Эмигрант

В снежных коридорах города меж сугробов пробиралось такси от гостиницы, пока, наконец, не встало у старого трехэтажного дома за чугунной оградой. Приезжий подозревал, что таксист пару раз прокатил его вокруг всего не такого уж большого городка, но спорить не стал: все равно сам дороги не знал, а таскаться в мороз в европейском пальтишке… Нет! Немцы и французы уже показали насколько это глупо.
Плату за проезд было не проверить – слишком давно он не был в России, так что отдал, не торгуясь, только уточнил, где тот самый дом, и вылез из прохладной машины на ледяную улицу. Казалось, замерзли даже звуки, только дворник звучно греб лопатой об асфальт, ловко отбрасывая снег в сторону, и дорожка в снегу становилась все шире.
Нахохлившись, приезжий подошел к воротам в ограде, и, помявшись, произнес сперва негромко:
-Эй… -потом, набравшись смелости, крикнул дворнику, -Милейший!
Дворник перестал грести, но не обернулся.
-Милейший, здесь Аркадий Моисеев живет?
-Нета, начальника, никаго не знама. Аркадия нета. –быстро заговорил дворник, -Уехаль, уехаль, давно уехаль.
Гость вздохнул, и уже почти собрался уйти, но тут из парадной выскочила девочка, и, пробегая мимо дворника, весело крикнула:
-Здрасьте, Аркадий Маркович!
Приезжий ахнул, развернулся и, присмотревшись к дворнику, крикнул:
-Аркаша, хватит кривляться, я тебя узнал!
Дворник теперь повернулся – лицо его было совсем не азиатским – воткнул лопату в снег и ответил:
-Ну, узнал, посмотрел, теперь вали отсюда!
Приезжий не стал уходить, а наоборот, вошел во двор через калитку, подошел поближе, но дворник отнюдь не был приветлив:
-Может, Гриша, тебе ускорение лопатой придать? Это можно.
-Да ладно, Аркадий, -приезжий явно хотел примириться, -четверть века не виделись, пойдем к тебе, чего на морозе торчать?
-Всю жизнь бы тебя, гада, не видеть. Может и не пришлось бы здесь торчать. А мне еще вон сколько разгребать, аль поможешь? Согреешься заодно. А то «Милейший!». –Дворник, возмущенно махнул рукой, идя по дорожке к дворницкой –Может, ты уже титул себе там прикупил? И мне тебе в пояс кланяться надо? Граф Фишман. –он усмехнулся, открывая висячий замок, включил свет, -Заходите, ваше сиятельство! Наша опочивальня, трапезная, курительная, кабинет, гардеробная и эрмитаж.
По крайней мере, здесь было тепло. В тесной полуподвальной комнатке с узким окном стояли диван и кресло, шкаф, стол с микроволновкой и чайником, холодильник и телевизор. Без труда можно было понять, что все это с помойки. Была там и неплохая библиотека - Фишман сразу заметил на полках корешки подписных изданий.  Даже туалет имелся в этой маленькой квартирке.
Приглашать гостя сесть Аркадий не стал, повесил на вешалку бушлат, сел на диван сам и спросил:
-Ну, Гриша, и чего же тебе надо? Чего ты в нашу глухомань приехал?
-Аркадий, -начал Григорий, все-же присев в кресло, -я не понимаю, почему ты так на меня злишься, ведь я на тебя в КГБ не настучал, наоборот, я сделал все, чтобы сделать тебя всемирно известным писателем.
-Чего! –всплеснул руками Аркадий, вскочив с дивана, - Ты не настучал! Уж лучше бы настучал, меньше проблем было бы! Ты мало того, что свалил на Запад во время конференции, за что меня просто вызывали и расспрашивали, так потом еще сижу я в библиотеке, пишу диссертацию про средневековые рукописи, и тут меня в партком зовут, а там комсорг, парторг, ректор и чин из Комитета с магнитофоном. Морды у всех, как на похоронах. «Присаживайтесь», говорят. Комитетчик магнитофон врубает, а там – поди ж ты! Какой-то придурок заунывным голосом говорит: «Сегодня мы читаем главы из романа запрещенного в СССР писателя Аркадия Марковича Моисеева». И начинает под музыку стонать то, что я в безмозглой юности писал, да сжечь забыл. Тут-то я и вспомнил, кто мою тетрадочку брал, да кто за границу смотал. Ты, ты это был, Гриша!
