В жизни раз бывает. рассказ

                В жизни раз бывает
                рассказ   

   
      До отхода поезда оставалось больше часа, перрон небольшой железнодорожной станции был пуст и  чист, блестел под жарким  летним солнцем серым блеском нового бетона. Я сначала спрятался под небольшой навес у входа в здание вокзала, потом, услышав из открытого окна знакомую песню Булата Окуджавы «Полночный троллейбус спешит по Москве», которую не слышал лет тридцать, зашел в станционный буфет. Там, как и на перроне, было пусто, молодая, низкорослая буфетчица вскочила мне на встречу, сияя круглым загорелым лицом с ямочками на пухлых щеках:
      - Желаете закусить?
      - Нет, только чай.
      - С бутербродами?
      - Нет, дайте вот этот пирожок,- показал я на аппетитные  маленькие пирожки горкой лежащие на большой тарелке из темно коричневой обожженной глины.
      - У вас прекрасный вкус! – широко заулыбалось загорелое лицо буфетчицы, показывая мелкие ровные белые зубы. – Они со свежей клубникой, я только что съела такой – просто обалдеть! Не пожалеете! Честно вам говорю! Берите три, пока есть. Сейчас к поезду набежит народ – враз разберут…
     Я замялся, потому что пирожки стоили по триста рублей за штуку, а у меня оставалось две тысячи рублей расходных денег.
   - Да берите, сколько хотите, я вам один, от бабы Дуси  подарю, она мне их  только что принесла… Вы что, не верите мне!- подбоченилась бравая буфетчица.
   И я купил к стакану чая два пирожка, а третий, вместе со счастливой улыбкой буфетчицы, получил в подарок. В буфете было три круглых стоячих столика и один длинный с мягким сиденьем и букетиком белых ромашек в литровой банке из-под соленых огурчиков. Я сел на мягкое сиденье хлебнул горячего слегка подслащенного чая и взял в руку румяный пирожок. Буфетчица, такая же румяная, как пирожок, пристально смотрела на меня. Я откусил напоказ большой кусок пирожка, разжевал и проглотил. Клубничная начинка была с густым сладким соком, заполнила весь рот, и ее не хотелось проглатывать.
     - Ну, как!? – округлила  глаза буфетчица.
     Я показал ей большой палец.
     - Я же говорила! – радостно засмеялась она. – Только они хранятся недолго. Скоро мы с бабой Дусей будем печь с малиной, они еще вкуснее. У нас Ваня, мой муж, лежачий, ему на железке ногу отрезало, его лечить  надо.
   Я купил еще два пирожка с клубникой и стакан чая, сел на прежнее место. Когда садился, в голове уже  ожили давние воспоминания: июль, такое же  жаркое лето на Урале, на окраине небольшого городка Камышлов, я окончил первый курс физического факультета в Уральском Университете, успешный спортсмен и тренируюсь, как десятиборец, в летнем палаточном спортивном лагере под соснами на берегу большого озера. Но главное в моих воспоминаниях: такие же вкусные пирожки с клубникой, которые привезла в спортивный лагерь на мой день рождения моя мама…  Я откинулся на мягкую спинку дивана, закрыл глаза и давние воспоминания  приобрели  удивительно ясный вид…
         В брезентовой палатке было сумрачно, но через маленькое окошко с откинутой брезентовой шторкой уже сочился слабый белесо розовый свет встающего солнца и уже слышно было пробное утреннее чириканье птиц на соснах над палаткой. Гораздо слышнее птичьих голосов в палатке был крепкий утренний храп чемпиона университета по метанию копья Коли Плетенчука. Кроме Коли и меня в палатке спали еще двое университетских спортсменов.
   Вечером, перед тем как заснуть на кровати раскладушке,  я с печалью думал, что завтра мне исполнится восемнадцать лет, но, похоже, никто в лагере об этом не знает, кроме меня. Усевшись на скрипучей раскладушке,  я разглядывал свои носки, которые стянул с веревочки и держал в руках с намерением одеть: по утрам в спортлагере было прохладно, а мы бегали по дорожке под соснами положенные утром две тысячи метров. На одном из моих носков стала заметной дырка, и было стыдно одевать его в день рождения.  А вдруг она заметит? Эта «она» была еще одной моей печалью, самой сильной в то время.
