ДАР. Глава 8

Придет время, когда ты решишь, что все кончено.
И это будет начало!
Луис Ламур

…А порою, так признаться хочется,
В чувствах, что я как-то позабыл,
Потому что свыкся с одиночеством,
А потом его и полюбил…

Эти строки из недописанного стихотворения, как нельзя лучше, отражают мое душевное состояние после развода с женой, в тот период, когда я жил совсем один. Мне вообще казалось, что я не живу, а доживаю.
Но постепенно боль утраты статуса мужа в частности, как и потери семьи, в целом, не то, чтобы ушли, как-то потишали, притупились, что ли. Старая жизнь неизбежно переходила в область воспоминаний, а новую надо было наполнять людьми и событиями.
Я никогда не считал себя красивым мужчиной, героем – любовником, но жизненные реалии меня быстро разубедили. Комплекс дисморфофобии  снялся сам собой. Не то чтобы вдруг резко почувствовал себя эдаким «мачо», но когда я, заказав себе в кафе сто пятьдесят грамм водки, салатик, бутерброд с икрой и стакан сока, доставал свою ручку из красного дерева в металлической окантовке с литым орлом (ту самую), блокнот, и неторопливо поглощая заказанное, писал, через строчку-другую задумываясь и мечтательно глядя в потолок, – от женщин не было отбоя. Даже официантки, все время приставали, что это я там пишу? Услышав ответ – стихи – прямо таяли. В общем, без особых усилий с моей стороны, я почти всегда спал не один. И это при том, что я никогда не выступал в качестве инициатора знакомств и даже всегда клал моих посетительниц в отдельную комнату. Не проходило и пяти минут, как они перебирались ко мне в кровать.
Особое место среди всей этой чехарды случайных женщин, занимала некая Антонина. Знаком я был с ней давно, но никогда не думал, что она станет моей любовницей – и не на ночь даже, а на несколько лет. Не до конца разогнувшись под гнетом своих переживаний, в ней я видел не только телесное удовлетворение, но и душевное понимание и теплоту. Это меня очень трогало и реально помогало отрешаться от мыслей о потерянной любви. К тому же, Тоня была веселой, общительной, любила выпить. В ее обществе было легко и о плохом не думалось.
Мы, порою, круто с ней погуливали, но ссорились чрезвычайно редко, да что там редко – не было такого. Наверное, потому, что Тоня никогда не лезла в мои дела настолько глубоко, чтобы задеть те душевные струны, играть на которых не рекомендовалось никому. Ей очень нравились мои стихи и, особенно, песни. Она, даже, приводила, получив предварительно мое разрешение, своих подруг, и мы устраивали своеобразные капустники, на которых я исполнял отдельные произведения, как старые, так и недавно написанные. Длились такие выступления по два – три часа, и всем женщинам очень нравились, если не врали. Одна из них, русскоязычная подруга Тони, проживающая в Швеции, даже сказала, что у них за такие концерты обычно берут немалые деньги. Мне польстило.
Вспоминается такой случай. Поздно ночью я с Антониной возвращался домой с дачи моих родителей. На последнюю электричку мы опоздали и, настроившись на долгое ожидание, тупо стояли в конце платформы. А в ее начале появилась компания молодых парней спортивного вида. «Бакланы» , – подумал я и не ошибся. Человек семь – восемь из новых садоводств шли в Куравицы явно искать приключений, и приключений не мирных. О такой наглости в мою лихую юность никто и помыслить не мог. Деревня на деревню мы воевали, но практически всегда выходили победителями, нас боялись и уважали, а возможность появления залетных хулиганов никто всерьез не принимал – все равно, как если бы в США вторглись с захватническими целями иракцы. Но это лирика, а тогда, увидев, что группа парней направляется к нам, я понял – деревню придется представлять мне одному, Тоня, конечно, не в счет.
Основная масса парнишек осталось метрах в пяти - семи. К нам подошел только один – невысокий моего роста, накачанный, в глазах плескалась уверенность в своем превосходстве. Я чуть не рассмеялся, представляя себе, что я могу с ним сделать.
– Кто такие? – Недобрые намерения наконец были облечены в слова. Я учуял запах свежих алкогольных паров.
Где-то вдалеке гудел паровоз. Я спокойно смотрел ему в глаза и прикидывал, что в случае конфликта (а он казался на тот момент неизбежным) трех – четырех человек я смогу надежно нейтрализовать при помощи своих способностей, а вот с остальными придется разбираться уже кулаками. И на себя в этой схватке я бы не поставил. Правда, если эффектно вырубить главаря, да еще парочку ближайших приспешников, остальные могут и трухануть, даже скорей всего так и будет, но полной уверенности не было. Надо было быть предельно аккуратным и попытаться перевести разговор на мирные рельсы.
