Линии пересеклись

Дверь всё же оказалась справа.

Пальцы на уже протянутой к ней руке замирают и сжимаются в каких-то сантиметрах от своей цели.

Там, за дверью, тишина. Я ловлю себя на ощущении того, что вообще везде тишина, – и усилием воли пытаюсь заставить сознание уступить хотя бы пару процентов своей активности восприятию окружающего мира, но оно так занято бешеным волнением, что отказывается воспринимать хоть что-то, кроме того, что ждёт меня через несколько секунд.

Забавно, что ощущение это возникло задолго до того, как я оказалась у двери. Где-то посреди своего пути сюда я, проведя рукой по волосам, удивлённо заметила, что они влажные, и даже несколько секунд пыталась почувствовать, идёт ли дождь, – но тщетно. Да, капли падали вокруг, оставляли круги на лужах, ложились на мои волосы, на пальто, норовили испортить мне туфли, покрывали экран сжатого в руке телефона, - но от всего этого меня будто отделяла тонкая невесомая плёнка, не позволявшая ощущениям из внешнего мира добраться до моего сознания.

Где-то далеко, в другом конце коридора, раздался звонок телефона – не мелодия на мобильном, а переливчатая трель стационарного аппарата. Ухватившись за этот звук, я чуть ли не одёргиваю руку, застывая в метре от двери.

Рано. Если я открою дверь сейчас, то не смогу сказать ни слова, может даже не смогу сделать шаг вперёд. Это как прыжок в холодное апрельское море посреди жаркого дня: сердце пропускает удары, а лёгкие отказываются дышать, хоть тебе и очень хочется сделать вдох.

Нет, так нельзя.

Как никогда неподходящей кажется установка: «Надо собраться». Скорее наоборот: именно от излишней собранности очень хочется избавиться – и, чем скорее, тем лучше.

Вдох, выдох… Я неспешно поправляю выбившиеся из косы пряди, проверяю, не расстегнулась ли лишняя пуговица на платье, и на месте ли замочек цепочки с кулоном на моей шее. Смотрю на носки туфель, зачем-то отмечая, что, хотя мне сегодня крайне не повезло с погодой, прогулку по лужам туфли пережили достойно. Вчера, выбирая их в тон моего шарфа, я как-то не задумывалась о таких незначимых внешних факторах, как погода.

Впрочем, и сегодня внешние факторы явно не тянут на роль мало-мальски значимых. Не знаю, было ли на улице холодно, но шла я, даже не застегнув пальто. Сейчас же, по привычке, которую демонстрирует любой человек, вошедший в помещение с улицы, я тянусь к пуговицам – и застёгиваю их: пальцы, лишённые поддержки со стороны мыслительных процессов, не удержались и совершили машинальные действия.

Через четверть секунды я понимаю, что сделала что-то не то, и, усмехнувшись собственной рассеянности, расстёгиваю пальто снова.

Вдох. Выдох… Ещё медленнее и старательнее, пытаясь почувствовать, как тёплый воздух, оставляя слегка царапающий след на всём протяжении дыхательных путей, наполняет лёгкие, а затем при выдохе уносит с собой часть напряжения.

Не надо собираться. Пожалуй, с самого начала не стоило этого делать.

Разве была хоть малейшая вероятность, что я не окажусь перед этой дверью? Быть может где-то были другие пути, возможно, они даже правильнее или прямее, - но с какого-то момента я знала точно: мне нужно именно сюда.

Да, я помню ощущение обхватывающей меня ледяной воды посреди апреля. Но помню и то, как вскоре после этого время, только что донельзя замедлившее свой ход, ставшее тягучим, как глицерин, начинает бешено набирать скорость, разгоняя кровь по телу и окутывая его волной обжигающего тепла.

Я ещё не знаю, что будет происходить за этой дверью, но уверена: у меня нет ни одной причины волноваться из-за шага, что я сделаю…

… делаю вот уже сейчас, касаясь, наконец, пальцами ручки двери, поворачивая её и толкая вперёд.

Я здесь. И он здесь. Линии пересеклись – и они совершенно точно не прямые, ведь прямые, как известно, пересекаются лишь однажды.