Талон на жизнь

«Здравствуй, папа! Я знаю, что скорее всего ты порвешь это письмо, чтобы не нарушать закон, но все равно надеюсь, что вы с мамой прочитаете его. Я пропал, потому что бежал вопреки вашим наказам. И уже успел добрался до Турримонта. Не буду описывать, сколько недель я провел в трюме грузовой баржи, прячась между ящиками и каждый день трясясь от страха перед возможным нападением Левиафанов. Главное, что я жив и практически здоров! Первое и главное, что я хотел сказать – мои догадки полностью подтвердились, никакой войны между нашей Черрой и Септентрией нет. Здесь все спокойно, люди гуляют по улицам, обедают в уличных ресторанчиках, ходят на концерты камерных оркестров и... просто живут.

В Турримонте никто не пользуется талонами на еду и одежду, как у нас. Они расплачиваются деньгами, прямо как когда-то давным-давно на Черре. Помнишь, как ты мне рассказывал о тех временах? Я теперь часто вспоминаю эти моменты. Они сильно помогают, ведь я здесь совсем один. Но это ничего – ведь жить здесь гораздо привольнее, чем ты думаешь.

Конечно, поначалу тут все кажется другим, но вы с мамой привыкнете, я обещаю. Здесь хотя бы человеческая жизнь не стоит меньше талона на еду!

Молю тебя, приезжай! Бери маму и бегите с Черры на первом же грузовом корабле. Ты не представляешь, как велика Виридия, стоит вырваться с нашей унылой Родины!

Я буду ходить к почтальону каждый день, чтобы не пропустить твоего ответа.
Люблю.

– Твой сын.»

– Ублюдок! – взревел мужчина со связанными за спиной руками. – Предатель!

Опустившиеся ему на плечи руки грубо поставили мужчину на колени.

– Не сын он мне больше! Ненавижу! Разорву!

В окно барака глядел любопытный почтальон, который ранее вскрыл письмо и донес о нем, как того требовал гражданский долг.

– Я десять лет в артиллерийском корпусе служил! Этот сопляк для меня никто! – голос мужчины сорвался на хрип. – И его я в кадетское отправлял. Ну идиот он неисправимый, что тут сделаешь?!?

Рядом на полу выла женщина. Лицо ее распухло от слез. Грязным передником она размазывала влагу по щекам, не переставая протяжно скулить. На рыдания у нее уже не осталось сил.

– Послушай, начальник, может договоримся, а? Я себе чуть талончиков припас, экономил. Думал, мало ли, детям в приют отдам. Но раз такое дело... Я ж поделюсь... Ну вы ж не звери, а?!? НЕ ЗВЕРИ ЖЕ, МУЖИКИ?!?

Мужчину развернули лицом к стене. Запрокинули голову.

– За дискредитацию действий Совета Черры, подрывную деятельность, направленную дезинформацию и связь с вражеским государством вы приговариваетесь к расстрелу. Приговор вступает в силу немедленно.
– Я ведь служил... – всхлипнул мужчина. – Всегда только... – голос его дрожал. – Ну я ж такой же как вы... Не звери ведь...

Холодно лязгнул затвор.

Завизжала и бросилась вперед женщина. Ее тут же перехватил один из жандармов.

– Да здравствует Черра! – взревел обезумевший мужчина. – Славься Клоудд Ротш...

Выстрел.

Кровавая каша на обоях.

Обмякшее тело подхватил второй жандарм и тут же начал упаковывать его в мешок.

Офицер-каратель аккуратно сложил зачитанное только что личное письмо и положил в нагрудный карман, чтобы прикрепить его к сегодняшнему рапорту. Сунув пистолет назад в кобуру, он поднял гильзу, повертел ее в пальцах и отправил вслед за письмом. Затем из внутреннего кармана он достал типовой бланк и перьевую ручку. Аккуратно, стараясь не наследить, он подошел к столу, чиркнул в ручкой в нужных местах, поставил подпись и, удовлетворенный проделанной работой, повернулся к женщине, которую жандарм уже усадил на табурет.

– Вам нужно будет явиться в районную Канцелярию до 15 числа текущего месяца, оформить надлежащие бумаги и уплатить один пищевой талон в счет потраченного боеприпаса. Прошу прощения за беспорядок и желаю приятного вечера!

Скрипнула и закрылась дверь за тремя служителями порядка. Любопытный почтальон, наконец, оторвался от окна и поспешил по своим делам. Женщина отрешенно посмотрела на листок бумаги, который ей всучил офицер. В самом его низу была графа "Стоимость". И вручную вписанное число "1 тал."

– Не меньше талона, сынок, а ровно один. Один талончик на жизнь... – сказала вдруг женщина.

Ее передернуло, и она истерически захохотала.