– Да на последнюю электричку опоздали, вот, ждем теперь.
– Местные?
– К друзьям приезжали в садоводство,– я назвал самое отдаленное,– возвращаться неохота, далеко. Пока туда идем – можно уже и возвращаться. Решили подождать.
Он окинул меня оценивающим взглядом:
– Качаешься?
– Приходится, я военный моряк. Нас все время гоняют: тренировки, зачеты, ну, и так занимаюсь, для себя.
Я стоял в майке без рукавов и мои неплохо подкаченные руки, в свете одинокого фонаря, были хорошо видны ночному искателю приключений. Набитые костяшки на моих кулаках тоже не придавали ему особой решимости. Парень колебался и было видно, что он не знает то ли двинуть мне в морду и замесить ногами, толи на т ормозах все спустить и поискать себе новую, более достойную в плане количества, жертву. Он видел, что я не боюсь его и всю их компанию, это его озадачивало, и он не понимал, как поступить. Я решил, что продолжив беседу, помогу ему принять правильное решение.
– А вы откуда? Из деревни или из садоводств?– Миролюбивым тоном поинтересовался я.
Он не ответил на мой вопрос, но ухмыльнулся и легонько хлопнул меня по щеке. Не стоило ему это делать. Паровозный гудок вновь разорвал ночную тишину, уже значительно ближе.   
– А ты мужик правильный и не трус. С деревней мы сейчас познакомимся. А баба кто?
Я подумал, что сказав «никто» могу ее подставить (мало ли что с ничейной бабой можно сделать) и, не задумываясь, ответил:
– Жена.
– Жена?! – Парень удивленно вытаращил глаза. Тоня была старше меня лет на семь – восемь.
– Да, – просто подтвердил я.
– Ладно, живите, – он еще раз хмыкнул и, развернувшись, махнул рукой своим ребятам.
– Пошли деревенских гонять.
Я прекрасно знал, что былая удаль нашей деревни держалась на молодых и поднаторевших в драках ребятах, которые уже давно повзрослели, обзавелись женами и детьми, растолстели, многие разъехались по городам. А те из местных, которые остались, дрыхнут сейчас, надувшись пивом, без задних ног, и боевых единиц из себя не представляют. Новая молодёжь – это уже не те волки, какими были мы в свое время, и тем из них, кто попадется на пути ночных визитеров, подогретых вином, не отделаться простыми разговорами. Для этого нужно было быть мной. Что ж, значит мне и решать проблему.
Из-за поворота, наконец показался тяжелый товарный поезд. Я выждал несколько секунд, давая возможность огромной железной гусенице подкатить ближе, и резко перевел взгляд на главаря «бакланов». Он шел в арьергарде своих приспешников, но вдруг споткнулся, не сумел выставить руки и рыбкой нырну с платформы на рельсы. Ближайший к нему паренек успел схватить его за рукав, не дав шмякнуться на бетонные шпалы. Тут же подскочили остальные и принялись вытягивать его из черной преисподней. И уже вытащили больше чем на половину, когда ревущий, как стадо бешеных слонов, поезд настиг его – я не зря выжидал некоторое время, прежде чем послать мысленный импульс, который заплел ноги агрессивного вояки.
С противным хрустом огромная махина товарняка ударила по болтающимся конечностям очередной моей жертвы, отбросив тело на добрый десяток метров в сторону и приземлив его на мягкую, покрытую густой травой землю между платформами. Трое вытаскивавших его ребят были сбиты с ног, один свалился вниз. Слава Богу, не под поезд.
Надо было уносить ноги, быть привлеченным в качестве свидетелей несчастного случая, не входило в мои планы. Тоня стояла как каменное изваяние, я легонько щелкнул ее по носу.
–Фу-у, – изваяние выдохнуло и чуть ли не упало мне в руки, – что это было?
– Все в порядке,– спокойно сказал я,– только электричку мы ждать не будем. Пошли быстро отсюда, выйдем на дорогу – поймаем машину.
–А-а,– она силилась что-то сказать и протягивала руку в направлении сгрудившейся вокруг своего начальника компании.
– Без нас разберутся. Нам пора домой.
Не привлекая к себе внимания, мы ушли. Судя потому, что никто из моих деревенских дружбанов не сообщил мне о зарезанном на путях человеке, парень выжил. Это было хорошо, брать лишний грех на и без того истерзанную душу я не хотел. Хорошо было и то, что гопкомпания не попала в ту ночь в деревню. Я был собой доволен и, как обычно в таких случаях, ни о чем не жалел. И еще, раз я снова стал применять свои способности, значит, пусть медленно, но воскресал из небытия. Проснулся хоть какой-то интерес к жизни, а мысли о ее ненужности больше не посещали. К тому же, чтобы умереть, надо быть живым.
