Рыцарь 21 столетия Глава 36

Глава тридцать шестая

Давным-давно Макс не спал так сладко. Зимой, под утро, его организм обычно подавал сигнал тревоги, что скоро будет холодно. Квартира в Париже за ночь остывала, утром приходилось вставать и одевать пижаму или футболку. Сегодня ему приснилось, что он снова маленький мальчик, а мама ласково его целует в щёчку и укутывает шерстяным синим пледом со звёздами. Звёзды чудесным образом увеличились и засветились так ярко, что заслепили глаза. Макс сделал усилие и проснулся — это оказались не звёзды с детского пледа, а солнце, заглядывающее в окно.
Он сладко потянулся. Действительно, кто-то его укрыл чем-то тёплым... Тут он всё вспомнил, резко сел в кровати и огляделся. Саша, в одной футболке, уютно устроилась в кресле и чего-то жевала.
— Выспался?
Она пересела к нему на кровать. Макс машинально кивнул, не в силах оторвать взгляд от пухлых губок, которые опять были измазаны шоколадной глазурью. Саша держала двумя пальчиками вчерашний кекс, который они не доели в ресторане, и протянула ему кусочек. Но Максу не нужен был сладкий кекс. Он схватил Сашу за руку и, притянув к себе, стал целовать её сладкие губы.
— Макс, подожди, мне щекотно от твоей бороды...
Она хохотала и вырывалась, одновременно пытаясь засунуть остатки кекса ему в рот, но он ловко увёртывался и целовал её белую шейку, плечики и всё, до чего мог дотянуться...
Через некоторое время они собирали остатки кекса по всей кровати.
— И зачем ты заказал этот вкуснющий десерт? — вздохнула Саша, надевая джинсы и оглядывая себя в зеркало, — я уже и так толстая до невозможности. А вчера ещё ты меня увидел после ужина с набитым животом. Как ты меня не разлюбил?
Макс обхватил её сзади двумя руками, не давая застегнуть ей рубашку. Они глядели друг на друга в большое зеркало: его чёрная борода утонула в каштановых локонах Саши.
— Посмотри, какая у тебя тонкая талия — как тростиночка, и нет у тебя никакого живота. А вообще, мне всё равно, какая ты — толстая или тонкая. Я люблю тебя и прошу тебя стать моей женой.
— Это официальное предложение? — нарочито серьёзно спросила она, подняв брови.
— Абсолютно официальное. Я должен его сделать, как честный человек, — в таком же тоне ответил Макс.
— А-а, — шутливо нахмурилась Саша, — если просто должен...
— Нет, нет, — Макс мягко развернул её к себе, — я не просто должен, я очень, очень хочу. Может, мне встать на колено?
— Не надо, любимый, — Саша весело чмокнула его в щёку, — а то испачкаешь брюки.
— Утром я был укутан пледом, теперь нельзя вставать на колено, потому что испачкаю брюки... Меня не покидает ощущение, что при твоём положительном ответе вместе с женой я получу вторую маму.
Саша погладила его по щеке и вздохнула.
— Привычка — вторая натура. Я, конечно, постараюсь держать себя в руках, но не обещаю, что совсем исправлюсь. Это как со сладким — держусь, держусь и... вознаграждаю себя пирожными больше, чем заслуживаю.
— Ты заслуживаешь все пирожные мира, — Макс снова поцеловал её в полураскрытые красные губки, — мне нравятся кругленькие женщины.
— А кто это кругленький? — насторожилась Саша.
— То есть... — смутился Макс, — я хотел сказать — ты можешь стать кругленькой, я только "за".
— Нет уж, спасибо. Мы идём гулять?
— А ты ответишь на моё официальное предложение? — задержал её за руку Макс.
— Отвечаю — я согласна, но... не знаю, когда и как это будет, — тихо закончила она.— Знаешь, есть такая сибирская сказка — прямо про нас с тобой... Потом расскажу.
