Новогодний переполох в доме номер тридцать шесть

I
Лучи восходящего солнца осветили дом номер тридцать шесть в конце улицы Садовой. Утренняя тишина наполняла небольшой городок у самого леса.
Василий — как прозвали его местные — уселся удобнее на парапете второго этажа, облизал лапу и осмотрел свое отражение в окне: “Недурственно. Весьма неплох собой. Усы шикарные. А каков блеск шерсти! Взгляните-ка на когти — настоящие сабли — спасибо Митьку за новый диван”.
Василий прищурил глаза и улыбнулся. Из окна смотрела довольная чёрная морда. Надорванное в драке ухо и едва заметный шрам вдоль носа придавали ему некое бандитское обаяние, что высоко ценилось местными кошками. А если вот так сжаться и округлить глаза, то вид становился жалостливый и несчастный — в переговорах с людьми срабатывало безотказно. “Эх, с моими бы талантами да в Голливуд! А не в этой глуши прозябать”.
Рот раскрылся в блаженном зевке — прекрасное зимнее утро, канун нового года. Снега навалило по самые уши. Сугробы искрились в лучах солнца.
Тутух-тутух — промчался за лесом поезд, напоминая Василию те времена, когда его впервые привезли в городок. Он долго ехал в качающемся вагоне, с удивлением рассматривая незнакомые пейзажи за окном. Тогда он был худой и хилый, боялся любого шороха. А сейчас заматерел, освоился, порядки навел — всех местных котов построил. “Стоит признать, слегка прибавил в весе. Напрашивается вывод — год выдался сытный и удачный”.
Глядя с парапета, как туговатый на слух дед Артемий из первой квартиры, сгорбившись, лопатой расчищал дорожку у крыльца, Василий испытывал небывалое наслаждение и радость жизни.
Звякнул колокольчик на входной двери — во двор вышел Митя, в неизменных спортивных штанах и кроссовках. В руках дымилась чашка чая. Василий прищурился и довольно ухмыльнулся — а дырочка-то на штанине вот она — на месте, аккурат от правого когтя. Митя, словно почувствовав холодок, потер рукой правое бедро. “Так тебе и надо — ходи в рваных штанах. Не стоило кидать в меня гантелей”.
- Дедуля, вы снова за лопату схватились? Говорил же, по-быстрому в город сгоняю и сам все сделаю, — громко выговорил Митя, неопределенным жестом указывая на двор, и тут же раздраженно воскликнул. — А зачем под мотоцикл снег сгребаете? Как я потом выеду, а?!
Дед Артемий покосился в его сторону, продолжая упорно мести.
- Что за упрямый дед, опять аппарат не вставил в ухо, ни черта не слышит, — раздраженно пробубнил себе под нос Митя, посербывая чай.
Зато Василий слышал прекрасно. И втайне знал, что и дедуля тоже — он мастерски умел хитрить и сам решал, когда удобнее оставаться глухим. А еще Василий наблюдал дня три назад, как Митя, размахивая руками, уверял соседей, что байк уберет и двор расчистит. Но мотоцикл по-прежнему загораживал проход, а снега за эти дни намело еще больше.
Дед Артемий остановился, перевел дух и зыркнул из-под шапки:
- Куда, милок, тебе ехать-то? Чай, до весны уже на коня своего не сядешь — такие сугробы! Ты бы загнал его куда в сарай, а то, глядишь, как понаедет к вечеру гостей, совсем не развернуться будет.
- Не учи меня, дедуля, сам знаю, уберу, — отмахнулся Митя, поставил чашку на столик и двинулся к воротам.
“Как же, не сделаешь ни черта, даже чашку кинул где попало,” — подумал Василий, и словно невзначай, чересчур заинтересовавшись своим хвостом, не удержался и с громким криком полетел с балкона, выпустив вперед для надежности все восемнадцать блестящих на солнце когтей.
Раздались громкое “Ааааа” и “буум” — Митя съехал со ступенек и приземлился на дорожку.
