Пруссия языческая. Глава 7. Знаки судьбы

Лето входило в силу. Солнце вставало над далеким лесом все раньше, поднималось с каждым днем все выше, щедро наполняя природу золотой благодатью. Вот оно простояло на одном месте, как будто находясь в неустойчивом равновесии, а потом нехотя, но все увереннее стало снижаться на своем дневном пути по небу. Но менее щедрым оно от этого не стало. Травы в низинах выросли в рост человека, а на их вершинах засеребрились метелки зреющих семян. Они тянулись к солнцу. На пригорках расцвели заросли чудной травы: их цветы синими пирамидками издали выглядели как волшебный ковер, а в середине листьев, похожих на растопыренные пальцы руки, по утрам собирались большие капли воды, переливавшиеся в утреннем  солнце, как драгоценные камни. И липы со своими блестящими листьями, источающими на жаре обильный сладкий сок, уже стали раскрывать золотистые, благоухающие медовым ароматом цветочки.

И даже когда небо затягивали тяжелые фиолетовые тучи, обрушивающие на землю теплую стену дождя и ослепительные полоски молний, чувствовалось, что там, над этими тучами, по-прежнему светит солнце. Небо, солнечный путь на нем, даруемые свет и тепло, набегающие на небо облака, освежающий ночной отдых природы, звезды в небе – все это давало чувство незыблемости мироздания, надежности и покоя.

С этим чувством покоя в душе и единства со всем окружающим миром жил теперь фон Массов.

В ясные тихие дни он вставал еще затемно, быстро одевался и шел босиком через широкий луг и через заросли чудной травы с синими цветами на хорошо знакомый ему пригорок вблизи леса. По дороге он всякий раз осторожно срывал несколько листьев этой травы с живыми каплями росы в центре, сбрасывал капли на язык, подолгу держал их во рту, ощущая вкус чистоты и свежести, улыбался сам себе и думал: вот это и есть вкус счастья.

На пригорке фон Массов садился на высокую кочку, поросшую мягким голубым мхом, – истлевшее основание какого-то дерева, когда-то поломанного суровыми осенними ветрами. И само дерево лежало поблизости, обезображенное гниением, давно уже потерявшее свой природный облик, но ставшее желанным домом для всякой лесной живности – муравьев, жучков, паучков, личинок.

Фон Массов садился на эту кочку и вглядывался в широко открывающееся ему утреннее небо. Он ждал. Ждал того момента, когда в первых лучах пока еще скрытого за далеким лесом солнца вдруг появятся птицы, которые будут летать беспорядочно, с громкими радостными криками, приветствуя его свет и набираясь от него жизненных сил. «Вот и птицы поклоняются солнцу», – всякий раз думал в этот момент фон Массов.

Потом солнце поднималось выше. И когда его ослепительный край показывался над кромкой леса, фон Массов вставал, протягивал руки ему навстречу и благоговейно приветствовал пролившийся свет, мысленно принимая его  в свои ладони и одновременно отдавая себя ему.

А спустя мгновение фон Массов легко уводил этот свет к себе в сердце, наполняя сиянием все свое существо, и из этого сияния в нем вырастал образ Той, которая совсем недавно сделала его своим мужем. Она улыбалась фон Массову, и он тоже улыбался Ей, отдаваясь переполнявшему его чувству неземной любви и щедро рассыпая вокруг себя искры небесного счастья.

Когда фон Массов приходил в себя, солнце уже высоко стояло над кромкой леса, оживший ветер мягко колыхал ветви деревьев поблизости и гонял волнами травы на широко расстилающихся полях вдали. Нужно было возвращаться домой.

Он спускался с пригорка, ощущая под ногами мягкую упругость земли и слушая, как отзывается каждый его шаг хрустом сухих прошлогодних трав, потом проходил через поле с синими цветами, которые уже сбросили утреннюю росу и готовили себя к дневному зною, пересекал луг, от которого было уже рукой подать до растущих возле самого дома берез…

Фон Массов шел и всякий раз думал о том, что после его божественной свадьбы мир для него разделился навое. С одной стороны, он открывался в привычной и понятной ему реальности, которой принадлежали небо и солнце, поле и лес, деревья, травы, пруссы в соседней деревне и сама деревня, ожидание каких-нибудь событий и их исполнение...

С другой стороны, мир открылся фон Массову в невидимой, но несомненной реальности, в которой жила его жена-Богиня и которая была несказанна в своей небесной яркости и красоте. Фон Массов чувствовал, знал, что для ее описания у него нет слов – она далека от человеческого языка и разумения и постигается чем-то находящимся вблизи сердца. Или особым сознанием, которое открыли в нем духи? Или чем-то таким, что он принял в себя вместе с глотком молока его Богини? А может быть, эту реальность изнутри освещает ему огонь, которым, кажется, уже так давно одарил его вайделот и который на самом деле… 

Фон Массов подходил к дому, который он уже давно полюбил, считая его частью себя самого, брался за ручку двери и всякий раз останавливался, как бы надеясь открыть что-то в себе. Обычно он думал о том, что теперь небесная реальность ему роднее и ближе человеческой, земной и что жизнь – это беда души, особое бремя, от которого человек не вправе себя освободить.

Но на этот раз он неожиданно для себя понял, что это бремя имеет для него особый смысл. Именно ему, Гебхарду фон Массову, предстоит миссия служения людям. Он должен соединить два мира – земной и небесный – и тем самым сделать ближе людей и их Богов. Боги сами не могут спуститься с небес к людям – тогда они потеряют свою священную суть, перестанут быть Богами. Вот почему им нужен посредник, принадлежащий одновременно двум мирам, и этим посредником будет он, Гебхард фон Массов.

Фон Массов не просто понял это. Мысль о том, что он должен послужить людям, принеся им в жертву самого себя, свое собственное небесное бытие, обрушилась на него, как удар - как откровение из «той» реальности. А какой во всем этом смысл, ему было теперь все равно.


