История таинственной убийцы с бионическим протезом

С тех пор, как итогом очередных выборов для столицы Шоженской республики города Пларка стало назначение мэром ставленника зловещего Зелёного Ока, прекрасная, процветающая столица бесповоротно превратилась в увядающий урбанистический цветок, ужасный, грязный и мрачный символ болезненной опухоли. Опухоли, что отравила сердце города, а всех его жителей превратила в угрюмые серые тени, лишённые желания здесь жить. Как будто им больше нечем умиляться и нечему радоваться. Коммунальные службы работали кое-как, а экологическая ситуация ухудшалась с каждой неделей, несмотря на то, что вся общественность и парламентарии выступали против закона о налоге на двуокись углерода. Из-за среза финансирования силовых органов правопорядка криминальные круги восточных районов расправили плечи и вздохнули полной грудью. Стоимость земли в городе и пригороде стала ниже некуда, выросла безработица и количество бездомных, участились случаи самоубийств и домашнего насилия. Во всём этом чувствовались порочная рука и методы Зелёного Ока. Мудрые люди и те, у кого были финансовые возможности или родственники в других городах просто покинули город. Пларк стал такой же запущенный, вонючий и неопрятный, как и внешний вид самого мэра-борова. Так его негласно называли все патриоты Пларка, которые с самого детства любили свой город. Ещё какой-то год назад, пышущие сочной зеленью парки, идеально ровные дороги с ежегодно обновляющейся разметкой, мощёные регулярно вымытой брусчаткой площади и фонтаны, что рисовали живописные водяные узоры в воздухе, были гордостью пларкийцев и даже объектами фотосессий у туристов, хоть город и не считался туристическим. Здесь было чем глаз взрослому порадовать и где детям порезвиться. А теперь по поводу разбросанного всюду мусора есть только чувство отвращения, а у кого-то из местных в глубине души, возможно, и чувство стыда за то, что во время выборов оставался в стороне, надеясь на лучшее. Теперь даже элитный район с подпирающими небо стекляшками обзавёлся своим неповторимым и отвратным запахом улиц. Поэтому в программе предстоящей международной энергетической конференции, что на днях пройдёт в Пларке, остро встанет экологический вопрос. Участники конференции уже съезжаются, их услужливо расселяют по номерам. В их числе дипломат Кожевников из Среднеруссии, американец Вильямс и атташе по науке из Швейцарии Симон Зерценс.
С таким хмурым эмоциональным окрасом встретил Пларк и самую страшную наёмную убийцу Аделлу Амери. Она же, напротив, выходила из такси ярко, на каблуке, в голубом облегающем коктейльном мини платье футлярного фасона с кружевом на спине и молчаливо сверлила окрестности гостиницы «Онеж» пронзительно-ледяным взглядом. Она знала, что предстоящая работа может потребовать от неё немедленных импровизированных действий, быстрых решений и незамедлительного тактического отступления. Поэтому местность вокруг гостиницы нужно изучить детально, вплоть до каждого закоулка, подвала и мусорного бака. Ей совершенно наплевать на дальнейшую судьбу этого города, бьющегося в предсмертной агонии, и всех его жителей, включая этого наивного и глуповатого оптимиста таксиста, который и поведал ей жутковатую сказку о превращении города из распрекрасного принца в чудовище, пока вёз Аделлу от вокзала к гостинице. А ещё больше она бы хотела не наплевать, а помочь скорейшему разрушению и полному стиранию с лица земли этого рассадника лживых человеческих эмоций и хвастливых тщетных кривляний друг перед другом в ожидании любви или восхищения. От всего этого её внутренний демон изрыгает яростное пламя ненависти ко всему человеческому, которое обнимает и ласкает Аделлу, как никем непревзойдённый любовник.
Даже если завтра этот город вдавит в землю по самое земное ядро упавший метеор, что не исключено в условиях надвигающейся катастрофы, ни одна струна души этой неотразимой девушки не дрогнет в сторону сочувствия и сожалений, ибо в ней давным-давно темно и пусто. Ни один человек в этом ненавистном ей мире не стоит жалости и сочувствия, кроме разве что, чёрных пантер и тигров, но им, как и ей, сочувствие людей не нужно. Некогда пребывая то в Индии, то в джунглях Амазонки, делая грязную работу для Зелёного Ока, она изучала именно этих хищных кошек. Их повадки, движения и образ жизни послужили первоисточником знаний для Амери. Всё что она знает об инстинкте охотника и убийстве, о выслеживании жертвы, о титаническом терпении перед броском и непоколебимой безжалостности, она знает благодаря таким же грациозным и красивым кошкам-убийцам, как и она сама.
Она притворилась обычной милой девушкой и попыталась сказать этому таксисту, что неприятие безысходного конца не отменяет его неумолимого приближения, что ему бы, таксисту, впору покинуть город и поискать счастья в другом месте. Но тот лишь бестактно рассмеялся в ответ во весь свой неухоженный рот. А сам не преставал отвратным и вожделеющим взглядом скользить по её оголённым чуть выше колена, гладким и красивым ножкам, которые она даже не собиралась прятать, завидев изголодавшийся по женской ласке глаз похотливого самца.
«Глазей, животное, глазей. Тронешь, без руки останешься в лучшем случае». – Подумала охотница.
Она всегда безупречна и во всём. Смертельная красота. Что может быть губительнее для мужчины? А благодаря Зелёному Оку она ещё может ездить по миру куда захочет и когда захочет в свободное от работы время, конечно же. Больше всего ей нравится вдали от людей обходить пешком маленький и уютный островок Боракай на Филиппинах, побродить по его «мёртвым лесам», полазить в пещерах и понырять с аквалангом. Эта иллюзия свободы была неким механизмом удержания Охотниц в узде, который учтиво придумал сам Координатор Зелёного Ока для того, чтобы эти свободолюбивые бестии не чувствовали, что ими пользуются, не взбунтовались против хозяев и не ушли в закат. Уж очень услуги охотниц нужны Зелёному Оку. Им многое позволялось и прощалось, практически любой каприз за деньги Зелёного Ока. Охотницы жили в огромных особняках, ездили на лучших современных автомобилях, путешествовали куда хотели, развлекались, как хотели, а взамен Зелёному Оку нужно от них самую малость – безоговорочное подчинение и выполнение грязной работы, когда это потребуется. Такой работы, на которую никто кроме них в Зелёном Оке не способен, да и не решился бы. Такой работы, которая всегда выступает последним аргументом, но никогда не станет для Зелёного Ока важнее финансовых рисков. Такой работы, от которой сами охотницы всегда получали истинное наслаждение, а значит, такой работы, которую они сделают лучше всех в мире. И такой порядок вещей устраивал обе стороны.
Таксист, между тем, продолжал гнуть свою несгибаемую позитивщину о том, что здесь его дом, здесь вся его жизнь, и никуда он не уедет, пока не дождётся мифического пришествия каких-то новых чуть ли не святых людей, которые возродят Пларк.
«Что за чушь несёт этот спесивый пёс?» – В мыслях спросила тогда саму себя Аделла.  – «Это ж на сколько нужно быть жалким и беспомощным ничтожеством? Вместо того чтобы взять собственную судьбу в свои руки и изменить жизнь к лучшему, этот лентяй выдумал себе надежду в образе хороших несуществующих людей и сидит, сложа руки, выжидает с моря погоды. Хорошей погоды не будет, недоумок». – Продолжала она мысленно презирать таксиста, пока тот доставал из багажника её чемодан со всем, что может понадобиться Аделле для этой очередной грязной работы.