___________________________

В то время я уже служил в другой части. Так уж получилось, вполне в соответствии с известным принципом, что беда не приходит одна, мою должность в лаборатории сократили, и отец взял меня к себе в институт. Все мои усилия забыть Лину разбились о неизбежность встреч с ней на службе, ведь теперь мы работали в одном здании, ходили в одну столовую, по одним и тем же коридорам. Но, как ни странно, это меня не испугало, а даже обрадовало. Я знал, что у нее уже кто-то есть, но моя тоска по ней была так сильна, что я, принимая все муки своей ревности и ее безразличия, старался об этом не думать. Мне было необходимо ее видеть, просто видеть, хотя бы издалека, пусть мельком.
В свободное от выполнения служебных обязанностей время, я шлялся в коридорах института, в надежде столкнуться с ней. Иногда мне это удавалось, и мы даже периодически разговаривали. Предметом разговора был всегда наш сын Глеб. Но чаще она просто проходила мимо, сухо кивая на мое приветствие.
Мне было все равно, после таких встреч я чувствовал себя счастливым по нескольку дней. Она была жива, казалась здоровой и по-прежнему ослепительно красивой. И хотя последнее приводило меня в отчаяние, ведь теперь этой красотой наслаждался кто-то другой, я был доволен уже тем, что на протяжении полутора десятка лет это очарование было только моим, ну, или почти моим. А кому-то достался, хоть и прекрасный, но уже БэУшный экземпляр.
Но насчет ее здоровья я ошибался. Регулярно забирая к себе домой сына, я узнал от него, что Лина попала в больницу с сильнейшим приступом астмы. В очередной раз, встречая Глеба с гимнастики, я предложил навестить маму. Он согласился. Мы накупили разных легких продуктов, после чего я позвонил и предупредил ее о приезде.
Последствия приступа уже были ликвидированы. Это обстоятельство, видимо, очень радовало Лину. Она была весела и общительна и даже казалась обрадованной моим визитом. А тут еще и ее старая подружка подтянулась, мне хорошо знакомая, и – вот сюрприз! – принесла с собой бутылку водки. Мы втроем (Глеб с удовольствием уминал принесенные угощения) в течение трех часов сидели на кухне больничного отделения, закусывали и болтали, как в старые добрые времена, когда эта самая подруга частенько наведывалась к нам в гости. Потом подруга уехала, а мы еще долго гуляли по больничному парку, фотографировались, а ближе к вечеру я и Глеб отправились домой.
Первый раз за последние несколько лет я так долго находился в обществе Лины. Первый раз объект моей страстной любви и жестокой ненависти не была со мной сухой и сдержанной, а веселилась и смеялась, так, как будто к ней приехал не бывший муж, которого она чуть не угробила, а самый близкий и дорогой ей человек на сегодняшний момент. На какой-то момент я даже поверил в то, что мы еще можем снова быть вместе. Но это чувство быстро прошло.
Мелькали недели, пробегали месяцы, шли годы. Чередуя периоды абсолютной трезвости с развеселыми загулами со случайными и не очень девахами, проходила моя грустно-странная жизнь. Года через четыре после развода я стал опять отмечать дни рожденья. Квартира не позволяла вместить больше двух десятков гостей, да и то приходилось составлять два стола, а стулья просить у соседей. Готовил на эту ораву я один. Что-что, а это я умел, наверное, мама научила, да и деревенская жизнь с ее полевыми походами и пикниками, двух – трехдневные охоты в молодости с ночевками в лесу здорово меня натренировали в приготовлении всяких блюд.
Каждый сентябрь я накрывал стол человек на пятнадцать - шестнадцать, уставал, как собака, матерился, давал обещания и клятвы никогда этого больше не делать, но проходил год и я опять, ругаясь, бежал в магазин, покупал продукты, а потом резал, стругал, выкладывал, сервировал и т.д. и т.п. Один раз даже притащил с работы четыре стула – не хватало посадочных мест. Так они у меня и остались, на балконе стояли, в ожидании очередного наплыва гостей.
В одно из таких отмечаний сразу у двух пар гостей образовались неотложные дела, и они с извинениями были вынуждены отказаться от приезда. Стол был сервирован на определенное количество людей и я, чтоб хоть отчасти заполнить образовавшийся гандикап свободных мест, позвонил моему недавнему знакомому по имени Константин и пригласил его, если захочет – с подружкой, к себе. Он согласился.
