Ява, вперед! 45 глава

http://proza.ru/2022/10/03/712


45

          После Новогодних праздников в часть часто приезжали сотрудники особого отдела штаба округа. Волна проверок докатилась до казарм. Если кто-то наивно полагает, что в армии никто не борется с проявлениями неуставных взаимоотношений, он крупно ошибается. Эта борьба идёт повсеместно. Так же, как и всё у нас в любой сфере большой страны, эта борьба заставляет бросаться во все крайности. Практически всегда выявляются «злодеи» и, по большей части, страдают невиновные.

          Валерка с земляками прослужили всего восемь месяцев, из них в боевой роте чуть больше трёх. Да, жизнь не по уставу была бесспорным атрибутом воинского уклада. «Дедушки» и «фазаны» всячески провоцировали случаи для истязаний и унижений «молодых». Примеры? Да сколько угодно.

          Среди ночи к уху или носу отдыхающего солдата подносили оголенные провода полевого телефона, предварительно накрутив ручку магнето. На радость «шутникам», боец не просто просыпался, а подскакивал как ошпаренный. Ещё бы, получить разряд тока в тридцать шесть вольт.

          Можно спящего для потехи облить ведром воды, прямо в кровати. И лишь только зато, что он слегка похрапывает, чем очень сильно мешает нежнейшему сну «товарищей». Нет, солдат потом не получит ни сухого нательного и постельного белья. Его оставят в мокром не давая переодеться или хотя бы отжать промокшие вещи.

          Или, например, идёт строй… чеканит шаг и горланит песню. «Молодые» получают локтями в бок и кулаками в спину, в знак неудовлетворительного исполнения. «Дедушки» не поют вообще. Как бы первогодки не пыжились, а всё одно, никому их задорное исполнение не нравится, и в первую очередь… старослужащим. Их неудовлетворенность сразу выражается в недовольстве «фазанов», которые тут же, в строю, на глазах у офицеров и прапорщиков, исподволь ставят подножки или попросту бьют ногами по голени.

          Боль нестерпимая. Шаг нарушен. Строй наполняется хромающими и спотыкающимися. Возрастает недовольство командиров и покатилось по цепочке: офицеры указывают прапорщикам, те тычут сержантам, среди которых все старослужащие. Они выражают презрение и недовольство «расстёгнутым», которые… Нет, они открыто не зуботычат. Они, как твари полуночные, выползают из своих нор на охоту после отбоя, по одному поднимают «молодых», и «вежливо» приглашают в туалет. Днём они друзья, армейские побратимы, а ночью…

- Ты что, урод, спотыкаешься в строю?

- Да мне кто-то…

          Не договорив, первогодке приходится уворачиваться, но всё равно получать свою порцию «товарищеских приветов».

- Кто тебе виноват? Сам споткнулся, тварь. Из-за тебя нас командир наказал.

           Снова порция увесистых зуботычин и пинков в тело, защищённое только нательным бельем и, если успел, блоками рук и ног.

- Почему не поёшь?

- Пою.

- Нет, тебя неслышно. Надо громко стараться. Что, за тебя мы должны горло драть?

          Новая порция «подарков». И всё до тех пор, пока обмякший боец не сползает по стенке на пол или не вылетает в казарму, растянувшись на полу...

          И так, по одному… всех. Кто пытается постоять за себя, бьют от души. Иногда в процесс включаются «дедушки».

          Валерке доставалось нечасто, но перепадало. Почему так, он не знал. Однако нетрудно догадаться, он всегда начинал на свой страх и риск давать отпор, давно наплевав на себя и оставшись в одиночку, сопротивлялся отчаянно, порой не помня, как оказывался в постели.

          В последних числах января после рейса Ява поздно вернулся в расположение.

- Не раздевайся. Отнеси в кочегарку гитару. Ребята попросили, – пробубнил дневальный.

- Кто просил, тот пускай несёт, – Валерка снял шинель.

- Чё, урод, не понял. Тебе говорено, схватил музыку и в котельную. Одна нога здесь, другая там, – оповестил грозный голос «дедушки» с кровати.

- Пускай твои холуи услуживают, – Яванский повесил шинель и прошёл к своей тумбочке.

          К нему медленно прошамкал тапками грозный «дед»… «метр с пилоткой».
 
- Не понял меня или хочешь снова огрести?

- Разом больше… только крепче буду.

- Схватил брынчалку и понёсся на запах дыма.

          Водитель знал, что уйти значит ещё добрых часа три-четыре впахивать у котлов, забрасывая уголь вместо отдыхающих «фазанов». Работы он не боялся, но стараться за кого-то и тем более после выполнения трудового дня. Нет, этого ему явно не хотелось. Для себя он сразу решил: «Лучше ещё раз бойня, чем очередное унижение».

- Ява, не ерепенься, тебя просили принести гитару ваши Панов и Тершин, – подал голос со своего места прибалт, с которым складывались нормальные отношения.

- Сразу бы так и сказали, – земляки по-прежнему значили многое.

          Он оделся. Прихватил инструмент и не спеша пошагал по морозу. Минул «горячие цеха» и открыл дверь комнаты отдыха парней, служивших кочегарами:

- Кому гитару?

