Вспоминалка шестая - Особенности приемки топлива

На вечернем чае в кают-компанию заглянул дед и «обрадовал» меня – после «нолей» подойдет танкер, будем бункероваться топливом, готовься. И добавил, как бы невзначай, что мы, типа, у буржуев бункер берем, поэтому никаких проволочек и задержек быть не должно дабы избежать штрафов. Танкер подошел, чалки кинул - через десять минут  мы обязаны начать приемку топлива. Иначе  уже сейчас начинай искать жопное мыло, товарищ третий механик.

Про мыло дед добавил с воодушевлением, т.к. отношения у него со мной  были не очень и, как я понял, лишний раз напомнить о скользком предмете, понятно для чего, «деду» доставляло удовольствие.

В кают-компании мы сидели втроем, сменившиеся с вахты после двадцати   – я, четвертый помощник и радист. Больше никого, все уже отпили, отъели свои вечерние пирожки и разошлись, кто на вахту, кто-куда по своим  делам.

И вот тут-то заходит дед и начинает грузить… про бункер. Я – то не в претензии, аппетит не испортит, но настроение уронит. Топливо по любому брать надо. Из тех пяти суток, что стояли на рейде Кувейта в ожидании когда нам подгонят «груз» прилетела бы «удача» рано или поздно и по любому именно мне. Топливо на третьем механике, поэтому мне и принимать. Как говорится, кто на что учился.

Но всегда расстраивают нюансы. Во – первых, как сказано…. Во – вторых, угрозы – штрафы за задержку (хрен его знает, есть ли они вообще, а вдруг…) и многозначительное предупреждение, что мол завтра начнется приемка  «груза» на борт и бункер любой ценой должен быть принят именно перед погрузкой, т.е. сегодня ночью. Сорвешь прием топлива, читай погрузку – пеняй на себя. Тысяча тонн. Посмотри там сначала паспорт, процент содержания серы не должен превышать трех процентов.

Он смеется, что ли? А если процент  больше, мне что, отказаться и потребовать другого привезти?

Немного хочу ввести в курс читателя. «Анадырь» - судно – док. Его погрузка осуществляется путем погружения судна и заведением в нутро дока чего-то там водоплавающего, в нашем случае земснаряда водоизмещением в шесть тысяч тонн, который мы должны были доставить в один из портов Южной Кореи на ремонт…. Или на распил… Ай, да какая разница!

Итак, сценарий. «Анадырь» погружается на двенадцать метров, земснаряд заводят в док, потом мы всплываем, земснаряд по мере всплытия центруют и становят на стапель-блоки, крепят по-походному,  мы снимаемся и весело двигаем противолодочным зигзагом вон из Персидского залива.

Чтобы избежать «плеча» во время погружения, а также бортовых и килевых напряжений,  все донные танки судна (в основном топливные),   перед наполнением забортной водой балластных танков дока (в основном бортовых), должны быть заполнены. Погружение надводного корабля на двенадцать метров серьезное мероприятие. Оно должно быть полностью контролируемым и ожидаемым и возникновение переворачивающего момента с ростом метацентра по мере заполнения верхних балластных танков при пустых донных топливных резко противопоказано. Поэтому весь «низ» должен быть загружен.

Вот и берем топливо перед погрузкой. Хотя, положа руку на потные… в общем положа руку на что-то где-то «там», через три с половиной недели при разгрузке в Южной Корее никто и не вспомнил, что у нас топливные танки изрядно опустели после перехода и плещется там какие-то несчастные несколько сотен тонн. Просто Войшвилло, битый жизнью капитан, хотел получить бункер топлива заранее, которого бы хватило сразу до Владивостока  и наплел Майклу про обязательность заполнения всех полостей второго дна. Положим, не всех, а тысяча - это ровно половина, но как раз ту половину, которая гарантирует возвращение домой. И не хотел ничего слушать о бункере в Коломбо или где еще. Только тут и сейчас, а не где-то и потом. Снимаю шляпу!

