Сила музыкального образования

Когда мне говорят, что надо ехать в Москву жить, я, может, и согласен – ехать надо. Только жить я там не смогу. Первое, что мне не нравится, – плотные густые серые тучи, которые почти всегда висят над головой. И как следствие, малое количество солнечных дней.
Второе – сильная влажность. Никогда в армии одежда на мне не была полностью сухой.Помимо мерзкого климата, конечно, тяготил однообразный армейский рацион. Экстремальные условия армии выявляют в человеке скрытые животные инстинкты. Обостряются все органы чувств. Например, не хватает каких-то веществ, витаминов, минералов, белка. Тогда твой организм выдает конкретный образ: яблоко, свёкла, рыба, орехи, конфеты.
Приближалась зима, температура с каждым днем становилась все ниже. Сапоги на мне были в неплохом состоянии, не считая маленького дефекта: протерлись дыры на щиколотках, и в них постоянно была вода. Ноги начали мерзнуть, пару раз я их даже переставал чувствовать. Зато сразу до слез начинал их ощущать, когда они размораживались.
Наконец, Калабин договорился с моим замполитом, чтобы я на один день покинул общество землекопов и перешел в более духовные сферы музыки. Меня привели в клуб, дали духовой инструмент, ноты и шесть часов на освоение двух музыкальных произведений. Всё было очень просто: либо ты играешь и остаешься в оркестре, либо идешь копать, и никаких тебе перспектив.
С наскока освоить альт не получилось. Учитывая, что я никогда в жизни не держал трубу, а тем более, не играл на духовых инструментах. Сказав, что играю на всем, я покривил душой: так хотелось оторваться от «земли». Знал ли я, что полученные в музыкальной школе знания пригодятся: сольфеджио, умение читать ноты и играть с листа…
Первые два часа я потратил на чистоту извлечения звука. Следующие два – но освоение клавиатуры. Часа через три мне всё надоело: наверное, отвык оставаться один. Оркестр не мое, и придется возвращаться в траншею —так я думал, выходя покурить из теплого клуба.
На улице я увидел, что все покрыто первым снегом, и мороз начинал покусывать пальцы и лицо. Дальнейшая карьера землекопа показалась еще менее притягательной. «Нет, в траншею не вернусь!».
Когда прошло отведенное мне время, вернулся Калабин и другие члены оркестра устроили мне прослушивание. «Хорошо, – сказали они. – Теперь каждый день с 17 до 21.00 будешь приходить на репетицию, но поскольку оркестр нештатный, надо, чтобы до пяти ты где-то работал».
После такого предложения служба начала мне нравиться. И еще больше она мне понравилась после того, как меня приняли в столовую на должность рабочего.
В столовой в мои обязанности входило следить за посудомоечной машиной. Если она вдруг ни с того, ни с сего останавливалась, то старший наряда по кухне прибегал и просил ее запустить. Секрет запуска агрегата знали только двое: я и мой ночной сменщик, рядовой Побойко. Причем, эта тайна передавалась от старослужащего солдата сменяющему его молодому.
А волшебство состояло в следующем: когда прибежит с известием о поломке взволнованный боец, надо без суеты важно сказать: «Сейчас буду». А чуть позже, предварительно зажав в руке маленький предохранитель, подойти к сломанной машине, надменно оглядеть всех, затем, открыв специальную дверцу, незаметно вынуть перегоревший предохранитель и вставить новый. И уже покидая помещение, бросить через плечо: «Запускай». Ко всеобщему восторгу машина начинала работать.
Еще мы с напарником выдавали моющее средство для посуды, вот и все наши обязанности.
Несколько слов о Валере Побойко. В жизни у меня немало знакомых, с которыми приятно общаться, но, чтобы хотелось научиться чему-нибудь и по-хорошему завидовать – можно по пальцам пересчитать. Валера по-настоящему добрый, интеллигентный, образованный и начитанный человек. Он попал в армию, имея за плечами несколько курсов физфака. Но, кроме знаний в различных областях, у него всегда была тяга к творчеству, да еще и руки росли откуда надо: Валера прекрасно рисовал, делал всякие штуки из металла, резал по дереву. Из кухонной разделочной доски он вырезал мне на память саламандру.
Когда он спрашивал: «Петруша, не видел ли ты мою пилоточку 62 размера?», я с завистью думал: «Понятно, откуда способности. Наверное, у него в мозгу дополнительные полушария, в отличие от моей, средних габаритов головы».
Я до сих пор считаю его настоящим другом и очень рад поддерживать с ним связь.
Итак, моя армейская жизнь наладилась: поближе к кухне (куда уж ближе), подальше от начальства.