Стучащие в двери бессмертия. Пелена косого дождя

Восходит солнце, накрывая ласковыми золотистыми лучами широкое тело земли,
приходит ночь, сгущается тьма, воздух, пронизывается лунным светом,
ненасытное время проглатывает день за днем.
Солнце и луна, подгоняя друг друга, неудержимо бегут по замкнутому кругу вокруг вращающейся планеты, размалывая в своих бессердечных жерновах одну жизнь за другой.
Какой бы протяжённой ни была траектория моей жизни во времени, в вечности она лишь незаметная фотовспышка, краткий миг.
Юность скоропостижна и быстротечна, она мгновенно растворяется в подоспевшей ей на смену более прагматичной молодости, которая в свою очередь трагически и обречённо трансформируется в расчетливую зрелость.
За окном торопливо бегут года, укутавшиеся в серые однообразные дни и ночи.
Я иду по полотну неудержимого времени, перешагивая из одной жизни в другую, мимо дней и ночей,
мимо встреч и расставаний, мимо находок и потерь,
мимо стран и городов, мимо лесов и болот,
мимо заливных лугов и хлебных полей, отливающихся золотой волной спелых колосьев,
мимо лесов и кладбищ, мимо обветшалых покосившихся домов и гранитных величественных Храмов,
мимо изумрудно-оранжево-золотистой акварели весны и янтарно-багряно-зелёной простуженной осени,
мимо маленьких лесных озер, впитавших в себя свет одиноких звезд и весёлых журчащих ручейков, стремительно бегущих по ложбинкам и овражкам,
мимо времен года и сторон света, мимо рождений и смертей, ветер времени стирает линии жизни на моих руках.
Кто я, не могу найти ответа. Я маска, а что под ней, под этой раскрашенной оболочкой?

Шримад Бхагаватам, книга 7, глава 2
Плоть лишь создает видимость жизни, в действительности она безжизненна с самого начала, приводимая в движение лишь сознанием.
Не стоит печалиться не о живом, ибо оно живо всегда, не о мертвом, ибо оно всегда мертво.
Пять стихий, десять чувств и ум, соединяясь образуют вещественное тело.
С помощью тела и мыслей душа пытается установить власть над зримым миром.
Однако же приходит срок, и душа вынуждена оставить бренную плоть, а вместе с нею и власть и обладание.
Ложно всё, что находится в области чувственного восприятия.
Кто осознал себя вечным, среди преходящего наваждения, тот никогда не предается скорби.
Кто осознал, что душа вечна посреди бренной плоти, тому неведома печаль.
Кто печётся о временном, тому не вкусить сладкого плода умиротворения.
Бренное не стоит скорби, ибо обречённо сгинуть в небытии едва появившись на свет.

Я не хочу умирать, каждая частичка моего существа борется за каждый сантиметр жизни.
Вопрос: “Я уже мёртв?”
Ответ: “Ответ на твой теологический вопрос зажат где-то между «да и нет».
«Да», тело твоё умерло,
«нет», ты вечная душа и не принадлежишь этой распадающейся биологической конструкции”.
Время, забытое в тишине темно-фиолетовой ночи, хрустальные гвоздики подмигивающих звёзд, прикреплённые к атласному куполу небосвода.
Между постепенно просыпающейся землей и парящим в бесконечности поднебесьем прорезается алая полоса, она уверенно растекается, расползается, разливается по всем сторонам света, окрашивая кудрявые макушки деревьев кораллово-красными бликами.
Полупрозрачный туман стелется над ласковой рекой, светлеющее небо, задернутое пурпурно-малиновой кисеей робкого рассвета.

Шримад Бхагаватам книга 4, глава24
Я не вижу времени, но вижу, как эта сокрытая сила разрушает всё.
Образы внешнего мира сменяют друг друга, подобно хищным зверям, что пожирают себе подобных.
Время отнимает у нас богатство, молодость власть и даже память о нас растворяется в вечном времени и невозможно противостоять этой губительной силе, ибо она невидимая рука Твоя.
Как ветер рассеивает облака, время обращает в прах всё в видимом мире.
Несчастные глупцы кладут свои жизни на алтарь зыбкого благополучия.
Они трудятся и рискуют от зари до зари ради бренных благ, ради спокойствия в обречённом на гибель мире.

И тишина уходящей осени, овеянная нежной дремотой,
и шумит листвою непоседливый ветер, и волосы седые, и огонь в глазах почти погасший, и время, которое не смог я удержать, и жизнь, поэзия моих просчётов и ошибок, которые исправит только смерть.
Остывает последний закат, малиновые отблески, дрожащие на линии горизонта.
Посреди огней ночного города, словно ослабевшая свеча, догорает слабый огонек моей души.
Старость мой верный и навязчивый спутник, она всегда со мной, не требовательна к одежде, еде, комфортабельности и месту проживания.
По ночам она возвращается ко мне с удвоенной нежностью, как возвращаются домой неверные жёны, ласково согревая меня неутихающим жжением язвы двенадцатиперстной кишки.
Я ни счастлив, ни несчастен, я лишь плыву по течению неодолимой реки времени.
Агония умирающего дня, золотые стрелы отгорающего заката, в бездонном небе уже робко поблескивают бледные звёздочки.
Мир вырывается из моих рук, мне не за что ухватится!
В один прекрасный день я исчезну, исчезну навсегда, если взглянуть на это незначительное событие из космоса, то какая разница, когда, завтра или через несколько лет.
Планы на будущее? У меня нет никаких планов, моё будущее столь же многообещающее, как и будущее бабочки-однодневки.
Я не знаю, что со мной произойдет завтра, я просто иду в темноте наощупь, пытаясь что-то найти за плотной пеленою косого осеннего дождя.

Шримад Бхагаватам, книга 7, глава 2
Мы все в этом мире бездомные странники, которые встретились однажды на постоялом дворе и едва узнав имена друг друга снова разошлись своими дорогами, чтобы пожинать плоды трудов наших.
Душа, вечная скиталица и по природе своей чиста и непорочна, она продолжает жить, когда умирает плоть.
Душа — свет, когда как тело — её тень.
Душа не имеет вещественных свойств, как свет не имеет свойств тени.
Мысля себя комком плоти, душа определяет своими близкими тех, от кого эта плоть порождена или кого эта плоть породила, прочих же считает чужаками.
Хотя плоть у всех одинакова, глупцы делят плоть на родных и чужих.
Когда прах родных соединяется с прахом земли, это причиняет им страдания, когда же в земле исчезает прах врагов, они ликуют.

Ночь сползает на застывающий закат, плотные длиннорукие тени обнимают засыпающие деревья, крупными хлопьями падает снег, укрывая остывший мир бело-пушистым покрывалом.
Спешащий город потихоньку останавливается и засыпает, прячась за едва светящимися замерзшими окнами серых домов, хрупкие снежинки вальсируют в свете сутулых сгорбленных фонарей.
Плыву по реке своей жизни, подгоняемый ветром времени, моя река течет сквозь ясные дни и шелковые ночи, малиновые закаты и багровые рассветы, события и годы, встречи и разлуки, подъемы и спуски, то набирая силу, то замедляясь на своём долгом извилистом пути.
Растворяется во времени жизнь, неумолимо теряя и утрачивая прежние силуэты, конфигурации и формы, за порогом потерянных лет, за ушедшую юность, за разлуки, за крик души, за сердца плач.
Шкала времени, жизнь, отраженная в разных лицах, в разных телах, в разных комбинациях сознания, фрагмент, мелькнувший в руках вечности на долю мгновения, прежде чем исчезнуть, безвременно раствориться в бездне небытия.
Однодневное, одноразовое, скоропортящееся счастье, душа, однажды тебе придется проснуться.
Мир останется прежним, солнце также будет вставать на востоке и садиться на западе, люди будут рождаться и умирать, времена года будут сменять друг друга, дни будут переодеваться в ночи, жизни будут то возникать, то вновь растворяться в небытии.
А где буду я? Не размыкая рук, не открывая глаз, не оборачиваясь назад, ни о чем не сожалея я шагну в вечность, в бессмертие,
туда, где ничего не утрачено и никогда не бывает поздно,
туда, где нет боли и нет страха, туда, где нет старости и нет смерти,
туда, где словно мириады светящихся светлячков разбросаны бесчисленные вселенные в бездонном космическом пространстве,
туда, где я буду всегда.