Кстати, Войшвилло в Южной Корее выбил деньги за рейс для экипажа заранее наличкой, а не по приходу во Владивосток, отказавшись разгружаться, пока не прибудет курьер из банка с чемоданом бабла. На дворе девяносто второй год, кидалова только начинают иметь место быть, пока еще верят и словам и договорам, но наш капитан проявляет мудрую дальновидность. Повторно снимаю шляпу!!!

Итак. Мне надлежало приготовить все для приема топлива. Хлопотно, но знакомо. А если знакомо, то никаких посторонних нюансов не планируется, если заранее все продумать. Вплоть до ветоши и пустой тары под протечки. Расставить людей, дать четкие инструкции, подготовить танки под прием топлива, заранее продумать куда плеснуть, откуда качнуть, чтобы было «попустее» и тому подобное.

Была одна заморочка, которая сверлила мозг. Это топливный фланец. На «Анадыре» топливный фланец был «буржуйский», то бишь, «не наш». Под шланг на 250 миллиметров, но отверстия на фланце были «не такие». Вернее, «не там, где надо». У «наших» фланцев они в другом месте расположены.  Короче, к этому фланцу не подходил ни один фланец наших танкеров, имеющий отверстия на фланце никак не совпадающие с отверстиями фланца на «Анадыре». Поэтому любой прием топлива начинался с танцев с бубном вокруг этого самого фланца.

Знающий мореход может уличить меня во введение в заблуждение читателя… На танкере должен быть любой фланец под отдачу. Так вот, при первом приеме топлива еще в Сингапуре мы знали заранее, что на доноре нашего фланца не было, т.к. танкер принадлежал военной конторе. И причем, не только на нем одном.  Причина? Я хз, но подозреваю, что все танкеры конторы были заточены под выдачу топлива на наши боевые корабли. А там другая геометрия.

Фланец с танкера где струбцинами, где через отверстия те что совпадали с нашими, где клинья вбивали  косо-криво, но все же  соединялся с фланцем «Анадыря». Разумеется, прокладка присутствовала. Сооружение местного колхоза выглядело не очень браво, ненадежно и прямо скажем – страшно. Страшно от того, что сорви это сельхоз сооружение давлением, топливо из шланга диаметром 250 миллиметров зальет все к чертовой матери  до самых машинных плит и на много миль вокруг снаружи пока докричишься, чтобы тормознули. 

На «Анадыре» были две станции приема топлива. Левый борт и правый борт, обе в районе миделя. В борту открывался лацпорт на высоте метров около семи-восьми над ватерлинией, через который танкер подавал бункеровочный шланг. В станции располагался приемный гусак с тем самым хитрым фланцем, фильтр и клапан на 250 – крути пока сердце не заболит. Нет, чтобы быстрозапорный поставить, типа заслонки. После фильтра трубопровод уходил в низы сквозь палубу к топливным танкам. В принципе очень удобно. С танкера шланг принимать не очень высоко, почти рядышком. В станцию можно попасть из доковой галереи. Чистенько, уютненько, есть стенд для инструментов, правда, пустой. Достаточно просторно, чтобы развернуться и не пихаться жопами на пришланговке. Есть даже два манометра, «до» и «после» фильтра. И что самое главное. Манометры исправные!

Блин, фланец! Я почему истерю…. Во Владивостоке я пришел на уже частично забункерованный пароход, т.е. топливо не принимал. По условиям контракта первая бункеровка в пути - на рейде Сингапура с нашего же танкера «Борис Бутома». То что фланец ожидаемо не совпал – это цветочки. Минут  сорок покопались, но соорудили колхоз из струбцин, болтов и клиньев, который даже не потек с первой попытки.

Ягодки полезли тогда, когда началась приемка топлива. Прошло три десятка лет, а еще помнятся мелочи, что говорит о  серьезности переживаний и чего греха таить, о юморе происходящего.

Рейд Сингапура. Танкер нашей бригады «Борис Бутома». Подходим. Швартуемся.  Шлангуемся.