- О-о-о, пришёл. Заждались мы тебя, – в кругу «фазанов» сидели Олег с Сергеем. По их внешнему виду Ява сразу определил цель  вечерних посиделок. Они были «расстёгнуты» и приняты в «братство».

- Давай...

- Иди за мной, – с ноткой презрения в голосе позвал, никто иной, а свой, Тершин, вставая из-за стола.

          Они отошли от комнаты отдыха. Земляк остановился, резко развернулся и максимально приблизил своё лицо к носу товарищу. Пахнуло перегаром. Он небрежно скомкал в своей левой руке лацканы шинели, когда-то друга. На них, как в зрительном зале, ухмыляясь, смотрели новые «побратимы».

- Ну что, довыдёргивался, чмо? Теперь будешь делать всё, что мы скажем. Понял? – земляк попытался нанести удар.

          Яванский пришёл в себя быстро. Он перехватил кулак Сергея и оттолкнул его в сторону. Развернулся и пошёл на выход. Вслед ему что-то кричали, но он этого не слышал.

          В ряды девяти камчадалов был брошен второй камень раздора. «Теперь каждый сам за себя. И точка!», – подумал, расстроенный случившимся парень. Но это была далеко не кульминация, а только начало.

          В роте Валера разделся, привёл себя в порядок, умывшись и побрившись, лёг в постель и сразу заснул.

          Разбудила его резкая боль в левом боку.

- Вставай, дурик. Пошли разговоры толковать, – в темноте маячил один из кочегаров.

          Долго упрашивать себя Ява не стал. Сжав кулаки, вскочил с постели, приготовившись к драке прямо здесь, сейчас...

- Пошли, – слегка опешив, выдавил «фазан».

          Вошли в уже привычную «комнату пыток». Здесь были все, кто восседал на «праздничной поляне».
 
- Ты как посмел поднять руку на нашего «брата», урод? – банально началась разборка.

- О ком речь? – съязвил Яванский, не разжимая кулаков и осматриваясь в ожидании первого удара.

- Ты дурочку не включай. Что, слепой? Или при свете не видишь, что Тершин «расстёгнутый»?

- Ой, разглядел, – слегка улыбнувшись, воскликнул рядовой. – И что? Мне этой твари извинения принести?

- Для начала...

- А больше он ничего не хочет?

- Да что с ним базарить? Надо учить. Совсем зарвался.

          Когда один на один, ну, или толпа на толпу, тогда это драка… а вот на одного человек семь и все пьяные – это чистой воды избиение. Сопротивляться против обутых в кирзовые сапоги, которые только и мелькали в воздухе, Валерке долго не удалось. Как позже рассказывали сослуживцы, добивали уже лежачего. Утром сильно болело всё тело. Левый глаз заплыл от огромного синяка.

- Рота! На утреннюю поверку становись! – скомандовал дневальный.

          Ява занял место во второй шеренге. Натянул на лицо шапку. Первая шеренга то и дело перемещалась волнообразными движениями по ходу шагов старшины, закрывая солдата от глаз прапорщика.

          На завтрак Яванский не пошёл. Он сразу убежал в парк готовить машину на выезд. Дежурил Николаенко.

- Ого! Это ты где, что поймал? – он с восхищением и любопытством рассматривал физиономию рядового.

- Да так. Всё в норме. Дай путёвку. Мне в рейс. Постараюсь, чтобы Птичкин до складов ничего не заметил, а там наплету чего-нибудь. Выдам, что со складскими подрался. Поверят?

- Возможно. Если сейчас не узреют. Давай так, на путёвку и иди, готовь технику. Я сейчас приду.

          Шофёр заполнил путевой лист, прогревая двигатель. Не выезжал из бокса до последнего, пока не пришёл старший прапорщик. Он залез в кабинку. У него в руках была средних размеров коробочка.

- Давай...

- Что?

- Глазом подбитым повернись. Сейчас грим накладывать будем.

          Николаенко открыл крышечку. Под ней стройными рядами были круглые места с наполнителем разного цвета, тюбики, кисточки. Друг вначале подобрал необходимую краску и оттенки, а затем приступил к работе. Спустя пятнадцать минут он закрыл «кладовую» и вытер пальцы.

- Ну, смотрись.

- Здорово, только припухлость видно.

- Хватит надолго, если тереть не будешь. Старайся к Птичкину не поворачиваться левой стороной. Поезжай аккуратно. Встречи с ВАИ тебе не нужны. На складах тоже не шарахайся. Выскочил, открыл будку и в кабинку. Загрузили тем же путем.

- Да это всё понятно. Спасибо.

- Этим не отделаешься. Сегодня тебе придётся ездить долго. До глубокого вечера, чтобы всё выглядело взаправду. По приезде в часть делай что хочешь, но чтобы Птичкин увидел синяк. Расскажешь «сказку», а там по течению. Он сам шум подымет. Такой человек. К тому же проверка из особого отдела. Ему скрывать сей факт невыгодно. Ну, ни пуха, ни пера.

- К чёрту!

          Друзья пожали руки. Николаенко, выйдя из бокса, направился в столовую на завтрак. Валерка распахнул ворота, выгнал машину, и, подъехав к КТП, ждал Птичкина.


http://proza.ru/2024/01/01/1109