-Ну ладно, но ты ведь писателем стал знаменитым…
-Писателем? Дворником я стал! У меня пять публикаций было, монографии, я сам уже должен был в ГДР ехать манускрипты изучать, а тут ректор спрашивает меня: «Аркадий, мы что, вправду вас так запрещаем, что вы на «голоса» подались?». И накрылись все эти рукописи! Спасибо, тебе, Гришаня! И осталось мне только катиться из Москвы, где я и неродной был. Хоть здесь остановился. Так что, удружил ты мне знатно!
-Ну, Аркаша, ты же знаешь, рукописи не горят.
-Как был ты, Гриша, пустой пузырь цитатами набитый, так и остался. Ничего своего. То Маркса с Энгельсом цитировал, то учителей своих, теперь вот Булгакова. Горят Гриша, еще как горят, и авторов на них сжигают.
Он налил себе воды в кружку и отхлебнул.
-Ладно, приехал зачем? Может, гонорар за роман привез?
-Ну, Аркаша, -приезжий развел руками, -какой гонорар, подумай сам…
-Как какой? Триста страниц моих читали, неделю на весь Союз и СЭВ, а теперь оказывается еще и задарма! Не-е, давай на них в суд подадим, ты ведь юрист вроде был. Скажем: публикация без разрешения, моральный ущерб. Я с тобой компенсацией поделюсь.
Григорий даже не ответил – судиться с конторой, ходящей под разведкой, было совсем не смешно.
-Да, -вдруг вспомнил Аркадий, повернувшись к нему, -а чего тебя на твоем радио больше не слыхать? То прямо едва ли не каждый день Фишман да Фишман, и вдруг раз, и как отрезало.
-Знаешь, Аркадий, -сказал он как можно спокойнее, улыбаясь тренированной улыбкой, -я на радио решил больше не работать. Устал от всего этого, отдохну и займусь чем-нибудь другим. Вот, покатаюсь по миру пока, друзей повидаю…
-Вышибли, значит! –засмеялся Аркадий, прихлопнув по столу, -Выперли к черту! Давай к нам, я за тебя попрошу. На крышу вряд ли пойдешь, но понизу еще сможешь. Лопатой, метлой, песочек разбросать.
***
Самое обидное, что он был прав. Когда Григорий был Грэгом Фишманом, руководителем отдела России, Украины и Белоруссии, он уже знал, что у жены его начальника есть  брат, что брат этот работает в группе формирования программы и распределения студий. Но ничего плохого это не предвещало.
Поэтому, когда все произошло, он был в шоке от простоты и изящности интриги. С утра ему просто передали, что вечером было какое-то ЧП, и вызвали к начальнику. Начальник радиостанции был полон благожелательности, а его брови были сдвинуты так трагично, как умеют только американские политики. Из уст его сыпались добрые и печальные слова:
-Грэг, вы же подписали эту бумагу?
Да, программа передач была подписана именно им.
-Как же вышло, что Эмма Шанц должна была выступать в той же студии, что и, -он с трудом произнес имя, -Мыкола Мартынюк?
-Программу формировал не я, Мартынюк – гражданин США, он подготовил интересную передачу на украинскую тему и я не видел ничего страшного… - тут начальник, не дослушав, прервал его взмахом руки.
-Вы должны были знать его биографию. Эмма Шанц должна была выступить с передачей о притеснениях евреев во время борьбы с космополитизмом. Мартынюк был принят правительством США, которое закрыло глаза, на некоторые моменты его биографии, но вам, как начальнику отдела, надо было эти моменты знать.
Грэг уже почувствовал беду, а шеф с тем же трагичным лицом продолжил.
-Мартынюк, конечно, как и Эмма, боролся против диктатуры коммунистов, но во время Второй Мировой Войны  он иногда убивал и евреев, и он убил всю семью Эммы Шанц у нее на глазах.
Крышка захлопнулась, оставалось закрыть замок.
-Вы понимаете, что ей было очень, -он подчеркнул, -очень неприятно встретить здесь, где мы на весь мир проповедуем демократию, убийцу всех ее родных…
-Ох, -подумал Грэг, стараясь сохранять профессиональную улыбку, -тебе бы сейчас на трибуну! –а начальника несло дальше:
-Теперь, когда она в реанимации, когда жизнь ее под угрозой, ее родственники и соратники требуют наказать виновных. Из-за вашей, -он еще раз потряс бумажкой в воздухе, -вашей, Грэг, халатности и Мартынюк оказался перед лицом смерти. Кто поручится за то, что евреи не захотят убить его, гражданина США!
Он немного передохнул и перешёл к кульминации:
-Теперь можно, пожалуй, решить все это разве что вашим увольнением.
Ключ повернулся в замке. Все. У генерала есть свой сын. Точнее, шурин.