- Убью, паршивец! — в спину полетел кроссовок, но Василий ловко нырнул под крыльцо. Только и успел заметить, как дед Артемий хитро ухмыльнулся в усы, отворачиваясь спиной и явно не собираясь помогать Мите встать.
“Спортсмен, медалист, а падать правильно не научился”, — Василий наблюдал из своего укрытия, азартно подергивая хвостом.
Чертыхаясь и потирая пятую точку, Митя натянул кроссовок и захромал к дороге. Когда ворота за ним с лязгом закрылись, дед Артемий отложил лопату в сторону:
- Кысь-кысь-кысь, Василий, иди сюда, проказник. Хорош, хитрюга. Ты завтракал? Худой такой, на — держи молока.
Василий с удовольствием замурчал, потерся о ногу. С дедулей они слыли закадычными друзьями. Хоть тот и скупился на ласку, но частенько подкидывал Василию что-нибудь вкусненькое и заступался за него в перепалках.
На втором этаже распахнулось окно — на шум во дворе высунулась голова в розовых бигуди. Подслеповатые глаза щурились на солнце, пытаясь рассмотреть происходящее, а длинный нос крутился из стороны в сторону в поисках источника переполоха:
- Артемий Иванович, чего вы расшумелись в такую рань! Перебудили весь двор.
Василий принюхался и облизнулся — из окна потянуло пирогом с рыбой — ммм, какой аромат… Похоже, Валенька из седьмой квартиры с самого утра взялась за готовку к праздничному столу. Надо бы к ним наведаться.
Вообще-то Валеньке давненько стукнуло сорок, и правильнее ее называть Валентина Дмитриевна. И в квартире она проживала не седьмой по счету, а шестой. Но суеверная Раиса Аркадьевна, Валюшина мама, сменила в прошлый Новый год табличку в надежде, что семь — счастливое число, того глядишь, и жениха для дочери привлечет. Но год уже близился к исходу, а женихов на горизонте по-прежнему не маячило.
- Валюша, — раздался высокий голос, и из глубины комнаты высунулось маленькое сморщенное лицо, обрамленное длинными седыми волосами, — закрой окно, простудишься. И не кричи на весь поселок, приличные женщины не повышают голос. Ох, Артемий Иванович, и вы тут…
Старушка суетливо спряталась за шторами, неловко прикрыв цветастым халатом ночную пижаму.
Дед Артемий уронил лопату и вытянулся, как в армии учили. Шапка съехала на бок.
- Р-ра-раиса Аркадьевна, Валентина Дмитриевна, д-д-добрейшего вам утречка! — слегка заикаясь, поприветствовал он дам. — Нашумели, просим прощения, исправимся.
- Уж постарайтесь, — грозно зыркнула в ответ Валя, пока Раиса Аркадьевна посматривала из-за занавески. — Василий! Вот ты где, шкодливый кот! Опять соседям под ногами путаешься? Кому я корм насыпала? Быстро домой!
Окно захлопнулось — похоже Валюша снова не с той ноги встала. Василий приготовился дать деру, но, заслышав про корм, притормозил, развернулся и потрусил в дом через кошачий ход, краем глаза замечая, что дед Артемий все стоит и смотрит мечтательно вверх. Василий едва заметно покачал головой: “Эх, Тёмыч, соберись! Мужик ты иль не мужик?”

II
В прихожей было тепло и солнечно. Свет проникал в дом через большие окна, освещая стены, пестрый ковер и широкую лестницу, что вела на второй этаж. Василий хорошо изучил все ходы и выходы дома номер тридцать шесть.
Рассказывали, что изначально здесь была старинная усадьба. После смерти пожилой дамы, последней из панского рода, дом долго пустовал.
Новый владелец перекроил усадьбу на свой лад, разделив на шесть квартир — три внизу и три наверху. Общими оставались коридор, лестница, парадная зала, кухня и подвал, который отвели под прачечную. Постепенно дом заполнился новыми жильцами.
