Уильям Кэрролл. Фома Аквинат о творении и науке

ФОМА АКВИНАТ О ТВОРЕНИИ И НАУКЕ:
ПРИГЛАШЕНИЕ ДЛЯ КИТАЯ, И НЕ ТОЛЬКО ДЛЯ КИТАЯ
Уильям Кэрролл

До тех пор, пока люди размышляли о природе и своем месте в ней, их интересовали вопросы происхождения: их собственное индивидуальное происхождение, происхождение их семьи, человеческой расы и, в конечном счете, происхождение самой вселенной.Временами мы небрежно переходим от разных значений того, что мы подразумеваем под “происхождением”, что приводит к двусмысленности и путанице. Мы можем говорить о происхождении в терминах космологии, биологии, философии и теологии, но, если мы не сможем различать различные значения “происхождения” и различные способы анализа в отношении различных дисциплинарных исследований, наше понимание будет серьезно скомпрометировано. Эти различия особенно важны, если кто-то хочет сравнить философские традиции о происхождении, найденные в западной и восточной культурах.[1]
Когда западные мыслители ссылаются на окончательное происхождение Вселенной, они обычно используют термин “творение”, но в использовании этого термина возникает значительная путаница. Хотя “сотворение мира” как богословская и философская доктрина имеет происхождение в традициях, связанных с иудаизмом, христианством и исламом, существует важный смысл, в котором можно сравнивать различные религиозные традиции, западные и восточные, относительно того, что они утверждают о конечном происхождении вселенной. Кроме того, существует философский смысл творения, который позволяет вести общий дискурс среди тех, чьи религиозные традиции разнообразны. Философский дискурс о происхождении вселенной может в некотором смысле превзойти представления, которые основаны исключительно на различных религиозных традициях.
Для тех, кто хотел бы ограничить свой анализ просто тем, что разум говорит нам о Вселенной и ее происхождении, и, таким образом, желает игнорировать или отвергать различные религиозные версии, философский подход к творению может иметь законность, которой не имеет чисто религиозный подход. Так, например, когда современные космологи, такие как Стивен Хокинг или Лоуренс Краусс, отрицают разумность утверждений о сотворении Вселенной, мы можем показать, что их представление о том, что означает сотворение, ограничено религиозной концепцией и часто даже извращенной версией религиозной концепции. Их космологические размышления, несмотря на то, что могут утверждать авторы, не имеют никакого отношения к философскому понятию творения, которое признает, что существует конечная причина существования всех вещей. Действительно, как я буду утверждать, естественные науки ничего не говорят нам о том, была ли создана Вселенная. Все это, пока что, представляет собой серию утверждений, и, возможно, самым странным из них является то, что существует философский смысл творения, открытый, в принципе, для исследования только разумом.
Понимание творения, созданное Фомой Аквинским (1224-1274), предлагает особенно плодотворную общую тему о происхождении вселенной, тему, понятную людям разных исторических периодов и культур и, возможно, ценную для азиатской культуры. Прежде чем приступить к анализу понимания Фомой того, что значит для Бога творить, нам нужно вспомнить важный момент об использовании глагола “творить”. Мы можем говорить о том, как люди “создают” самые разные вещи, от литературы и машин до городов и обществ. Как мы увидим, эти типы создания или создания радикально отличаются от того, что означает “создавать”, когда кто-то называет Бога Творцом. Наше понимание того, что значит для Бога творить, начинается с нашего опыта различных видов творения, происходящих в мире, но затем мы значительно расширяем наше понимание творения, чтобы ссылаться на то, что творение или создание является конечной причиной Бога, Творца, самого существования всех черт о вселенной.