Но так уж получилось, что приехал он, когда уже почти все гости разошлись, а те, что остались, провели в его компании не более получаса. Продуктов осталось много и я, убрав испачканную посуду и заново выставив нетронутые блюда, предложил Косте и его спутнице – ослепительной высокой и длинноногой шатенке, выпить и закусить за мое здоровье.
В течение часов двух мы сидели за столом. Константин говорил красивые тосты, его девушка заразительно смеялась, демонстрируя ровные белые зубки, мне было приятно и весело. Они подарили мне хороший охотничий нож, даже по виду очень недешёвый. Когда на улице совсем стемнело, мой гость вызвал такси и сказал, что Леночке (так звали девицу) пора ехать домой.
– А хочешь, уеду я, а она останется. – Обратился он ко мне. – Не переживай, все оплачено на сутки вперед. Это тоже подарок.
Меня покоробило, только шлюх мне на собственном дне рождении не хватало. Я отказался. Было совершенно непонятно: он, что, собирается ночевать у меня?
– Я не задержу тебя надолго,– будто читая мои мысли, сказал Костя, как только путана покинула мою квартиру, – просто надо поговорить по одному не безвыгодному для тебя делу.
– Чего это ты обо мне печешься? – Меня разозлил привод женщины легкого поведения в мой дом.
Костя не обратил никакого внимания на недружелюбные нотки моего вопроса.
– Не только о тебе, – спокойно сказал он, – о себе тоже. Так мне продолжать?
Я разлил прозрачную сорокаградусную жидкость по рюмкам. Не чокаясь, выпил свою.
– Валяй!
Если коротко, то его предложение сводилось к следующему: я должен был в заранее обусловленном месте получить некоторую, очевидно не маленькую сумму денег, и любым способом доставить ее заинтересованным лицам, которые рассчитываются со мной на месте, сразу после получения посылки. Моя задача была обеспечить сохранность денег. От всего того за версту пахло криминалом.
– А почему я? – Вопрос был настолько же резонным, насколько и обязательным.
Константин наклонил голову в бок и поднял указательный палец.
– Вот! Именно потому, что ты сначала спросил это, а не про деньги. В другом случае я бы превратил все в шутку. И потом, ты хорошо подготовлен физически, умеешь обращаться с оружием, неплохо стреляешь. Живешь один, а значит, располагаешь свободным временем. И в сейфе у тебя три ружья.
Я удивился, но не подал виду – про количество ружей я ему не говорил, да и про меткую стрельбу тоже.
– Пусть так. А теперь поподробней и про оплату не забудь.
– Поподробней только после согласия.
– Не ссы, я за свои слова отвечаю.
Короче, я согласился, и уже через неделю получил первое задание. Надо сказать, что я волновался и это мне нравилось. На всякий случай прихватил с собой короткое ружье двадцатого калибра ТОЗ-106, с откидным прикладом. Оно нормальным образом поместилось по диагонали в средних размеров сумку. Дослав патрон в ствол, и примкнув двухзарядный магазин, я посчитал, что достаточно подстраховался на случай непредвиденных обстоятельств, хотя на свои способности я рассчитывал в значительно большей степени. Еще мне подумалось, что можно было найти какой-то другой, менее авантюрный способ подзаработать, принимая во внимание то, что я мог, но поймал себя на мысли, что предстоящее мероприятие меня очень заводит и отвлекает от невеселых мыслей.
Все прошло на удивление просто: я встретился с невзрачным мужиком недалеко от здания фьючерсной биржи, принял от него полиэтиленовый пакет с двумя внушительными брикетами чего-то, обернутого в бумагу и туго перетянутого веревкой, и на метро отвез это на правый берег Невы, где и передал посылку водителю старенького Мерседеса. Если там было то, что я думал, таких машин на эту сумму можно было купить целый автопарк. Я потратил немногим более двух часов времени и получил премию в размере половины своей месячной получки. Что ж, для начала это было совсем неплохо.
Я получал заказы на подобные перевозки примерно раз в месяц. Иногда я не брал никаких посылок, а должен был сопровождать конкретного человека, что с успехом и делал. Все и всегда шло гладко и по плану, и я, в конце концов, отказался от бесполезного таскания с собой ружья. Да и бдительность откровенно утратил, принимая эти периодические вылазки, как простую, не слишком обременительную и хорошо оплачиваемую подработку. И хотя деньги мне были особенно не нужны, но чувство востребованности и притягательной незаконности происходящего не давало мне прекратить сопровождения, не смотря на то, что я прекрасно знал правило: если что-то стало слишком привычным, то жди сюрпризов. И моя деятельность не стала исключением из этого правила.
