Любовь через жизни

                "Много замыслов в сердце человека,
                но состоится только определенное Господом".
                Псалом 19-20

  Давно, давно, ой как давно, нет нашей мамочки.. Мы, ее четверо дочек, уже старушки, всем за 70…

  Но живут в нас детские острые воспоминания, которые съединяют нас в один теплый детский комок нашей уже призрачной семьи Поповых.. Где эти 50-е, 60-е годы, когда мы росли под маминым крылом?

  Жизненная дымка покрыла их, скрыла из нашей памяти мелкие детали, но то, что жило в сердце нашей мамы и отдавалось всплесками в наших сердечках и сейчас волнует нас, взрослых, и обращает нашу память вспять, вновь и вновь открывает и переворачивает странички нашей давней  детской жизни…

  Войны нет, прошли тяжелые 50-е годы, полуголодные, тесные, как тиски сдавливающие каждый год и день жизни нашей большой – из 5 человек, семьи…
  Маленькая каморка, в которой мы ютились и спали на сундучке или приставленных к нему табуретках; еда,  традиционная картошечка и щи без мяса, да губница и уха из сушнины; платья и пальтушечки с плеча старшей сестрицы и худые ботиночки с калошками, чтоб вода через дырявые подошвы не мочила ноги.

  Забылось бы и это, но нас было четверо и мы к воспоминаниям одной, добавляем свои,  и вновь память воскрешает реалии былой жизни.

  Пришли 60-е годы, жить стало лучше, жить стало веселее. Это действительно так, даже в нашей северной глубинке все стало налаживаться – новое жилье, новые магазины и товары.

  Выстроилась целая новая улица Теплова, в честь земляка, Героя Советского Союза, Михаила Теплова. Второй 12 квартирный дом – наш дом. Маме дали 2х комнатную квартиру!

  Как же мы радовались, на саночках перевозя скарб из прежней комнатки в хоромы! Впервые клеили обои на стены! Впервые имели свой собственный теплый отдельный туалет! А когда появился круглый стол, затем гардероб 2хдверный и диван с крутыми валиками-подлокотниками,  радость наша была до Небес! Мы не верили своему счастью, что это все наше! Все нам!?!

  Но это все бытие, фон нашей счастливой жизни, а эхо войны и маминой любви не исчезало, оно было всегда в атмосфере нашего дома.

  Люся, наша старшая, самая,  самая лучшая в мире сестра,  училась в Ленинграде в Герценовском институте на биофаке, жила в студенческом общежитии.  Посылала нам фотографии великого города  – Дворцовую набережную,  Зимний дворец, картины Эрмитажа и Русского музея, фотографии  альма-матер на канале Грибоедова и первое общежитие с круглыми окнами на Желябова, а потом на Стачках.

  Ей исполнилось 18 лет, совершеннолетняя. Люся хорошо понимала,  что она в нашей семье Поповых – Киреева и Алексеевна – другая, у нее другой отец, мамин боевой товарищ и муж времен войны.  Но так случилось, что он не вернулся к маме в 1945-м,  не вернулся даже в родной город Ленинград, а уехал с фронта за Урал, в город Пермь и там создал другую семью.

  Чем были вызваны такие решения, нам неизвестно. Мы знали и чувствовали, как мама любила Алексея, как она ждала его с фронта в 45м на руках с малышкой Люсенькой, его дочкой.
  Сегодня сказали бы, что-то пошло не так.. Кто-то написал   Алексею, что мама его не ждет и он, не разрывая связи с дедом, маминым отцом, написал ему, что принял решение уехать за Урал и начать  новую жизнь. Мама не знала о его решении и ждала его по-прежнему, ведь многие приходили с войны через годы…

  Помню, в какое-то время у нас появилась фотография Алексея – Люсиного отца с девочкой на руках, с букетом цветов. Девочку с большим бантом на голове звали тоже Люся.

  Значит, не забыл, значит, помнил и носил в сердце свою первую любовь и  имя дочки, которую так и не увидел после окончания войны.

  Мы не знаем точно этого, мы росли и радовались новой жизни, но пришло письмо от Люси, где она сообщила маме и нам, что ее, 18 летнюю, нашел и навестил в Ленинграде отец,  Алексей Киреев.

  Мама читала письмо и плакала, говорила, что от радости. Люся сообщила, что отец приходил в общежитие с женой и с подарками на 18-летие,  а также отец сказал, что 18 лет – это совершеннолетие, а значит,  истек срок выплаты элементов, которые он платил за дочь все эти 18 лет.  Мы знали, что от Люсиного папы приходят деньги, и часто они просто спасали нас от голода, мама всегда радовалась им.


  Шел 1961 год, замечательный год  для нашей страны – полет Юрия Гагарина в космос!, потом полет Германа Титова, летали спутники, начиналась эпоха КВНов, люди стали жить безопаснее и богаче.

