03. Устроился он на Правду
03. Устроился он на «Правду».
- О, как меня, бывшего таксиста, в отделе кадров газеты “Правда” подозрительно обо всем расспрашивали, как интересовались всей моей подноготной, - так начал свое очередное повествования сосед мой. - Ну, словно я уже провонял чем-то таким, что стал чуть ли что неприкасаемым. Нет, ну правильно, конечно, они это делают, что так, подумал я. Где-то у нас должно же быть все по-настоящему, все по правде, как бы. И пусть меня даже не примут здесь, я таким итогом буду доволен. Но характеристики у меня были все на высоте, и меня зачислили в штат.
Думал я, что дадут мне сразу «Волгу», однако не все так просто оказалось. Пришлось вначале потрудиться на грузовой. В первый же день послали меня на завод ликёроводочных изделий за денатуратом. Нужно было привезти две бочки денатурата и что-то там ещё. Не помню. Кажется, ветошь. Со мной поехал грузчик. Такой как бы полусонный и чем-то не довольный мужик лет тридцати. Ну, поехали мы. Спустя какое время затеял этот мужик со мной какой-то такой разговор, что я его всё никак не мог понять – о чём это он, что он имеет в виду, спрашивая всё это у меня? Ленивым каким-то таким голосом расспрашивал он меня о том, о сём. О работе в такси, о службе в армии. А не пью ли я, ну и, вообще, кто я, да, что. Я отвечал, а он, слыша мои ответы, как бы не слышал их и все при этом думал о чем-то своём. Интересно, подумал я, прощупывает он меня что ль? Ну да, шоферюга, мол, таксист, первый день работает, а доверили привезти две бочки денатурата. Похоже на то.
На складе ликёроводочного завода мы пробыли чуть ли ни полдня. Долго оформляли получение денатурата и ветоши. Потом долго ещё ждали пока все это добро нам выдадут. Мой грузчик все это время был мрачен и как-то очень уж неспокоен и чем-то озабочен. Был как бы несколько не в себе. Я диву на него давался. Видно было, что здесь его давно уже все знают, но почему-то разговаривают с ним в каком-то таком насмешливо-снисходительном тоне. Правда он, будучи погруженным в свои мысли, совершенно не обращал на это никакого внимания.
Как только получили мы груз и поехали, грузчик тут же вошел как бы в норму. Он вдруг стал шутить, пороть, как Юрий Никулин, чушь всякую, ну и все такое прочее. Я недоумевал, но кое-что до меня стало уже доходить. Мужик был явно с большого бодуна и его колбасило. И тут он вдруг спросил у меня.
- Слушай, отольём?
Я не стал прикидываться валенком и спросил у него.
- Ты думаешь?
- А то!
- Ну, я не знаю. А самое главное, что я тебя не знаю.
- Да брось!
Я помолчал, соображая.
- Ладно. Но только одну бутылку и все, - ответил я.
- Ну ты чего?! – страшно удивился он.
- Я сказал, а там как знаешь!
На том мы с ним и покорешились.
На склад издательства мы приехали, конечно же, с большим опозданием. О, как проверяли нас и эти бочки на наполненность! Но все обошлось.
Работая в гараже издательства газеты «Правда», узнал я вскоре о делах, которые оказались покруче не только этого дела с денатуратом, но и моих таксистских. Например, как некоторые водители вывозят со складов издательства неучтённые отходы бумаги и сплавляют их в пункты по обмену макулатуры на книги. А в пунктах этих им выдают талончики на приобретение дефицитных книг, которыми они потом барышничают на книжном толчке. Меня это заинтересовало, и я рассказал об этом дома жене.
- Во, что творят! – воскликнула она. – Ты там давай! Кстати, а Кафку там нельзя достать?
- Надо попробовать, - ответил я.
Цена у Кафки на толчке в «Проезде художественного театра» была заоблачная. Сорок рублей. Я пообещал жене совершить этот неблаговидный, но с просветительской точки зрения очень даже нужный поступок. А что? Хочешь не отстать от века – умей вертеться!
Ну а вскоре меня пересадили на «Волгу». Со сменой на каждый день. Правда, меня это не совсем устраивало, но я согласился. Да с такими номерами, что были теперь у моей “Волги”, можно было гонять на ней хоть по самой осевой. И хоть бы что! Очень хорошо!
И вот стала вскоре моя работа за рулём правдинской “Волги” напоминать мне чем-то мою прежнюю работу в такси. Ну и что, что пассажирами у меня были теперь всякие там журналисты. Частенько ведь во время своей работы использовали они машину и не для редакционных заданий, а для своих личных целей. Где чего достать, например.
