой поганый труп закончат обгладывать акулы. Так-то!».
Что касается утраты запаса питьевой воды, большого значения это не имело… После рассвета будет жарковато, но опытный моряк мог выдерживать жажду около 15-16 часов. Тем не менее при мысли о живительной влаге у янки внезапно пересохло в горле, а язык стал горячим и распухшим.
«К дьяволу всё! Том Махоун и раньше терпел жажду!» - Он наклонился, чтобы приподнять тело Леэва и переправить его за борт, как вдруг увидел кружку, стоявшую под сидением. Та столь сильно втиснулась в угол, что умудрилась не опрокинуться. Вода! Хватит на пару-тройку глотков, но и этого будет достаточно… Осторожно обхватив кружку ладонью, американец поднёс её к губам. Затем посмотрел на безмолвную фигуру у своих ног.
- За тебя, Леэв! – Сказал он, и – выпил.
--------------------------------------------
Примечания:
[1] Здесь и далее выделены курсивом строки известной старинной английской детской песенки.
[2] Zuyder Zee / ZuyderZee – до 1932 г. был мелководным заливом в Северном море в северо-западной части Нидерландов; преобразован в пресноводное озеро Эйсселмер.
[3] Ja (голланд.) – «да».
[4] Друг (франц.)
[5] Lingua franca (итал. «франкский язык») - язык или диалект, систематически используемый для коммуникации между людьми, родными языками которых являются другие.
[6] Общепринятое уважительное обращение африканцев к людям с белой кожей.
[7] Yakamfwa в оригинале; не является выдумкой Каттнера: такое название встречается у нескольких других авторов, писавших об африканских приключениях с туземным колоритом.
[8] Боже! (исп.)
[9] Упрощённый язык, который развивается как средство общения между двумя или более этническими группами с принципиально разными наречиями.
[10] Бриллиант в 105 карат, который в настоящее время находится в короне британских монархов, один из наиболее знаменитых алмазов в мировой истории.
[11] Да (франц.)
[12] Спасибо (исп.)
[13] Кто знает? (исп.)
Свидетельство о публикации №222092900075