Как всегда, мне позвонили и сообщили место встречи и описание человека, который на нее придет. Но на этот раз я должен был передать деньги не через час или два другому лицу и в другом месте, а тому же человеку, который мне их доверил при первой встрече и там же, где он их мне отдал, только ровно через двое суток. При этом гонорар за эту подозрительную операцию был увеличен в четыре раза. Я не стал слишком задумываться над этими странностями, как всегда понадеявшись на свои способности в случае возникновения нештатной ситуации. К тому же, меня последнюю неделю терзали мысли о Лине, разрушенной семье, сыне-безотцовщине и своей загубленной, как мне часто представлялось, жизни. Надо было отвлечься.
Хочу внести некоторую ясность. Мой необыкновенный дар, действительно, давал мне огромные возможности в плане воздействия на моторные функции человека, на кратковременное отключение мыслительных процессов головного мозга; я мог убить, разрушительно воздействия на внутренние органы, при условии, что представлял их анатомическое строение и наверняка знал, каким образом нанести наибольший ущерб. Подозреваю, что таким же образом мог и лечить людей. Во всяком случае, стоило это попробовать, но, увы, – желание не возникло.
Так вот, несмотря на все вышесказанное, сам я оставался абсолютно обыкновенным человеком, таким же уязвимым, как и все остальные. Ежился от холода, изнывал от жары, чувствовал голод, страдал от зубной боли и боли вообще и неизбежно должен был когда-то умереть. От своего дара я не становился сильнее физически, не переставал страдать душевно и не мог мыслить более логично, как если бы его не было. Главная моя сила заключалась именно в том, что никто не догадывался о том, на что я способен. В противном случае мои действия могли быть нейтрализованы численным превосходством противника, или внезапностью нападения, или просто выстрелом на опережение. Да, мало ли еще чем. Но, слава Богу, у меня хватало терпения и ума никому больше (здесь я имею ввиду друга Димку) не рассказывать об этом.
Деньги я получил без всяких приключений. На этот раз сверток был раза в четыре - пять больше, чем любой из перевозимых мною ранее. И весил прилично. Хорошо, что я захватил с собой матерчатый рюкзак.
– Значит послезавтра здесь же в это же время?– Уточнил я.
– Да, – маленький невзрачный человек в сером длинном плаще, впервые поднял на меня глубоко посаженные глаза, – и будьте повнимательнее и поосторожней. Здесь больше десяти миллионов .
– А есть чего бояться?– Величину перевозимых денег мне никогда не озвучивали, и это меня удивило.
– Вам виднее,– был ответ.
Я понял, что он такой же неосведомленный посредник, как и я. А слова, произнесенные им, принадлежат не ему, а тому, кто действительно в курсе происходящего. Но здесь у каждого свои обязанности, а проявлять любопытство в таких делах себе дороже, в случае чего никакое колдовство не поможет. Я положил увесистый пакет в рюкзак и, не прощаясь, зашагал в сторону метро. «Не так это все и много, чтобы обставлять такой таинственность и мерами предосторожности,– думал я,– хотя я несу примерно свою десятилетнюю получку». До дома добрался без всяких приключений.
Вечером позвонил участковый.
– Александр Васильевич?– Участковый был новый и со мной не знакомый.
– Слушаю Вас.
– У Вас через несколько дней выходит срок регистрации охотничьего оружия. Надо разрешения переоформить.
Черт! Я совсем забыл, думал, что еще есть пару месяцев.
– Я понял. Завтра Вы в какое время у себя?
– С 12 до 14 часов.
– Я после разрешительной заскочу.
На том и договорились. Я позвонил своему начальнику по работе, предупредил, что следующий день мне необходимо посвятить перерегистрации оружия. К этому у нас относились с пониманием, возражений не последовало.
Назавтра с утра я был в разрешительной системе, откуда понесся в сберкассу, потом пулей полетел знакомиться с новым участковым. Он оказался хорошим парнем, скоренько накатал мне все справки, какие требовались, прямо на улице, рядом с пунктом, даже без проверки наличия дома сейфа и его крепежа. Я, довольный неожиданной простотой решения дела, угостил его пивом, потом быстро оттарабанил бумаги обратно в разрешительный отдел, и счастливо улыбаясь, пошел пешочком домой.