Нам нужно быть осторожными, чтобы не путать эти очень разные значения слова “творить”. Каждый раз, когда я использую это словосотворение, я имею в виду Божий акт творения. Фома  также отличил бы учение о сотворении мира от того, что можно было бы назвать мифами или историями о сотворении мира: рассказы о происхождении и развитии мира, найденные в традициях Древнего Ближнего Востока и, как следствие, связанных с ними рассказов в Северной и Южной Америке (например, у ацтеков и инков), Африке, Азии (особенно в Китае и Японии), а также повествование в начале Книги Бытия. Различные “истории сотворения мира”, такие как в Книге Бытия, могут быть источником для теологических и философских размышлений, но они остаются собственно говоря, отличными от теологии и философии.
Различные современные дебаты на Западе о взаимосвязи между достижениями в области естественных наук, особенно эволюционной биологии и космологии, и творением часто используют концепцию творения, или, лучше, “креационизм”, основанный на буквальном прочтении Книги Бытия. Слишком часто “творение” отождествляется с тем, что иногда называют рассказами о “шести днях творения”. Анализ “шести дней” - это, по сути, комментарии к библейскому тексту, а не богословие творения. Фома Аквинский отметил, что в библейском повествовании важен “факт творения”, а не способ или порядок формирования мира.
Ученые-библеисты на Западе в целом согласны с тем, что в еврейской Библии нет явного утверждения о сотворении из ничего.[2] Учение о творении развивалось по мере того, как верующие размышляли о том, какими должны быть отношения между Богом и миром. В христианской традиции до Фомы Аквинского важный вклад внесли, в частности, Августин (354-430), Псевдо-Дионисий (около VI века) и Ансельм (около 1033-1109).
Было ясно, что творение должно было быть “из ничего”, поскольку, если бы Бог использовал что-то при создании вселенной, это “что-то" было бы независимым от Бога. Сегодня есть некоторые теологи и философы, работающие в рамках христианской традиции, которые отрицают доктрину творения из ничего. Примечательны в этом отношении “мыслители процесса”, которые, следуя традиции Альфреда Норта Уайтхеда, отвергают эту доктрину, потому что считают ее несовместимой с тем, что наука говорит нам о мире, и слишком сильно подчеркивает Божественное  всемогущество. Действительно, в средние века Аверроэс отверг эту доктрину по аналогичным причинам. Для него утверждение, что что-то может произойти из ничего, даже с помощью Божественной силы, уничтожает возможность науки о природе, науки, которая обнаруживает истинные причинно-следственные связи между вещами.
Несмотря на заигрывания с неоплатоническим эманационизмом, ученые пришли к признанию того, что творение было свободным выбором Бога. Богу не нужно творить, и Богу как-то “лучше”, потому что Он творит. Для многих в Средние века и сегодня, как верующих, так и неверующих, сотворение мира должно означать, что у вселенной есть начало, что она не может быть вечной. Таким образом, кажется, что если бы космология раскрыла вселенную без начала, это поставило бы под сомнение разумность сотворенной вселенной.
Когда Фома Аквинский задумался о том, что означает творение, в христианстве уже существовала богатая традиция анализа.Кроме того, он извлек пользу из дискуссий о творении в средневековом иудаизме (особенно Маймонид) и исламе (особенно Авиценна и Аверроэс).). Восприятие греческой философии и, в частности, аристотелевской науки обеспечило широкий интеллектуальный контекст, в котором происходили эти дискуссии. Но это общее интеллектуальное наследие принесло с собой значительные трудности. Особого внимания заслуживает утверждение Аристотеля о том, что мир вечен. Для христиан вечная вселенная бросала вызов традиционному прочтению начала книги Бытия (“В начале ...”) и тому, что IV Латеранский собор (1215) провозгласил догмой: мир был создан из ничего и в начале времен. Последняя фраза (ab initio temporis) - это отрицание того, что мир вечен.
Утверждая в качестве первого принципа естественных наук, что из ничего ничего не происходит, древняя наука, похоже, ставит под сомнение разумность любого утверждения о том, что творение было “из ничего”. Любой философский подход к творению или любая рациональная защита теологического понимания творения должны были учитывать этот принцип науки, а также аргументы в пользу вечности мира. Дискурс во всех трех религиозных общинах на Латинском Западе сделал и то, и другое.