  Вот приехала на зимние каникулы наша студентка Люся с маленьким чемоданчиком.  Ярко помню этот момент. В комнате у печки табурет и на него Люся выкладывает свой чемодан. Та-дам! Щелк и он открыт.
  А там.. там богатство и подарки от отца Люси, так мы думали и ждали. Но… подарков нет. Где же они? Что подарил на 18 - летие отец  дочери, впервые видя свою кровинушку?

  Да, как  отец взрослой 18 летней дочери он купил ей нарядное платье и… шелковую комбинацию!
Люся говорит: отец пришел к ней в общежитие с женой. На вахте  сообщили, что ее ждет мужчина на входе в сквере. Люся вышла и увидела высокого мужчину в плаще, шляпе и рядом маленькую улыбчивую полную женщину. 

  Подошла. Отец обнял ее и сказал: – Какая же ты у меня маленькая! Я представлял тебя другой, -  и развернул пакет, в котором было красивое длинное, явно на рост высокой девушки, платье. Огорчение было на всех лицах одновременно, ведь купить нарядное платье в послевоенные все еще годы, было не просто.
« И комбинация будет тебе, дочка, велика», -  вздохнул отец и развернул второй маленький сверток с  шелковистым струящимся ручейком.

  Люся взяла его в руку и сказала, что это будет ей не велико: « Я буду носить комбинацию как ночнушку», -  и прижала подарочек к груди. Отец и его жена еще поговорили об учебе, о жизни в Ленинграде, о возможной будущей встрече и ушли.

  Люся была в смятении. Все случилось неожиданно. Она так долго в мыслях встречала своего отца, разговаривала с ним, ждала общения  с дорогим  сердцу человеком и вот, все позади, все случилось, и теперь она уже независима от отца и даже от его элементов, а на память осталась  комбинация.

  Девочки-подружки теребили ее, спрашивали про отца и его супругу, но Люся думала о том, что 18 лет, это действительно разделительный рубеж, из ее жизни отец ушел навсегда.

  Назавтра, на вахту,  отец принес сверток, его передали Люсе, там было десять метров цветастого ситца – это тоже редкость в те времена – и Люся с девочками решили сшить из него себе халатики, так и сделали.


  Люся достала комбинацию и развернула ее в полный рост – белоснежная в мелкий голубой горошек и тонкой бейкой-окантовкой на полукруглых вырезах – какая же прелесть эта комбинация, да еще такая нежная, ласкающая кожу, что ее не хотелось выпускать из рук.
  Мы все по очереди  брали ее в руки, зачем-то нюхали и радостно смеялись. Люся рассказала про платье на вырост и как они сшили из отреза  ситца халатики с девчонками, а мама отрешенно  сидела  у чемоданчика и держала в руках комбинацию, материальную частицу, связывающую ее с Алексеем.


  Люся доставала открытки и эстампы с видами Ленинграда, а мы, залезая в ее чемоданчик, вытаскивали оттуда туфельки на кнопке-шпилечке, примеряли деловито тут же, пытаясь ходить, выпадая из великого! - ведь Люся была старше нас на 7-10 лет!

  Как же здорово встречать сестру студентку - ленинградку, видеть  впервые незнакомые вещи, слушать о городе на Неве, о студенческих событиях и экспедициях, и мечтать, мечтать поскорее стать взрослой, как Люся, и поехать учиться в Ленинград!

  Да, закончилась, казалось бы, страница жизни и любви мамы, связанная с Алексеем, войной, тяжелым послевоенным временем. Дочь выросла, остальные девчонки подрастают, все школьницы. Может и свою личную жизнь пора налаживать?


  Так ли думала наша мама, мы не знаем, но вдруг к нам домой стали приходить посылки – обычные почтовые ящички с сухофруктами, орехами, орешками.

  Мы, не видавшие и не едавшие досыта фруктов и экзотических плодов и орехов,  с радостью опустошали эти посылочки и ждали новые. Но кто же их нам посылает?

  В эти годы зимой с нами уже жили бабушка с дедом, им тяжело было зимовать в далекой деревне одним, они перебирались на зиму к нам, в райцентр и жили с нами, наполняя нашу жизнь мудростью и опытом, передавая нам навыки, утраченные многими  - прядение, чапание шерсти, вязание.


  Бабушка нам поведала, или в разговорах взрослых на вечерних посиделах  у печки услышали мы, что у нашей мамы есть мужчина, который зовет ее замуж! Что он украинец, серьезный человек, большой начальник, что он давно  присматривался к нашей маме, а теперь ждет ее решения на его предложение. Это он шлет нам посылки.

  Новость о возможном отце для нас, безотцовщины, переживших за свою детскую и школьную жизнь много насмешек, издевок, унижений, страданий от того, что у нас нет отца, эта новость просто  нас душила всякими сладкими и красивыми  картинами!

  У нас будет отец! У нас будет папа! У нас буде в доме мужчина, взрослый любящий маму и нас  человек! Он будет в доме все делать, то,  что сейчас делаем мы, девочки – носить воду из колодца или из колонки, пилить и колоть дрова, заготавливать их на делянке, будет ходить с нами полоскать белье и таскать тяжелые кошели под гору и в гору.. А на праздничных демонстрациях мы будем идти с отцом за ручку! Мы будем всем говорить : «А наш папа..!»