Пиво разожгло аппетит, дел больше на сегодня не было, и я решил заглянуть в кафешку рядом с универсамом. Взял шаверму, попить и, будь оно неладно, сто пятьдесят грамм водки. Озираюсь вокруг – мест нет, свободно лишь одно, рядом с какой-то приятной дамочкой примерно моего возраста. Она смотрела на меня и улыбалась, я подошел. Мне любезно разрешили подсесть. Я отметил, что она все-таки прилично моложе, чем показалось вначале. Разговорились, выпили за знакомство, решили продолжить, а в качестве плацдарма для продолжения, как-то так вышло, избрали мою квартиру. Зашли в магазин, я купил поллитровку, шампанского, закуски поприличнее.
Дома, как всегда, когда я долгое время живу один, был безукоризненный порядок. Накрыли журнальный столик в комнате, налили по одной, по второй, по…
Очнулся я несколькими часами позже. Трудно было определить время точнее, ибо не помню, когда отключился. Лежу одетым поперек заправленной кровати. Осмотрелся. На столе почти нетронутая закуска, водки полбутылки. Дома, кроме меня, никого.
 Потрогал левое запястье – золотые часы с браслетом на месте, перстень с брюликом тоже, а вот цепочки с крестом грамм на сорок весом нет. Голова гудит, но я встал и обыскал все возможные места хранения – нет! Проверил деньги на повседневные траты (они у меня в серванте стопочкой лежали). Не то чтоб уж много там было, но кое-что имелось. Отсутствовало примерно половина, точнее не определить, я ж их не все время пересчитывал. Удивился еще: какая интеллигентная клофелинщица попалась – не все взяла, пожалела мужика. А часы и перстень ей просто не снять было – перстень крепко сидел, а застежку часов я сам с трудом открывал. «Ну,– думаю,– погулял тысяч на девяносто при получке в восемнадцать». Цепочку с крестом жалко, я ее в Никольском соборе освящал, когда сына крестил.
И тут меня как обухом долбануло – рюкзак! Бросился к шкафу, открыл – нет!!! Точно помнил, что именно туда, на вторую полку снизу положил, но на всякий случай обыскал всю квартиру. Пусто.
Сижу на кровати, прикидываю варианты развития событий – как не крути, крышка мне. Даже если все, что имею, продам, да родительское прихвачу (что, в принципе, невозможно), все равно не хватит рассчитаться. Вылил водку в туалет, открыл шампанское, выпил залпом бокал. Шипящие пузырьки ударили в нос, защекотали. И тут осенило! Если получится – не все пропало.
Я долго смотрел в потолок, тер виски и морщился, силясь вспомнить лицо визитерши из шалмана. В конце концов, мне это удалось. Выпив еще бокал, я сосредоточился и стал представлять всплывший в памяти образ, пытаясь поймать настоящее время его нахождения. Мне повезло: не факт, что я смог бы узнать местность, но не узнать Англетер и Исаакиевский собор коренному питерцу было невозможно. Дамочка свернула налево с Синего моста и немного пройдя по набережной Мойки зашла в парадную шестиэтажного дома, поднялась на третий этаж, открыла своими ключами массивную дверь. Я «срисовал» номер квартиры и быстро допив шампанское, выскочил из дома.
– Эк, тебя занесло. Из центра в спальный район. Что-то нечисто. – Бормотал я себе под нос, бегом направляясь к метро. На такси по городским пробкам было бы дольше.
Через час я нажал кнопку звонка на двери с запомненным номером. Через несколько секунд дверь открылась, в проеме стояла та самая мадам, только без кожаной куртки и в домашних тапках. Раздался крик испуга и удивления. Мгновенно лишив ее возможности думать, я втолкнул воровку внутрь помещения, захлопнул дверь и, развернувшись, врезал ей кулаком в лоб. Не так уж и сильно, но вполне достаточно, чтобы она потеряла сознание и рухнула на пол.
Оставив лежать ее у входной двери, я сунул руку в карман, достал складной нож и, щелкнув выкидухой, принялся осторожно осматривать квартиру. Ни души. В одной из трех комнат на кровати лежал большой полиэтиленовый пакет, в котором я обнаружил свой рюкзак с не распакованными пачками. Слава Богу!
Перетащив бессознательное тело женщины из коридора в комнату, усадил ее в потертое кресло, сел рядом на стул и в ожидании, когда она очнется, стал обследовать содержимое ее сумочки. Той самой, с которой она была у меня дома.
Ничего интересного, кроме денег, я не нашел, но их там было, как говорят в Одессе. И сильно подозреваю, что это были именно мои деньги. Я не стал их сортировать и пересчитывать, сунул во внутренний карман все. Ожидание затягивалось. Пройдя на кухню и взяв на половину полный чайник, я прямо из носика полил ей на лицо холодной водой. Женщина тихо застонала и открыла глаза.
– С добрым утром,– дыхнул я на нее благородным перегаром игристого вина,– поговорить надо.
Она оперлась на локти и резко отпрянула назад.
– Что, что Вам надо?– Залепетала испуганно.
– Ты что, дура, не понимаешь, во что ввязалась?!
Я просто смотрел ей в глаза. Вдруг она схватилась за горло, захрипела, стала задыхаться. Еще секунд десять ее гортань продолжала сжиматься, лицо стало синеть, и я, наконец, опустил глаза.
Девушка долго откашливалась. Потом приняла от меня стакан с водой, отхлебнула, поперхнулась и закашляла опять. Минут через пять она могла говорить более или менее членораздельно. Вот что она мне поведала.
Приехала с периферии, поступила в медицинский, с третьего курса отчислили. Обладая некоторыми навыками гипноза, занялась спиритическими сеансами, разводила лохов на «бабки». День назад к ней обратился какой-то человек, предложивший хорошо заработать. Надо было познакомиться с симпатичным мужчиной примерно тридцати пяти лет, напроситься к нему в гости, где нейтрализовав (она так и сказала) его любым способом, обыскать квартиру и забрать сверток, вид которого ей описали в деталях. Сверток ни в коем случае не распаковывать, привести его на эту квартиру, открыть ее полученным ключом и ждать прихода хозяев, которым и передать его в сохранности.
– Но ведь я сам к тебе подсел!
– Не совсем сам, я позвала, там ведь свободных мест было много. А сначала долго следила, как вы по району мотались, с милиционером пиво пили.
Я усмехнулся – нашла коса на камень, вот и меня «посчитали», как в советском мультике. Однако те, кто ее нанял, знали, где меня искать.
– И сколько ж тебе обещали?– Усмехнулся я.
– Сто тысяч.
– Ого! Это за пару – тройку часов работы! Да ты еще большая идиотка, чем я думал. Тебя скорей всего здесь бы и кончили.
Я почувствовал легкое головокружение. Поднял глаза на девушку. Да она меня гипнотизирует! Я тряхнул головой и зыркнул на нее. Ее голова уткнулась подбородком в высокую грудь. Я двумя пальцами приподнял подбородок, подождал, пока в глазах появилась осмысленность, и влепил ей увесистую пощечину. Голова сильно мотнулась.
– Где крест с цепью? – Задал вопрос шершавым голосом.
– Я, я не брала, только сверток и немного денег с полки в серванте. Все, больше ничего.
Я почему-то ей поверил – не в таком положении врать. Достал из кармана несколько смятых купюр и протянул девушке.
– Вали из города. И не возвращайся раньше, чем дней через десять, а лучше вообще уезжай в свой мухосранск.
– Но у меня все здесь – друзья, работа. Там и дома то уже, наверное, нет – снесли.
– Не мое дело, – мне не было ее жаль,– впрочем, отсидись, сколько сказал, а я пока позвоню кое-кому, может все и разрулится. Опиши-ка мне твоего работодателя.
Я сильно подозревал, что он будет похож на того, кто передал мне последнюю посылку. Так и вышло.
– Когда прийти должны?
– Не знаю, сказали в течение дня.
Я хотел довести наше знакомство, как и любое знакомство мужчины и женщины, до логического конца, но побоялся, что могут появиться заказчики этого спектакля.
– Быстро одевайся.
Мы вышли на набережную реки.
– Я налево, ты направо. Обо всем забудь, увижу еще раз – убью, веришь?
– Вам – да. Может, телефончик возьмете, Ваш не прошу. Как-нибудь встретимся.
Я на секунду задумался – она была очень даже ничего себе – но, тряхнув головой, прикрикнул:
– Прочь из города! Не я тебя зарою, так те, другие.
Домой я не поехал, решил перекантоваться пару дней у родителей, они даже обрадовались – такой отшельник к ним приехал. Позвонил Константину.
– Привет. Ты в курсе последней передачи?
– Да-а…– Он насторожился.
– Встретиться надо.
Через час я подробно обрисовал ему ситуацию и передал пакет с деньгами.
– Так что, сука у вас завелась, Костик. Присмотритесь. А с меня довольно – я вне игры.
Он достал плотный бумажник и отсчитал половину содержимого, явно больше, чем мне обещали.
– Жаль, – сказал Костя,– вообще, от нас так просто не уходят, но с учетом обстоятельств… Может, на более высокий уровень хочешь?
– Я домой хочу. Давай мирно разойдемся.
Он встал и протянул крепкую ладонь. Мы пожали друг другу руки.
– Живи спокойно, я позвоню.
