Трудный период

            Анна Петровна переживала трудный период: из своей комнаты как всегда неожиданно закричала её родная бабушка Агафья, любимый муж Евгений Евгеньевич внезапно ушёл жить к знакомому гомосексуалисту, деньги дома кончились, и что со всем этим делать, было абсолютно непонятно. Сначала она тихонько прикрыла дверь в бабушкину комнату, и по привычке, по телефону некоторое время добром уговаривала Евгения Евгеньевича вернуться в лоно, называя его «кисой» и обещая, что всё ему простит. Потом, угрожала супругу, тем, что бесплатно переспит с соседом Виктором, дебилом с местного молокозавода. Потом, что переспит платно. Но ничего не помогало. Евгений Евгеньевич не возвращался, на «кису» с соседом не реагировал, а когда Анна Петровна назвала его «тварью», бросил трубку.
            Нет, конечно же нельзя сказать, что всё в их совместной жизни было так однозначно, и что её супруг первый раз уходил из дома, прекращая финансировать свою любимую семью. Уходил он из него и раньше и финансировать прекращал до этого неоднократно. И не надо думать, что бабушкины крики с требованием принести судно или угрозы Анны Петровны переспать с дебильным соседом тоже случились вдруг и впервые. Нет, конечно. Случались подобные крики с угрозами и раньше. И не только с упоминанием соседа и судна. И не только угрозы.
              Вообще, их совместная жизнь уже давно не была такой уж идеальной и безмятежной, как могло бы показаться на первый взгляд. Той самой, о которой мечталось Евгению Евгеньевичу и Анне Петровне в пьяном угаре далёкого свадебного застолья. И вовсе не в соседе тут было дело, с которым Анна Петровна, чего греха таить, уже давно и периодически вступала в интимную связь. И вовсе не в том, что Евгений Евгеньевич последние десять лет пил запоем и шлялся где попало. И уж тем более не в том, что судно, в целях опорожнения кишечника, под бабушку подкладывали крайне нерегулярно.
              Нет, конечно. Всё было гораздо глубже. Всё было гораздо сложнее. И любые попытки всё списать на непревзойдённую сексуальность Виктора из квартиры пятьдесят три, на неизлечимую алкогольную зависимость Евгения Евгеньевича или на излишнюю требовательность бабушки Агафьи, были бы слишком поверхностны. К тому же коротышка Виктор с молокозавода, как это ни странно, вовсе не был сексуален, муж Анны Петровны из запоев всё-таки иногда выходил, а комнату бабушки всегда можно было прикрыть, чтоб не слышать её криков.
              Суть же заключалась в чём-то другом. Этих самых трудных периодов жизни. А в чём? Да кто ж его знает.