Бутома подает шланги… Блин! Вы на ассенизаторной машине видели шланги? Обычно в походном состоянии они лежат рядом с бочкой. Гофрированные, армированные проволокой чтобы вакуумом их не сплющило, нифига не гибкие. Так вот, с Бутомы нам такой шланг тулят. Только диаметром на 250.  Они отрезками метра по три, может пять. Их собирают на палубе у себя и подают нам. «Колбаса» получается совсем не гибкая, жесткая, неповоротливая и судя по количеству соединений весьма опасная с точки зрения протечек. Мы нашим краном конец колбасы поднимаем и при помощи растяжек заводим в станцию приема топлива к приемному гусаку.

Крепим за специальный рым провис шланга, чтобы не напрягать весом и не отломить гусак с фильтром, и начинаем натуливать  фланец с Бутомы на фланец  «Анадыря». Дело абсолютно бесперспективное, однако, есть такое понятие, переходящее в действие,  как «колхоз», посему у нас запас струбцин, клиньев, могучих гаечных ключей, кувалда и поддержка чей-то матери, и мы, двое колхозников – я и старший моторист моей вахты  Андрей Малахов, начинаем «колхозить». Блин, сейчас задумался о русском языке. «Колхоз» – это не существительное. «Колхоз» - это глагол!

Помучались с полчаса с хвостиком, но сооружение готово. Все, можно принимать топливо. Давайте! Они начинают давать. Дают. Вроде нормально Манометры до фильтра и после  ожили….Пошло гавно по трубам. Это присказка такая была на флоте, когда начиналась какая-либо процедура, и не обязательно перекачка.

Сто-о-о-о-оп! Потекло! Не у нас, а у «них». Соединение первой секции дубовых рукавов дало течь. Не сильно, капает себе по-чуть-чуть, однако, это первое соединение  в аккурат между нашими бортами висит и соляр прямо в воду капает их, буржуйского моря, прямо на виду солнцеподобного города Сингапур, а это, прямо скажем, экологическое преступление, грозящее всякими разностями. Поэтому стоп, товарищи. Шланг надо снять, соединение разобрать, прокладку поменять и собрать все заново.

Как вы думаете, что сказали мы в ответ танкеристам, когда нас огорошили тем, что наш «колхоз» с таким трудом собранный  через «кровь, пот и слезы» спустя десять минут пришлось разбирать и спускать шланг с фланцем на «Бутому» в эти «кривожопые» руки? Мы сказали – ну ладно, ребята, не вышло у вас, с кем не бывает, мы сейчас быстренько все разболтим и вам спустим. Так и сказали, но на морском сленге.

Ждем, наблюдаем сверху на то, как донкеры с «Бутомы» меняют прокладки, наливаемся злобой, даем ценные советы как правильнее  сделать и плюем сверху на «между бортами». А они там у себя внизу на палубе  суетятся со шлангом.

Все. Сделали. Где наш крановщик. Надо шланг поднять и попасть  в лац-порт. Эй, крановщик. Мостик, вызовите крановщика шлангу поднять. Вы окуели, ужин же. А что, уже ужин? Между тем  на палубе «Бутомы» уже  никого. У них тоже ужин.  Пойдем, Андрей, на ужин.

Приходим обратно. На «Бутоме» нервничают уже – вы топливо брать будете или кого… Где вы ходите, не докричишься до вас? Поберляли уже, ждут нас, обалденно занятые люди.  Будем брать, конечно, нам еще до Персидского топать, не на веслах же идти. Только крановщика найдем и начинаем. Нашелся. Он в коечку оказывается рухнул и на работу обратно никак не рвался – время после семнадцати, рабочий день закончился, можно по полному праву сесть на спину. Однако, прервали его отдых…

Затягиваем кишку к себе на борт, опять начинаем творчески мыслить и творить руками, то бишь, колхозить. Второй «колхоз» получился быстро, минут за двадцать (сказывался опыт), только потек, потому что опыт был скоротечный. Пришлось опять все тормозить и переделывать. Прокладку слегка перекосило, поэтому и потекло. Сложно оперируя таким инструментом, как струбцины весом от пяти килограмм в четыре  руки и фланец  совмещать, и держать тяжелую кишку ровно, и  уложить прокладку правильно, и не отдавить себе пальцы. А на «улице» тропики, дневная жара постепенно переходит в вечернюю духоту. Пот в три ручья.