Через три дня он действительно позвонил, сообщил, что у них произошел несчастный случай – сотрудник с тринадцатого этажа выпал, и повесил трубку. Больше мы не общались.
Я сделал правильные выводы из этого случая, но полностью отказаться от вождения к себе домой разных девушек – женщин не мог. Не трассовых проституток, конечно, и не девочек по вызову, а просто скучающий контингент противоположного пола. Тем более что с этим проблем не было. Вышел вечерком в кафешку с томиком Есенина в руках или с ручкой и блокнотом – процентов на восемьдесят кто-нибудь подсядет. Только сито отбора стало мельче. Я и после развода не очень доверял женщинам, а теперь и верить им перестал. Но, по-разному случалось. Вот, представьте себе такую ситуацию. Привожу домой женщину, полночи мы пьем, закусываем, общаемся, вторую половину – занимаемся любовью, потом опять сидим за столом, наконец, ложимся спать. В десять утра просыпаемся и, пока я умываюсь и готовлю кофе, она берет ведро, швабру, моющее средство и делает влажную уборку, потом собирает всю грязную посуду, вымывает ее, одевается, чмокает меня в щеку…
– Ну, пока. – Смотря куда-то в пол, говорит она и открывает входную дверь. – Спасибо.
– Подожди, подожди, – я обалдеваю от такого «доброго утра», – может, телефончиками обменяемся?
– Зачем?
– Ну, да. – Я сглатываю слюну. Вид у меня удивленный и глупый.
Душевно я был ранен, но физиологически здоров и даже очень. Потом я от всего этого просто устал, не двадцать лет все-таки.
Пытался я как-то познакомиться с девушкой и на серьезную перспективу. Было это так. Катаясь на работу и с работы на метро, я обратил внимание на очень симпатичную (именно так, на красивых я внимание не обращал) молодую барышню, которая часто заходила в последний вагон, где всегда ездил я, на Сенной площади в одно и тоже время. Она опиралась спиной на поручни сиденья у входных дверей, отворачивалась от меня и ехала до Петроградской. Точнее, она ехала дальше – на Петроградке выходил я. Меня так и подмывало заговорить с ней, но у меня не было опыта знакомств с женщинами, по природе своей я застенчив. Как-то так получалось всегда, что это они со мной знакомились, а я только не мешал им в этом.
Через месяц – полтора, когда таинственная незнакомка  в очередной раз повернулась ко мне спиной и прислонилась к поручням, я не выдержал. Ежедневник и ручка у меня всегда были с собой, а рифм хватило бы на десятерых. Быстро набросал аккуратным, насколько позволял ритм движения электропоезда, почерком несколько строк.

Она заходит на Сенной.
Спиной к перилам прислонясь,
Встает почти рядом со мной,
Но не посмотрит на меня.

И я ни разу не посмел
Сказать ей: «Здравствуйте, мадам».
Не суждено наверно мне
Заговорить с ней никогда.

Выходя на своей станции, протянул ей вырванный из блокнота листок с четверостишиями:
– Это Вам,– просто сказал я и растворился в толпе.
Через несколько дней опять встретил ее. На этот раз она даже улыбнулась мне. Я подготовился к этой встрече и выходя на Петроградской, опять вручил ей несколько написанных дома строк:

Мне негде было постигать науки,
Как говорить с богиней красоты,
Не выдаст голос, так задрожат руки,
Ее улыбка – вот предел мечты.

Я думал: «Как пойдет ей рассмеяться»,
Пугливо взглядом по лицу скользя.
На нее можно только любоваться,
Руками прикасаться к ней нельзя.

На обратной стороне листка было написано: «Если сочтете возможным, позвоните мне» и номер домашнего телефона.
Мне казалось, что это весьма оригинальный способ знакомства и девушка, если в ней есть хоть капля романтики, обязательно позвонит. Но этого так и не случилось. Может она не была романтиком, может, потеряла телефон, а может я ей просто не глянулся. И самое странное, что после этого случая я больше ее в метро не встречал. Я сделал вывод, что мой удел – разовые знакомства в кабаках или, как альтернатива, тихая спокойная и скучная жизнь в свое удовольствие.
Собственно, такую жизнь я и выбрал. Мучаясь по вечерам выходных дней бездельем и вспоминая, как проводил их с Линой, написал четверостишие:

И пусть я ей совсем уже не нужен,
И слова эти уж не так важны,
Но все же, не таким плохим я мужем,
Был для весьма посредственной жены.

Я привык к такой жизни и уже не хотел другой, но если меня чему и научили прошедшие годы, так это тому, что все течет, все изменяется. Перемены ждали и меня. Но куда все-таки делся крест?!