Она тряхнула головой, словно спорила с грустными мыслями. Макс почувствовал беспокойство оттого, что и сам не знал, как им устроить свою жизнь. Но упрямство твердило ему не отступать. И он решил слушать свой внутренний голос.

В храме Святого Креста было безлюдно. Мессы проводились, но всего раз в неделю по воскресеньям. А в декабре, в будний день, лишь несколько туристов бродило по просторному собору, стараясь говорить тихо, чтобы гулкие тёмные своды не разносили их слова.
— А всё-таки здесь чувствуется чьё-то присутствие, правда? — шёпотом спросила Саша, касаясь губами его уха.
— Я ничего не чувствую, — пробормотал он, отводя глаза.
Макс ни о чём не мог думать, кроме как о любимой, едва сдерживаясь, чтобы не начать её обнимать и целовать прямо в храме.
— А что ты мне хотел здесь показать?
— Ах да, смотри, — он посмотрел на часы. — Ровно в полдень солнце должно осветить этого ангела. Через пять минут можешь проверить.
— Понятно, а ещё что? — рассеянно разглядывая скульптуру, спросила Саша.
— А ещё... вон там часовня, в которой, по преданию, молилась блаженная Жанна. Там и скульптура её стоит.
— Здорово, — оживилась Саша, — пойдём туда?
Он кивнул и повернулся, чтобы идти, но в это время начал светиться ангел. Солнце пробилось сквозь многочисленные витражи и ярким лучом осветило скульптуру. Саша тоже заметила и замерла, любуясь. Потом они неспешно прошли в другой предел, где над всеми возвышалась Орлеанская дева. Высвободив руку, Саша подошла поближе к алтарю, задирая голову на Жанну. Максу показалось, что она что-то шептала.
— Ты молишься ей что-ли? — тихонько спросил он, подходя поближе.
Большие карие глаза смотрели на него серьёзно.
— Я загадала желание, — вдруг улыбнулась она, — если Жанна святая, то она исполнит.
— Я даже знаю, какое это желание, — уверенно сказал Макс, обнимая Сашу. — У меня такое же.
— Сомневаюсь, что такое же... но неважно. Поехали дальше.
Однако сразу выехать не получилось. Саша ещё побегала по магазинам, как истинная женщина, считая, что ей нечего надеть. Максу было непривычно, когда она спрашивала его совета — француженки обычно боятся за свою самостоятельность, поэтому никогда не советуются с мужчинами. 
— Это платье здесь стоит гораздо дешевле, чем в Париже, — показал Макс на платье от Кристиан Диор. — А по фасону и по цвету оно тебе наверняка подойдёт.
Саша остановилась в удивлении.
— Ты работал стилистом?
— Нет, но не забывай, что я художник и вижу, какой цвет и фасон тебе подойдёт.
Немного покраснев, Саша шутя заметила.
— Да, теперь ты знаешь мою толстую фигуру.
— Не наговаривай на себя, солнышко, — Макс поцеловал ей руку, — твоей талии позавидует любая женщина.
— Спасибо, любимый. Знаю, что это неправда, но всё равно приятно.
Они не спеша пообедали. Макс взял консоме — лёгкий суп на основе говяжьего бульона с пирожком, и цыплёнка в вине. Саша категорически отказалась от сладкого десерта, и тогда он попросил принести сырную тарелку.
После обеда они пошли на рынок покупать сувениры. Маленькие домики, украшенные гирляндами, выстроились в сказочный городок. Из некоторых доносилась приятная музыка, заставляющая замедлить шаг. Многочисленные покупатели ходили-бродили между ними и заглядывали внутрь. Кто-то отходил довольный, с покупками, а кто-то с сомнением качал головой — слишком дорого... Слышались весёлые разговоры на разных языках, детский смех. Над всем парило ощущение приближающегося волшебного праздника, смешавшегося с ароматом ванильной выпечки и кофейного глинтвейна.
Саше приглянулись прованские сантоны — керамические фигурки для украшения дома, вышитый гобелен-картина и два фригийских колпака для близнецов. А большой и тёплый шарф Макс купил от себя в качестве подарка для неё.
Потом они катались на колесе обозрения, который специально устанавливали в Орлеане перед Рождеством, и с высоты осматривали разукрашенный цветными огнями город. Саша любовалась видами, но как-то рассеянно и отстранённо.
— Тебя не поразила Франция своей предрождественской красотой?
— Поразила, — улыбнулась она, — но не настолько, чтобы забыть красоту Петербурга. Но для меня такие ярмарки и огоньки больше ассоциируются с Новым годом. Рождество, ты знаешь, у нас позже.
— Да, как-то нелепо.
— А мне нравится. Получается честнее.
— В каком смысле честнее?
 — Все, кто хотят вкусно поесть и шумно отпраздновать — гуляют в Новогоднюю ночь. А те, кто чтут Рождество Христово — постятся, ходят на длинные службы, а перед праздником, в Сочельник, некоторые вообще не едят. Вот поэтому для меня Рождество Христово — это не рынки и не сувениры. Конечно, когда у нас только появились игрушки, украшения, вертепы, — это было в диковинку. Но знаешь, в России до революции всё это было. Просто за годы советской власти у русских как будто стёрли из памяти все обычаи. Наверное, их было слишком много. Ты читал Шмелёва "Лето Господне"?
— Нет, — признался Макс.
— А зря. Там, как нигде, описана та, ушедшая Россия. Она больше не вернётся, но, может, оно и к лучшему.
— Почему к лучшему? — удивился Макс.
— Потому что было так же, как здесь — много обрядов и мало сути. Да, все считали своим долгом посетить литургию в Рождество и на Пасху. Некоторые даже причащались, но... — она задумалась, — это было вроде как не по-настоящему. Люди обманывали сами себя — мол, мы христиане, радуемся рождению Христа, но, в принципе, прекрасно обходимся и без Него. Часто Рождество Христово называют семейным праздником. Но причём тут семья, индейка или каплун? Какая разница, что будет на столе? Нет, к Рождеству в России готовятся постом, а не предвкушением обжорства. Да и Господь не того хочет от нас.
— А ты знаешь, чего Он хочет? — усмехнулся Макс.
— Да, Он хочет, чтобы мы всегда были с Ним, а не только в праздник.
— И как же это сделать? Уходить в монастырь? Или дома обвеситься иконами и бить поклоны вместо ужина?
— Почему ты так кардинально поворачиваешь? Можно и поклоны бить, но ведь не это главное, — грустно ответила Саша.
— Тогда что главное? По-моему, Бог установил правила, которые невозможно соблюсти. Например, тебя не мучает, что ты замужем за другим, а... — он хотел сказать "спишь", но осёкся, — находишься здесь со мной?
Саша опустила глаза.
— Я поняла, что ты имеешь в виду. Да, смущает, но я спрашиваю свою совесть — она молчит, потому что я люблю тебя. И потом... не я разрушила семью, а Кирилл. После его измены наши отношения невозможны.
— Значит, ты веришь, что Бог говорит с тобой через совесть?
— Да. Я где-то читала, что сначала человек должен слушать совесть, потом ему будет подсказывать ангел-хранитель, а уж потом он будет водим Духом Святым. Я начинаю с совести.
Макс смотрел в её серьёзные и умные глаза и поражался, как просто она говорит про общение с Богом. Когда-то он читал, что русский человек слишком легко обнажает свою душу. Может быть, он это делает для того, чтобы преодолеть русскую суровость, а может, для того, чтобы найти родственную душу. Саша открыто рассуждала о таких вещах, в которых Макс стеснялся признаться сам себе.
 В России у него тоже было ощущение, что Бог где-то рядом, но со временем это как-то забылось. Да и это ли главное в жизни? Почему нельзя просто любить и быть счастливым?
 Под ними раскинулся прекрасный город, тихая зимняя река. Было в этой картине что-то сказочное или нереальное, как во сне. И самым нереальным казалось то, что, живя за тысячи километров друг от друга, они всё-таки сейчас были вместе.
— Неужели ты не хотела бы здесь жить? — спросил Макс. Он одной рукой обнял её за плечи, а другой показал на красоту, открывающуюся им с высоты поднимающегося колеса обозрения, — мы ведь могли бы поселиться в любом городе, где бы ты ни пожелала. Помнишь, я тебе говорил о завещании? Большие деньги нам дадут много возможностей.
Саша промолчала. И тогда Макс поспешил рассказать, как прекрасна Франция, как она разнообразна.
—  Сейчас зима, а весной, когда начинается пора цветения, ты сама не захочешь уезжать. Только представь: поля лаванды, маков, виноградники. Повсюду в городах цветы и сады, старинные замки, храмы. Вкусная качественная еда. Атлантика просто сводит с ума своими деликатесами... Необязательно жить в Париже, можно где-нибудь в провинции. Там люди попроще, и легче будет освоиться. Вот увидишь, как быстро ты привыкнешь. Только тебе надо приехать обязательно с Саней и Егором, чтобы не скучать...
Она кивала и больше не возражала, жадно вдыхая налетевший речной бриз.
— Пахнет как в Питере на Васильевском острове, — только и сказала Саша.

В номере им пришлось задержаться, чтобы собрать раскиданные вещи и упаковать обновки. Саша сначала собралась сама, а потом стала помогать Максу, словно маленькому. А ему больше всего хотелось схватить её в охапку и повалить на кровать. И когда она в очередной раз стала укладывать ему рубашки, он взмолился:
— Саша, хватит. Отойди подальше, я прошу тебя.
Она округлила от удивления глаза, но, посмотрев на него, всё поняла и счастливо рассмеялась.
— Ладно, прости. Я опять за своё...
— А я за своё...
Он всё-таки попытался её обнять, но она увернулась.
— Макс, мы так никогда не соберёмся.
Она была права, и Макс, вздыхая, застегнул чемодан.
— Я готов.
— Ты не объяснил мне, куда мы дальше едем.
— Это не секрет, — заставляя себя сосредоточиться, ответил он, — на расстоянии примерно двухсот километров находится город Ле-Ман. Мы остановимся в гостинице. Завтра посмотрим достопримечательности, а потом мы приглашены к нашему дальнему родственнику графу де Манжель. Он живёт в настоящем замке недалеко от деревни, под Ле-Маном, носящей его имя. Кстати, туда приедет и мой двоюродный брат Жерар с... — он запнулся, и Саша пристально посмотрела на него, — девушкой, которая всё-таки согласилась стать его женой. Я хочу познакомить тебя с братом.
— А эта девушка была сначала твоей? — глядя в глаза, спросила Саша.
— Да, — после небольшой паузы ответил Макс, — но можешь не ревновать, я абсолютно к ней охладел.
— Я не ревную, потому что верю тебе, — ответила она и улыбнулась, а Макс в очередной раз поразился её простоте.
Солнце уже садилось. С реки подул свежий прохладный ветер. Саша зябко повела плечами и вытащила из чемодана подарок Макса.
— Классный шарф. Я думала, что при десяти-пятнадцати градусах он не пригодится.
— Днём пятнадцать, а ночью может опуститься до нуля, — Макс заботливо укутал её шею и поцеловал в маленький носик. — Садись в машину, сейчас согреешься.
Она сидела и подставляла личико уходящему солнцу, сопровождавшему их в дороге. А он поглядывал на любимую женщину, такую нежную и милую, и не понимал, как теперь сможет с ней расстаться.