Одной из примечательных особенностей анализа Фомы Аквинского является его настойчивое утверждение о том, что существует различие между творением, понимаемым философски, и творением, понимаемым теологически. Философский смысл, выкованный в дисциплине метафизики, утверждал, что все, что есть, каким бы способом или способами оно ни было, полностью зависит от причинно-следственной связи Бога. Сказать, что творение происходит “из ничего”, означает, что Бог вообще ничего не использует, кроме Своего собственного всемогущества, чтобы вызвать возникновение вещей. Сотворение, понимаемое таким образом, не означает, что Бог превращает “ничто” во “что-то”. “Ничто”, часто обсуждаемое в современных космологических теориях, из которого каким-то образом возникает Вселенная, не является “ничем” в создании из ничего.
Для Фомы творческий акт Бога не приводит к изменению внутри и между вещами, или, как он часто повторяет, творение - это не изменение.[3] Естественные науки изучают изменения, и все изменения требуют предварительного изменения - так же, как думали древние. Как он писал: “Помимо способа становления, с помощью которого что-то возникает через изменение или движение, должен существовать способ становления или происхождения вещей без каких-либо изменений или движения, через приток бытия”.[4] Или, как говорит Томас в Summa theologiae: Творение - это не изменение, кроме как в соответствии с способом понимания [creatio non est mutatio nisi secundum modum intelligendi tantum]. Ибо изменение означает, что одно и то же нечто должно отличаться сейчас от того, чем оно было раньше... Но в творении, посредством которого создается вся субстанция вещи, одна и та же вещь может восприниматься как отличная сейчас и раньше только в соответствии с нашим способом понимания, так что вещь понимается как сначала вообще не существующая, а потом как существующая [5].
Творение относится к полной метафизической зависимости всего сущего от Бога как причины, и, следовательно, его понятность не оспаривается принципами естественных наук. Они относятся только к меняющемуся миру, как к меняющемуся. Творение - это прежде всего не какое-то отдаленное событие; это постоянная, полная причина всего, что есть. Если бы Бог не создавал вещи в этот самый момент, они бы не существовали никоим образом.
Обратите внимание, что Фома проводит различие между “способом становления, посредством которого что-то возникает посредством изменения или движения”, некоторые виды которого мы можем назвать человеческими актами творения, и более фундаментальным смыслом творения, который он определяет как “приток бытия”. Последнее, приток бытия, является причиной существования, существования как такового. “Как таковое” - важная фраза. Это помогает нам осознать разницу между тем, чтобы вызывать что-то к существованию способами, которыми, например, животные производят (вызывают к существованию) потомство, и причиной полной актуальности того, что есть (т. е. Божьего акта творения), как оно есть. В этом анализе есть глубокий смысл существования, того, что Фома называет esse.
Говоря о необходимости причины существования как таковой, Фома работает в рамках богатого аристотелевского понимания причины, и особенно агента или эффективной причины. Он расширяет аристотелевское понятие действующей причины, включив в него причину бытия. Он думает, что само бытие нуждается в причине, потому что существует действительность, акт бытия, который требует объяснения. Более того, он считает, что причина и следствие относятся к внешним отношениям зависимости и не должны рассматриваться в первую очередь в эпистемологических терминах (как их часто рассматривают те, кто следует традиции Дэвида Юма). Причина и следствие - это особенности одного и того же акта, акта или серии актов, которые не могут включать бесконечный регресс, поскольку все они существуют вместе в особом единстве. Соответственно, Фома может прийти к выводу, что должна существовать Беспричинная Причина существования всех существ. Это ключевые черты философского аргумента Фомы в пользу Творца. Следовательно, любая оценка анализа Фомы требует взаимодействия с его пониманием причины и с его метафизическим понятием бытия (esse) как действительности (actus essendi).