Ну и что ж, что в своих статьях писали они о высоком уровне жизни советских людей, ведь в жизни-то, а не при написании статей, было не до лицедейства. За такое понимание проблем, и чтобы я был с ними одних как бы убеждений и не стучал на них в диспетчерской, а помалкивал, они и мне «отстёгивали». А что? Грамотно мужики действовали. И мне было хорошо, и им так надёжнее. Более того, чтоб машина не простаивала, что не любили в диспетчерской, они даже отпускали меня “попастись” в городе, поработать на себя, пока это они там, в кабаке или на квартире у кого своё обделывают.
И вот что здесь интересно с этими, так не желательными для гаражной администрации, «простаиваниями». Раньше существовали нормы пробега транспортных средств, при превышении которых средства эти списывались для дальнейшего их использования в областных центрах, а на их место приходили в «Правдинский» гараж новенькие «Волги». Так что тот километраж, который я «накручивал» на государственной машине, гоняясь за рублями и трояками для себя, тайно, похоже, устраивало и начальство.
И вот смешно мне было иной раз слышать, как какая-нибудь важная правдинская шишка, едучи в распределитель на «Грановского», вдруг, ни с того ни с сего заинтересуется, проезжая мимо какого-то там «Гастронома», а что это там за очередь? Что это? Почему?
- А это перед открытием, - бодро отвечал я ему.
- А что нельзя разве дома подождать? - не теряя своей важности и значительности, с недоумением в голосе переспросит эта шишка.
- Так у нас ведь известно, что ранняя пташка клювик утирает, а поздняя – глазки протирает, - ответишь, и шишка важно замолчит. Толи поняв это как о птичке, толи как о нашей жизни.
И все у меня было бы тогда хорошо, если б ни настоял я на том, чтобы дали мне смену через день. Когда начальник колонны согласился, то он тут же потребовал у меня… Вернее, дал мне понять, что я его за это должен буду отблагодарить как-то. Я согласился, а, считая, что мыслительные способности у него, несмотря на высшее образование, находятся все же где-то на уровне неполного среднего, решил подарить ему "Литературный памятник" "Совращённый поселянин". Конечно, пожалел я денег, но жалко было и дефицитный "Лит. памятник". Странно, но почему-то мне захотелось разбудить у своего начальника совесть, помочь осознать свои поступки, но где, уж, там! Книгу он, конечно же, не моргнув глазом, взял и тут же запер её к себе в сейф, а мне сказал, что этим я от него не отделаюсь.
А ведь вчера ещё только он сам был здесь шофёром и вместе со всеми шофёрами возмущался поборами всех этих малограмотных и не ведающих что творящих начальников. Всех этих списанных из армии политработников, пристроившихся здесь доживать свой век. Забавно. Но, став начальником, теперь он и сам - молодой и с высшим образованием, - стал вдруг таким же, как и те, что были здесь до него. Правда, при некотором отличии от прежних, малограмотных начальников. И начиная от качества джинсов на нем, рубашек, коньяка и тех цифр, которыми он стал оперировать.
Нет, с одной стороны, понятно как бы – хочешь жить – умей вертеться, но я-то здесь при чем? И решил я, что больше я ему ничего не дам и посмотрю, что из этого получится. Он подождал, подождал, да и - как бы в знак благодарности же, - взял, да и заменил мне сменщика на такого, от сотрудничества с которым мне вскоре небо показалось в овчинку. Правда, жена у того сменщика была директором «Гастронома».
И куда я только не стучался потом насчёт этого сменщика! Соглашаясь со мной в том, что это не шофёр, конечно же, все при этом, однако ж, посмеивались только, потому что все от него пользовались, то есть имели от того, что жена у него была директором «Гастронома». Даже я. А что? Он будет уродовать машину, а я должен за него все это потом исправлять за спасибо? Ну, уж нет! Мы на работу ходим ни как к тёще на блины, а чтоб здесь денюшку зарабатывать!
Так я и работал с ним, пока он, попадая, в общем-то, каждый месяц в аварию, не запоролся в такую историю, что и себя насмерть уходил, и пассажиров, и машину на списание. Переживали все после этого, конечно же, страшно. Но меня настораживало то, что все переживали больше из-за того, что «Гастроном», который был какое-то время для них все одно, что распределитель для чинов на Грановского, теперь, вдруг, стал опять не для них. Для меня это показалось не хорошим предзнаменованием, не добрым знаком как бы, и я стал подумывать о том, чтобы уйти из гаража. Опять ведь подсунут такого какого-нибудь такого сменщика. А мне это нужно?
Были, правда, у нас там и честные начальники. Вот вам один из таких. Был он хоть и честен, как коммунист двадцатых годов, но дуб дубом, и, получая свою зарплату, никогда не считал её «зряплатой», несмотря на то, что, как начальник автоколонны, он из себя ничего не представлял.