2

Шли дни. Фон Массов жил в доме вайделота отшельником, но людей не избегал. Точнее, люди его не избегали и даже наоборот, потихоньку поддерживали. Постоянно по утрам у порога дома фон Массов находил узелки с кислым молоком, крупой, хлебом, сыром, вареными яйцами, морковью и другими корнеплодами, иногда с сушеной рыбой, орехами или медом лесных пчел. Сала же и мяса в этих узелках не было, но фон Массова это ничуть не заботило. Когда-то любой другой еде он предпочитал мясо, потому что оно давало грубую силу, столь необходимую в боевых походах. Теперь же он думал о мясе с болью как о растерзанной плоти близких ему существ, и даже воспоминание о его запахе и вкусе делало тяжелой и неповоротливой мысль о небесной реальности, которая теперь стала для него такой родной.

Иногда приходил вайделот, но вел он себя необычно. Сначала брал в обе свои руки руку фон Массова, склоняясь над ней, потом обнимал его, прижимаясь щекой к щеке и произнося при этом: «Приветствую тебя, брат мой, который выше меня, и кланяюсь в твоем лице Той, Которая предвечна».

Он тоже приносил с собой сверток с едой, но не просто отдавал его фон Массову, а почтительно вручал с таким же глубоким поклоном, предварительно развернув. И это неизменно была пшеничная каша, сваренная совсем недавно, еще горячая, издававшая сладкий аромат топленого коровьего масла и меда. Кто эту кашу готовил, как вайделоту удавалось донести ее горячей, что вообще означал этот ритуал одаривания фон Массова, они не обсуждали. Оба знали, что глубокий смысл всего этого откроется позже. Но фон Массов уже начинал понимать, что все объясняет приветствие вайделота. Таким путем он воздавал чистую жертву Той, которая теперь живет в самом фон Массове.

Надолго вайделот не задерживался, чувствовалось, что он чем-то озабочен. Так обычно ведет себя человек, который собирается навсегда уехать куда-то, и ему нужно перед отъездом завершить множество разных дел. Так он снимает с себя бремя долгов, которые будут тяготить его в новой жизни. И было заметно, что вайделот уже живет мысленно в этом своем будущем.

Иногда фон Массов ходил к пруссам в деревню – если кто-то тяжело заболевал телом или душой и ему нужна была особая помощь. Подарков за это он не брал, считая, что не имеет на них права, ведь принимаясь за лечение, он обращался к своей Богине и чувствовал, что именно Ее силой он исцеляет больного. И уже быть звеном в этой цепи было для него большим счастьем и наградой. Только в последний раз какой-то незнакомый прусс подошел к нему и неожиданно вручил простые крестьянские орудия – деревянную лопату, грабли и большой серп, внятно произнеся при этом: «Прими, кудесник, они тебе пригодятся, не помешают рукам стать крыльями». Так и сказал: «кудесник».

Действительно, первым пригодился серп. Фон Массов давно собирался избавиться от травы, которая высокой стеной окружила дом, но не знал, как и чем это лучше сделать. «В конце концов, – думал он, - возьму хозяйственный нож и буду сечь им эти заросли. Авось  как-нибудь одолею…» Но тут ему в руки попала такая ценность! «Воистину, все самое нужное всегда в нашей жизни приходит вовремя», – вспомнились ему слова старого, умирающего от жажды араба, которого он спас от смерти в пустыне, напоив водой буквально в десятке шагов от колодца на караванной тропе. Правда, и колодец-то пересох...
Ранним утром фон Массов, позавтракав наскоро кислым молоком с пышными хлебными лепешками – их он вчера, как всегда, нашел у порога, – взял серп и вышел из дома. Небо было затянуто облаками, казалось, вот-вот пойдет дождь. «Вот и хорошо, – сказал фон Массов сам себе, – не будет жарко, а в прохладе новая работа спорится».

Ухватив рукой первый пучок обильно растущей в нескольких шагах от дома сныти с белыми зонтиками цветов наверху, фон Массов слегка провернул его, отчего тот туго заскрипел, стал уязвимым для острого металла, и провел серпом по стеблям поближе к земле. Пучок легко отделился, оставив сочные и все еще живые основания пустотелых стеблей. Фон Массов еще раз повторил эти движения, еще… Густо запахло травяным соком – живые, растущие травы так никогда не пахнут... Еще одно решительное движение серпом…

Свободное пространство возле дома расширялось и светлело. Полоска срезанной сныти росла.

Вдруг фон Массов почувствовал, что рядом с ним кто-то есть и – мало того – говорит о нем и о его работе.

Он огляделся и увидел двух воронов, которые сидели на самой высокой ветке березы, растущей возле дома. Они переступали с ноги на ногу, отчего ветка упруго раскачивалась под ними, коротко передергивали крыльями, удерживая равновесие, и переговаривались друг с другом.

- Карррр… – негромко, спокойно произнес один ворон. И фон Массов неожиданно для себя понял, о чем он: «Этот человек срезает траву. Зачем? Он же не будет ее есть…»

- Карр… - так же негромко, почти равнодушно ответил ему другой. «Да. Не будет. Глупый…»

- Карррр… Кар… - вновь подал голос первый и скосил голову, пристально разглядывая фон Массова своим  черным блестящим глазом. «Не поймешь этих людей. Вечно они занимаются бессмысленными делами…»

- Карр… Карр… - отозвался другой и отвернулся. «Да. Это так. Неинтересный он. Давай лучше поищем еды».

Этот диалог позабавил фон Массова, но не удивил. Сделав вид, что сердится, он обратился к воронам, твердо зная, что они поймут не слова, а то, что за ними, в его сердце. А там было светло и покойно.

