Прощальный дар

I За сценой.

Мартин стоял за кулисами.
- Готовься, твой выход, — раздался за плечом знакомый голос.
Сегодня готовиться ему не нужно. Он собран, спокоен как никогда, мысли его кристально чисты. Отец вручил ему прощальный дар.
Мартин сделал глубокий вдох и, оттолкнувшись, взлетел в прыжке навстречу ослепляющим огням прожекторов под звуки контрабаса до доли секунды попав в такт.

II  В бреду.
Мартин ввалился в гримерную за час до начала первого акта. В голове жутко гудело, словно тысячи ос решили построить там гнездо. Зачем он снова так набрался? Знал же, сегодня выступать. Разглядывая в зеркало уставшее, осунувшееся лицо, он вспоминал вчерашний вечер. Вот он, пьяный в баре, влез в заварушку. На улице их растащили, благо, обошлось без кровоподтеков. К нему подошел какой-то парень, лицо он помнил смутно, представился журналистом. Сказал, он поклонник национального балета, хотел бы взять у него интервью. Что было после?
Мартин оперся локтями о стол, спрятав голову в ладони. Глазам стало приятней в темноте, но осиный гул не проходил. Так что он ему ответил? Мартин криво усмехнулся, ну да, конечно, он начал орать на всю улицу, как ненавидит балет, как достали журналюги, сующие носы во все дела. А потом… он заявил во всеуслышание, что завтра его последний танец. И что плевал он на директора театра и всех их вместе взятых. Оттанцует и уйдет. Навсегда.
Неужели он мог подумать, что эта выходка сойдет ему с рук? Конечно нет, но в тот момент в пьяном угаре он вряд ли вообще о чем-либо думал. Статья была напечатана за ночь и утром поджидала в свежем выпуске рядом с дымящейся чашкой кофе, что заварила ему мать. Этакая ароматная заметка на первой странице, как новоиспеченная булочка, лежала на столе. Взбодрила моментально.
Мать, увидев, как вытянулось его лицо, озабоченно покачала головой и посоветовала взять зонтик — в прогнозе обещали дождь. Видимо, статью она не читала.
Мартин всегда приходил к матери набравшись. Он знал, жена не пустит на порог, а мать терпела все его выходки, лишь бы сын сытно ел и не мерз в непогоду. Поэтому на ней он отрывался вволю, закатывал невероятные скандалы, давая выход эмоциям. Боялся он только отца, но тот после развода переехал, так что внезапно встретиться им шансов не было.
Проспав полдня в бреду, Мартин решил проветриться перед спектаклем. Зонт он, конечно, не взял, да ну и черт с ним. Дождь застал его на полпути. Уныло тащась по мокрым улицам, он думал о своей жизни и всей бессмыслице существования. Он — Мартин, сын ведущего танцора Большого театра. Его судьба была предопределена еще до рождения. Ему уготовано было пойти по следам отца, стать солистом в труппе, главные партии ждали его на блюдечке, лишь только протяни руку.
В какой момент все пошло наперекосяк? Может, в детстве, на уроках балетах, когда все говорили, что он особенный, звезда? И он решил, зачем вообще стараться, он от природы своей лучше других?
А может, когда глядя в зеркало, он начал сравнивать себя с отцом, и первый страх, что отец всегда будет лучше, закрался в душу?
Или когда окончив школу, друзья с энтузиазмом обсуждали дальнейшую судьбу? Одни боялись идти в армию, другие планировали учиться за границей, смотрели специальности и проходные баллы. И Мартин осознал, что выбора-то у него и нет. Впервые задал себе вопрос, а любит ли он балет? Хотел тогда все бросить, сесть на поезд, умчаться далеко и выучиться всем на зло на механика. Не смог. Балет сковал его цепями, пустил глубокие корни в сердце, проникнув в каждую клеточку тела. Он ненавидел балет. И в то же время обожал. Его начинало трясти в лихорадке, если не удавалось танцевать хотя бы пару дней. Он боготворил отца как своего кумира и ненавидел всей душой, терялся в его тени, стремясь всеми силами выйти на солнце. Нельзя сказать, что Мартин не старался. Он оставался после репетиций, и эхо гулко раздавалась по пустому залу от усердных поворотов и прыжков. Но сколько Мартин себя помнил, отец всегда был недоволен его результатом.
Финальным аккордом стала популяризация балета в местных СМИ. Внезапно театр стал модным, и журналистам стала жутко интересна эта тема. Они освещали все события закулисной жизни, писали о личном, о детстве, приходили в театр и домой. И бесконечно сравнивали успехи Мартина с заслугами отца.
Мартин сломался. Он начал пить. Запоями, до потери сознания. И вместе с алкоголем утекала в закат его карьера. Мучительнее всего, что Мартин перестал попадать в такт. Не успевал вступить вначале, и дальше все шло криво. Доверие к нему стремительно падало. Главные партии отдавали другим. Общество разделилось на два лагеря: одни всё ждали, когда же снова засияет их любимая звезда; другие пускали радостные слюни от жарких новостей и с блеском нетерпения в глазах ожидали его финального падения со сцены. Он ненавидел тех и этих. Хотел дышать, но задыхался.