    В спортлагере по совету тренера я стал присматриваться к технике бега с барьерами девушки спортсменки нашего университета по имени Соня. Она была немного старше меня,  училась на другом факультете, и я не был знаком с ней. Тренер познакомил меня с Соней, но мне, известному в университете легкоатлету,  было зазорно, что меня чему-то учит девушка. Все же мы с Соней несколько раз позанимались техникой убега с  барьерами. Она считала, что я неправильно заношу ногу над барьером, показывала,  как это надо делать, и я почему-то злился на нее. Даже не на нее, а на ее ноги, которые стояли у меня перед глазами, когда я ложился спать в палатке, и не давали заснуть.
    Накануне моего дня рождения, вечером,  я подкрашивал лодки  на берегу озера у лагерного причала: на завтра намечались соревнования по гребле. Я выводил темной синей краской на голубом фоне борта имя лодки «Чайка».  Сзади ко мне подошла Соня, с которой утром я отказался заниматься техникой барьерного бега. Я косил на нее глаз, нервничал и, наконец, не выдержал, повернулся к ней:
    - Ну, что ты стоишь и молчишь!?  Да, мне нравятся твои ноги… Ну, то есть не ноги, а то, что они у тебя такие умные и умеют так двигаться, но я и сам могу всему научиться…  Я предлагаю дружить…
    Соня изменилась в лице, но быстро справилась с собой и с усилием улыбнулась. Потом вдруг засмеялась и показала пальцем на лодку:
      - Гайка плавать не будет,  она пойдет ко дну.
      Я оглянулся и с ужасом увидел на бору имя лодки, которое только что вывел кистью - «Гайка»…
     Ночью мне опять снились умные ноги Сони и «Гайка» на борту лодки и как я барахтаюсь и тону  в воде озера, и мне некому помочь.
       Я проснулся с влажным лбом под храп моего соседа  в палатке, сразу вспомнил, что сегодня мне исполняется восемнадцать лет, машинально сел, ожидая увидеть рядом на табуретке подарки к дню рождения, как это всегда бывало у меня дома, увидеть улыбку мамы, услышать ее ласковые слова, почувствовать ее теплые руки и губы… Но был только сумрачный утренний свет и храп соседа, могучего рекордсмена по метанию копья.
   День пошел по обычному режиму: торопливое одевание высохшего за ночь трикотажного спортивного костюма, натягивание старых кед с дырявыми носками, деревянный сортир и обязательная для всех утренняя пробежка по земляной дорожке среди травы и веселых утренних цветочков, покрытых каплями росы. Я бежал старательно, не лениво, помня, что мне сегодня исполняется восемнадцать лет, но в голове продолжалась утренняя грусть: никто вокруг  не знал, не замечал, что у меня день рождения.
   Соня бежала впереди, помахивая коротким хвостиком русых волос на шее. Я ускорил бег, оказался метрах в трех за ней и стал рассматривать ее спину в белой футболке с короткими рукавами. «Легко оделась, - думал я, - утром  прохладно… А шея у нее нежная и уши красивые.» На ногах Сони были одеты белые брезентовые кроссовки с белыми шнурками, на кончиках которых в ритм движения ее ног болтались коричневые пласт массовые наконечники.   Было похоже, что кроссовки новые. Соня бежала неторопливо, как все и, как все, не знала о моем дне рождения. Она вдруг, словно почувствовав меня за спиной, ускорила бег и убежала вперед. «Ну, и черт с тобой!» - подумал я, как бы освобождаясь от утренней грусти по поводу всеобщей неизвестности о моем дне рождения. После завтрака в большой деревянной столовой кирпичного завода на окраине Камышлова, я торопливо пошел в спортивный лагерь, выпросил у завхоза ведерко с краской, кисть и небрежно исправил на борту лодки первую букву ее названия, чтобы она стала не «Гайкой», а «Чайкой».  На утренней тренировке на нашем лагерном стадионе я старался выглядеть настоящим чемпионом университета по легкой атлетике, изрядно устал и вспотел, долго мылся под душем в брезентовой палатке под гул дизельного генератора электричества,  одел новую белую футболку с большими красными буквами на груди «Москва» и после обеда дружно, вместе со всеми, хвалил в столовой поваров за вкусную еду.
   Ближе к вечеру на озере были соревнования по гребле на лодках, и мы с копьеметателем Колей заняли на них первое место на моей «Чайке». Настроение у меня стало отличное, я даже забыл о своем дне рождения, о своих восемнадцати годах. Ужин в столовой был веселый, легкий, я смеялся над шуточками соседей по столу и старался не смотреть в ту сторону, где сидела Соня.
   И тут ко мне подошел начальник нашего лагеря и одновременно мой тренер по легкой атлетике, нагнулся и тихо сказал на ухо:
   - Тут к тебе перед ужином приехала твоя мама, попросила поздравить тебя с днем рождения, но пока не говорить тебе, что приехала... Ты извини, я вообще-то должен был знать, когда ты родился…Мама сейчас в столовой с двумя большими сумками. Позвать?
   Я вскочил из-за стола. В зал сначала вошли два моих товарища с огромным кульком из большого ватмана. Сразу стало шумно, спортсмены повставали со своих мест, стали хлопать в ладоши и кричать «Поздравляем!» Я с растерянностью взял кулек и чуть не присел под его тяжесть. Позже выяснил, что в кульке лежали на дне чугунные гантели и ядро для толкания, а сверху были наложены записные книжки, какие-то брошюры по спорту, автоматические ручки, носки с этикеткой и даже новая зубная паста – товарищи спортсмены наспех клали в кулек в качестве подарка все, что было под рукой.
  Мама сразу бросилась ко мне с распростертыми руками, стала обнимать и целовать, говорить что-то ласковое, но слов я не понимал, от неожиданности всего происходящего в голове происходило невероятное, словно я только что появился на свет и не понимаю, где оказался. Товарищи спортсмены продолжали хлопать, а за мамой стоял ее брат, мой дядя, который привез ее в лагерь, с двумя большими сумками.
    Моя мама была учителем математики в школе, умела общаться со старшеклассниками, имела внушительный учительский голос и сразу стала центром всеобщего внимания в зале столовой.  Через несколько минут две работницы столовой стали разносить на подносах  стаканы с чаем, а девчонки-спортсменки разносить по столам румяные пирожки из большой сумки.
    - Я еще позавчера узнала, сколько у вас тут людей, - зашептала мне мама. – Мы с мамой полдня все готовили, на всех хватит.
    Мама с дядей подарили мне на восемнадцать лет фотоаппарат «Зоркий-С» и вскоре уехали домой, а я, счастливый и немного чокнутый, провел вечер у костра возле большого теннисного стола посреди спортивного лагеря, на котором стояли бидоны с компотом, стаканы и лежали ватрушки и пирожки, привезенные мамой из дома. Начальник лагеря еще в столовой строго предупредил:
    - Смотри, чтоб ни грамма спиртного – завтра обычный спортивный день! Вечером подойду, проверю.
    Ко мне подходили товарищи и просто знакомые из спортлагеря, хлопали по плечу, говорили приятные слова,  пели под гитару популярные тогда песни Булата Окуджавы:
       Полночный троллейбус спешит по Москве,
      Москва, как река, затихает,
      И боль, что скворчонком стучала в груди ,
      Стихает, стихает…
  И, конечно, раза два девчонки спели стройным хором:
      За рекой, за лесом, солнышко садится.
      Мне теперь, подружки,   дома не сидится.
      С ветки облетает черемухи цвет.
      В жизни раз бывает восемнадцать лет.
   Если сказать, что я весь вечер чувствовал себя счастливым, значит, ничего не сказать.
  Вдруг, мой сосед по палатке,  Коля, рекордсмен по метанию копья, ткнул меня в бок и выразительно показал, что нам надо идти:
   - У меня в палатке мерзавчик хорошего коньяка. Ну, нельзя же восемнадцать лет всухую. Все ж раз в жизни…
   
    Хороший, необычный был у меня день рождения в мои восемнадцать лет, и вечер был хороший, пахнувший соснами в теплых сумерках, но все же с утра сидела  где-то внутри маленькая заноза уже неизвестно от какой неудовлетворенности.  Я пошел с Колей в нашу палатку, включил там фонарик на веревочке под потолком и неожиданно увидел на синем покрывале своей раскладушки маленький букетик полевых цветов, голубеньких незабудок и беленьких ромашек. Букетик был обвязан по корням белым шнурком с пластмассовыми коричневыми концами и в нем была воткнута записочка. Я развернул ее и замер: « Я согласна дружить с тобой», - было написано красным карандашом. Было все это сорок лет назад…
     И тут надо мной раздался веселый, громкий голос маленькой полной буфетчицы:
    - Вы, кажется, заснули. Поезд отправляется через пять минут.
     - Спасибо за пирожки,- буркнул я, схватил сумку и выскочил на перрон, где стоял мой фирменный поезд Екатеринбург-Москва. Было все так же жарко, блестел свежий бетон, у подножек вагонов  стояли нарядные молодые  проводницы в фирменных серых тюбетейках, в заманчиво коротких юбках с загорелыми икрами, в белых кофтах с кружевными воротниками и синих шелковых галстуках на шеях.