- Приветствую вас, птицы, о мудрости которых ходят легенды! Но на этот раз мудрость вам изменила. Еда для вас дороже чистоты и порядка. Плохо же вы знаете людей. А у нас говорят: человек живет не только едой, но и красотой, которая есть дар Богов. Красота несет славу Солнца, она небесна. Вот вы – я знаю – поклоняетесь Солнцу. Это так?

Теперь уже оба ворона внимательно смотрели на фон Массова, словно вникая в его слова. Потом первый слетел вниз, расправив крылья, прошествовал к дверям дома и, по-прежнему внимательно глядя на фон Массова, два раза надсадно каркнул. «Предупреждаю тебя, человек!» - промелькнуло в сознании фон Массова. И еще ему вспомнились две старинные приметы: ворон каркает на крыльце дома – в дом постучит нежеланный гость, и увидеть двух воронов – к несчастью.

В этот самый момент вороны резко взмахнули крыльями и улетели в сторону деревни, как будто их что-то напугало. А за елями на лесной опушке вдалеке действительно показались два всадника в серых от времени и непогоды туниках с черными крестами груди; под туниками виднелись стальные кольчуги. Один держал в руке длинное копье с флагом рыцарей Немецкого ордена – белым квадратным полотнищем, на которое был нашит широкий черный крест. Этот флаг насторожил фон Массова. С ним выезжали парламентеры на официальные переговоры или при начале боевых действий.

Всадники ехали прямо, направляя лошадей и через синие цветы, которые фон Массов так любил, и через высокие луговые травы. «Вот и исполнение приметы», - подумал фон Массов с чувством легкой досады.


3

Первое, что отметил для себя фон Массов, глядя на подъезжавших всадников, – отсутствие враждебности на их огрубевших от солнца и ветра лицах. Были усталость, озабоченность чем-то и вместе с тем неожиданная сдержанность, даже неуверенность… Но враждебности не было. «Странно, – подумал фон Массов, - с чем они на этот раз приехали?» И еще он поймал себя на мысли, что по-прежнему испытывает к ним теплое чувство. Ведь столько прожито и пережито вместе!

В рыцаре, который держал в руке знамя, фон Массов узнал брата Бертольда из Кверфурта – он приезжал сюда в прошлый раз, ранней весной, с приказом явиться на капитул в крепость Неттинен. Седины в его светлых вьющихся волосах как будто бы прибавилось, да шрам на левой щеке стал более темным и резким. Вторым ехал Конрад из Глейссберга. От его обычной решительности почему-то не осталось и следа. Он явно робел, отводя взгляд и лишь изредка искоса поглядывая на фон Массова.

На этот раз рыцари не стали подъезжать к самому дому – придержали лошадей чуть поодаль, явно демонстрируя уважение к его хозяину. «И это странно, - вновь подумал фон Массов».

- Я приветствую вас, братья, -  он обратился к рыцарям первым, отбрасывая назад длинные, влажные от пота волосы и все еще держа в руке серп с налипшими на него остатками травы. – Какие вести вы принесли на этот раз? Добрые? Дурные?

- Приветствуем тебя, брат Гебхард, - отозвался рыцарь со шрамом. – Мы не знаем теперь, что для тебя добро, а что зло. Мы не знаем, как думать о жизни и вере. И мы приехали, чтобы поговорить с тобой об этом.

- Хорошо, - согласился фон Массов. – Но сначала нужно напоить лошадей.
Рыцари спешились, привязали лошадей, а фон Массов тем временем вынес из дома большое ведро с водой, поставил к их ногам.

- Вот теперь пойдемте в дом, братья, - пригласил он. – Вы ведь тоже устали с дороги, и вам совсем не повредит подкрепиться. Только вот у меня все по-простому…

В доме фон Массов усадил своих гостей на шкуры возле очага, в котором угли едва тлели  под серой золой. Последнее время настоящий огонь пылал в нем редко – только при большой необходимости, когда нужно было приготовить какие-нибудь лечебные отвары. А так фон Массов приготовлением пищи не занимался: его вполне устраивало все, что ему приносили таинственные почитатели, или жертвенная пшеничная каша вайделота.

Он поставил перед рыцарями большой глиняный кувшин со свежей колодезной водой (хороший колодец был совсем рядом, за домом), две такие же глиняные чашки, миску кислого молока, которое он сам ел этим утром, положил полкаравая хлеба, несколько вареных яиц; не забыл и о двух деревянных ложках. В дополнение ко всему этому фон Массов достал с полки миску с истекающими медом сотами, и в доме сладко запахло луговыми цветами.

Братья ели и пили так, как ест и пьет давно не видевший еды человек, - с аппетитом, но не жадно, с достоинством. Съели все. Медом же только полакомились, взяв понемногу на остатки хлеба. «Ну конечно, - вскользь подумал фон Массов. - Знают ему цену…»

Закончив с едой и тщательно вытерев губы обратной стороной ладони, рыцари подняли на фон Массова посветлевшие глаза и начали разговор.

- То, о чем мы будет с тобой толковать, брат Гебхард, – заговорил Бертольд из Кверфурта, – очень важно для всех братьев в нашей крепости и, я думаю, для тебя тоже.

Он сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. Конрад из Глейссберга напряженно слушал, не сводя с него глаз.

- Дело в том, – продолжил брат Бертольд, – что многие братья после твоего странного появления в крепости и еще более странного исчезновения поверили в тебя. Ты говорил о вещах, которые как будто бы против нашей веры, но которые принял папский легат. Это было заметно. И нам они тоже вдруг легли на сердце. А теперь о тебе ходят еще более странные слухи.  Будто ты – колдун и чародей, творишь чудеса непонятной силой. Будто ты был болен странной болезнью, но потом поправился и стал в твоем чародействе еще сильнее. И вот брат Конрад говорит, что сила твоя – не от Господа нашего Христа и Его матери Марии, а от какой-то таинственной Богини, которая… вместе с Марией… рядом с Ней… в Ее облике…

Брат Бертольд запутался, не находя нужных слов, и кивнул в сторону спутника:

- Ну пусть он сам об этом скажет.