Когда он уносил свои вещи, на его двери уже прикручивали новую табличку с именем брата жены начальника.
«Замечательно, -с иронией подумал тогда Грэг, -руководитель отдела России, Украины и Белоруссии без знания языка и людей»
Но делать было нечего. А вот что теперь делать? Такой узкий профессионал, да еще с таким пятном в биографии даром никому не нужен. Осталось знание языка в англоязычной стране. Потрясающе, как оригинально, как раз для Макдональдса! Да еще возраст. Пятьдесят лет. Вот это юбилей! При кредите за дом и машину было проще сразу утопиться.
Развод с женой уложился в неделю.
***
Григорий вздохнул и, покачав головой, прогнал тяжелые воспоминания. А Аркадий все продолжал издеваться:
-Давай ты мемуар накатаешь! Издадим здесь.
-Аркадий, те, кто такие мемуары пишут, долго не живут.
-А чего так? У вас же там свобода слова?
-Свобода, Аркаша, должна защищаться.
-А ты-то, поди, и бумажку подписал о неразглашении. Ну что, Гриша, подписал? Давай, колись.
Не так гость из Америки представлял себе эту встречу, совсем не так. Он еще раз попробовал начать:
-Аркаша, я ведь действительно сделал тебя известным.
-Кому известным? Попробуй меня поищи в энциклопедии, ни хрена не найдешь!
-Ну давай помиримся, вот, за примирение выпьем, -гость достал из внутреннего кармана бутылку.
-О, да ты и мерзавчика притаранил! Только третьего не хватает. Ну-ка, что там у тебя? «Камю»! Не пожалел ты для нашей дружбы, смотрю, в местном магазине брал. Не, Гриша, – Аркадий отставил бутылку, -лучше побереги здоровье, а то помрешь ненароком, а мне тебя хоронить. Мало ли, что местные туда понамешали. Успокойся, я и так бы с тобой пить не стал, у меня свидание с дамой.
-Вот как!
-А чего ты хотел? -Аркадий наконец сел на диван и развалился на нем, -Я все же дворник, а не монах.
Нет, разговор не клеился, спасительная идея была далека от решения. Григорий попробовал еще раз:
-Ты мне чего, и чаю не нальешь? Может, в гостиницу ко мне заглянешь с девушкой своей?
-Знаешь, Гриша, я лучше с девушкой один посижу.
Нет, надо было переходить к делу.
-Аркадий, а ты больше ничего, -он помахал рукой в воздухе, -ну, не пишешь?
-Зачем? Да и кто тут печатать будет?
-Ну ты же знаешь: «можешь не писать, не пиши».
Аркадий косо глянул из-под седых бровей:
-Ну считай, что я могу.
Потом подумал и вдруг спросил:
-А тебе зачем? –и понял Гриша – пишет!
-Да понимаешь, Аркадий, - начал Гриша, -можно было бы посмотреть, что там у тебя… Вдруг сошло бы для публикации…
-Это что, чтоб ты снова моими трудами наверх пролез? Может, тебе и на заказ чего накатать?
-Да с чего ты взял? Ты же мне друг.
-А ты мне нет!
Вопрос был решен и разговор почти закончен, но с улицы постучали в окно и закричали:
-Аркадий, песком посыпьте, гололед кругом!
Аркадий ругнулся, накинул бушлат, схватил совок и выбежал; Григорий осмотрелся и начал быстро перерывать ящики, заглядывать за книги, посмотрел в диване и кресле. Не было ничего. Он уселся обратно в кресло, стараясь не показать вида. Минут через пять пришел и Аркадий, поставил совок, снял бушлат.
-Ну что, иностранец, насмотрелся? Доволен? Так вот тут и живем. Хочешь, оставайся, не хочешь, катись.
-Я, пожалуй, поеду, Аркадий. Жаль, что ты все еще не можешь меня простить, -он встал, оставаться и впрямь было незачем.
-Давай, попробуй еще лет через двадцать пять.
Григорий промолчал.
Через час он уже уезжал из города.
***
Вечером Аркадий побрился, переоделся в не новый, но неплохой костюм и поднялся на второй этаж дома, во дворе которого работал. Дверь ему открыла красивая женщина лет сорока.
-Аркадий, здравствуйте, я вас давно ждала, давайте начнем.
-Да, давайте, Таня, пока мысль не потерялась.
Они прошли в комнату, где уже был включен компьютер, женщина села за клавиатуру. Аркадий прикрыл глаза и начал диктовать:
«…Из белого снега вырастали белые колонны деревьев и дыма, подпиравшие синий купол неба, и тишина была спутником моим…»