В этом году квартиранты единогласно решили поставить по центру прихожей огромную ель, и каждый мог поучаствовать в украшении дома к Новому году. Так, Митя-спортсмен, из четвертой, повесил на елку большие сверкающие шары. Валентина, из квартиры номер семь, украсила крыльцо гирляндами, а ее пожилая мама Раиса Аркадьевна повесила на входную дверь рождественский венок. Дедуля Артемий, из первой квартиры, раздобыл в своих закромах детскую железную дорогу. Теперь вокруг ели с утра до вечера ездил игрушечный поезд.
Зрачки Василия в очередной раз расширились при виде весело бегущих по рельсам вагончиков. “Ладно, не сейчас”, — благосклонно подумал он, провожая их взглядом.
По пути Василий заглянул на кухню, проверил холодильник — дверца по-прежнему оставалась надежно закрыта. Еще с вечера, учуяв в пакетах с продуктами любимый запах курицы, он втайне ждал. Ночью пару раз забегал, обхаживал холодильник, упрашивал, протяжно молил, но дверца так и не открылась. Что ж, побеждает терпеливый.
Из квартиры номер три, справа от кухни, зазвучали первые аккорды — судя по всему, Мунбёль села за фортепиано. Василий зажмурился и потянулся — его любимый Бетховен. “Позже послушаю, пусть разыграется. Пока займемся более важным делом”, — Василий вернулся в коридор, легко взбежал по лестнице, намереваясь добраться до желанного корма. На втором этаже приостановился и замер — из приоткрытой двери квартиры номер семь раздавались возмущенный голос Вали и успокаивающий — Раисы Аркадьевны:
- Валюша, не нервничай, пусть девочка поиграет нам на радость. Сегодня ведь праздничный день.
- Вот именно, такая рань! Я уверена, что еще не все проснулись. А она снова за свое. Может, у них так принято, за границами ихними. Но у нас свои порядки. Пусть музицирует, когда все на работе.
“Бам-бам-бам”, — услышал Василий — Валюша решительно заколотила по батарее. Бетховен не стихал. Валя повторила настойчивее — “Бам! Бам! Бам! Бам!”
Настала тишина.
- Дошло наконец! — удовлетворенно фыркнула Валя.
Спустя минуту из-под пола раздалось аккуратное “стук-стук-стук” — словно кто-то неуверенно стучал шваброй в потолок. И снова заиграла музыка. Если бы Василий умел смеяться, сейчас бы он расхохотался. Похоже, Мунбёль решила, что соседи ее поддерживают, и поприветствовала их в ответ. Все-таки временами его любимая красотка наивна до невозможного.
Однако, это подействовало. Валюша растерялась и сдалась. Мунбёль же, доиграв мелодию до конца, по-видимому, решила пожалеть соседей.
Музыка стихла, Валя вернулась к своим делам, и Василий снова направился к двери. Занес уже лапу над порогом, но неведомая сила отбросила его назад.
- Муууаауу, — заверещал он и выпустил когти, отчаянно тормозя — в ковровом покрытии оставались длинные борозды, пока Василий проезжал задом наперед по коридору.
- Мама! Кисонька вернулась! — маленькая ладошка уверенно держала Василия за хвост, затягивая в соседнюю дверь.
“Пусти, окаянный, мне надо в седьмую… Только не в пятую, прошу, только не туда!” — молил Василий, но тщетно — дверь за ним захлопнулась. Шерсть встала дыбом, когда он увидел знакомые розочки на обоях квартиры номер пять.
- Сын, я что говорил, не тяни кошку за хвост! — раздался сверху грозный бас, и огромная гора нависла над Василием.
В этот же момент он почувствовал, как разжимается ладошка. Василий рванул, что было мочи, оставляя за собой клочья пушистой шерсти, и метнулся прямиком под стол.
- Дорогой, — раздалось щебетание из глубины квартиры, — сколько можно повторять: это не кошка, а кот. Я снова не могу найти твои носки. В чем ты пойдешь к столу сегодня, с голыми ногами? Позор перед соседями! — и тут же добавила. — Сыночек, солнышко, вы уже развесили конфетки на елочке?