Уф! Начали! Дают топливо. И нигде не течет. Хорошо. Впереди девятьсот тонн как девятьсот миль. Или лет…

Топливо идет слабо. Орем, наддайте. Снизу отвечают, что они давят хорошо, почему у нас плохо - не понятно. Потом вдруг пошло и к нам… Хорошее такое давление…

Хоп! Непонятка выползает. Манометр «до» вдруг стал показывать утренний бодряк, а «после» - «опал». Что-то так внезапно сопротивление в фильтре стало критичным. То есть, топливо к нам поступает, но после фильтра далее идти не шибко хочет, о чем манометр «после» прямо докладывает, показывая «семь часов». Очень большой перепад. Ответ один – фильтр забит.

Екарный бабай! Сто-о-о-о-о-п, орем! Фильтр забился, будем чистить.

Фильтр не маленький. Диаметром миллиметров под четыреста (ну, если патрубки на двести пятьдесят, надо понимать какого диаметра  фильтр положено быть), гаек на 24 на верхней крышке десятка полтора. По высоте - ну,… по памяти с метр.  Остановили. Открываем фильтр. Внутренний стакан-сетка наглухо  забит каким-то мусором, щепками, тряпками, опилками (откуда там опилки), а в довершение ко всему – рукав от телогрейки.

Послал Андрея найти пару обрезов под мусор, хотя очень хотелось шлепнуть все обратно на палубу «Бутомы», чтобы посмотрели на свое «топливо».

Тут приходит наш капитан Войшвилло Эдуард Сигизмундович с вопросом как идет процесс приема топлива. Уже часа два прошло, треть – то уже точно должны бы принять, хотя на деле тонн с десяток всего будет.  А я стою перед забитым фильтром и жду Андрея с обрезами, не на палубу же все это гавно вываливать.

Кэп сильно возбудился. Вот, суки. Они свои шланги нашим топливом моют! Опытный, выкупил мигом!  Побежал с «Колесом» ругаться, по пути обещая ему глаз на репродуктор напялить. «Колесо» - это кэп «Бутомы» Колесников. Имени – отчества не знаю, не помню. Редкостный гандон, по отзывам. Такой по зубам только нашему Войшвилло.

И действительно. Шланги по секциям в разобранном виде хранились стопой на палубе «Бутомы». Донкеры брали именно их. Представляете. Стоит штабель шлангов. Вернее, лежит. Заглушек нет, утеряны лет надцать назад. Матросы, подметая палубу, собранный мусор с глаз долой пихают в шланг, а не за борт, блюдя экологию. Сколько там собралось этой палубной бяки за многие годы! Зато море чище! Шлангами по ходу давно не пользовались. Надо промыть! Я еще удивлялся, чего они так часто секции меняют, останавливая подачу. Мол, соединение подтекает, надо шланг поменять. Ну и пихали по очереди, промывали.

И, видимо, когда-то давно после перекачки остатки стекали и гадили палубу, так матросы воткнули рукав от телогрейки, чтобы на палубу не текло. Это совершенно точно, потому что мы в дальнейшем еще второй рукав обнаружили и одну кроликовую шапку. Саму безрукавку не обнаружили. Разодрали видно когда-то и на затычки в шланги распихали. Теперь мы это все из фильтра достаем. Да без телогрейки и ее производной всякой срани достаточно было.

Ладно. Они качают, мы принимаем. Изредка останавливаемся, чтобы фильтр почистить. Правда, остановки все реже и реже. Все промыто, вся грязь и мусор у нас на борту в станции приема топлива в обрезах стоит.

 Стемнело. Весь процесс в свете фонарей. Между тем и вахта моя идет. А я между станцией и ЦПУ мотаюсь. Андрея поставил рядом с фильтром безвылазно. В машине первоклассник на вахте стоит. А в ЦПУ электромеханик. Тылы прикрыты.

Появляется дед. В руках стеклянная банка из-под огурцов, объемом чуть более поллитра.

Ехидно интересуется - ты пробы берешь? Опомнился, банку приволок. Он или проверял меня или думал, что третий у него баклан. У нас уже была своя, правда не такая чистая, но водичку в топливе можно увидеть. Что интересно, Войшвилло к нам регулярно наведывается и про воду знает, даже опять рванул к «Колесу» настучать репродуктором по лбу из-за водицы. Вообще у Войшвилло любимая фраза была – «ты меня хоть х… по лбу бей, но я не понимаю». Не видел  процесс стучания детородом о чьи-то лбы, но водица почти исчезла, видимо на «Бутоме» стали «чительнее»… А может уже всю к нам перекачали.

Дед ехидничает – ну чего ты стоишь, в носу ковыряшеься (врет, ей богу врет), почему топливо с водой принимаешь? Блять! Я уже глотку сорвал, подперев донкеров с «Бутомы» словестными конструкциями. Уже и капитан наш пару раз глаз им натянул на что следует, а дед только сейчас очнулся. Спал, видимо. Или огурцами давился, чтобы банку освободить. Ну стопудово, капитан ему про воду сказал – надоумил к нам смотаться, сам бы не допер…

Я злой как собака без берла и цепи. В аккурат фильтр пора чистить. Останавливаемся. Открываем. Как раз кроличью шапку «Бутома» нам подарила. Дед заглянул – ни хера себе! А что топливо такое темное? Ты моторку берешь, что ли? Блят! Заебали! Беру то, что дают, иди на запад.

Почистили. Обрезов в отсеке уже штук шесть стоит плюс ведра по двадцать литров из-под заморской краски. Боцман их очень ценил – цилиндр с ручкой, очень удобно в отличие от ведра ставить где-то без опасности опрокидывания. И откуда только это их Андрей тягает? Завтра будет кипешь боцманский, не иначе. И еще вопрос – куда это все потом вываливать? Инсенератор у четвертого вроде не работает.

Дед нацедил себе в банку соляры и побежал к себе анализировать и советоваться с вторым механиком. Тот, кстати, тоже был. Он-то сильно был озабочен качеством топлива. Хорошо хоть парень нормальный, не стал иронии свои на меня примерять. Сказал просто – ебааааать, и все. Ну сепараторы же есть.

Берем дальше. Вахта моя и Андрея уже закончилась. А впереди еще тонн семьсот. И дают вроде хорошо, однако эти остановки для чистки фильтра много времени занимают, в среднем минут по тридцать. Торчим в станции приема топлива.

Прибежал четвертый механик. «Чо да как, идет гавнецо, скоко еще, ладно, я побёг на вахту». Обратно свалил.

Опять нарисовался дед. А ты замеры на танкере делал? Как мне хочется послать его в «эротик тревел» с нежданчиком в конце пути, однако, пока держусь. Я тут фланец мастырил, который ты не удосужился за год под наши переделать. Я на пароходе человек новый, проблемы с фланцем не знал, а ты должен бы проконтролировать. Этими пришланговками, соединениями, нервотрепкой я совсем забыл, что по хорошему надо бы сгонять перед приемкой топлива на «Бутому» и вместе с донкерами сделать замеры топлива у них на борту перед передачей. Косяк мой (хотя тоже вопрос спорный), но действительно – как перебраться с борта на борт. Стоят два колосса, расстояние между бортами в бочку-кранец, причем самый  здоровый, метра полтора диаметром. Перепад высот с два этажа, если не три. Лазить по шторм-трапу еще не хватало. Да и не вооружил его боцман.

Нагло отвечаю, что я не донкер и не грузовой помощник, я топливо принимаю, а вопрос о его количестве на борту донора явно не по окладу. Дед убежал.

Степенно прибыл помполит. Как бы мимо проходил, вот и заглянул на огонек поинтересоваться как дела.  Какие проблемы, надо ли чем помочь? Помочь, естественно, только словестно, поддержать, так сказать, товарищей словом. Дела у жуликов и прокуроров, а не у ****аболов-задушевников. У нас же просто коммерция. Если хочешь помочь – падай в робу и вперед! Наивный. Ушел, вроде обиженный.  Спросил бы, жрали мы сегодня хоть что-то…

Но все проходит. Прошло и «это». Где-то после нулей закончили прием, затратив в общей сложности часов около девяти. Пятьдесят тонн «Бутома» подарила себе. Войшвилло даже ругаться не стал заново – коронная фишка «Колеса», ничего не докажешь.

Разошлись. Впереди Индийский океан, конечная цель – Кувейт.

И вот сейчас, в Кувейте, получив от деда ЦУ [ценные указания] о процессе приема топлива (возьмешь у старпома печать заранее, хлопнешь у них и распишешься) и ЕБЦУ [еще более ценные указания] касаемо мыла, я вспомнил «хохотушки» с приемом топлива под Сингапуром. Скверно. Если сейчас начнется такая чехарда, топливо мы до девяти утра едва успеем принять, если вообще сможем принять учитывая языковый порог, разные ментальные настроения и прочие неожиданности.

Хохотушки начались, однако хохотушки приятные. Минут через десять после нолей позвонил вахтенный помошник и сказал, что к нам тулится танкер. Ничего себе! По нашим понятиям «после нолей» – это в два, может в три или четыре, но никак не спустя всего десять минут.

Поставили к левому борту. С «Бутомы»  брали с правого. Мы спустили трап.

Мы спустили трап! Это ж надо!

Сверху танкерок кажется жалкой ложкомойкой. Загружен по самые помидоры. Якоря почти в воды касаются. Неужели там тысяча тонн?

Спускаюсь. Сейчас буду требовать показать мне замеры на танкере. Однако, ведут в каюту к «кому-то-там», небольшая беседа, суют документы, однако, пока сигнатуры не требуют. Я офигеваю еще и от того, что мне презентуют банку холодной кока-колы. Потом меня ведут  мерительным трубкам. Проворный морячок в робе-комбинезоне вытягивает линейку, показывает мне. Полная. И так по четырем танкам. В каждом по 250 тонн. Ребята доброжелательные, улыбчивые, невысокие, филлипинцы. Не замечаю в их лицах непомерной усталости и следов нещадной эксплуатации буржуями. Как бы все наоборот.

Тот, что презентовал колу, вежливо спросил, какой у нас топливоприемный фланец. Я хз, лапоть темный. Плечами пожимаю. Тогда он также вежливо  просит, а нельзя ли взглянуть?

Фига себе! В нас еще живет рабская идеология, что люди с «того» мира враги. А тут вот так запросто к нам на борт. И я должен его пропустить! Без таможенного поста, пограничников, без разрешения начальства, пересечь границу (хотя я сам десять минут назад запросто нарушил свою границу), провести нарушителя, на свой страх и риск! А вдруг он!...

Морячок с «филлипинца» глянул на наш фланец, утвердительно кивнул вероятно согласившись со своими предположениями, что-то крикнул вниз через дверь лацпорта и попросился обратно с себе.

Минут через пять по требованию «филлипинца» мы скинули выброску, к концу которой на танкере привязали шланг. Тяните! И мы его вдвоем с Андреем таки вытянули! Без крановщика, которого предварительно я даже не разбудил. Шланг – плотный прорезиненный брезент почти залетел к нам на борт. Не скажу что легко, но кран в данном случае был бы попросту смешон. Вернее, мы бы были смешны, поднимая его краном.

Сейчас наступит момент истины. Сейчас мы будем биться с драконом! Струбцины и прочий другой подручник тут же рядом лежит и ждет «колхоза».

Блин. Даже как-то неинтересно стало… Их фланец совместился с нашим словно это были два брата близнеца. Болты влетели словно это «первая», после которой не закусывают. Кстати, к той выброске, на которой мы вытянули к нам на борт шланг с танкера отдельно была принайтована прокладка. Я чуть не офигел от такого сервиса. Хотя тут я не очень помню – возможно, я не офигел, а  мне стало немного неловко от того, что те могли подумать, что у нас напряженка с прокладочной резиной.

Ну, ладно. Первый этап прошел гладко, но всегда по сценарию жизненной киноленты должен быть и облом. Сейчас они начнут «давать». Обрезы и ведра, заботливо скоммунизженные Андреем заранее ждут своего часа в углу.

Начали давать. И давали три часа с перерывами минуты на три в связи с переходом с танка на танк по мере их осушения в целях удержать танкер на ровном киле. Тысяча тонн за три часа!

Ни разу за весь период приемки мы не останавливались, чтобы чистить фильтр. Да потому что причин не было. Оба манометра показывали уверенный стояк и никак в показаниях друг от друга не отличались.

Взяли ровно тысячу. По нашим приборам в ЦПУ – ровно тысяча (а линеек на «Анадыре», кстати, не было, замеры только дистанционными методами, что нравилось мне необычайно).

Андрей занялся разболтовкой, а я администрированием. Поднялись ко мне в каюту с филиппинцем. Я его оставил на минутку у себя, а сам нырнул к старпому за печатью (не захотел отдавать накануне, тогда я тебя будить буду).

Филиппинец охренел от моей каюты и заверещал – чиф-инженер, чиф- инженер! То есть я – это чиф – инженер. Польстил мне, увидя  статусность помещения – вот площадь, вот санузел, вот холодильник (правда, пустой и коки из него я не достал), ковровое покрытие, кресло, диван,  яркий свет, восьмая палубы – самый верх надстройки. Ну конечно же в такой каюте только чиф-инженеру и жить.

Я говорю, нет братан, я не чиф… Вышибло из головы порядковые числительные на английском, подвел его к двери каюты, на которой красовалась табличка на английском – третий инженер, чем поверг его в еще большее изумление – какой же тогда должна быть каюта деда? Да ничего в каюте деда от моей не отличается, «рефрежератор» двухкамерный да и только, ванная вместо душа и спальня отдельная. А остальное все так же.

По пути к трапу и уже на самом трапе перед спуском он спросил меня, сколько я зарабатываю на таком гигантском пароходе? Ничего необычного и бестактного! Очень даже принято среди моряков интересоваться зарплатами. Я ответил. У филлипинца глаза чуть из орбит не выкатились за борт, но не от восторга, коим он приготовился задохнуться, а напротив – разочарования, услышав мой ответ. Да уж, зарплаты наши были смехотворные по буржуйским меркам. И на таком большом пароходе! Так мало платят!

Помню, тогда еще я пошутил тогдашней популярной среди моряков  шуткой – смотри, трубы две, а зарплата одна, типа, несправедливо это. Он оценил шутку, во всяком случае смеялся вполне искренне.

Пожали друг другу руки и разошлись.

Ну дык, это не все. В чем вся соль моего рассказа. Прошел в станцию приема топлива, там Андрей заканчивал заглушку на фланец (опять этот фланец, мать его) ставить по походному.

Давай, говорю, фильтр вскроем, посмотрим каких телогреек нам буржуи подарили. Ведь на протяжении трех часов мы туда даже не заглянули ни разу, нужды не было. Интересно было, хотя понимали, что чисто там… Вскрыли, посмотрели, охренели.

Тысяча тонн соляры, пропущенная через один единственный фильтр оставила после себя… буквально не более чайной ложки желтого песочка, лежащего в крохотной лужице янтарного топлива. Казалось это золото.

М-да! Чужие относятся к чужим добросовестнее, чем свои к своим. Свои своим простят, чужим – никогда. Кинула «Бутома» нам «на тебе боже, что нам негоже» и ладно. Еще и шланги промыла. А мы дошли все же до Кувейта! Так что тогда кулаками своим же грозить? Ведь все хорошо, давайте лучше посмеемся…..