Тут неожиданная решимость робкого таксиста не то чтобы удивила её тем, что он вмиг перешёл на «ты», а скорее заставила взять волю в красивый кулачок, свободный от перчатки, сдержать порыв и не отрезать этому мужлану его мерзкий язык, который повернулся изречь такое:
– Ты надолго к нам? Может, номерок дашь, сходим вечером куда-нибудь вместе. – И снова эта пошлая улыбка. – Развлечёмся.
Аделла подняла на этого простака безразличный взгляд, по холодку в её глазах он всё понял без слов и, наверняка, даже испугался. Как будто в этом взгляде ему передалось внутреннее состояние девушки, что окружало её неким энергетическим и невидимым коконом, от которого веяло реальной угрозой. Двумя пальцами она вынула из сумочки наличку, пренебрежительно швырнула бумажки на капот его невзрачного копеечного автомобиля и продолжила свою неоконченную мысль вслух:
– В этом море хорошая погода значит минутное затишье между одним штормом, что послабее и другим, что будет яростнее и смертоноснее в сто крат. Лучше один раз долго и мучительно умереть, чем так жить дальше.
Она взялась за ручку чемодана, отвернулась и, выписывая точёными бёдрами будоражащие воображение таксиста восьмёрки, поволочила чемодан на колёсиках в сторону гостиницы.
– Какой красивый голос! – Очарованно произнёс таксист, уставившись на подтянутую постоянными тренировками бесподобную, кругленькую задницу Аделлы, ускользающую прямо у него из-под носа. А потом сдвинул брови и в недоумении спросил ей вслед. – Что? Какое море?
Пока он таращился на эту сногсшибательную красотку с одной перчаткой, лёгкое дуновение ветерка скинуло купюры с капота на землю. Это вернуло его из страны зачарованных в реальность, таксист наклонился и успел схватить деньги прежде, чем они улетели по ветру. Ему бы возблагодарить, ну не знаю, любых земных или внеземных, древних или каких-то фантастических техногенных богов, демонов или чертей, а может и совсем каких-нибудь католических гномов. В конце концов, кого угодно, хоть самого долбаного Санта Клауса за то, что его не дёрнуло протянуть свои ручища к её обалденным ногам. Сейчас это спасло, по меньшей мере, одну его конечность, а то и жизнь в целом. Богиня Везуха сегодня на стороне таксиста, а ещё тот факт, что у Аделла в этом городе есть более важная цель, не даёт ей свободы действий, пока эта цель не ликвидирована. Нельзя вот так взять – бах – и расправиться с первым встречным таксистом из прихоти или из-за его хамства, а ей этого очень хотелось.
Попросту говоря, глупо и неосторожно было бы с её стороны так нашалить и натравить на саму себя раньше времени хвалёных псов из Пларкийского следственного департамента под руководством Иботы. Того самого Феликса Иботы, который распутал громкое и престранное дело о массовом ритуальном убийстве детей из племени североамериканских индейцев могавк. Какого лешего эти невинные детишки делали в пределах Шоженской республики, и зачем их нужно было убивать, так никто и не признался. Но все члены секты «Армия бога», ненавидящие любые меньшинства и аборты, причастные к массовому убийству были раскрыты группой Иботы и казнены. Тогда это дело получило международную огласку, отзывы о работе следственной группы Иботы докатились до самой королевы Великобритании, которая, как известно, была не безразлична к судьбам ещё оставшихся индейских племён в Америке и всячески старалась делать их жизнь лучше. В официальном письме Сожскому правительству королева Великобритании выказала просьбу о награждении и повышении Феликса. Естественно, такой могущественной и статусной бабульке никто в Шоженской республике отказать не смог. Поэтому начальству Пларкийского следственного департамента было приказано засунуть свою неприязнь к Мите и все нехочухи куда поглубже, наградить сотрудника и поощрить внеочередным званием. Конечно же, после такого высокопоставленного и точного паса в карьеру Иботы, его самомнение и амбиции раздулись со скоростью мыльного пузыря, но только лопаться не собирались.
Так что этот законник будет асфальт рыть носом, лишь бы найти убийцу, а когда жертвой будет не какой-то там таксистишка, а птичка более высокого полёта, то и подавно лоб расшибёт. Если только это не тот самый Ибота, о меленьких, но важных услугах которого с недавних пор часто упоминают в штаб-квартирах Зелёного Ока. Убийство индейских детишек дело прошлое, дело старое, тогда Ибота может и был стойким консерватором преданным своему делу. Но с тех пор многое изменилось, приоритеты сместились в сторону хорошей и красивой жизни, законы сменились рекомендациями, за нарушение которых Ибота разве что получит от самого себя моральную взбучку, а то и того меньше, обычную оплеуху и никому об этом не скажет. Зелёное Око всё опутала своей паутиной, даже самые честные и неподкупные в итоге оказываются под её каблуком и пляшут кто за её купюры, кто из соображений личной безопасности. Что и говорить, клан охотниц, этих бескомпромиссных мастеров убийства со сверхчеловеческими способностями не имеющих себе равных по красоте и перевоплощению, и то не устоял перед зловещей хитростью Зелёного Ока.
И вот теперь она, Аделла Амери, одна из лучших наёмных убийц клана охотниц, здесь в Пларке. Она с радостью исполнит увертюру последнего пути в миноре для атташе по науке из Швейцарии. Ей поручено убить его до того как он поднимется на трибуну выступать против принятия закона об углеродном налоге на международной энергетической конференции. Другие две цели уже на пути к пристани праотцов по тихонькой речке Стикс в сопровождении немого Харона. Их заунывная история жизни рассказана за пару часов до приезда Аделлы в Пларк. Первым отошёл в мир иной дипломат Среднеруссии Кожевников, он так и не добрался от аэропорта до гостиницы в Магуле, где у него могла состояться встреча с местным лидером «зелёных». Вторым покинул этот мир американец Вильямс, когда был проездом в Скельске. Их трупы примерно в это время, когда Аделла вошла в гостиницу «Онеж» как раз должны найти. Во всяком случае, таков был расчёт. Ну, а пока информация вместе с телами доедет до Пларка и всё это свяжут с энергетической конференцией, к заупокойной вечеринке тех двоих с дресс кодом «я покойник» присоединится ещё и швейцарец. Ничего не попишешь так заведено в Шоженской республике, что трупы привезут именно в Пларк и Аделла знала об этом ещё на этапе подготовки. С такой поддержкой, как вездесущая Зелёное Око, с такой филигранной и скрупулёзной подготовкой никакие мировые спецслужбы или Феликс Ибота её не найдут и не остановят. Ни тот вчерашний Ибота, что когда-то жил по законам чести и зову долга, нашедший убийц индейских детей, и уже тем более ни сегодняшний Ибота, чья рука уже по локоть утонула в денежном кармане Зелёного Ока. Оба Иботы заранее проиграли, как только Аделла ступила на шоженскую землю. Кого бы ни прислали расследовать столь дерзкие и громкие убийства, все непременно проиграют, потому что посмели кинуть ей вызов.

******
Рваные, закрученные и спутанные сильными порывами ветра верхних слоёв атмосферы бело-серые грозовые облака плыли над Пларком призрачным, еле заметным, полудремотным движением, меняясь, смешиваясь и разрастаясь в невообразимые завихрения. Иногда облака и вовсе распадались, исчезали и тогда, в появившиеся просветы в небе брезжил тёплый солнечный свет, но не успевал он достичь поверхности земли и хоть сколько-то её прогреть, как просветы снова заволакивало косматыми и изогнутыми фигурами наступающих с запада на восток грозовых облаков. Где-то вдалеке бушевала гроза, сверкали молнии, в воздухе пахло озоном, птицы порхали у самой земли, парило, и всё говорило о приближении дождя или чего похлеще. Такая погода редкость в Пларке, в основном здесь царит умеренный климат со среднегодовым уровнем влажности в районе 55 процентов. Но в свете стихийных недавних событий в Алиафасе и в некоторых других местах планеты, не будучи климатологом или Гидрометцентром можно справедливо отметить, что климат на голубом шарике меняется.
