Детектив по глупости Ч. X. Ключ к разгадке

Почему-то в голове у Сыромятникова, пока они двигались с Лютниковым по коридору замка, навязчиво вертелась  одна и та же дата – 1361 год. Будто в ней таилась если и не разгадка, то одна из разгадок и ключ к дальнейшим шагам по расследованию и дела, и помощи – причем помощи не только Бланке де Бурбон, но и кому-то еще. Кому? Дата в голове детектива упорно связывалась не только с отравленной и никак не могущей обрести покой королевой.
Все это волновало Сыромятникова даже больше, нежели вопрос: в том ли направлении они движутся и что их ждет впереди. Видать волновало настолько, что он не заметил возникшую перед ними и выложенную из кирпича стену. И врезался бы в нее лбом, коли не лейтенант, схвативший детектива за плечо. И тут же позади их раздались быстро приближающиеся шаги. Услышав их, оба синхронно обернулись.
Хуан Перес де Реболледо остановился в метрах четырех от них со взведенным арбалетом. Первый болт должен был достаться Лютникову.
– Падай! – отрывисто крикнул Сыромятников оперу и выстрелил из-за его плеча, даже не успев подивиться  своей прыти, ибо никогда б не подумал, что может так быстро выхватить пистолет, не глядя сняв его с предохранителя и выстрелив почти одновременно с испанцем, исчезнувшим, как будто его не бывало. На секунду детективу показалось, что все обошлось.
Однако то, что Палсергеич привалился к ногам детектива, едва не свалив его, подтвердило самые худшие опасения. Болт с оперением на конце торчал из груди хрипящего и пытающегося что-то сказать лейтенанта.  Правая, упершаяся в пол, рука его не отпускала оружие, левая ладонью обхватила болт.
– Б…ть, – рявкнул Сыромятников, опускаясь на колено и подхватывая Лютникова под мышки, также не выпуская из рук ПМ и пытаясь аккуратно уложить опера на холодный пол.
В сей же миг на том самом месте, где только что был де Реболледо, появилась Бланка де Бурбон. Сыромятников не удивился и не оторопел. Да и некогда было. Плюс – все происходило слишком стремительно, одно событие сменяло другое словно в калейдоскопе, а взбесившийся Хронос, казалось, запутался сам в себе.
– Мало времени, совсем мало, – быстро произнесла она на староиспанском. На этот раз, хоть и говорила королева тихо, Сыромятников все разобрал.
Бланка оказалась совсем рядом, присев над лежащим опером. Пытаясь разглядеть ее поближе, Сыромятников, сняв с себя телогрейку и положив под голову Лютникову, также присел на корточки. Но толком ничего не увидел. Все тот же длинный черный плащ. шляпка и вуаль, закрывавшее наклоненное к Лютникову лицо.
И еще. Еще. Ну холодом, что ли, от нее веяло. Неживым чем-то. Не трупным смрадом, нет. Именно чем-то потусторонним. Из-за этого Сыромятников быстро поднялся, почти вскочил, скрипнув коленями, на ноги – ощущение присутствия рядом инфернального существа оказалось сильнее любопытства. Мысль о потустороннем рассудок детектива не хотел в себя впускать, несколько раз повторив почти вслух про себя: «Бред какой-то». А где-то на краю сознания, словно анестезия – уверение разума: все происходящее – сон.
– Поспешите, – тихо проговорила Бланка, так, что детектив едва расслышал ее голос, машинально переспросив: – Что?
– Спешить нам надо, – откашливаясь, убирая в спрятанную за курткой кобуру, пистолет, и поднимаясь, все еще держась за грудь, произнес Лютников. Он кивнул с благодарностью  и протянул Сыромятникову телогрейку, стряхнув с нее пыль. Ни арбалетного болта в груди, ни крови на его ладонях не было. Бланки де Бурбон тоже не было.
Несмотря на уверения рассудка о том, что они – в царстве Морфея, от произошедшего буквально за одну минуту Сыромятников неслегка обалдел и потому ему  даже в голову не пришло спросить у оперуполномоченного: откуда он-то знает, что им надо спешить.  Не мог же товарищ лейтенант за минуту выучить староиспанский.
При этом, несколько сожалея, что не разглядел лицо Бланки, детектив хорошо рассмотрел ранку на ее шее. Хотя быть этого не могло в принципе, учитывая, что он, как ужаленный и поднявшийся, даже вскочивший, на ноги, стоял над ней, пока королева возилась с арбалетной стрелой. Сесть снова на корточки и вглядеться в лицо Блакни страсть как хотелось, но чувство присутствия существа из иного мира, равно как и чувство такта не позволило. Однако вот ранку увидел вблизи и все тут.
Из нахлынувшего оцепенения, смешанного с круговертью вертевшихся в голове вопросов,  Сыромятникова вывел оперуполномоченный, дернувший его за рукав куртки.
– Пойдемте, надо спешить.
Детектив пришел в себя. Лютников стоял перед ним живой и здоровый. «Живой ли?» –промелькнуло в голове, и он едва не отшатнулся от опера, впрочем вовремя взяв себя в руки. Обернулся. И едва не отшатнулся снова: никакой стены перед ними не было. Все тот же темный коридор с едва видневшимися силуэтами погасших факелов, напоминавших торчавшие из стены чьи-то культяпки, готовые их схватить за шиворот.
Двинулись. На этот раз опер бодро шел впереди, так ничего и не объяснив: как Бланка вытащила болт? Почему Лютников не взвыл от боли? Или неупокоенная королева, что, анестезию там ему вколола, что ли? Вон, шустрый какой, а с минуту назад хрипел еще. Сыромятников чувствовал, что теряет даже тонкую нить понимания происходящего.
Внезапно они оказались в комнате, освященной факелами и первое, что увидел детектив – отбрасываемую опером тень. «Значит  и в самом деле товарищ лейтенант жив» – выдохнул.
Читал же: всякие там упыри тени не отбрасывают и в зеркале не отражаются, всегда воспринимая  подобного рода сентенции с точки зрения академического интереса. Не более того. А тут на тебе: выдохнул с облегчением и перестал откровенно бояться Лютникова, или того, в кого он там мог превратиться. «С ума, что ли, схожу»  – подумал Сыромятников, оказываясь посреди комнаты и впервые разглядев  литехино лицо при свете, снова выдохнув: лицо как лицо и клыков нет.
Комната была в форме круга. Небольшого. К стене было прикреплено несколько источавших бледный свет и коптящих факелов. Сыромятников бросил взгляд на то место, куда вонзился в лейтенантскую грудь арбалетный болт: почти ровное отверстие порванной куртки. Без следов крови. Оглядевшись, Лютников отошел к стене, привалившись к ней спиной и сев на холодный пол, отвечая на немой вопрос детектива:
– Я и сам думал, что умираю. Еще, знаете, было ощущение, что стрела эта арбалетная, ну или как она там называется.
– Болт, – усаживаясь рядом на скинутую телогрейку пробормотал запарившийся Сыромятников. Оба словно забыли, что им надо спешить, вдруг почувствовав усталость. Кульбиты здесь, похоже, испытывал не только Хронос, но и внутреннее состояние обоих скитальцев из третьего тысячелетия  во втором. Да и предупредив, что надо спешить, Бланка не объяснила: куда именно. Оба просто поспешили убраться из того места, где только что был де Реболледо.
– Ну да, болт. Болт этот, показалось, отравленный. И у меня перед глазами, не поверите, наяву бабушка. И все дорогу стояла передо мной пока, как ее.
– Бланка де Бурбон.
– Ну да, пока она со стрелой возилась. Мне так хорошо было, будто я помер уже и в раю. А потом все как-то смешалось. На миг грудь адская боль пронзила, и меня будто кто-то за шкирку схватил и снова в этот темный коридор выбросил, к жизни вернул.
Сыромятников на все это только устало махнул рукой – мол, запутался я совсем тут, с живыми и мертвыми. К тому же неупокоенными. Именно сейчас ему хотелось проснуться больше всего. Желательно на теплой печи. Со свалявшимся в ногах одеялом. А тут все эта дата в голове вертится – 1361 год. С таящейся в ней разгадкой. И ключом от их с Лютниковым мира. Родного. С моросью, пожухлой листвой и надвигающейся осенью.