- Да, - подхватил брат Конрад – мы знаем… я знаю о Той, Которой ты поклоняешься в своем сердце и Которая… один из ликов Которой – Пресвятая Мария Богородица. Ей посвящен наш орден. Получается…

Тут голос брата Конрада упал, и он договорил совсем тихо, почти шепотом, глядя куда-то в сторону:

- Она сама мне об этом сказала. И сказала еще, брат Гебхард, что ты поймешь, о чем я.

Повисла долгая тишина. Фон Массов был потрясен. О его небесной свадьбе знали лишь трое на всем белом свете – он сам, вайделот и Та, которая теперь жила в нем самом. Как об этом мог узнать брат Конрад?

Фон Массов лихорадочно решал, что ему ответить. И тут внутри себя он услышал голос Той, о Которой шла речь: «Молчи! На нас с тобой семь печатей молчания!» А еще ему вспомнились Ее слова: «У Меня много имен, и одно из них тебе хорошо известно. Ты произносил его как спасительную молитву, когда шел на сарацин».

- Но ведь я молил о помощи… нашу Богородицу, Деву Марию! - прошептал фон Массов. – С Ее Именем на устах и в сердце я шел в бой.

Невыразимая, недоступная словам догадка осенила фон Массова. Он боялся даже думать о том, что ему открылось – печати молчания хранили эту тайну от любого человеческого разумения.

- Что же? – обратился он к брату Конраду. – Если ты любишь свою Богиню всем сердцем, если Она открывается тебе в твоей душе и говорит с тобой, если любовь к Ней делает твою жизнь чище и счастливее, у тебя нет оснований Ей не верить. Нам открываются те истины, которые мы в состоянии вместить и которым не можем навредить. А человеческий путь на небеса долог и труден. Не сдавайся, брат мой!

Вновь наступило молчание. Через открытую дверь дома было видно, как ветер играет ветками берез возле дома и застоявшиеся лошади переступают ногами… Рыцари старались понять слова фон  Массова, а он опасался, что они продолжат этот разговор.

- Братья, а почему вы с оружием и в кольчугах? На улице жарко… – попытался разрядить обстановку фон Массов.

- Ты спроси лучше, почему мы со знаменем нашего ордена, -  как-то криво улыбнулся брат Бертольд.

- Ну, об этом можно думать по-разному, - отозвался фон Массов. – Ты об этом знаешь лучше других. Ведь теперь ты командуешь крепостью и ты принял это решение.

- Ну да… Просто мы решили, что ты все еще остаешься одним из нас. И благодаря тебе наша вера становится…  чуть другой, но более глубокой и правильной. Братья будут рады еще раз послушать тебя, когда ты приедешь в крепость. Да, о знамени. Ты ведь помнишь, что оно демонстрирует уважение к тому, перед кем развертывается, или показывает готовность к бою.

- И сегодня оно означает… - внешне беззаботно, но все-таки чуть настороженно произнес фон Массов.

- Брат Гебхард, – остановил его брат Бертольд, - ты способен все понять сам, без посторонней подсказки. Не торопись. Мы ведь еще здесь, рядом с тобой. А вот когда уйдем… То, что останется от нашего визита, и будет истиной. Как ты думаешь, чему человек должен верить – словам или тому, что за ними?

- Верить следует тому, что в принципе не может быть выражено словами, но вливается к нам в душу прямо с Небес, – ответил фон Массов, и его настороженность стала еще острее. – Особенно это касается наших отношений с Небесами. А в нашей земной жизни слова часто произносятся людьми именно для лжи. Более того, люди живут в мире слов и редко задумываются о том,  что стоит за ними. И людям действительно следует чаще прислушиваться к тому, что у них остается после общения.

После этого говорили о жизни крепости – общении рыцарей с пруссами, о запасах, которые уже начали делать на зиму, о новой заставе, которую решили строить внизу под крепостью на берегу реки – она будет закрывать путь по реке к замку Кенигсберг, о новом епископе, который должен приехать из Рима в эти земли, чтобы активнее обращать пруссов в христианство…

В этих разговорах незаметно пролетело время. Наконец брат Бертольд хлопнул себя по коленям, как бы показывая, что они собираются уходить.

- Ну вот… Мы выполнили поручение братьев крепости и приехали, чтобы еще раз поговорить с тобой, - он произнес это с подчеркнутым удовлетворением, но почему-то не поднимая глаз. – Твой язык стал каким-то сложным, порой нам приходилось напрягаться, чтобы понять тебя. Но мы чувствовали, что в твоих словах  нет лжи. И мы не увидели, что ты отрекся от Христа и нашей Пресвятой Богородицы. Ты говоришь о них с почтением, и это важно.

Рыцари встали и уже направились к выходу, но оба остановились и обернулись к фон Массову.

- В нашей крепости к тебе все относятся хорошо. Надеюсь, ты понял это, брат Гебхард.
По-прежнему любят тебя и тебе верят, – еще раз повторил свои слова  брат Бертольд, а брат Конрад энергично кивнул головой в их подтверждение. – Но мы хотим тебя предупредить: о твоей дружбе с пруссами и о странных чудесах, творимых тобою, знают уже в других крепостях и замках ордена. И далеко не все понимают тебя так, как понимаем тебя мы. Ходят какие-то слухи, что готовится новый капитул… Спасибо за угощение, брат Гебхард.

После этих слов все вышли на улицу, рыцари молча сели на лошадей и, не оглядываясь, поехали через луг и заросли синих цветов к лесу. И только возле самых елей, прежде чем скрыться за ними, один высоко поднял над головой знамя ордена, хорошо видное на фоне уже темнеющего неба, а другой, привстав на стременах, помахал рукой.