Аделла с широко раскрытыми серо-зелёными глазами с не частым для неё гостем душевным трепетом любовалась этими природными метаморфозами из окна гостиничного номера и духовно настраивалась на выполнение очередной опасной и грязной работы для Зелёного Ока, к которой она уже давно привыкла и относилась обыденно. Можно сказать, что эта однообразная работа ей наскучила, потому что кроме щедрых барышей она ничего нового или эмоционально полезного в жизнь Аделлы не привносила и не привносит. Несмотря на то, что изувеченная рука каждый раз ноет на погоду, Аделле всегда нравится такое задумчивое, пасмурное, преддождевое настроение у природы, которое очень схоже с состоянием её одинокой и безотрадной души. В такие мрачные дни ей становится легко и приятно от того, что кажется, в облике природных стихий к ней возвращается друг очень близкий сердцу и уму, друг родной, кто понимает её, поддерживает и никогда не осуждает, хоть и не говорит ни слова. Сколько она себя помнит, а это не с самого детства, больше ей нравятся дождливые плачущие небеса и сумрачный мистический лик луны, чем палящее и знойное солнце, превращающее землю в пустыню, а озёра, реки и моря в пар. Луна олицетворяет застывшую вечность или остановленное навечно мгновение, какой Аделле и хотелось бы видеть собственную жизнь – момент настоящего, остановленный на века в небытии. А Солнце порождает жизнь в движении и суету, при этом всё меняется, всё течёт, а затем разрушается и исчезает в том же небытии, что никогда Аделле не нравилось из-за скоротечности. Как ей думалось, лучше сразу пребывать в небытии под Луной и знать, что вечность не меняется и умиротворяет разум, чем жить под Солнцем в страхе перед постоянно меняющимся миром и терзаться разумом от неведения. Может быть, такое видение мира от того, что в отличие от всеми любимого и давно понятного бога по имени Солнце, эта угнетающая серость стихий и тусклый загадочный взгляд луны таят в себе нечто более глубокое и философское, чем просто жизнь. Что-то иное, безнадёжно неуловимое и безысходное, что простирается далеко за грань человеческой жизни и, вообще, человеческого представления о жизни к началу начал в холодную синеву далёкого и смертоносного космоса. Ведь любить солнце это просто, это делают все избалованные девушки-пустышки, оттопыриваясь на райских пляжах с белым песочком за чужой счёт. Ей же чуждо так пресмыкаться и растрачивать себя впустую. Она всегда чувствовала, что создана для чего-то большего и великого, а не для примитивных плотских утех и наслаждений, которых между тем она вовсе не чуралась. Для чего-то революционного чего раньше никто из охотниц не делал, что подарит ей исключительную значимость в кругу сестёр и бессмертие в веках. Например, она мечтала увековечить все знания и способности охотниц в книжном труде о твёрдом переплёте, чтобы эта книга стала библией охотниц и передавалась из поколения в поколение, но для этого нужно знать хотя бы истоки происхождения самих охотниц и их талантов. То есть её грёзы и услады более высокого порядка и исходят не от телесных нужд, а от душевных порывов и вечных терзаний разума, но кому до этого есть дело. Если бы Аделла помнила или если бы у неё были родные, вероятно, они бы смогли заполнить или хотя бы заткнуть ту брешь, выедаемую пустотой изнутри, которая сопутствует ей на протяжении всей её не такой уж и долгой жизни. Или если бы она впустила в свою жизнь любовь одного человека или верных друзей и подруг, которая точно смогла бы растопить сердце Аделлы из замёрзшего камня, тогда её безупречно красивое, но скорбное лицо с потухшими глазами могли бы излечить улыбка и радость. Но, к великому сожалению, она ясно понимала, а может ей внушил это кто-то другой, что в её случае любые привязанности ведут к неминуемому поражению и погибели, да и не нужны ей привязанности. А, следовательно, она должна влачить своё бремя с давно наскучившим, но всё ещё востребованным ремеслом в одиночку лишь иногда пересекаясь с сёстрами из клана охотниц и далеко не для дружеских посиделок.
В этот раз её мишень некий швейцарец Зерценс, который станет уже третьей целью на устранение за эту неделю. Зачем, почему, есть ли у него семья, дети, хороший он человек или плохой, всё это для Аделлы не имеет никакого значения, да и Зелёное Око не считает нужным предоставлять таких сведений. И даже если бы она узнала, что этот тип многодетный отец семерых детей, исправно платит налоги, помогает несчастным инвалидам и нуждающимся, сочувствует голодающим детям Африки, а также жертвует на благотворительность, то и тогда она бы всё равно без тени сомнения и угрызений совести убила его. Хотя бы просто потому, что ей нравится убивать и убивать по-разному, а помимо этого девушка более ничего не умеет делать хорошо. А, как известно, в любой профессии без практики навыки притупляются и в итоге становятся неэффективными, а их обладатель теряет прежнюю прыть и превращается в бесполезную тушу, как и миллиарды других, населяющих эту больную планету двуногих существ. Однако в профессии наёмного убийцы не всегда есть возможность практиковаться на живых мишенях, а точнее этой возможности совсем нет, разве что Трэверс специально для тренировочных нужд охотниц откроет центр по клонированию людей, чтобы их можно было убивать и убивать бесконечно, доводя навык убийцы до совершенства. Кстати, идея с центром клонирования пришлась ей очень по душе, и она уверена, другим охотницам тоже понравится такое нововведение. Так может быть стоит внести рациональное предложение в Зелёном Оке? Посему она беспримерно испытывает к этому страшному для обычного человека роду занятий особенную страсть или спортивный интерес, если угодно, ведь по количеству только одних её убийств можно смело составить годовую статистику всего ГПД – пларкийского полицейского департамента. Она понятия не имеет, кто сделал ей такой и делал ли кто-то вообще, откуда у неё все эти нечеловеческие способности и знания, и сейчас, наверное, уже и не хочет этого знать. Измениться теперь будет всё равно, что отрубить себе вторую кисть и пережить заново все лишения и унижения, какие предшествовали и способствовали погружению души в непроглядную тьму, куда она до сих пор неудержимо падает без возможности ухватиться за что-либо постоянное и более-менее надёжное. И если вдруг найдётся тот, кто расскажет всю правду о происхождении Амери и других охотниц, он просто получит пулю в лоб или нож в сердце, дабы унести эту скрытую от всего мира тайну с собой в могилу.