Общее возражение против подхода Фомы к творению заключается в том, что естественные науки полностью компетентны объяснить все, что нужно объяснить о природе и человеческой природе, и что само существование - это просто “грубый факт”, который не требует никаких объяснений или причин. Однако для того, чтобы узнать, являются ли естественные науки полностью компетентными для объяснения мира, требуется взаимодействие с более широкой философской темой о том, какова сфера компетенции естественных наук. Даже элементарное размышление о масштабах и пределах естественных наук требует от нас философского дискурса. Утверждать, что само существование является “грубым фактом”, - это философское утверждение. Вполне может быть, что сотворение мира не имеет никакого значения для практики научных исследований, но, в другом и более глубоком смысле, то, сотворен ли мир, имеет все значение в мире.
"Метафизика творения" Фомы предлагает важное понимание надлежащей автономии естественных наук, поскольку, по мнению Фомы, Бог создает вещи, обладающие собственной природой, собственными источниками и причинами характерного поведения, поведения, которое изучают естественные науки. Для Томаса быть сотворенным означает иметь существование, обладать бытием из первичного источника бытия и, таким образом, обладать единством и понятностью, необходимыми для изучения природы. В этом смысле сотворение мира делает возможными естественные науки. Фома считает, что такое философское понимание творения исключает любой вопрос о временности мира. Вопреки многим в его время и в наши дни, он думает, что вечная, сотворенная вселенная постижима. Те современные космологические теории, которые используют гипотезу мультивселенной или бесконечную серию больших взрывов, не оспаривают фундаментальную особенность того, что значит быть сотворенным, то есть полную зависимость от Бога как причины возникновения.
Является ли мир вечным или временным, зависит от того, какой мир создает Бог, а не от того, создан ли мир. Бог является причиной времени, независимо от того, есть ли начало времени. Здесь Фома отличается от своего учителя Альберта Великого и своего коллеги по Парижскому университету Бонавентуры, которые оба считали, что быть сотворенным обязательно означает иметь временное начало. Для них любое утверждение о разумности сотворенного и вечного мира (то есть без временного начала) абсурдно. Томас, однако, видит более ясно, чем Альберт и Бонавентура, что творение не является изменением и, следовательно, не требует такого начала, которое Альберт и Бонавентура считают необходимым.
Будучи христианином, Фома обладает богатым теологическим представлением о творении, основанным на философском смысле. Что касается веры, Фома верит, что у мира есть абсолютное начало, что творение - это акт всей Троицы, и что творение - это проявление Божественной любви. Но что важно для нашего размышления, так это относительная автономия, которую Фома предоставляет философскому описанию творения. Действительно, это позволяет ему извлечь значительную пользу из размышлений о творении, которые происходят в традициях, отличных от христианства. Он находит, например, у Авиценны (ок. 980-1037) важный интеллектуальный союзник, поскольку Авиценна также считает, что творение можно понимать философски, даже если для Авиценны творение является своего рода необходимой эманацией из первичного источника бытия.[6]
Философское понимание творения также позволяет Фоме проводить сравнения с древнегреческой мыслью; действительно, утверждать, что на основе принципов Аристотеля можно сделать вывод, что мир создан (помня, что он имеет в виду, что у мира есть конечная причина его существования).[7] На протяжении всей своей карьеры Фомас подтверждает то, что он впервые написал в трудах о “Сентенциях” Петра Ломбардского: “Не только вера утверждает, что существует творение, но и разум демонстрирует это” (Во II Посл., раздел 1, q. 1, a. 2). Демонстрация начинается с различия между сущностью и существованием в вещах - между тем, что такое вещи, и тем, что они есть, - и заканчивается необходимостью реальности, в которой сущность и существование идентичны. Для Фомы быть созданным означает иметь бытие через участие: участие, то есть в самой основе или основании всего сущего.[8]
Несколько раз Фома размышляет об истории (на Западе) попыток понять происхождение вещей. В относительно ранней работе, посвященной разделенным субстанциям, он отмечает: Видно, что человеческие способности медленно прогрессировали в исследовании происхождения вещей. Вначале люди думали, что происхождение вещей заключается только во внешних изменениях, под которыми я подразумеваю внешнее происхождение, происходящее в соответствии со случайными изменениями. Для тех, кто первым начал философствовать о природе вещей, считал, что стать - это не что иное, как быть измененным, так что сущность вещей, которые они называли материей, является совершенно беспричинным первым принципом. Ибо они не смогли своим интеллектом преодолеть различие между субстанцией и случайностью. Другие, продвигаясь немного дальше, аналогичным образом исследовали происхождение самих веществ, утверждая, что у определенных веществ есть причина их существования. Но поскольку они не могли своим разумом видеть ничего, кроме тел, они действительно сводили субстанции к определенным принципам, но телесным принципам, и они утверждали, что другие субстанции возникают в результате объединения определенных тел, как если бы происхождение вещей состояло исключительно в объединении и разделении".