Выдал он как-то нам «нерадивым по отношению к технике, доверенной нам, государством», что сектор руля необходимо набивать солидолом до появления его из-под кнопки сигнала на руле, а не кое-как. Хохот после, высказанного им на собрании колонны требования, был гомерическим. И долго ещё потом - месяца два, помнится, - все вспоминали об этом и хохотали. И, казалось бы, все это для него, как нач. гаража, должно было бы быть уничтожающим и даже смертельным, а для наших умов чем-то проясняющим и сводящим на нет все наше восприятие таких, как он, как руководителя нашего.
Глядючи на всю эту быдлячью вакханалию, я воспламенился уж было праведным гневом, но потом поостыл. «Хорош. Уймись! Не заводись! - уговаривал я себя. - Тебе все это надо? Оставь всех этих уродов в покое! Пропусти дураков вперёд, а лоб они себе сами расшибут! Просто, брось эту работу, уйди отсюда, и всё»!
Однако перед тем как уйти с «Правды», вспомнил я вдруг случай с одним журналистом. Работал тогда в газете «Правда» такой киновед, кинокритик и сценарист, телеведущий, доктор искусствоведения ну и т. д. Будучи сотрудником газеты, вёл он какое-то время на телевидении кинопанораму и как телеведущий имел возможность бывать в забугорье.
Так вот, во время одной из поездок по зарубежным странам подарили ему какую-то там картину, а он её почему-то не задекларировал, и на таможне его тормознули. Дошло это до руководства «Правды» и ему там сразу сказали, – чтобы замять скандал вы должны будете уйти из газеты. Нет, сказал он, если можно, то лучше уж я уйду из телевидения, а останусь в газете. Понятное дело - на любых ваших условиях. Вспомнил я этот случай и задумался. Может все же подождать? Куда уходить-то? Везде одно и то же. Здесь, по крайней мере, буфет хороший, путёвки всякие, ну, да и вообще - основное средство массовой информации КПСС, фактически - главная газета страны и потому здесь всегда будет полный кайф, а что до остального, то – не нашего это ума дело.
Да вот вам. Работал у нас там тогда один директор автобазы. Вернее, - так как он был уже на пенсии, - то ходил все ещё на работу и получал за то «зряплату» Так вот даже его личная машина чувствовала себя в гараже этом, как дома. И все-то там для неё было! И все только самое лучшее. И в первую очередь. Так что, задумаешься. Уходить или погодить? Да и в партию здесь вступить, может быть, есть смысл.
Но были, правда, люди и с иным складом ума. Влюбился один из журналистов газеты «Правда» в замужнюю женщину из газеты «Московская правда». Дошло дело до руководства и мужику тут же предложили на выбор - закончить роман с замужней женщиной или уйти из газеты. Чистота рядов — это свято! Хотя вот то, что некоторые начальники спокойно трахали у себя в кабинетах на столах секретарш, молодых студенток, проходивших практику в газете, в голове у него это как-то не укладывалось. Но мужик этот своё начальство понимал, в общем-то, и ушёл из газеты. Молча, и без скандала.
К тому времени жена моя и сестра её, после прочтения тома Кафки, стали вдруг просвещённо-подкованными.
- Вот что творят! – теперь уже дружно восклицали они обе. – А то они нам тут всё всяких «Кубанских казаков» показывают! Мы рождены, чтоб
Кафку сделать былью! – духарились они как дети в бассейне для малышей и брызги от их острот разлетались во все стороны.
Мне история с влюблённым журналистом почему-то понравилась. И я - романтик, мать бы твою так-то! - хотел уж было последовать этому примеру, но моя жена воспротивилась и попросила пока не торопиться с этим. Но тут возьми, да и случись у нас в гараже история. Устроили показательный суд над водителем, подкалымившим трояк за рулём. Дело было так. Отвёз он кого-то там из редакции, куда тому и нужно было, и возвращался в гараж. И вдруг видит, голосует у обочины женщина какая-то. Ну, он, естественно же, подруливает к ней.
- Вам куда?
- На ул. «Правды», - говорит она ему.
– Садитесь, - говорит. И они поехали.
Через какое-то время едут они уже по ул. «Правда» и парень говорит ей.
- Вам здесь куда?
- К редакционному подъезду.
«Та-ак! - насторожился парень. – Но в то же самое время, может, это читательница какая-нибудь, в отдел писем?”.
А вот и подъезд. Женщина протягивает ему трояк, говорит спасибо и выходит из машины. И только парень загнал машину на стоянку, как его тут же по селекторной связи пригласили в диспетчерскую. Он сразу же понял, что дело пахнет керосином, но что сделано, то сделано. Да и не требовал он с неё денег!