III За час до выступления.

В дверь гримерной постучали. Вошел ассистент.
- Мартин, тебе звонок, говорят, срочно.
- Пошли их к черту! Пусть набирают после спектакля.
- Как скажешь. Директор еще… Он очень зол. Кричал, что дал тебе шанс, ведущую партию, а тут эти новости. Сказал, менять состав уже нельзя. Так что, дружище, похоже, это твой последний выход.
- Убирайся! — Мартин швырнул, что подвернулось под руку. Ассистент захлопнул дверь. Коробочка с гримом, ударившись в косяк, разлетелась во все стороны, оставляя после себя белое облако пыли.
Раздувая ноздри тяжелым дыханием, Мартин уставился на дверь, взгляд зацепился за кружащиеся в свете ламп пылинки. Частички пудры вальсировали в танце, гипнотизируя и завораживая. Ярость уходила. Внезапно Мартин осознал, что пылинки сложились в причудливую, смутно узнаваемую форму. Он присмотрелся — в воздухе висела голова отца.
- Мартин, — послышался глухой голос.
Мартин подскочил.
- Мартин, прости меня. Так много хочется сказать, но время уходит. Теперь я вижу, в попытках усладить свое эго, я требовал от тебя слишком много. Я должен был дать тебе любовь и вырастить счастливым. Ты слышишь меня?
Мартин сидел в оцепенении, раскрыв глаза от ужаса. Лоб покрылся испариной.
- Послушай, сын, я все исправлю. Сегодня у меня есть шанс помочь. Я отдам тебе все силы, и ты станцуешь как никогда в жизни. Уйдешь, как величайшая звезда. А после начнешь сначала, уедешь, займешься тем, о чем давно мечтал. Будь счастлив и свободен.
Мираж рассеялся, и голова исчезла. Мартин уставился в пространство. Отец там точно был! Или не был? Сейчас он на конференции в Варшаве. Откуда ему тут взяться?
В дверь снова постучали:
- Скорее, Мартин, начинается!

IV На сцене

Тело было невероятно легким, пластичным, словно вода. Никогда он не делал таких идеальных высоких прыжков и изящных арабесков. А кабриоль, этот сложнейший прыжок-ножницы, — он просто воспарил над сценой! Тело само непринужденно вело его сквозь танец. В конце он ловко исполнил револьтад — прыжок, что редко удавался даже отцу, — зал взорвался овациями. Люди аплодировали стоя, подходили к сцене, несли огромные букеты — все ему. Мартин трижды выходил на поклон.
За кулисами все сияли, хлопали, дружественно обнимали за плечи. Когда закончился спектакль, Мартин, сам не свой, вышел во двор. Свежий воздух не помогал, наваждение не проходило. Его опять позвали к телефону.
- Печальные новости, Мартин. Отец ваш умер три часа назад. Инсульт. Мы соболезнуем.

V  Три года спустя

Мартин, не спеша, прогуливался по старому городу Вены. Местные привыкли к иностранному гостю, а для туристов он стал достопримечательностью. Его узнавали по фетровой шляпе и неизменной выправке танцора. Прохожие нередко подходили, просили автограф и с удовольствием расспрашивали о прошлом — известный танцор, приехавший издалека, исполнивший сложнейшую партию. Он с тихой грустью уточнял, что величайшим танцором был отец, и с трепетом, с горящими глазами рассказывал всем про балет.