Более поздние философы продолжили разбивать чувственные субстанции на их основные части, которые являются материей и формой. Таким образом, они сделали “становление” физических вещей заключающимся в определенном изменении, в соответствии с тем, как материя последовательно подвергается различным формам.
Но помимо этого способа становления необходимо, согласно учению Платона и Аристотеля, установить другой, более высокий. Поскольку необходимо, чтобы первый принцип был наиболее простым, об этом необходимо сказать не как об участии в бытии, а как о самом бытии. Поэтому во всех подобных вещах должно иметь место общее решение в том смысле, что каждая из них решается интеллектом в то, что есть, и его бытие. Поэтому, помимо способа возникновения, с помощью которого что-то становится, когда форма переходит в материю, мы должны предвосхитить другое происхождение вещей, поскольку бытие даруется всей вселенной вещей первым Существом, которое есть бытие.[9]
Это трудный отрывок из Фомы, поскольку он использует много философских терминов, малоизвестных за пределами средневековой схоластической традиции и, возможно, особенно чуждых аудитории, например, в Китае. Здесь Томас предлагает нам своего рода шаблон, который мы можем использовать для сопоставления различных объяснений происхождения. Это шаблон, который не обязательно должен ссылаться на простой хронологический отчет, но может описывать различные позиции, которые продолжают подтверждаться. Те, кого Фома называет в первом абзаце досократовскими материалистами, хорошо представлены многими космологами XXI века и всеми теми, кто разделяет исключительно материалистический взгляд на реальность.
Для Фомы Творец превосходит созданный порядок, но не в том смысле, что Он просто “иной”, чем или “за пределами” того, что создано. Трансцендентность в этом контексте не следует противопоставлять имманентности так, чтобы одно обязательно исключало другое. Мы можем начать думать о трансцендентности как противопоставляемой имманентности, но по мере того, как мы больше размышляем о радикальной непохожести Творца, мы приходим к пониманию того, что Творец отличается от созданий способом, отличным от способов, которыми создания отличаются друг от друга, и способом, отличным от различия между всем созданным порядком и ничто. Трансцендентность Творца такова, что Он может быть неизменной причиной всего сотворенного, более имманентной, на самом деле, созданиям, чем они сами себе. Творец не является высшим существом в иерархии существ. Творец - это не вещь среди вещей, не причина среди причин, как бы ни было верно говорить, что Творец - это Беспричинная Причина.
Фома смог изучить историю философского дискурса о “происхождении вещей” и рассмотреть этот дискурс в контексте своего собственного понимания творения именно потому, что у него было философское понимание творения - понимание, не обязательно связанное с какой-либо конкретной религиозной традицией, понимание, о котором он, в принципе, открыто рассуждать в одиночку. Хотя христианский теологический смысл творения зависит от откровения и для христианина полностью постигается только в контексте веры, теологический смысл включает в себя философский. Важнейшие черты творческого акта Бога - то, что он возникает из ничего, является свободным актом Творца, и то, что Творец является трансцендентным Источником всего сущего, - для Фомы доступны только разуму. Как я уже говорил, не все размышления о происхождении вещей включают в себя эти важнейшие черты; тем не менее, для тех, кто открыт для философского анализа Фомы, эти черты понятны, даже если они еще не очевидны в конкретных объяснениях происхождения.