Аделла одёрнула шторы, развернулась лицом к не очень большому, но довольно просторному с приятным для её взора цветовым оформлением номеру с современным дизайном в стиле модерн. Где тёмный итальянский комплект от Альберто Салотти из двуспальной кровати с массивным изголовьем и кресла прекрасно сочеталась с минималистическими мебельными тенденциями шоженского производителя, а именно со скромным комодом в шпоне цвета тёмной стали без всяких конструктивных излишеств и художественных прикрас и шкафом-купе такого же оттенка. Чёрный круглый журнальный столик на одной круглой ноге не совсем подходил по стилю, наверное, из-за того, что относительно недавно сменил своего предшественника, это видно по четырём вдавленным в линолеум квадратным отпечаткам от ножек. Аделла не относилась к педантичным и чересчур чистоплотным типам личности и дисциплины придерживалась только в том, что касалось непосредственно работы. В повседневной же жизни она не сторонница чистоты, порядка, постоянного места жительства и не любит убираться в своём жилье, а тем более временном, которым, кстати, она пользуется почти всю свою жизнь. Она не любит привязываться к вещам, местам и людям. Это и некоторые предпочтения в пище она переняла у монахов одной из джайнистских сект называющих себя светамбарами, путешествуя долгое время по Индии в созидательном одиночестве. Она считает, что уборка это ниже её достоинства и предпочитает доверять эти обязанности профессионалам в этом деле – горничным или клининговым компаниям. Поэтому вся кровать засыпана её вещами. Несколько косметичек, гигиенические средства. Рядом три чёрных коробки разного размера, солидная пачка стодолларовых купюр, какие-то пузырьки с жидкостями и одежда: пара коктейльных и повседневных платьев, два парика разной длины и цвета и удобные шмотки для работы – тёмные джинсы, неплотный тёмно-синий гольф с капюшоном, кепка, серые кроссовки. Не особо пёстрый и большой набор для девушки. Единственное к чему она относилась с большей аккуратностью и вниманием и к чему она испытывала нечто вроде слабости это красивое нижнее бельё. Его у неё всегда с собой несколько комплектов, упакованных по отдельности в прозрачные пакеты. Если сказать точнее, то наличие красивого белья не то, чтобы было её фетишем, скорее это профессиональная необходимость. Поскольку многие её цели в основном мужчины, то для заманивания и устранения часто приходилось прибегать к сексуальным манипуляциям, флирту, игре телом, соблазнению, чтобы полностью отключить у самцов инстинкт самосохранения. Ведь при виде сногсшибательной красавицы в эротическом нижнем белье да ещё в интимной обстановке любой мужчина, если он не гей, не думает мозгом, а предоставляет эту возможность другому своему органу. Одетая в красивое бельё Аделла с подтянутым молодым телом с осиной талии без худобы, с приподнятой сочной грудью, гладкими обводами бёдер, упругой попой и ровными модельными ножками, если не заставит сменить ориентацию, то вожделение уж точно вызовет. Даже у самого зашоренного президента всемирного гей клуба, если таковой вообще имеется.
Ныне к двадцати семи годам от роду её идеологические взгляды на мир, на жизнь, на смерть и прочие аспекты человеческой жизни представляют собой некий синтез религиозных знаний, мировоззренческих и философских течений, о которых она когда-либо слышала или имела непосредственный контакт с последователями оных. Есть что-то от христиан, что-то от мусульман, буддистов, джайнистов, шиитов, суннитов, некоторых других малоизвестных религиозных и сектантских учений, а кое-что даже от нацистов, кровожадной культуры ацтеков и древних египтян с их верой в загробный мир. Исходя из всего этого, Аделлу трудно назвать простой наёмницей, которая оттачивает лишь физуху и навыки убийцы, как это делают подавляющее большинство наёмников в мире. Любой другой наёмник, каким бы он ни был мощным, подготовленным, бесстрашным и опытным бойцом, в подмётки ей не годится, потому что она не убивает ради убийства или денег, она убивает из любопытства с целью получения новых знаний о жизни, смерти и предельных возможностях человеческого тела. Иной классический наёмник назвал бы её сумасшедшей, а возможно испугался бы её, как дьявола, не говоря уж о том, чтобы иметь с ней дело. А деньги для неё лишь средство приобщения ко всем человеческим порокам и греховным деяниям, которым она так любит придаваться в поисках новых ощущений, чтобы хоть чем-то накормить внутреннюю бездну. То есть её мастерство можно смело сравнить с философией приправленной маниакальной зависимостью и страстью к различным способам лишения человека жизни. И если бы Амери захотела быть публичной персоной, то с её талантами и миксом религиозных знаний с собственными умозаключениями она преспокойно смогла бы организовать какую-нибудь радикальную секту с ритуальными жертвоприношениями. Вот какими могут стать люди, не знающие и не помнящие своего родства, чьи жизненные воззрения складываются из ненависти ко всем существующим убеждениям и культурным традициям и из их извращения.
Аделла взяла с кровати небольшую чёрную деревянную коробку, чуть приподняла надетый белый гостиничный халат и опустилась в кресло, подле которого на журнальном столике лежала зелёная папка, фотокамера и бионический протез кисти Аделлы. Она открыла коробку, где в специальной мягкой подушечке торчал набор игл для акупунктуры, который она всегда применяла для успокоения ноющей боли в непогоду. Кистевой протез присоединять она не стала, всё-таки для предстоящей терапии нужна живая конечность. Макая в спирт небольшой кусочек сукна, она, не спеша одной рукой обрабатывала им каждую иголку, прежде чем вынуть из подушечки и ввести её в изуродованную по запястье руку. Окончив процедуру иглоукалывания, она на какое-то время оставила в покое на подлокотник истыканную иголками руку, а второй рукой открыла зелёную папку и разложила перед собой на журнальном столике фотографии Зерценса, сделанные ею с самых разных ракурсов во время сегодняшней слежки за ним. Этот самоуверенный холёный швейцарец не знает, что заведомо он в принципе уже труп, поэтому на фото он так любезно улыбается, пожимая руку щуплой скромно одетой немке с плохо уложенными волосами и неброским макияжем. Любовницы в таком виде не ходят на свидания, им не жмут руки при встрече, а целуют и потом не стоят на расстоянии, будто боятся заразиться немецким сифилисом, а значит эта встреча не интимного характера. Но почему тогда они встречаются тайно? Понятное дело, чтобы их не заметили вместе. А раз так, то разговор между ними достаточно серьёзный, что швейцарский атташе согласился встретиться один на один в таком захолустном районе города без сопровождения. А впрочем, это не важно. Аделле дали заказ и направили сюда не для того, чтобы выяснять, как хороши его ораторские способности или на сколько пресных немецких женщин он предпочтёт швейцарским. Какая разница, что он и кому говорит, если всё равно его придётся убить? Как и чем убить вопрос решённый – компактная духовая трубка африканского образца длиной 50 сантиметров с отравленной сбалансированной иглой. Остаётся придумать, где это сделать, чтобы ещё некоторое время после убийства тело не смогли найти. Если швейцарец больше не сунется в восточный район Пларка для встречи с неизвестной немкой, то лучшим вариантом будет достать его на служебной квартире.
Ночью прошёл дождь с градом. Она сквозь сон слышала, как его крупные капли и маленькие с яблочную косточку ледышки барабанили в стекло.
Утром Аделла проснулась, как всегда перед важной работой рано, чтобы успеть выпить кофе и скушать свой плотный вегетарианский завтрак. Плотный завтрак из варёных, печёных иногда сырых овощей и каких-нибудь фруктов обязательно вписывался в её утренний рацион, так как она принимала пищу всего один раз в день, а всё остальное время пила только воду. Обычно её завтрак состоит из любой каши, нарезанной моркови и печёного картофеля украшенного большим количеством брокколи и пекинской капусты, если нет пекинской, то она не побрезгует брюссельской или обычной капустой. Далее она приводит себя в порядок, сосредотачивает мысли только на цели, чтобы ничего постороннего не отвлекало и готовит всё для работы.
Так что к полудню она завершила последние приготовления, вставила за спину духовую трубку с пропитанной ядом игольчатой стрелкой внутри так, чтобы трубка вделась точно в петли на кожаных ремнях под гольфом, которыми стянуты грудь и живот Аделлы. После чего на выкидном механизме покалеченной руки был закреплён нож охотницы таким интересным креплением, что при хлёстком рывке руки вперёд этот нож мгновенно оказывался сжатым в кулаке кистевого протеза. Это всё, что будет у неё с собой. Больше для сегодняшней работы ей ничего не понадобится. И даже нож взят только на экстренный случай. Ей нравится быть налегке, чтобы никакая лишняя ноша не обременяла и не стесняла движения, как во время выполнения задачи, так и во время отхода. А если найдётся кто-то сведущий или переживающий за неё, какового в принципе не сыскать во всём мире, и спросит, а как же непредвиденные обстоятельства во время отхода? Что-то ведь может пойти не так, а у неё с собой нет даже пистолета. Например, случайный патруль прицепится и попытается её задержать или вдруг так станется, что попадёт в засаду. Тогда она с холодной готовностью ответит, что её тело и нож охотницы в бионической руке лучше, тише, быстрее и надёжнее всякого огнестрельного оружия, а если нет, то она в любой момент готова принять смерть в бою.