  Мы мечтали, мы ждали, нас никто ни о чем не спрашивал, но мы знали, что скоро-скоро у нас будет папа!


  И вот долгожданный момент  настал. Мама в очередной раз собиралась в командировку в областной центр в Архангельск. В ее работе это зачастую случалось, и мы оставались с бабушкой и дедом, под их чутким присмотром. Но в этот раз нам объявили, что мы все трое, Люся уже была взрослой студенткой и училась в Ленинграде, а мы все трое поедем вместе с мамой в Архангельск на большую конференцию.

  Каким-то образом до нас дошла потаенная информация о том, что на конференции будет начальник - украинец, он должен увидеть маминых детей и мама должна там принять решение о нашей семье.


  Подробных подготовительных  сборов и самой поездки в город не вспомнить, главное было в душе – скоро мы увидим нашего будущего отца!


  В Архангельске в Соломбале жила  тетя Надя, мама сказала, что мы, девочки, будем жить у нее, а она – в гостинице. Нас это удивило, как это мама будет ночевать не с нами?  Но у тети Нади были две дочки, наши ровесницы  и нам там были рады.

  По приезду в Архангельск, это всегда большое событие, мы прошли по главному проспекту города имени Павлина Виноградова, проехали на трамвае к Дому профсоюзов и очутились в белокаменном с колоннами большом просторном здании.

  Здесь мама повела нас в буфет -столовую и мы ели на заказ удивительное для нас блюдо – вареную курицу с пюре! И пили компот.
  Мы уже знали, что где-то здесь ходит наш будущий папа, но где и как его узнать? Народу было много, все коридоры и лестница на второй этаж были заполнены спешащими людьми.

  Мама поставила нас у окна и строго сказала: «Стоять здесь и никуда не уходить , пока я вас не отведу в нужное место».

  Что чувствовали мои сестрички младше и старше меня, не знаю. Помню, что я впивалась глазами в любого дядю, проходящего мимо, и с замиранием сердца  рассматривала его, примеряясь к нему, как к своему отцу. Так мы стояли какое-то время.

  Вдруг я заметила, что в дальнем конце коридора у распахнутой настежь широкой двери в светлом луче стоит наша мама, в сером стального отлива костюме: длинная прямая юбка, широкие плечи пиджака и нежная белая блузка оттеняли ее удивительные синие васильковые глаза.
  Мама наклонила голову и слушала высокого мужчину, который стоял чуть позади нее и слегка поддерживал ее за локоток. Мама вдруг посмотрела на нас, маленькую стайку девчонок под окном, и мужчина, выпрямившись, тоже взглянул на нас. Я увидела красивое лицо, обрамленное волнистыми темными волосами, густые брови, темные, не голубые как у  всех родных, глаза и черные, а не седые как у нашего деда,  усы. Вот он, это может быть наш отец?


  Зазвенел звонок. Первый. Мама быстро подошла к нам и провела в гардероб.  Там нас ждала тетя Надя, она повезла нас в Соломбалу.


  Помню, мы ловили каждое слово взрослых, чтобы как-то понять, будет ли теперь в нашей семье новый отец. Наутро, тетя Надя повезла нас в город, в гостиницу к маме. Мы первый раз заходили в здание гостиницы. Просторный холл, строгая тетенька разрешила нам подняться в номер к маме.

  Помню, как мы осторожно открыли дверь в номер и, войдя, встали на пороге – огромное окно с тяжелыми шторами, казалось было от потолка до пола, мягкие кресла около малюсенького столика с хрустальным графином воды и мама, сидевшая в кресле в белой блузке – красивая недосягаемая непривычная среди этой мебели, ковров и роскоши. На миг стало холодно и страшновато, но потом мы бросились к маме, обнимались, заглядывали в ее глаза, гладили очень шелковистые волосы.
  Все было внове, мы  рассматривали  необычную для нас деревянную кровать, потом залезли на нее и попрыгали. Выглянули в окно и со 2 этажа смотрели, как по проспекту под нами спешат люди. Все было захватывающе и необычно.


  На столике лежали плитки шоколада. Для нас.  Мама сказала: «Ну что, деушки мои, поехали домой…».


  Стало понятно, что новый папа с нами не поедет. Однако, почему-то на сердце было тепло и спокойно. Дома ждала бабушка, она обняла нас крепко и сказала: «Нагостились в городе, горожахи? Теперь опять заживете женской коммуной».
 
  Тихо- тихо я   спросила бабушку, а почему мама не ответила кавалеру   согласием? На что бабушка заметила мудро: «Сердцу не прикажешь».


  Так вот и закончилась мамина  давняя любовь к Алексею, она жила в мамином сердце всегда, всю жизнь, мы как-то все по особенному к этому чувству относились, зная, что Люсин папа был настоящим достойным человеком,  и мама его не забывала никогда.

  И уже на наших глазах, имея возможность счастливой супружеской жизни, не променяла первую любовь на новую и нашу комфортную жизнь.

  «Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом».