de omnibus dubitandum 98. 132

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ (1863-1865)

Глава 98.132. НА СТОЖКЕ…

    Мог бы и не показывать, она и без него видела этот стожок. Получалось, что он привел её на место, где она должна была исполнить свою эротическую фантазию.

    Мари колебалась. В ней еще слышался голос, который твердил «нет». Посмотрела в сторону деревни, она была недалеко, в поле никто не брел, оно было перед самым лесом, а там больше ничего. Рассуждала так здраво, будто искала оправдания своим поступкам.

    Она боялась, что её кто-то может увидеть. Ну вот, и договорилась, подумала она, что кто-то. Значит, уже смирилась с мыслью, что сделаю это. И как только об этом подумала, стало легко. Теперь действительно хотелось лечь, задрать подол и показать…

    — Отвернись! — приказала она.

    — И не смотри!

    Он хмыкнул.

    — Что смешного?

    — Зачем тогда это хочешь сделать, если никто не увидит.

    — А ты этого хочешь? — в ответ вырвалось у Мари.

    — Да.

    — Бабник, — прошептала она, и Сашка отвернулся.

    — Не смей поворачивать голову. И вообще, отойди подальше. — Он послушно сделал с десяток шагов. Она смотрела, как темная фигура удаляется, с каждым его шагом напряжение в ее теле спадало. Показалось, что он ушел далеко, пропало чувство остроты.

    — Стой! — приказала ему.

    — Вернись немного назад.

    Не поворачиваясь к ней, он начал пятиться. Она считала шаги.

    — Стой! — внимательно посмотрела ему в спину. На душе скребли кошки. Сердце, как барабан, гулко стучало. Мари слышала его и ощущала, как грудь над ним чуть вздрагивает.

    Неужели я и в правду хочу сделать то, что думаю. Она до сих пор не могла себе поверить, что уже решила это сделать. Её утешало только то, что темно, то, что Александр один и то, что если он разболтает, ему все равно никто не поверит.

    Мари сделала шаг к стожку. Посмотрела на него и, в мыслях нарисовала картину как она лежит, задрав подол и раздвинув ноги. Стало жутко не по себе. Сделала шаг, потом еще, но ноги понесли ее не к сену, а в сторону.

    Уже в метрах пяти от Сашки она остановилась. Почему? Ей хотелось переступить рамки дозволенного. Стать на какой-то момент, если на то пошло, развратной. Эти мысли её успокоили. Даже сейчас, когда она стояла и думала, чувствуя, как в ней кричат желания, и одно из них — это наглость, второе — стыд, а третье — это женский голод.

    Мари шагнула в сторону стожка, потом еще шаг, стало легче идти. Посмотрела на спину Александра, он стоял послушно и не пытался повернуть голову в ее сторону. Между ней и им была преграда в виде этого стожка сена. Она смотрела ему в спину, а потом вот так легко взяла платье за подол и подняла его, сперва до пояса, а затем до плеч.

    Ветерок коснулся ее ног. Хотелось опустить ткань платья, согреть их, но она наоборот, поднимала его выше и выше. Руки вытянулись вверх, в какой-то момент ей стало совсем легко, пропало чувство стыда, страха, неуверенности. Подняла подол платья выше головы, ощутила влажное прикосновение ветерка к груди. Глубокий, такой ожидаемый вдох, а потом она замерла. Стояла вот так, задрав платье вверх, показывая свое тело луне. Она ни о чем не думала, просто потягивалась, как будто только что проснулась. Взглянула на черное небо и тут же опустила руки. Поле было таким же спокойным, как и несколько минут назад, и кому какое дело до её желаний.

    Александр стоял все там же, спиной к ней. Сделала еще шаг к сену, обошла его, выбрав место, присела. Мари еще раз посмотрела на фигуру Александра, казалось, он стал ближе. Руки обхватили колени, смотрела ему в спину. Приятное чувство, она могла делать что хочет, а он даже не увидит ее, но Александр мог представить.

    Тихо хихикнула.