Она вышла из номера и пружинистой походкой направилась по коридору к лифту, который спустил её в холл гостиницы. Не привлекая ничьего внимания, не нарочно, но стараясь избегать зорких глаз камер наблюдения, она чуть постояла перед плоским включённым телевизором на стене, где как раз передавали прогноз погоды. Подождала, пока утомлённый бездельем охранник удалится подальше из холла в противоположное крыло гостиницы и прошмыгнула к выходу, где на парковке стояла её невзрачная малолитражка, взятая в прокат накануне. Всё это она проделала, как бы, не специально, не прячась и не подглядывая, а по ходу, так что в любом случае девочка на ресепшене видела, как кто-то выскочил на улицу, но в лицо этого человека она вряд ли сможет узнать. Конечно, такая осторожность совсем не обязательна, но она привыкла подстраховываться, чтобы избегать любых неожиданностей.
Дальше долгая и унылая езда по мокрым дорогам суетливого, серого города с соблюдением всех правил дорожного движения и с отворачиванием лица от камер наблюдения, пока Аделла не прибыла на место. В район с элитными высотками и старинными зданиями с архитектурой двухвековой давности, где Зерценсу за казённый счёт посольство снимало служебную квартиру. Она остановила машину через улицу от многоэтажки Зерценса на парковке центра современной медицины «Илиада», откуда нужный подъезд просматривался как на ладони. Часы на приборной панели машины показали 16:50, а это значило, что швейцарский атташе примерно через 2 часа закончит свои дела и вернётся в квартиру на девятом этаже. Персона он не особо приближённая к императору, поэтому из охраны у него только водитель да ещё один по меркам Аделлы показушный доходяга из Швейцарии в синем костюме и с серьёзным, но слащавым лицом, помощник атташе. Таких телохранителей она укладывает на лопатки одним лишь взмахом руки. Тем более по данным вчерашнего наблюдения Аделла точно знала, что около подъезда Зерценс отпускает этих двоих прихвостней, а дальше сам поднимается в лифте на 9 этаж и весь вечер и всю ночь остаётся совершенно один. Консьержа в этой новой высотке ещё не назначили или назначили, но не успели никого найти на тёпленькое вакантное местечко в будке при входе в подъезд, однако есть кодовый замок на входной двери подъезда, который между всем тоже не проблема. Ещё вчера Аделла рассмотрела в бинокль и запомнила несложную последовательность из пяти цифр.
Итак, в 18:47 по местному времени чёрный «Ауди» с тихим урчанием новенького двигателя привёз Зерценса прямо к подъезду. Помощник спешно открыл зонт, проводил атташе до подъезда, а сам вернулся в машину и «ауди» в ту же минуту покатила от подъезда на проезжую часть, где только начали зажигаться уличные фонари. Солнце за весь день так ни разу и не выглянуло. Зашторенные непроглядным чёрным сукном мрачные небеса давили на плечи и головы бегущих по лужам горожан нестерпимым депрессивным грузом. Лишь Аделла чувствовала себя в своей стихии. Ловкой пантерой бесшумно и легко она переметнулась через пешеходное ограждение. Затем чёрным ниндзя нырнула под закрытый неохраняемый шлагбаум на въезде во двор, в считанные секунды оказалась на невысоком хорошо освещённом крыльце у того самого подъезда и, сделав вид, что она здесь живёт, спокойным движением руки набрала код от подъезда. И вот она в парадной довольно большого и светлого подъезда со свежеокрашенными стенами, вымытой плиткой на полу и цветным плакатом точно только вчера из типографии с правилами пожарной безопасности и схемой эвакуации. Да и вообще в подъезде царил запах недавно оконченной стройки, а в уголках пластиковых подоконников до сих пор ютились белые кучки шпаклевочной пыли. Из парадной влево и вправо вели двери к лестничным пролётам с лифтами. Но Аделле не пришлось гадать в какое крыло свернуть, она точно знает, какая ей нужна квартира. Поэтому недолго думая она неторопливо вошла в музыкальный лифт и нажала кнопку 9 этажа. Любой повстречавший её жилец этого подъезда даже не подумал бы что она замыслила что-то страшное и противозаконное, а наверняка просто бы поздоровался с ней и отправился дальше по своим делам. На 9 этаже всего две квартиры одна справа другая слева от лифта. Видимо компания-застройщик и её партнёры срубили не малый куш в этой новостройке не на количестве, а на качестве квартир, потому как квартиры здесь по площади, расположению и комфорту несравнимо шикарные в отличие от квартир в любых других городских кварталах и даже новостройках. Звонок в дверь заставил ничего не подозревающего и расслабленного Зерценса отставить на столик стакан с виски, тут же рядом положить смартфон около открытого ноутбука с текстом его речи для выступления на конференции. Шаркая тапочками, он беспечно и статно подошёл к входной двери, не поинтересовавшись, кто там открыл её и приветливо улыбнулся во все свои отбеленные зубы. Симону Зерценсу уж за пятьдесят, но, как и полагается людям, часто показывающим себя на публике, за собой он следил добротно и на совесть. Его гордость пышная смоляная шевелюра всегда зачёсана и дорогущим лаком уложена назад, хоть и большинство не свои, но все зубы на месте готовые в любую секунду кого угодно сразить своей белизной, как отбеленная и наглаженная фланелька военного моряка, которой нет в мире белее. Кроме того, благодаря персональному стилисту, он всегда опрятно одет и стильно обут, осанист и подтянут, и в любом обществе ведёт себя величественно, но сдержанно, как истинный барон благородных кровей. А ещё ему свойственна не наигранная, как у многих политиканов, а природная жизнерадостность и открытость за что его не только уважали, но даже любили простые люди.
– А, Наоми, это вы. Добрый вечер. Входите.
– Добрый вечер, господин Зерценс. – На автомате подыграла ему Аделла.
Благодаря необычайной способности перевоплощения Аделла, перед ним уже стояла та немецкая девушка, с которой он встречался намедни, Кирстен Ньюман, а не Аделла Амери. По сути, в этой её способности нет ничего сверхъестественного и рецепт прост: много концентрации внимания, уверенности в себе и воздействие гипнозом на ту часть мозга противника, которая отвечает за механизмы запоминания и восприятия. То есть, если ещё проще, то с помощью гипноза Аделла заставила Зерценса думать, что перед ним Кирстен Ньюман. Он оставил дверь открытой и вернулся в гостиную. Аделла вошла за ним и прикрыла за собой дверь.
– Кстати, девушка, мне сегодня звонил ваш дядюшка Конрад. Просил передать вам привет и сказать, что его партия тоже поддерживает наше решение выступить против закона об углеродном налоге. – С радостью поспешил сообщить приятную весть Зерценс, делая жадный глоток виски и снова опуская стакан на столик. – А почему вы так поздно и без звонка? Что-то срочное? – Зерценс продолжал слегка навеселе разговаривать с Кирстен.
– Да. Я должна вам кое-что передать. – На ходу сочинила Аделла, вынув из-за спины духовую трубку и приложив её к своим губам.
Когда Зерценс собирался повернуться и продолжить разговор, он услышал что-то вроде громкого, короткого «пхэ» и тут же, скорчив мученическую гримасу, схватился за шею ближе к затылку за ухом, где и застряла отравленная иголка, оставив лишь маленькую красную точку.
– Что вы… – поворачиваясь, он попытался что-то вымолвить, но яд с током крови быстро распространялся, пагубно действовал и уже парализовал мышцы лица и шею, поэтому язык Зерценса переставал подчиняться своему хозяину. Симона зашатало, он попятился вбок, а затем, когда яд полностью парализовал тело и обездвижил его, повалился навзничь, медленно моргая и перекатывая глазные яблоки из стороны в сторону. Аделла с серокаменным лицом без единой эмоции с больным любопытством наблюдала за тем, как умирает Зерценс и плавными, спокойными движениями протирала платочком губную сторону духовой трубки. Ещё через минуту или две яд вынудил сердце Зерценса остановиться, еле заметные вздрагивания вмиг прекратились, а всё природное существо швейцарского атташе отмучилось, испустило дух и с открытыми глазами, смотрящими пустым, иступлённым взглядом куда-то в сторону дверного проёма спальни, навсегда замерло. Швейцарец умер, думая, что убила его Кирстен Ньюман, которая ещё вчера по-девичьи мило улыбалась, когда благодарила Зерценса за цветы, присланные им. Скорее всего до самой смерти он так и не сумел уложить всё это в своей хмельной от виски с ядом голове. Здесь Аделла закончила. Также просто и беспрепятственно она покинула квартиру, затем подъезд и сам элитный квартал к этому времени уже полностью объятый искусственным светом уличных фонарей и направила маленькую прокатную машинку обратно к гостинице.
Следующее утро по обыкновению началось с контрастного душа, веганского завтрака и чашечки эспрессо. Правда, этим утром Аделла сделала маленький шажок в сторону от своего распорядка и включила новостной телевизионный канал в ожидании заявления от местной полиции. Для перехода ко второй части задания – отходу, ей необходимо знать, что именно на данный момент известно ГПД. Весь день она просидела в номере с включенным телевизором, пила воду и жала кнопки пульта, выискивая тот канал, который первым осмелится осветить громкие необъяснимые и на первый взгляд естественные смерти иностранных дипломатов. Вплоть до 16 часов ни одного сообщения не вышло в эфир. «Однако не очень-то оперативно работают здешние копы». – Подумала она.
Аделла уверена, что охладевший труп Зерценса, как и двоих его собратьев по несчастью, уже нашли и полным ходом идут выяснения обстоятельств их смерти. Не исключено, что беря во внимание политический статус жертв, возможно начальство полицейского департамента отдало распоряжение не давать никакой информации и комментариев журналистам. Это она видела самым разумным и очевидным объяснением того, что полиция до сих пор не выступила с заявлением. А главное из новостей она ожидала узнать, кого из пларкийских копов назначат вести это дело. И если её ожидания и предположения оправдаются, и она услышит имя Феликса Иботы, в чём она ни капли не сомневалась, то план её отхода уже сейчас можно считать на сто процентов удавшимся.
Наконец, в семнадцатичасовых новостях засветилась намарафеченная, с накачанными алыми губами, лоснящаяся от тонального крема физиономия пресс-секретаря Пларкийского полицейского департамента с экстренным заявлением. Видимо предварительные следственные действия ничего не дали и полиция решила обратиться к общественности. Пресс-секретарша, которой на вид года 23, позируя на камеру, чтобы не дай бог её не показали в невыгодном свете, красиво приоткрыла натренированный для этого ротик и начала говорить.
– «Уважаемые граждане и жители Пларка. На территории Шоженской республики произошёл беспрецедентный случай, которому нет аналогов за всю историю республики. В течение двух дней были найдены мёртвыми три иностранных дипломата, находившиеся в Шоженской с дипломатической миссией. Тело Владимира Кожевникова, советника по изменению климата из Среднеруссии, найдено в такси по дороге из аэропорта в Магуле. Американского представителя Джека Вильямса обнаружила горничная в гостиничном номере в Скельске. И швейцарский атташе по науке Симон Зерценс был найден помощником сегодня утром в своей служебной квартире в Пларке. Сегодня к обеду их тела доставлены в пларкийский морг для медэкспертизы. Полиция предполагает, что это не было тройное убийство. По предварительным данным следствия центрального полицейского департамента города Пларка все трое умерли от внезапной остановки сердца. Состояние здоровья всех трёх дипломатов на момент смерти было более чем удовлетворительное. Также все трое имели политический статус и прибыли для участия в климатической конференции в Пларке, поэтому полиция приняла решение всё же возбудить уголовное дело и провести дополнительное расследование с целью достоверно выяснить причину смерти».
«Вот оно». – Подумала Аделла. – «Дело заведено, а значит, скоро они поймут, что это тройное убийство и начнут искать».
А губастенькая пресс-секретарша продолжала свой публичный доклад:
«Полицейский департамент Пларка считает своим долгом сообщить общественности и заверить всех неравнодушных, друзей и родственников, что следствие поручено лучшим следователям республики, имена которых пока не разглашаются. На сегодня это всё, что известно полиции. Полиция Пларка просит всех набраться терпения и ждать завершения расследования. Меня зовут Мия Богун, пресс-секретарь Пларкийского полицейского департамента. Спасибо за внимание».
Аделла выключила телевизор, отложила пульт, помассировала ноющее запястье, откинулась на кровать, раскинув руки, и задумчиво выглянула в окно, утопив взгляд в тех же, обожаемых ею, обволакивающих небо серых дождевых облаках. Только сегодня разбушевавшийся ветер гнал их прочь с неистовой силой, будто старался как можно быстрее исцелить уставшее от тяжёлой и затяжной болезни небо над Пларком. Этот облачный небесный гон она воспринимала как знак того, что и ей тоже пора убираться прочь из этого города. Её лучший молчаливый и жестокий друг стихия говорил с ней таким замысловатым образом. Она вообще из-за своего тотального одиночества часто видела всякие знаки и, потворствуя им, как своим личным советникам, зачастую даже не шла на задание, пока не получала нужного совета от них. Сказано, что лучшие копы республики брошены на это дело. Амери это даже немного польстило, и она впервые за неделю сподобилась пренебрежительно усмехнуться на одну сторону рта, а потом её выражение лица снова приобрело твёрдость камня. Имени Феликса Иботы она не услышала, но кто ещё в центральном полицейском департаменте Пларка считается лучшим копом, как не он? Она почти уверена, что дело поручат ему, а значит, пора переходить ко второй части задания, чтобы сбить следствие с толку и красиво под шумок уйти. Для этого ей предстояло воспользоваться своими старыми связями и позвонить лидеру одной бандитской группировки Пларка по имени Мик Сатан, который иногда выполняет для неё всякого рода изысканные и незаконные поручения за щедрое вознаграждение в американских долларах.
Аделла села на кровати, потянулась к круглому столику за смартфоном, нашла нужный номер среди контактов и набрала его. На вызов ответили сразу же после первого гудка, точно на той стороне сотовой связи её звонка ждали с нетерпением. Бодрый хамоватый и хриплый голос, что-то жующий и чавкающий, возник на связи.
– Дэ. Кто беспокоит? – Дерзко рявкнул Мик. – Говорим быстрее, я кушаю.
– Это я. – Не поздоровавшись, выговорила Аделла.
Чавканье на той стороне притухло, а жевание стало не таким частым и выразительным. Её собеседник сразу понял, кто его потревожил. Мик кашлянул, кхекнул, настраивая горло, и, рассыпавшись мелким бесом, уже с более мягким подхалимским тоном принял лакейскую позицию.