- Вот, сука! – слушая рассказ соседа, я не удержался и выругался. - Что ей этот трояк! Напишет потом ещё одну статью о благосостоянии советских граждан и вернёт его с лихвой! Сосед, как бы не слыша меня, продолжал тем временем свой рассказ.
- Через день устроили показательный суд. Администрация предлагала уволить парня по статье за недоверие. Все собрание, слушая гневные речи директора, сидело с кислыми физиономия и безмолвствовало.
- Давайте, давайте поактивнее, товарищи! – призывал директор. – Коммунисты, комсомольцы, передовой отряд общества, что-то мы вас не слышим!
И тут меня словно кто за волосы вытащил из болота под названием «народ безмолвствовал» и поставил перед собранием во весь рост. И я заговорил. Мягко, правда, как свой среди своих, но и все же.
- Иван Петрович, - сказал я, обращаясь к директору. – Зачем увольнять парня по такой статье. Он этот трояк с неё что, требовал? Она сама дала. Ведь видно же, что это провокация. Он поверил ей, а она… За что ж его теперь за недоверие-то?
- И что вы предлагаете?
- А что тут предлагать? Вы сами когда-то здесь шофёром работали и всю эту кухню знаете от и до. Так что, - замялся я.
- То есть? Что значит, сам я когда-то здесь работал? - спросил у меня директор.
- А то и есть, что все мы тут, - все ещё мялся я как спелёнатый.
Странное дело, знаю ведь, что… Но вот словно кто за уши всегда меня поднимает со стула в таких ситуациях и заставляет говорить, делиться своими умными соображениями. Ну, прям, бес справедливости какой-то сидит во мне и всегда как бы ждёт своего часа! Так, но отступать, похоже, уже было некуда, и я вдруг проговорил, как выдохнул.
- Да у вас у самого здесь в гараже своя машина как у себя дома себя чувствует. Да и на работе вы здесь все одно, что как английская королева, только за зарплатой наведываетесь. Так что если судить этого парня по совести, а не по указаниям сверху, то дать ему следует выговор только и все. Да и то за то, чтоб следующий раз соображал, что к чему и с кого, где брать, а кому все это лучше преподнести как чисто товарищескую услугу.
Все сидели… Ну, вот словно рты у них у всех были забиты этими трояками. И вместе с директором. Я, помнится, подумал ещё, ну все как бараны на заклании. Однако, когда предложили голосовать, то все проголосовали за выговор с занесением в личное дело, а не за увольнение. С парнем этим мы потом стали такими друзьями!.. Да он стал просто боготворить меня из-за этого спасения его. Да и все остальные-то… Так вдруг все зауважали меня!
А директор после этого долго ещё, при каждой встречи, раскланивался со мной, как с каким-нибудь принцем Нородом Сиануком. И все жалостливо как-то так улыбался мне. Похоже, он думал, что у меня кто-то здесь есть в редакции, и потому себя вёл так. Не знаю, но, подумав, решил я все же пока не уходить с этой «Правды». Но тут возьми да умри вдруг наш дорогой и любимый Леонид Ильич Брежнев. А жаль. Все мы тогда уже так приладились к тем порядкам, и все это уже так всех устраивало, что…
Многие из нас тогда переживали из-за смерти Вождя нашего. Да и сейчас ещё ни без чувства утраты того уютного и спокойного проживания. Как в той статье, что мы с тобой в интернете прочли. «С колбасой без сои, молока не из порошка и паритета силы на международной арене». Были, правда, такие умники, которым жить во всем этом было, видите ли, тошно. Диссиденты всякие. Их тогда не всех ещё пересажали. Ну, вот, они-то все обрадовались, конечно же. Все они встрепенулись и стали ждать больших перемен к лучшему.
Ну а я… Ну, а что я? Я тоже встрепенулся, потому что, как следствия того, что в Кремле сменилось руководство, начались вскоре и на «Правде» перемены. Сразу же загремел «под фанфары» начальник жилсоцотдела Шереметьев. Это ж распределение квартир, дач, ну и всего прочего, чего у нас с вами никогда не было, да и не будет! Ну, прям до того всем было не ясно, что такое этот Шереметьев, что пришлось, ради прояснения ситуации в стране генсеком сделать кагэбэшника, Андропова.
И решил я тогда уйти с «Правды». Найти себе работу, на которой у меня было бы поменьше контактов со всеми этими ведущими нас по жизни в сторону светлого будущего. Устроился я истопником. Зимой кочегарил, а летом шофёром с геологами от ВИМСа*.
- Но об этом я тебе в следующий раз. Годится? – спросил сосед.
- Ладно. Договорились, - согласился я.
============
*ВИМС – Всесоюзный институт минерального сырья.
Продолжение следует... http://proza.ru/2022/10/01/674
Свидетельство о публикации №222093000440