Откуда мне знать, где эти чертовы носки! — недовольно пробасила в ответ гора.
Из соседней комнаты высунулась кудрявая белая головка и пропищала язвительно:
- Все конфеты съела Маша!
- Я их не ела, это кот Васька, — парировало в ответ еще одно белокурое создание, пробегая возле стола и сверкая босыми пятками.
“Ах вот значит как! И это благодарность после того, как я спас тебя на прошлой неделе, не дав скатиться с лестницы? Сейчас узнаешь, как на меня стрелки переводить!” —  в мгновение ока когтистая лапа появилась и исчезла обратно под стол — вот что-что, а клевету в свой адрес Василий на дух не переносил.
- Ааай, мааамааа… — раздался детский плач.
Пятки оторвались от пола — женские руки подхватили кричащие кудряшки:
- Ну, милая моя, коты не любят сладкое. А что это у нас за липкие темные пятна вокруг губ, не следы ли конфет? Дорогой! Похоже, тебе придется снова сходить в магазин. Надо бы что-то повесить на елку - мы не можем быть хуже соседей. Не плачь, золотце, сейчас мама подует — и все пройдет. Где этот вредный кот?! Давно пора обрезать ему когти!
Василий судорожно искал пути отступления. Повсюду разбросанные вещи — игрушки, носки, обертки от печенья — осложняли ему путь. В квартире номер пять всегда царили бардак и хаос, которые периодически выходили из берегов квартиры, чем вызывали бурную реакцию других жильцов. Но самое забавное заключалось в том, что как ни старались дружелюбные соседи, но не могли запомнить имена живущей тут семьи. Василий называл их просто: отец семейства номер пять, жена семейства номер пять. И три исчадия ада. Он никак не мог взять в толк, почему этих неугомонных одинаковых тройняшек другие называют ангелочками.
Пока он снова размышлял на эту тему, в дверь постучали.
- Открой, дорогой, у меня заняты руки.
Отец семейства издал протяжный вздох и гаркнул, распахивая дверь:
- Ну что опять?!
- Простить меня, — худенькая темноволосая девушка на пороге держала в руках большой таз с постиранными вещами — Василий потянул носом, узнавая любимые духи его красотки Мунбёль. — Мне кажется, ваши носоки и трусы снова попасть в мое белье. Прошу вас так не делать… — пролепетала она, протягивая таз.
- Носки! — пробасил отец семейства.
- Что-что? — девушка округлила и без того большие глаза.
- Носки и трусы, говорю, так правильно звучит, — лицо отца семейства стало багровым, — чему вас там учили за границей?
- При чем тут моя заграница? Зачем вы подбрасывать свои трусы в мои вещи? — тоненький голосок Мунбёль зазвучал резче.
- О, вот они где запропастились! Спасибо, голубушка, что принесла! — жена семейства номер пять втиснулась перед мужем, одной рукой ловко выхватив белье, а другой — закрывая дверь перед носом у растерявшейся Мунбёль.


III
Василий не стал дожидаться, чем все закончится, прошмыгнул в коридор, и… дернулся в сторону — Валюша за это время успела извлечь из шкафа страшного змея и теперь танцевала с ним на площадке. Уууу — выл пылесос, пока Василий, поджав уши, крался к спасительной лестнице.
- Валентина Дмитриевна! — услышал он за спиной — жена семейства номер пять, разобравшись с носками мужа, по-видимому, переключилась на другую соседку. — А почему вы, милочка, лишь у своей двери пылесосите, неужто трудно весь общий коридор убрать?
“Ох зря это она…” — только и успел подумать Василий и замер. Валюша выключила пылесос и медленно повернулась. Щеки ее запылали, а голос зазвучал необычайно сладко:
- Да что вы говорите, дорогая? А вы за эти годы хотя бы пыль протерли? Хоть раз шваброй прошлись?
Жена семейства номер пять вдохнула поглубже, чтобы выдать достойный ответ, но голос Валентины повышался, набирая обороты и не давая соседке вставить и слова:
- Я одна из всех вас мою и драю, а, между прочим, здесь много общих комнат, включая кухню и гостиную. Хоть бы раз мне помогли! А эти ваши детские игрушки под ногами! По всему дому разбросаны. И чахлые растения в горшках — вы же их не поливаете совсем, столько места занимают в коридоре!
- А почему бы вам не заняться уборкой! — вспыхнула в ответ соседка. — Вам-то делать особо нечего. Это у меня трое детей! Вам не понять…
Дальше Василий слушать не стал — сбежал по ступенькам вниз, прочь от склоков и криков, прямиком на теплую кухню. И неожиданно врезался в две пары ног — молодожены Таня и Ваня, тесно прижавшись друг к другу, усердно нарезали колбасу в салат. Влюбленные по самые уши, они никак не могли нарадоваться и всюду ходили вместе, так что Василий в какой-то момент запутался и начал воспринимать их как некое единое существо на четырех ногах.
“Может, хоть здесь удастся позавтракать наконец?” — усевшись поближе к столу, он сделал печальную морду и мягко потрогал лапкой одну из ног.
- О, Василек наш пришел, нагулялся? — засюсюкала та часть Тани-Вани, у которой волосы спускались ниже плеч. — Держи, мой котик.
Василий весело замурлыкал, наблюдая, как на пол опускается мисочка, доверху усыпанная колбасой: “За такое угощение и Васильком побыть могу”. Почувствовал, как его треплют за ушком и заурчал сильнее.
Но тут вмешалась вторая половина Тани-Вани:
- Не давай ему ничего, не заслужил, паршивец!
Рука с тарелкой замерла на полпути и под печальным взглядом Василия вернулась на стол.
Таня-Ваня проживали в квартире номер два и являлись счастливыми обладателями черного входа и заднего двора, чем регулярно пользовались, приглашая на шашлыки компании друзей, которых единодушно терпеть не могли все соседи, включая Василия. Поэтому, находясь в особо приподнятом настроении, он выборочно, с невероятным наслаждением, гадил непрошенным гостям в туфли, а Тане-Ване — в тапки. Конечно, все догадывались, чьих это лап дело. Но ловкость Василия оставалась на высшем уровне — поймать его с поличным так никому не удалось. Но, говоря откровенно, делал он это не со зла, а от большой заботы. Как ни крути, на нем лежала ответственность беречь покой в доме. Так почему, скажите, он не заслужил награды?
В кухню вошла Валентина, покосилась на обнимающихся молодоженов — во взгляде явно читалось: “Бесстыдники”, — и спросила как бы между делом:
- А что, сегодня тоже гостей приведете?
И добавила невзначай:
- У нас еды праздничной немного, хорошо, чтобы нам самим хватило…
- Не переживайте, теть Валя, там всего-то пару человек придет. Найдется и для них картошки и салата, — беззаботно ответили Таня-Ваня.
Валюша подбоченилась, готовясь вступить в бой, — она никак не могла решить, что обсудить вначале: количество нежданных гостей или тот факт, что ее назвали “тётей”. Но разговор прервался — в кухню вошла Раиса Аркадьевна — настала пора разделывать курицу. Ловким движением повязала фартук, включила духовку и потянулась за приправами на верхней полке.
Василий медлить не стал. Быстрый, как молния, прыжок, — и курица в зубах! Минута славы, блеск в глазах — и тут же громкий шлепок полотенца рассек воздух — Валентина оказалась не менее проворной.
Василий взвыл, бросил тушу и кинулся в коридор, угодив аккурат в толпу ввалившихся к Тане-Ване гостей. Петляя между множеством ног, Василий сбился со счета, но успел отметить, что пришло явно больше, чем “пару человек”. Вновь прибывшие шумели, стучали тяжелыми сапогами, сбивая снег и оставляя лужи на пестром ковре, крутились на месте, снимая шубы и пальто.