– Здравствуйте, госпожа. – Прохрипел он.
– Есть дело. – Как всегда кратко изложила Аделла. – Нужно встретиться.
– Где прикажете? – С прежним раболепием вопрошал Мик.
– У тебя. Какие улицы у вас открыты сейчас? – Она спросила о том, что известно только им двоим и о чём обычно Мик в телефонных разговорах не любил говорить. Но это звонил не кто-то там, а ОНА.
– От моста по Вольфа через Сказочный переулок и до конца по Валишевского. – Неохотно выложил Мик. – А там я встречу.
– Поняла. Скоро буду.
– Окей. Жду.
На этом их разговор окончился, и Аделла смогла отложить смартфон, чтобы с полчасика подремать перед очередным приключением.
После короткого сна без сновидений Аделла очнулась без каких-либо мыслей в голове, посвежевшая и с чистым разумом. Это то, что ей было нужно. Она закрепила протез на руке, скрыв его чёрной перчаткой, упаковала все вещи, отовсюду в номере стёрла отпечатки пальцев своей одной руки, закрыла счёт в гостинице, а охранник даже помог ей погрузить чемодан на заднее сидение седана. Настроившись навсегда покинуть Пларк, она наперво заехала в прокат авто, чтобы сменить малолитражное недоразумение на более-менее приемлемую модель и поновее. На заданиях Аделла никогда не ездила подолгу на одном автомобиле, чтобы, так сказать, нигде не примелькаться. Поэтому в этот раз ею взят в прокат неплохой и куда надёжнее седан, опять же с целью всё той же перестраховки. В сравнении с чахлой предыдущей машинкой, которая однажды во время слежки за Симоном Зерценсом просто не завелась ни с первой, ни со второй попытки, эта вторая машина хотя бы заводится с полуоборота ключа в зажигании, что немаловажно. Теперь Аделле придётся ехать в самый криминогенный восточный район Пларка в самую его опасную часть, где среди прочих облупленных и грязных двух, трёх и пятиэтажных отживших своё коробок от всевидящего ока закона спрятана база Мика Сатана. Такая поездочка под силу только до зубов вооружённому бойцу спецназа, бесстрашному или совсем уж отчаянному и напрочь больному на голову человеку, либо скрытному Зерценсу или же такому как Аделла Амери. В её присутствии трепещут и белеют лицами самые отъявленные головорезы не только пларкийского криминального сообщества, но и даже многих террористических организаций, от которых в священном ужасе содрогается весь мир.
Но прежде чем навестить Мика в его корсарской берлоге, она остановила машину возле одной из пларкийских средних школ и около 30 минут прождала, пока прозвенел звонок на перемену и со школы начали выходить ученики. Её внимание приковала одна улыбчивая, симпатичная девчонка лет одиннадцати в чёрных гетрах под юбку с белым окаймлением чуть выше колен, розоватом гольфе под горло, в бежевой укороченной косухе и в белых кроссовках. Девчонка попрощалась с подругами, вставила наушники в уши и пританцовывающей походкой направилась от школы пешком по улице. Аделла на низкой передаче стала преследовать ничего не подозревающую девчонку, которая судя по направлению движения, шла либо в метро, либо на автобусную остановку.
«Напрасно папочка не встречает свою малышку». – Подумала тогда Аделла.
Когда девчонка свернула на полупустую узенькую улочку, уводящую в сторону Шоженского проспекта, Аделла поняла, что школьница идёт на станцию метро. Так как движения на улице пока не предвиделось, она решила действовать немедленно. Дальше всё произошло очень стремительно. Аделла прибавила газу, обогнала девчонку, тут же остановилась у тротуара и, не выключая двигателя, дёрнула рычаг, открывающий багажник, и с притворной улыбкой вышла из машины навстречу школьнице.
– Прошу прощения, девушка. – Располагающе к себе и с лёгкой застенчивостью заговорила она со школьницей. – Вы не поможете мне?
Школьница ясным вопросительным взглядом повернулась к красивой молодой женщине с авто, вынула из ушей наушники и доверчиво шагнула в её сторону. Ну, ещё бы. Её так по-взрослому назвали девушкой, а не девочкой. Девочки её возраста обычно уже имеют кое-какие представления о жизни и уже мечтают побыстрее повзрослеть, стать сильными и независимыми, а успешных красавиц на машинах видят теми, с кого стоит брать пример. Поэтому помочь одинокой и сильной красотке для школьницы было за счастье.
– Да, конечно. – С готовностью и с детской наивностью отозвалась школьница. – У вас что-то случилось?
– По-моему я немного заблудилась. – На прелестном личике Аделла заиграло глуповатое волнение. – Мне нужно попасть в центр, а я… – она растерянно начала вертеть головой, то в одну сторону улицы, то в другую, давая школьнице время подойти поближе. – Не могу понять, где нахожусь.
– Так вы не там свернули. – Улыбнулась девочка. – Смотрите. – Она повернулась в пол-оборота к Аделле и уже приготовила руку, чтобы показывать и объяснять красивой женщине, как ей проехать к центру. – Вам надо вернуться и…
Но в этот момент Аделла сделала резкий выпад к школьнице и точечно ткнула ей в шею большим пальцем здоровой руки. Школьница вдруг проглотила недосказанные слова, обмякла и беспомощно повисла на руках Аделлы в бессознательном млении. Амери стёрла улыбку с лица, отрывисто огляделась по сторонам, небрежно затолкала девчонку в багажник, как мешок с картошкой, и прыгнула за руль. Дело сделано. И не нужен ей никакой пресловутый Оскар она итак знает, что её актёрская игра здесь была выше всяких похвал. Следующая остановка восточный район.
Чтобы добраться до восточного гетто, управляемого криминальными группами, она проехала почти весь город. Пересекла реку Шожень по Блеклому мосту, а потом ещё с минут 30 колесила по запутанным и заставленным бетонными отбойниками мусорным и разбитым улицам, на пересечениях которых зачастую даже не висели таблички с названием. И только спросив у гуляющего по тротуару мальчишки лет десяти, который ко всему ещё наглым образом и без стеснения потребовал заплатить ему за информацию, нашла этот самый злосчастный Сказочный переулок, вдоль которого по бокам тоже стояли те же отбойники. Малец ей даже немного приглянулся своей наглостью и второй раз за неделю вызвал у Аделлы настоящую тусклую улыбку, но не от умиления, а скорее от изумления. Кстати, эти бетонные отбойники здесь были повсюду и расставлялись на перекрёстках районными группировками умышленно, чтобы препятствовать движению спецтранспорта и вооружённых людей в тех случаях, когда приходили полицейские рейды или спецназ проводил операции по захвату. Причём отбойники периодически переносили и на другие улицы и перекрёстки, чтобы законники не знали, где в очередной раз их будет ждать неожиданный сюрприз. Отбойники также играли роль баррикад во время перестрелок с полицией, Аделла это поняла по вмятинам и выбоинам от пуль на многих бетонных блоках. Что ещё примечательно, эти отбойники приводили, казалось бы, проходные улицы и переулки в тупики и отделяли своеобразной границей территории группировок, на которые они поделили между собой весь восточный район Пларка. Так что куда-либо добраться на машине в этом районе по одному и тому же пути дважды никогда и не у кого не получалось. И Аделла не была исключением. Именно поэтому перед выездом из гостиницы у них с Миком и состоялся в телефонном режиме тот престранный разговор об открытых улицах.