    Она развела руки в стороны и с шумом упала спиной на сено. Небо было все такое же черное. Теперь она не видела его спины, но не сомневалась, что он не повернется, пока не услышит ее «повернись».

    Подняла ноги вверх, ткань платья соскользнула и упала на пояс. Руками уперлась в бедра и приподняла их, стараясь как можно выше встать на лопатки. Она посмотрела на еле заметные в темноте кончики пальцев ног, а потом разом развела ноги в стороны и замерла.

    Да, это простое упражнение, которое она выполняла почти каждый день, но сейчас там был Сашка, и в ее мыслях было все по-другому. Она вспомнила про него и резко села.

    Он стоял там, где и стоял, спиной к ней. Улыбнувшись ему, она шлепнулась обратно в сено. Согнула ноги в коленях, взяла за голень и подтянула их к себе. А затем руками, будто это не ее тело, раздвинула коленки как можно шире. Лежала и млела от своей храбрости, от своего состояния развратности, от своей женской похоти, от своей откровенности.

    Мари положила пальцы там, где соединяются ноги, еще сильней развела их в стороны, сухожилья напряглись, чувствовала их сквозь кожу. Пальцы коснулись ткани панталон.

    Какое-то мгновение пыталась понять, чего она хочет, но уже в следующее мгновение ее руки лихорадочно пытались снять их. Пальцы путались в складках платья, завязки за что-то цеплялись, они никак не хотели сниматься. Не выдержав, с силой дернула их, что-то треснуло, и они соскользнули с неё. Она держала их в руках, а потом отбросила в сторону.

    Вытянув ноги, подтянула подол платья повыше. Мари видела только небо, сено слегка остро покалывало. Положив руки на голый живот она, ощущала тепло, своего дыхания. Опять осторожно развела ноги в стороны и, ощутила бесстыдство, развратность и огромное желание, чтобы Сашка теперь смотрел на неё.

    Ладони скользнули с живота к холмику, юная густая поросль, на секунду задержала движение. В животе заурчало. Пальчики скользнули ниже, коснулись щели, что уже, спело треснула и начала раскрываться. Трепет в душе и желание еще, еще. Пальцы дернулись, и створки распахнулись.

    Минуты тянулись мучительно долго, она замерла. Над ней горели звезды, с трудом она приподняла голову. Сашка стоял все там же, но теперь он смотрел в ее сторону.

    — Отвернись, — это была мольба, но он услышал ее, и в этот самый момент ей стало жаль, что она это сказала. Сашка повернулся спиной и замер, как будто и не поворачивался.

    Голова упала. Мари торжествовала победу над собой, над своими желаниями и прихотью, над своей силой заставить второе «Я» подчиниться себе. Лежала и улыбалась черному небу. Ей хотелось командовать и выполнять приказы, хотелось это делать дерзко, нагло, с болью в душе.

* * *

    Стало совсем темно, казалось, что ночь уже поглотила деревню, но лай собак говорил о том, что там еще не все спят. Они шли по улице и смеялись. Мари старалась всеми силами показать, что ничего не было, что это только фантазия и всего-то. Но она только делала вид, что ничего не случилось, в душе она не могла с собой согласиться, что вот так опрометчиво поступила. Почему она это сделала? Было чуточку стыдно и, пакостно на душе за свои мысли и идиотский поступок. И все же в тот момент она была счастлива и, наверное, это неспроста. Но сейчас она боялась об этом думать, просто боялась того желания, что проснулось у нее в поле.

    Они шли по дороге и болтали. Внезапно пошел дождь, рефлекторно Мари сжалась, а потом расправила плечи, развела руки в стороны, подняла лицо в темноту и закружилась. К себе пришла мокрой, но по-настоящему счастливой. Засыпала, обняв подушку. Завтра последний день, в среду в город, к своим обязанностям гувернантки, но завтра еще один день.

    Грань дозволенного будоражила ее. Мысли вырисовывались как образы, а желания манили и будили все внутри. Она сжалась в комок и провалилась в глубокий сон.