Фон Массов вернулся в дом со странным чувством. «Вот, братья уехали, а тяжесть на душе после себя оставили, - подумал он. – И это истина!» А собирая со шкур миски, оставшиеся после трапезы, он вдруг заметил, что угольки, тлевшие в очаге, потухли. Очаг был мертв. «Еще один знак, – подумал он, – и опять плохой. Идет беда, но откуда?» Спрашивать об этом Богиню не хотелось.


4

В эту ночь фон Массов засыпал трудно – все думал о причинах визита хоть и старых друзей, но посланцев крепости… ордена… о предстоящем капитуле… о невероятной осведомленности брата Конрада… о новом епископе… Он не мог понять, почему братья были в кольчугах и со знаменем. Это были знаки? Тогда о чем они говорят – о дружбе или о затаенной готовности к войне? И почему на него разом обрушились сплошь дурные приметы – эти два ворона, погасший очаг, тягостное чувство, которое становилось все сильнее. Что все это значит? Какой во всем этом смысл?

- Какой во всем этом смысл? – на мгновение сбросив с себя дремоту, четко и громко задал фон Массов в ночную темноту сейчас самый важный вопрос, испытывая при этом всеохватное, страстное желание получить на него ответ. К кому он обращался, он не знал. Но он был уверен, что утром ответ на него придет. Не может не прийти!

Это чувство успокоило фон Массова и понесло над соседним лугом и синими цветами – сначала к кочке, сидя на которой он любил встречать солнце, потом на неизвестное ему поле еще не сжатой золотистой ржи. На краю поля стояли какие-то люди… Они заслоняли руками глаза от солнца и жестами звали фон Массова к себе. Чувство радости и покоя наполняло его сердце, он видел себя летящим среди облаков, и недалеко кружили какие-то птицы. Вдруг он понял, что внизу не поле, а бескрайние пески… И Фон Массов брел по этим пескам, зная: где-то рядом лежит умирающий от жажды старик-араб. Но оказалось, что старик-араб бодро шагает с ним рядом, и на морщинистом лице его застыла мудрая улыбка. Фон Массов понимал, что они вместе должны дойти куда-то, а старик – его провожатый. Вот они подошли к колодцу, который теперь был полон чистой холодной воды, а сразу за ним начинался тенистый оазис. Между невысокими, но развесистыми пальмами в нем росла рожь; какие-то люди косили ее, и она падала на землю с ритмичным шуршанием…

От этого шуршания Фон Массов проснулся. За дверью дома действительно кто-то осторожно двигался, переступая по скошенной накануне сныти. Фон Массов встал, глянул в окно – влажный утренний сумрак скрывал пришельца, хотя звуки его осторожных шагов были слышны хорошо.

Фон Массов чуть приоткрыл дверь, готовя себя к любой неожиданности. За дверью, совсем близко, возилось, сгорбившись, странное косматое существо, по очертаниям похожее на небольшого медведя или на крупного волка. «Оборотень или зверь?» - мелькнуло в сознании фон Массова. Он решительно распахнул дверь, подскочил к таинственному существу и попытался охватить его сзади. Но существо, ловко извернувшись, распрямилось и встало во весь свой рост. Бледный свет  утреннего неба упал на его лицо, и фон Массов увидел… Перед ним стоял тот самый ясноглазый подросток, который на празднике в прусской деревне выделялся среди других подростков совсем не юношеской, зрелой мудростью. На плечи его была накинута большая волчья шкура. В руках он держал хорошо знакомые фон Массову узелки с провизией.

- Это ты? – только и произнес потрясенный фон Массов.

- Да, я… - тихо ответил ясноглазый.


5
В открытую дверь дома хорошо видно, как раннее летнее утро высветляет небо на востоке, и на его фоне  проявляются гибкие ветви берез, не скошенные накануне высокие соцветия сумаха, неровные очертания дальнего леса. В доме пахнет свежестью утра, скошенной травой, теплым хлебом, вынутым из узелка. Очаг горит ровно и уютно, отблески пламени бегают по лицам фон Массова и ясноглазого, а на стенах дома за их спинами порывисто двигаются большие, уже начинающие бледнеть тени.

- Как ты здесь очутился? – спрашивает ясноглазого фон Массов, смотрит на узелки с провизией и понимает, что ответ понятен заранее.

Ясноглазый молчит. Только взгляд его становится более глубоким и легкий отсвет улыбки пробегает по губам.

- Как тебя зовут? – вновь спрашивает фон Массов и неожиданно для себя прибавляет: - Брат.

- Тирско…

- Получается, что это ты… не даешь мне умереть от голода в моем отшельничестве?
Фон Массов улыбается.

Ясноглазый тоже улыбается – открыто и тепло:

- Получается, так…

- Это вайделот поручил тебе поддерживать меня? Я заметил, вы друг друга хорошо понимаете. Так не понимают друг друга… обычные люди.

- Да. Вайделот – мой… Он ведет меня по пути мудрости, - просто, без всяких затей отвечает ясноглазый, явно рассчитывая на то, что фон Массов его поймет. – Это мой путь, и я должен по нему пройти. Так прописано в Книге Судеб. А поддерживать тебя этой простой пищей мне поручил не вайделот. Это тоже Книга.

- Ты читаешь в Книге Судеб? – удивленно спрашивает фон Массов. – Эта способность дается очень немногим. И еще меньше тех, у кого хватает сил пронести по жизни этот дар… нет, это бремя.

- Моей заслуги нет в том, что Книга Судеб открылась мне. И вины тоже. И я пока не могу понять, благо это для меня или наказание.

- Для тебя это будет наказание, а для тех, кто рядом с тобой – большим благом. Что же ты прочитал в этой Книге?