Валентина не отставала. По-видимому, разномастная толпа в грязной обуви стала для нее последней каплей в столь хлопотный, предпраздничный день. Василий услышал оглушительный воинственный крик. Глаза его стали огромные от страха, с протяжным “Муууааууу” он пронесся вперед, едва не сбив с ног деда Артемия, услужливо вышедшего навстречу гостям.
Василий тщетно искал укрытие, но жгучее, как огонь, полотенце снова настигло его сзади. И вот оно — спасение — елка! Василий с разгону взбежал по стволу, толкнулся всеми четырьмя лапами; мощный прыжок… Раздался скрип и скрежет, крики “Ооох”, заискрились лампочки, с воплями разбежались в сторону гости — елка с грохотом повалилась на пол. Со всех дверей повыскакивали встревоженные жильцы. И тут же, словно гром, раздалось по всему дому:
- Васииилий!
- Прибью гада!
- Ах, ты, засранец! Где он? Лови котяру!
- Зачем вы тут топчете? Снимите ботинки! Татьяна, опять эти ваши гости…
- Мааамааа, смотри, красивая стекляшка!
- Уберите детей, тут всюду осколки.
- Дети, не путайтесь под ногами!
- Маамаа, смотри, птичка!
- Кто дал ребенку сырую курицу?!
- Аккуратнее, вы пачкаете мою новую шубу!
Тем временем Василий, грациозно приземлившись на перила, взирал на всех с площадки второго этажа, медленно покачивая хвостом: “Ох уж эти люди, всегда такие беспокойные. Подумаешь, елка упала, эка невидаль!”
- Артемий Иванович, просили же вас укрепить елку! - накинулась на старика жена семейства номер пять, двумя рука безуспешно пытаясь словить и удержать троих детей.
Дед Артемий переминался с ноги на ногу, почесывая макушку:
- Видать, запамятовал…
Заскрипела входная дверь — зашел Митя. Щеки раскраснелись, в руках — большие пакеты с рынка:
- Ууух, холодина-то какая! Всем здрасьте!
Все отвлеклись от елки и повернули головы. Артемий Иванович воспользовался секундным замешательством, ловко проскочил мимо упавшего дерева и спрятался в своей квартире. “Весь в меня — стратег”, — одобрительно заурчал Василий.
Митя растерялся, рассматривая поле боя, а после прыснул со смеху:
- Вот это да! Смотрю, праздник уже в самом разгаре? А я шампанское привез и конфеты! Киньте вы эту курицу, закажем что-нибудь готовое. Давайте-ка лучше проводим старый год и вместе елку назад поставим.
“Надо же, каков миротворец, — Василий прищурился. — Однако, удивляет. И думать он умеет, а не только штангами кидаться. Подождите-ка… А что это он моей Мунбёль протягивает? Неужто подарок?! Не смей, ловелас! Мунбёль — моя!”
Василий зашипел, выгнул спину, сбежал по ступеням, намереваясь пойти в атаку, и тут же почувствовал, как лапы его оторвались от земли, все завертелось и под громкое “Попался, паршивец! А ну-ка иди подыши воздухом!” — вылетел за дверь.

IV
Обиженный, Василий долго бродил по округе. В животе предательски урчало — он так ничего и не съел с утра, кроме миски молока. Только дед Артемий его любит. Другим он не нужен.
Когда совсем стемнело, Василий уселся на забор, рассматривая усыпанное звёздами зимнее небо. Смутные воспоминания о местах, где он жил раньше, всплывали словно в тумане. Зачем его привезли сюда? В такую даль? Кто поймет этих людей…
В окнах гостиной зажегся свет. Похоже, начинают праздновать. И про него не вспоминают. Но как же хочется взглянуть хотя бы одним глазком!
Василий запрыгнул на подоконник. Шесть семей и гости собрались в просторной зале за большим дубовым столом. Хрустальная люстра и множество настенных светильников освещали все уголки комнаты, а камин добавлял тепла и уюта. Стол ломился от деликатесов, каминную полку завалили пакетами с подарками.
Отец семейства номер пять вместе с Митей из четвертой перетащили белое фортепиано Мунбёль, и теперь она раскладывала поудобнее нотные листы, подбирая новогодние мелодии. Таня и Ваня весело играли с детьми, представляя себя в роли будущих родителей. Дед Артемий нацепил искусственную бороду и красный халат, уселся во главе стола, успешно справляясь с ролью деда Мороза. 
- А давайте за Валентину Дмитриевну выпьем. Пусть в Новом году в ее жизни появится хороший мужчина… — предложил кто-то очередной тост.
- Ну что вы начинаете, каждый год за это пьем, — замахала рукой Раиса Аркадьевна в защиту дочери, а другой — незаметно похлопала Валю по коленке.
Валентина скосила глаза на мамину руку, отбивавшую ритм на ее ноге — не переживай, дескать, найдется и для тебя достойная партия — и вдруг, не поднимая взгляд, застенчиво сказала:
- Вообще-то, мне тут приглашение пришло…
Все разговоры стихли, и множество глаз уставилось на Валентину. Василий, на мгновение забыв о своих печалях, тоже с интересом навострил ухо — есть что-то, чего он не узнал первым?
- Да нет, не замуж, — отмахнулась она, отвечая на немой вопрос. — На работу, в столицу зовут. В центральный офис приглашают.
Со всех сторон послышались возгласы, то удивленные, то одобряющие.
- Но я сказала, что подумаю…
- Чего думать-то? — Митя от воодушевления стукнул по столу — он сам давно прикидывал, как бы выбраться из этой глуши. — Такие возможности!
- Как же я оставлю маму? Она без меня не справится.
Повисла неловкая пауза. Соседи переводили взгляд с Раисы на Валентину и обратно, каждый задумался о чем-то своем. Шаркнул отодвигаемый стул — дед Артемий приподнялся с места, дрожащей рукой ухватился за стол.
- Так вы, Валюша, не переживайте. Оставьте маму на меня… Уж я о ней позабочусь.
Секунды тишины — и стол взорвался — “Верно-верно”, “Так держать, дед Артемий!”, “Поезжайте!”, “Вот это наш дед дает!”, “Вот так чудо — сработала седьмая табличка!” — сыпалось со всех сторон, пока покрасневшая Раиса Аркадьевна прикрывала губы салфеткой, стараясь спрятать за ней рвущуюся наружу улыбку.
Василий закатил глаза: “Ну наконец-то, старый ты вояка, так долго тянул резину”.
Когда волнения слегка утихли, отец семейства номер пять пробасил:
- Все верно, поезжайте, Валя, а мы тут за всеми присмотрим: и за мамой вашей, и за дедом Артемием. Как говориться, на то мы и соседи — одна большая семья.
Все одобрительно зааплодировали.
- А где, скажите, наш главный проказник? До полуночи — считанные минуты, а он все разгуливает по округе, разбойник! Без него в новый год никак нельзя!
- Да вот же он, смотрите, за окном сидит! Замерз, бедняжка наш, совсем.
Створки раскрылись, и теплые руки уверенно подхватили Василия под мышки.
- Изголодался, наш толстячок. Дадим-ка ему чего-нибудь вкусненького в честь праздника!
Василий мягко опустился на пол. Усевшись поближе к столу, он с замиранием сердца наблюдал, как плывет к нему по воздуху долгожданная курица. И сразу потеплело на душе, и улетучились обиды.
Вдоволь насытившись, Василий развалился на мягком ковре у окна, откуда открывался хороший вид на всех присутствующих.
- Вайсо, иди ко мне! — позвал тихий голос.
Василий запрыгнул на колени хозяйки и умиротворенно заурчал.
По телевизору пробили куранты. Зазвенели бокалы. А Василий, блаженно прикрыв глаза, слушал, как его любимая Мунбёль играет новогодние романсы. “Эх, все же не зря переехали. И Митька вроде ничего, ладно уж, кавалер, переезжай в нашу с хозяйкой квартиру. Все мы тут — одна большая семья”.