И еще два трупа. То, что к ним не относился де Реболледо – Сыромятников не сомневался. Ну почти не сомневался. Больше того, испанец давно уже в аду. В этом тоже был уверен. Нет, он пытался убедить себя в том, что арбалетчик в небытии. Что его просто нет, как нет никакого потустороннего мира. Но получилось не очень. «В аду и все тут» – твердила внутренняя уверенность.
Но вот эти двое в старомодных костюмах на Колькиным фотографиях: как они связаны с 1361 годом, и помогающей им несчастной королевой, которая небось относится к телу найденной близ погоста женщины? Трупом ее сыромятнкиовский язык не поворачивался назвать. Да и арбалетные болты трупы не извлекают и раны за минуту не лечат.
Про то, как они оказались в нашем мире и относительно воя на погосте – более или менее понятно благодаря рассказу литехиной бабушки. Но вот как их вернуть, не говоря о том, как им вернуть покой?
Об этом Сыромятников понятия не имел и от того голова шла кругом, в том числе и от понимания: не вернут покой тем найденным близ деревни неупокойникам, не обретут его сами, если вообще выживут. Не будет же Бланка де Бурбон каждый раз их спасать. Хуже того, что-то подсказывало Сыромятникову: де Реболледо пытается ее настигнуть и убить во второй раз. Если получится, то пиши, для двух любителей шастать по погосту, пропало.
– А Педро этот жесткий, он когда помер? – прервал размышления детектива Лютников, старательно ладонями разглаживая стрелки на изрядно помятых и уже серых от пыли брюках.
– В тыща триста шестьдесят девятом, – ответил Сыромятников, чиркая извлеченной из кармана зажигалкой.
– А как? – не отставал опер.
– Ну, его заколол кинжалом брат Энрике. Не совсем родной, правда. Тогда ж принято было в приличных королевских домах: жена, там, любовница. Вот от нее Энрике и родился. А Педро, когда королем стал, приказал казнить Энрикину маму. Сынок, сам понимаешь, и королем хотел стать и отомстить. Ну вот и встретились. В  ходе междоусобных разборок. Педро сражение проиграл, решил на переговоры пойти с дю Гекленом.
– С кем, с кем? – переспросил, пытаясь удовлетворить вдруг проснувшееся в нем любопытство к перипетиям истории средневековой Испании, Лютников.
– Ну, с крутым французским полководцем, которого Энрике нанял и который Педро победил в битве при Монтъеле, – терпеливо разъяснил Сыромятников. – Дю Геклен, знаешь, считался идеалом рыцарства и чести. Педро к нему и явился в палатку для переговоров, ничего плохого не подозревая. А тут на тебе – Энрике заходит. Ну и схлестнулись они.  Педро здоровый был, вроде даже уделал братца. Да кто-то ему помог и короче заколол Энрике кинжалом короля.Такие дела.
– Слушайте, ну вот Педро такой жесткий был, а он вообще любил кого-нибудь.
– Да я-то почем знаю, – пожал плечами Сыромятников и, помолчав, добавил: – Вообще-то любил. Марию де Падилью. Умная и красивая, писали, была. Хоть и невысокого весьма роста. Они даже поженились. Тайно, правда. Но, когда папа Римский узнал – заставил  Педро развестись.
– Почему?
– Ну как почему. Прелюбодеяние. Педро ж на Бланке был женат.
– А что с ней не развелся?
– Политика, – махнул рукой Сыромятников, как бы давая понять, что ему сейчас не до ликбеза по  истории. Но добавил: – Придворные интриги, куча родственников возле трона.
– А Педро ж король был. Зачем он этого папу послушался?
– Ну, папа тогда в авторитете был. Мог и от Церкви отлучить. Буллу издать, освободив вассалов от присяги королю. И все – попал король. Кто он без вассалов? Папы иногда так и поступали.
– Что издать папа мог? – снова переспросил оперуполномоченный.
– Буллу, документ такой, скрепленный свинцовой печатью. Иногда, в особых случаях, его золотой печатью скрепляли.
– Ясно, – ответил Лютников и  после нескорого молчания спросил: – А когда эта Мария померла.
– Да я, думаешь, помню.
И в ту же секунду, словно озаренный, Сыромятников стукнул себя ладонью по лбу:
– Ну дык в тыща триста шестьдесят первом году, как и Бланка!

Продолжение следует.
Источник иллюстрации:



29 сентября – 5 октября 2022 года Чкаловский