Это правда, что анализ творения Фомы происходит в латинском средневековье и, безусловно, находится под влиянием его христианской веры.[10] То, что Фома способен охватить черты греческой философии, почерпнутые из разных источников (от неоплатонизма до аристотелизма), показывает, что он считает возможным пересекать культуры и века при изучении фундаментальных вопросов, таких как происхождение вещей. Точно так же, как Фома искал идеи о происхождении вселенной - и о многих других областях знаний - в древнегреческой мысли, он, несомненно, признал бы или, по крайней мере, искал связи с богатыми интеллектуальными традициями Азии.
Как бы ни было человеческое мышление укоренено в определенных временах, местах и культурах и выражено на разных языках, и как бы ни требовалось учитывать эти характеристики при понимании того, о чем думают, Фома убежден, что рациональное исследование способно подняться над этими особенностями. То, что нам нужно быть очень осторожными при проведении сравнений между культурами, религиозными традициями, языками и историческими эпохами, не означает, что задача в принципе невыполнима. Трудности, а также перспективность таких сравнений были очевидны в обмене мнениями между иезуитами и китайскими учеными в XVI - XVII веках.
Более поздние исследования, направленные на сравнение китайских философских традиций с традиционными представлениями о творении, выраженными в западной мысли, подчеркнули важность даосизма, а также мысли неоконфуцианского ученого Чжу Си (1130-1200), который жил во времена династии Южная Сун (1127-1279). Чжу предложил глубокое размышление о ли [;], который часто называют основополагающим порядком и причиной в природе. Иногда это ассоциируется с понятиями тайцзи [;;] ("великий предел"”, тянь [;] ("небеса"” и дао [;] ("путь"”. Лисюэ (“изучениели”) вполне может оказаться хорошим местом для поиска связей с понятием творения, поскольку есть предположение, что вся реальность исходит из первичного источника. Кажется, что взгляды, изложенные Чжу Си, напоминают неоплатонический эманационизм. Одна из проблем, однако, заключается в том, что слишком часто эманационистские взгляды подтверждают фундаментальную преемственность между недифференцированным источником бытия и существованием всех черт мира. Как я уже указывал, Творец для Фомы не находится на вершине иерархии бытия, а скорее является трансцендентным Bсточником всего сущего.
Существует также оживленная дискуссия о том, допускает ли китайский язык метафизический вопрос бытия. Утверждается, что китайское слово “ты”, часто переводимое как “бытие” или “существование”, на самом деле означает “присутствовать" и, в отличие от "у", часто переводимого как "ничто”, предполагает только присутствие или отсутствие. Ву не улавливает фундаментального смысла “ничего”, занимающего центральное место в доктрине творения из ничего. Соответственно, китайская философская рефлексия ведет к сложным космологиям, но не к метафизическому анализу бытия или существования как такового.[11]
Необходимо проделать большую работу, чтобы найти связи с понятиями трансцендентности, причинности существования и, действительно, “ничто” в творении из ничего, которые занимают центральное место в традиционной доктрине творения. Упоминая Чжу Си и даосизм, а также вопросы о китайском языке, я хочу только предложить путь для дальнейшего сравнительного философского размышления.
Мы находим в обсуждении Фомой творения отличный пример его более широкого понимания взаимосвязи между верой и разумом. Именно это более широкое понимание позволяет Фоме взаимодействовать с теми, кто не разделяет его веру. Творение - особенно хорошая площадка для такого диалога, поскольку, как я предположил в начале, размышления о происхождении вещей являются постоянной заботой человеческих культур, хотя, как признал Фома, не все размышления о происхождении привели или привели к адекватному пониманию творения. Взаимосвязь между творением и тем, что различные науки и философские системы рассказывают нам о мире, сегодня является такой же важной темой для диалога, как и в латинское средневековье.