Как и было оговорено, Мик с ещё одним коротко стриженым, жующим жвачку молодым чудаком ждал Аделлу в конце улицы Валишевского, что заканчивалась тупиковым перекрёстком, с трёх сторон окружённым обветшалыми, прямоугольными и пятиэтажными коробками. Раньше, когда восточный район был обычным городским районом под управлением администрации Пларка, подъезды всех зданий выходили на дорогу, но с момента захвата района бандами все подъезды забаррикадированы, а выходы пробиты в задних стенах домов и ведут во внутренние дворы. По мнению членов группировок, такая перепланировка создаёт естественный заслон из самого дома во время недружелюбных полицейских визитов и даёт дополнительные бонусы при обороне. С четвёртой стороны у перекрёстка раскинулась заброшенная, огороженная забором из жестяных листов строительная площадка с неработающим и ржавеющим от атмосферных влияний башенным краном, где, по всей видимости, гуляли дети Трёхглавых псов. Аделла прибыла на их территорию, на территорию Трёхглавых псов, как называло себя отребье Мика Сатана. Большинство квартир в окрестных домах заняты членами группы и их семьями, состоявшими зачастую сразу из нескольких поколений родственников и, конечно же, налоги они платят только иногда, чтобы окончательно не рассорится с городскими властями и тогда, когда администрация города пришлёт взвод полицейских, чтобы выбить эти налоги. Но по сути, если бы не семьи с детьми, которых здесь тысячи, то район уже давно можно было бы сровнять с землёй и одним ударом избавить город от криминального очага. Это самое подходящее и замечательное место для того, чтобы спрятать похищенного ребёнка.
Аделла открыла багажник, взору Мика предстало худощавое бессознательное тельце школьницы и он, схватившись за голову, сжал волосы.
– Твою мать, женщина! – Вырвалось у него. – Вы меня в гроб сведёте, госпожа Амери.
– У меня нет матери, Мик. – Это должно было прозвучать как ирония, но из уст Аделла прозвучало как само собой разумеющийся и одновременно угрожающий факт. – Так что думай, прежде чем сказать мне такое.
–Да-да. – Снова заблеял Мик. – Я хотел сказать, что это же ребёнок, господи! – Мик закрыл лицо руками, постоял так секунду, видимо мысленно обращаясь к своим богам, а потом вымолвил. – Со всем уважением, но у нас не было уговора хоронить детей. Она хоть…
– Она жива, Мик. – Перебила его наёмница. – Без сознания, но жива. А если ты хотел спросить, не мучилась ли она, то спешу тебя огорчить, даже если бы я её убила, то мне абсолютно безразлично мучилась бы она перед смертью или нет. Эта девчонка мне нужна живая. В этот раз у меня более деликатная просьба, чем просто закопать кого-то.
– Звучит обнадёживающе. – Пободрее сказал Мик.
– У вас в этой вашей школе наёмников вообще нет ничего святого что ли? – Вдруг с презрением спросил молодчик, сопровождающий Мика. – Побойтесь бога.
Мик даже не заметил, не говоря уж о том, чтобы что-то сказать или сделать, как Аделла оказалась около его приятеля с ножом, зажатым в бионическом кулаке. В один миг нож, войдя снизу, по рукоять утонул в горле жующего жвачку парня, и потом Аделла провернула лезвие внутри, также быстро рванула нож обратно вниз, вернула его на своё место под рукавом и отступила на несколько шагов от своей жертвы. Побелевшее от боли и ужаса лицо парня сперва застыло с выпученными глазами от внезапности, пока кровь из глубокого разреза заливала его синюю футболку и асфальт под ногами. Затем он стал жадно хватать ртом воздух и захлёбываться кровью, а потом рухнул замертво с закатившимися под веки глазами. Мик помнил, что она никогда не угрожает расправой, не говорить длинных речей, никого не предупреждает и даже выражение лица никогда не выдаёт её намерений, она сразу делает бросок и убивает, как затаившаяся кобра во время охоты. К сожалению, его приятель не знал об этом и не был предупреждён перед встречей.
– О, господи! – В шоке и растерянности провопил Мик и развёл руками. – Зачем? – Прикрикнул он на Аделлу, опустившись на одно колено перед телом несчастного парня. – Он был новенький и не знал, с кем говорит. Но убивать-то зачем? Как я теперь всё это объяснять буду?
– У меня нет времени на всяких идиотов, а тем более объяснять новеньким, как нужно разговаривать. Это твоя забота, Мик. – Равнодушным тоном ответила она. – Закопаешь очередной труп на стройплощадке, и не придётся ничего объяснять. Вы же для этого её используете, чтобы хоронить покойников?
Ответом ей была шёпотом прочтённая Миком молитва над телом приятеля. Потом Мик перекрестился, поцеловал висящее у себя на шее распятие и выпрямился. За это время Аделла нырнула на заднее сидение машины, взяла из чемодана стянутую резинкой пачку стодолларовых банкнот и протянула её Мику.
– Я знаю, что ты пришёл не только с этим недоумком. – Она кивнула в сторону убитого ею парня. – В одном из домов, – она обвела глазами окружающие их многоэтажки, – сидит человек с оружием и прикрывает вас, ожидая от тебя, в случае чего, сигнала для стрельбы. Я права? – С вызовом в голосе спросила Аделла.
Мик несколько раз перевёл взгляд с её невозмутимого каменного лица на пачку долларов и обратно, а потом хищно оскалился и ответил:
– Верно, госпожа Амери. Вы как всегда на высоте и очень проницательны.
– Раз я до сих пор жива, то этот новенький не был так уж важен для тебя, как это. – Она потрясла пачкой денег перед его носом, как будто собаку поманивала костью.
– А в чём, собственно, суть дела? – Улыбнулся Мик в предвкушении хорошего заработка. – Что мне делать с этой обморочной девкой?
– Делай что хочешь. – Аделла дала добро. – Пусть погостит у тебя какое-то время. Можешь хоть своим отморозкам отдать для развлечения. Мне всё равно. Главное держать её живой, как заложницу, чтобы сделать одного человека в Пларке более покладистым, сговорчивым и готовым сотрудничать. Я позвоню, когда можно будет избавиться от неё.
Мик нахмурился. Аделла подумала, что он сейчас начнёт нести свою религиозную чушь про невинность детей и греховность процесса лишения их жизни, но вид пачки долларов сместил его приоритеты в другую сторону и всю набожность как рукой сняло.
– А кто она? Дочка какой-то большой шишки на пларкийском лбу?
– Ещё интереснее. – Серьёзно ответила Аделла. – Это дочь инспектора Феликса Иботы. Заешь такого?
– Конечно. Местный светило полиции. – Со злой искрой во взгляде ухмылялся Мик. – Эта мразь стольких наших парней закрыла, что мы с его малышкой позабавимся как следует.
– Не переусердствуйте, Мик. Она должна быть живой. Отвечать будешь лично передо мной. – Этих слов было достаточно, чтобы по спине Мика от поясницы к шее пробежал холодок, пересчитав все позвонки и, змеем забравшись сквозь темечко в разум алчного бандита, ужалил того страхом прямо в душу. Аделла отдала Мику пачку долларов, также небрежно, как мусорный пакет, выволокла из багажника девчонку на асфальт, которая от боли из-за ударов об машину начала приходить в себя, села за руль, и была такова.
– Не женщина, а смерть с ножом во плоти. – Негромко обронил Мик вслед удаляющемуся седану, будто боялся, что наёмница может его услышать.
Мик так и остался стоять на перекрёстке. Рядом труп приятеля в луже крове, связанная по рукам и ногам невинная девчонка, в жуткой панике копошащаяся у него под ногами. Но на все эти неурядицы он сможет смело наплевать, закрыть глаза и скинуть всё на издержки бизнеса, ведь он крепко сжимает в кулаке пачку стодолларовых купюр, аккуратно сложенных лицом Бенджамина Франклина к заднице Бенджамина Франклина.