- Ну вот, в ней было написано… показано, что я приношу тебе пищу, - ясноглазый кротко улыбается. – Так должно было случиться. А еще я прочитал в Книге Судеб…

Фон Массов выжидательно смотрит на ясноглазого.

- В ней написано, что нам с тобой отныне предстоит вместе идти по пути небесной мудрости. Вайделот отпустил меня… оторвал меня от себя. Он тоже читает в Книге Судеб. И теперь твоим спутником на этом пути должен быть я. А ты будешь меня учить.
Эти слова не удивили фон Массова. Реальностью стало то, что еще мгновение назад было где-то близко, но… не в этой реальности, по ту ее сторону. Лик его Богини встает перед его внутренним взором – Она улыбается. Значит, все правильно, все так, как должно быть. И все-таки фон Массов делает вид, что ему странно слышать эти слова от ясноглазого.

- Да? А почему я сам не прочитал этого будущего в Книге Судеб? Она ведь открыта и мне. Почему я не знал заранее об этой встрече с тобой? Ведь учитель ждет своего ученика так же, как и ученик – учителя!

Фон Массов произнес эти слова, а в памяти его встал праздник в прусской деревне и такой приметный ясноглазый, его рассуждение о будущем. И знание, что он придет…

- А ты обращался с этим вопросом к Книге Судеб? – прямо глядя на фон Массова спросил ясноглазый. – Вот вчера ночью ты вопрошал о смысле событий, которые произошли с тобой днем. Кого ты спросил? И почему теперь отказываешься услышать ответ, который тебе дается? Ты действительно забыл, что такие ответы даются нам как знаки?

Фон Массов растерялся. Он никак не ожидал, что кто-то осведомлен о его душевном беспокойстве. И странный оборот принял этот разговор. Тот, кто будет его учеником – на самом деле фон Массов это уже знал абсолютно точно! – напоминал ему о простых и хорошо знакомых истинах.

- И какие же знаки посылает мне Книга Судеб вот сейчас? 

- Ну… - ясноглазый вновь улыбнулся, – ты «изловил» меня возле дома, и мы наконец-то познакомились. Ты назвал меня «братом» - это очень важный знак: ты чувствуешь родство наших душ. И с самой первой нашей встречи  мы говорим о том, что скрыто от других людей. Все это – знаки того будущего, которые посылаются тебе. А знаки, посылаемые мне, я стараюсь увидеть и истолковать сам.

На этот раз лицо фон Массова становится серьезным:

- Во всем этом есть еще один добрый знак. Вчера на меня обрушились разные приметы – и все дурные. В;роны эти… Погасший очаг… Орденские братья, оставившие после себя тяжесть на сердце… Все они предупреждают о беде. Но кому эта беда грозит? Мне? Вайделоту, который мне как брат? Тебе? Может быть жителям деревни? А сегодня ты как добрая весть. И смысл всего этого нужно понять! Все нужно истолковать для будущего…

На некоторое время оба замолчали. Каждый думал о своем, каждый вспоминал знаки собственной судьбы, каждый пытался увидеть с помощью этих знаков близкое или далекое будущее. Но не то будущее, которое открывает редким избранным Книга Судеб, а то, которое обычный человек может постичь, поняв как знаки события повседневности.

Первым вновь заговорил ясноглазый.

- А ты заметил, учитель, что знаки чаще предупреждают о плохом? В;роны, о которых ты только что говорил… погасший очаг… разбившаяся посуда… Старые люди говорят, что перед большими бедами колодцы бывают затянуты паутинами, мыши особенно плодятся, луна  на небе красная, как кровь, дикие звери заходят в деревню…

- Я слышал об этом, - отозвался фон Массов. – Но редко обращают  внимание на то, что беда сама по себе – знак другой  беды. Предупреждение человеку. Говорят ведь: «Беда не приходит одна».

- Да, - живо отозвался ясноглазый. И еще говорят: «Пришла беда – отворяй ворота». Если в семье кто-то тяжело заболел, жди, что худо будет кому-то еще.

Опять воцарилось молчание. Было видно, что верхушки берез возле дома окрасились в яркий золотой цвет – солнце выходило из-за кромки далекого леса. Начинался новый день.

- Я вот подумал, – вновь заговорил ясноглазый, и голос его зазвучал как-то по-новому. – Если у судьбы есть знаки, которые говорят о событиях наперед, значит, в судьбе нет случайностей. В ней все предопределено, все запланировано заранее.

- Да, судьба  есть у отдельного человека, у семьи, у народа, у целого государства… И даже у этого мира судьба отмечена в Книге Судеб. Вот только вместить все это человеческим разумом невозможно. Да и надо ли?

Ясноглазый согласно кивнул головой и засобирался уходить. Солнце на небе уже светило во-всю. Листья берез весело играли на ветру, травы радостно шелестели. Фон Массов его остановил.

- Погоди. Я хочу сделать тебе подарок, которому ты будешь очень рад – я знаю.
Он протянул ясноглазому раскрытую ладонь, на которой горел небольшой трепещущий огонек.

- Вот малая частица того, что ты ищешь. Прими его в себя, брат Тирско, а дальше сделай так, чтобы он разгорелся в тебе сильным пламенем. Ты сам поймешь, как это сделать и для чего. У тебя для этого есть и разум, и сила, и мужество воина.
Ясноглазый как будто бы ждал этого. Он нагнулся, прильнул губами к ладони фон Массова, сделал два глотка… Когда он распрямился, то увидел сначала, что огонек на ладони фон Массова почему-то не уменьшился, а наоборот, стал более живым и сильным. И лицо фон Массова освещала счастливая улыбка.

- Это тоже, брат мой Тирско, прописано в Книге Судьбы, - тихо проговорил он. – Я лишь исполнил то, что было предначертано. А теперь иди. Да, совсем забыл, меня зовут Гебхард.

- Я знаю, – улыбнулся ясноглазый. И его фигура, освещенная в дверном проеме солнечными лучами, на мгновение вспыхнула золотым сиянием.

«Это тоже знак», - подумал фон Массов.


6
Обычная покойность и размеренность жизни покинула Неттинен. Вернувшиеся в крепость братья Бертольд и Конрад подробно рассказали о визите к фон Массову, и их рассказ внес в отношения между рыцарям неожиданный разлад. Одни говорили, что фон Массов действительно отступник и предатель христианской веры, ушедший в язычество и чародейство, и что ради сохранения чистоты христианства он должен быть сурово наказан. Другие взывали к голосу сердца и настаивали на том, что фон Массов нашел новый путь утверждения истинной веры, что он возвысился в своем понимании Бога над словами о вере, которые на самом деле ничего не стоят, и что как раз по этому пути следует пытаться пройти.

Говорили об этом вечером, во время ужина, когда все рыцари собрались за одним столом. Спорить стали еще не приступив к трапезе.

- Ну как можно признать, что фон Массов не изменил нашему ордену? – горячился Конрад из Глейсберга. – Наша покровительница Пресвятая Богородица бережет нас, а мы поклоняемся Ей! Она ведь родила Господа нашего! Отречься от Него, значит, отречься от всего, что нам дорого.

- Почему ты считаешь, что брат Гебхард отрекся от наших святынь? – попытался остудить его брат Бертольд. – Пресвятая Мария воплотилась в этом мире, чтобы дать земное тело Господу нашему Иисусу Спасителю. Поэтому Она – абсолютная Женственность и Материнство. А от нее фон Массов никогда не отрекался. Просто он не хочет… оскорблять Ее словами. Помнишь, об этом он говорил здесь, на капитуле? 

- Я никак не могу его понять! – настаивал брат Конрад. – Ну зачем он обратился в язычество? Странные боги – Перкуно, Патолло… Не могу понять!

-  И я не могу! – слова брата Конрада подхватил Мартин из Крусвича. – Чего ему не хватало в нашей вере? Тайны? Ну так Тевтонский орден Пресвятой Марии Богородицы – это сама тайна. Не зря ведь… - его голос вдруг упал, он стал говорить тише, - нашими предтечами были Храмовники. А они верили во что?

- Да, - отозвался брат Бертольд, - храмовники унесли свои тайны с собой на небеса. Но самую главную из них – тайну веры – они успели передать нашему ордену. И мы должны сохранить ее для тех, кто придет на наше место.   

- Ты хочешь что-то сказать об этой тайне? – неожиданно строго глядя на брата Бертольда спросил Герман из Анхальта. – Остынь, чтобы потом не пожалеть о сказанном не к месту?

Брат Бертольд как-то виновато взглянул на него и продолжил уже более спокойно:

- Да, ты прав. Не следует разбрасываться бисером… Но ведь так важно каждому понять, чему он поклоняется! Тому, что тленно и мимолетно или неизреченному сущему, для которого…

- Бертольд! – резко прервал его брат Конрад. – Я тебя не узнаю! Это общение с братом Гебхардом так на тебя подействовало? Ты сейчас готов разболтать то, что известно лишь немногим в нашем ордене. Будь осторожнее!

- Да, да… Я умолкаю, - еще более стушевался брат Бертольд. – Но нам все-таки нужно понять брата Гебхарда. От этого зависит его судьба. 

- От этого зависит также и наша судьба, - вмешался в разговор молчавший до этого Генрих фон Лихтенштейн – рыцарь на вид простодушный, но на самом деле хитрый и расчетливый. – Да! А может быть и наши жизни.

Он многозначительно посмотрел на брата Бертольда, потом на братьев Конрада и Мейнике.

- Вот вы, братья, были у Гебхарда фон Массова уже после его заблуждения… ухода к пруссам и обращения в язычество. Да, так мы это понимаем! И нам всем известно: сюда едет новый епископ, а с ним новый папский легат. Он из монахов доминиканцев. Домини канес… Господни псы. Злые они. И этот епископ с легатом будут выяснять, с кем разговаривал бывший командир крепости Неттинен Гебхард фон Массов и насколько преуспел он в проповеди своей ереси. А об этом он будет судить глядя на тех, кто его защищает.

В ремтере воцарилась гробовая тишина. И оглушительным казалось в ней потрескивание сальной свечи, стоявшей на столе среди мисок и чашек, да писк одинокого комара под низким потолком.

- Вы пытаетесь его понять? – Генрих фон Лихтенштейн обвел глазами рыцарей, неподвижно сидевших за столом. – Но это означает, что вы принимаете его мысли – хотя бы частично. Вы принимаете его ересь! А это уже предательство. Папский легат будет доволен: еще одну ересь можно будет искоренить. Вместе с томи, кто хоть как-то прикоснулся к ней.

- Так что же нам делать? – подал голос Мартин из Крусвича, сидевший в самом конце стола, болезненный на вид, с жидкими рыжими волосами до плеч.

- Что делать? – переспросил Генрих фон Лихтенштейн после долгого и тяжелого молчания.
– Я думаю, нам надо положиться на благосклонность покровительницы нашей Пресвятой Марии Богородицы.

Он опять замолчал, а потом продолжил так, как будто именно в этот момент принимал самое важное в жизни решение.

- Пока мы не будем делать ничего. Будем лишь следить за знаками, которые нам будет посылать Пресвятая Мария Богородица. И поняв эти знаки, мы решим, как быть. Но я думаю, мы должны быть готовы к тому, чтобы отдать брата Гебхарда святой инквизиции. Так мы потеряем одного человека, все еще ценимого нами, чтобы отвести удар от всего нашего Ордена.  Что ты скажешь на это, брат Бертольд?

- Может быть ты и прав, брат Генрих, может быть… Жизнь покажет. Она открывает нам игры наших судеб. Все случится так, как должно случиться. Будем следить за знаками…
В ремтере вновь воцарилось молчание. И оно было свято, потому что было обращено в будущее.

7
Три дня фон Массов провел в томительном ожидании чего-то плохого, отмеченного знаками. Его внутреннее ощущение будущего, которое он и называл чтением Книги Судеб, в эти дни тоже себя не проявляло. Потом тревога стала мало-помалу затихать. В самом деле, нельзя же постоянно жить с чувством надвигающейся беды. Он очистил от зарослей травы большой участок перед домом и за ним, возле колодца. Жизнь входила в нормальное русло.

За эти дни Тирско приходил только два раза – приносил провизию, но почему-то опять тайком, под утро, когда человек спит особенно глубоко. «Почему так? - спрашивал себя фон Массов. – О чем говорит эта таинственность?» Книга Судеб об этом тоже ничего не говорила.

Вечера фон Массов проводил перед очагом, глядя в танцующее пламя и думая о вайделоте, о Тирско, о своей жене-Богине. Он Ее ни о чем не спрашивал, не призывал явить ему свой лик – понимал, что Она сама придет к нему, когда это определится в Книге Судеб.

Вот и в этот вечер он сидел перед горящим очагом, внутренне соединяя себя с его пламенем, ощущая его свободу и стремление вверх. «Вот это – земное пламя, – думал он. – А есть пламя духовное, оно не от мира сего. Оно приближает к Богу». Ему вспомнился огонек, который горел на ладони вайделота, – кажется, как давно это было, огонек, которым он несколько дней назад одарил Тирско… Этот огонек, теперь горевший в его сердце неукротимым пламенем, привел его к стопам его Богини…

Неожиданно дверь распахнулась. На пороге дома стоял Триско. Лицо его было белым от волнения – даже в вечернем полумраке это было хорошо видно. Его била дрожь, как будто он только что побывал в ледяной воде. Он только и выкрикнул:

- Брат Гебхард! Беда!

- Что? Что случилось? – фон Массов сделал над собой усилие, чтобы хоть внешне оставаться спокойным, а в сознании мелькнуло: «Вот оно! Беда приходит, когда ее перестаешь ждать».

- Ваши, орденские схватили вайделота!

- Как схватили? Когда? Кто из орденских?

- Погоди, сейчас… - перевел дыхание Тирско. – Вот только что… В деревне... Два рыцаря из далекого замка… кажется, он называется Бранденбург. Это дальше замка Кенигсберг… Ты должен знать…

Фон Массов постарался собраться с мыслями.

- А откуда известно, что из замка Бранденбург? Там сейчас должны находиться орденские власти. Почему из этого замка? – фон Массов начал рассуждать сам с собой вслух. – Это как-то связано с приездом нового епископа и папского легата? Скорее всего…

- Эти рыцари несколько раз произнесли слово «Бранденбург». А как забрали вайделота, я сам видел. Надо сказать, что рыцари вели себя не грубо. Его даже не связали… Один из них посадил вайделота на коня сзади себя, и они уехали в направлении заходящего солнца.

- Да… - все еще вслух рассуждал фон Массов. – Бранденбург далеко, им где-то нужно будет заночевать. А ночь – вот она. Солнце давно зашло. Ты ведь голоден? Давай я тебя покормлю пока. А там решим, что нам делать.

Он поставил перед Тирско миску с оставшейся после недавнего ужина, еще теплой пшеничной кашей, пару яиц, большую хлебную лепешку. Достал мед, которым недавно угощал братьев из Неттинена, кувшин воды.

- Ешь, брат Тирско, - сказал он уже спокойнее. – Подкрепи свое тело, а с ним окрепнет и твой дух. Сосредоточься. Правильное решение придет само, я это по себе знаю.

Тирско хмуро чистил яйца, заедал ими кашу. Он молчал, ожидая, что скажет фон Массов. А тот ждал, что ему подскажет чувство будущего, рождающееся при внутреннем созерцании Книги Судеб. Но этого чувства не было. Точнее, оно говорило, что в ближайшем будущем беды не будет. А вот в чуть отдаленном…

В этот момент дверь дома открылась и вошел вайделот. Лицо его было спокойно, но глаза лучились плохо спрятанной улыбкой.

- Вот и я. Вы говорили обо мне? Но точно не ждали так скоро.

Фон Массов и Тирско замерли, потрясенные, с открытыми ртами.

- Ты?... Но как же?...

- Да, это я… Вот видите? – вайделот крепко сжал предплечье фон Массова, потом безвольно лежащую на колене руку Тирско. – Самый настоящий, не призрак.

Он уже открыто улыбнулся чему-то.

- Я рад, что я с вами. Этот дом – самое безопасное место и для всех. Если успею, объясню, почему. Да мне и некуда идти. Брат Гебхард, у тебя найдется что-нибудь поесть? – он посмотрел на посуду, оставшуюся после ужина Тирско.

- Конечно! – засуетился фон Массов. – Сейчас… Только вот горячего у меня ничего нет.
Он достал откуда-то еще несколько яиц, новую лепешку хлеба, кувшин кислого молока, пододвинул поближе к вайделоту плошку с медом – все, что у него сейчас было. Вайделот принялся все это есть сосредоточенно, как было видно, получая настоящее удовольствие от еды.

- Как же тебе удалось уйти от них? – спросил фон Массов после того, как вайделот удовлетворенно вздохнул, насытившись его простым угощением. – Ты ведь был рядом с ними. Сидел на одной лошади...

- А они и сейчас думают, что я рядом с ними, сижу на лошади и держусь за одного из них.
 
В глазах вайделота опять мелькнула хитрая искорка.

- Ну пусть думают. Сейчас так лучше.