Одной из отличительных черт понимания Фомой творения является утверждение надлежащей автономии причин в природе, включая причинно-следственную связь, осуществляемую людьми (ЭТО СПОРНО! - Пер.). Для тех в Китае и на Западе, кто ошибочно думает, что нужно выбирать между здравым представлением о творении (особенно постоянным проявлением божественного всемогущества) и наукой, Фома Аквинский предлагает мощное противоядие. Принципы, которые он излагает для возможности информированного обсуждения творения, не ограничиваются Парижем XIII века. Сегодня они могут работать в Китае, и не только в Китае. ;

[1] Отчет о некоторых моих выступлениях на эту тему в Китае см. в статье “Фома Аквинский в Китае”, посвященной публичному дискурсу: http://www.thepublicdiscourse.com/2014/12/14165 /.
[2] См. Gerhard May, Creatio Ex Nihilo: Доктрина “Творения из ничего” в ранней христианской мысли, пер. А. С. Уорралла (Эдинбург: Т. и Т. Кларк, 1994).
[3] Это правда, что Бог является причиной изменений, которые происходят в мире, в том смысле, что изменения действительно существуют, и Бог является причиной всего, что есть. Не было бы никаких изменений, если бы Бог не вызвал их, но, вызывая вещи (включая реальность изменений), само действие Бога, собственно говоря, не является изменением.
[4] Предложения, предшествующие этой цитате, задают контекст для вывода: “В каждом порядке причин универсальная причина должна существовать до конкретной причины, поскольку конкретные причины действуют только во власти универсальных причин. Теперь ясно, что каждая причина, которая приводит что-либо в движение, является конкретной причиной, поскольку она имеет определенный эффект. Ибо каждое движение происходит от этой определенной точки к этой определенной точке, и каждое изменение является конечной точкой некоторого движения ”. Фома Аквинский, "Об разделенных субстанциях", с. 9, 49.
[5] Фома Аквинский, Summa theologiae I, q. 45, a. 2, ad 2.
[6] Хотя Фома находит много приемлемого в метафизике Авиценны, он отвергает любую необходимую эманационистскую схему творения, поскольку, помимо прочего, это отрицало бы свободу действий Творца.
[7] Действительно, в нескольких случаях Фома приписывает самому Аристотелю философское понимание того, что мир создан.
[8] В мои намерения здесь не входит подробно излагать - и защищать - метафизический аргумент Фомы, который, по его мнению, демонстрирует, что есть Создатель всего сущего. Я просто хочу принять к сведению заявление Фомы и дать отчет о том, что оно влечет за собой.О разделенных субстанциях      [9], с. 9, 48 (см. также De potentia Dei 3; Summa contra gentiles 2, с. 37; Summa theologiae I, q. 44, a. 2; Физика VIII, лекция 2).
[10] Есть некоторые авторы, такие как Этьен Жильсон, которые считают, что учение о творении, даже изложенное Фомой Аквинским, является особенностью “христианской философии”, источником которой является библейское откровение Бога как “Я есмь тот, кто я есть”. Альберт Великий и Бонавентурадумал, что творение - это всего лишь теологическое понятие. См. Стивен Э. Болднер и Уильям Э. Кэрролл, Фома Аквинский о творении (Торонто: PIMS, 1997).
[11] Дэвид Л. Холл, “Культура метафизики”, в Интерпретации Невилла, ред. Дж. Харли Чепмен и Нэнси К. Франкенберри (Олбани, Нью-Йорк: SUNY Press, 1999), 271-7. См. также Мэри Сим, “Вопрос о бытии, небытии и ”творении из ничего" в китайской философии", в The Ultimate Why Question: почему вообще существует что-либо, а не вообще ничего, изд. Джон Ф. Виппел (Вашингтон, Округ Колумбия: Издательство Католического университета Америки, 2011), 43-64. Для чтения ву как “онтическое небытие и онтологическое ничто”, см. Дэвид Чай, “Меонтологическая генеративность: даосское прочтение вещи”, Философия Востока и Запада 64, № 2 (апрель 2014): 303-18.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn