Сценарий литературной композиции Дорогой памяти и

                Не  обожжённые сороковыми,
                Cердцами, вросшими в тишину,
                Конечно, мы смотрим глазами иными,
                На эту большую войну.
                Мы знаем по сбивчивым, трудным рассказам,
                О горьком победном пути,
                Поэтому должен хотя бы наш разум
                Дорогой страданья пройти.

 Довоенный вальс…. Текст Иосиф Кобзон
Источник: https://tekst-pesni.online/iosif-kobzon-dovoennyj-vals/

22 июня утром, мы пошли  с родителями в цирк Шапито. Ни о чем не догадывались. Все уже знали, а мы нет. Хлопали в ладоши. Смеялись.… После представления высыпали мы весело на улицу – а люди идут с заплаканными лицами: «Война!» Все дети: «Ур-ра!!» Обрадовались.
1. Теперь мы себя проявим, поможем нашим бойцам.
2.Станем героями. Я больше всего любила военные книжки. О боях, о подвигах .. Война нам представлялась большим  и увлекательным приключением.

 Эх, хорошо! ( до конца) слова: Владимир Георгиевич Шмидтгоф
музыка: Исаак Осипович Дунаевский

 Сейчас расскажу мы  как удирали на  войну … Подружка  специально осталась у меня ночевать,  а на рассвете мы вместе тихонько выбрались из дома. На цыпочках… Тс…
 Захватили с собой какие-то продукты. Мой старший брат, видимо, уже следил за нами, как мы последние дни шушукались, что-то пихали в мешочки. Во дворе догнал нас и вернул. Отругал и пригрозил, что выбросит из моей библиотеки все книги про войну. Весь день я плакала. Вот такие мы были!

Июнь 41 года. Это были последние дни детства…
Во время каникул вся наша школа принимала участие в военной игре Зарница. Перед  этим мы изучали строевую подготовку, мастерили деревянные винтовки, пошили маскхалаты, одежду для санитаров. Шефы из военной части прилетели на самолетах «кукурузник». Был полный восторг!

22 июня  1941 года   
 «Здравствуй, милая мамочка! Пишу тебе с места, т.е. из совхоза около 80 км от Москвы, куда мы должны были приехать. Нас поселили в избе всем классом (только девочки). Сейчас мы все там убрали, привели в порядок свои вещи, постелили кровати. Милая мамочка, обо мне не беспокойся, я о тебе очень часто вспоминаю и уже скучаю. Дружу с Ниной, о которой я тебе говорила. С завтрашнего дня выйдем на работу, а сегодня будем отдыхать с дороги.
Зоя,  тебя крепко любящая.

     Солнце... И  необычная тишина. Непонятное молчание.  Утро  первого  дня войны...
Соседка, жена военного,  вышла  во  двор зареванная. Она что-то
шепнула  маме, но показала знаками, что надо молчать. Все боялись произнести вслух то,  что  случилось. Молчали,  чтобы   их  не  назвали  паникерами  и провокаторами.
 ВСЕ: А это  страшнее войны.
Люди  боялись. Это я  сейчас так думаю.
И,  конечно, никто  не верил. Что  вы!
ВСЕ: Наша армия  на границе,  вожди в
Кремле!  Страна  надежно  защищена!
Это я  тогда так
думал. Я был пионер.

Война  началась  совершенно  внезапно,  с первого часа , с  первых  минут. Сквозь сон слышу какой-то непривычный  гул, словно раскаты грома,
-« Папа, это что, гроза?   - Отойди от окна, сказал папа .  Это война.»

 Окончательно  я проснулась, когда раздался рядом взрыв  и из окна на
кухне  посыпались стекла. Мама  закутывала полусонного  братика
Сашку. Сестра уже одета.  Девочки,торопит мама,  скорее. На границе провокация.

 Мы бежим к лесу: мама задыхается, у нее на руках братик,  и все время повторяет: Девочки быстрее. Девочки, пригнитесь.

 Я не запомнила,  сколько  мы  просидели в лесу. Не слышно  стало  взрывов.
Наступила  тишина. Вздохнули: "Отбили наши". Но вдруг  послышался гул летящих самолетов... Мы выскочили на дорогу. Самолеты летели в  сторону границы: "Ур-ра!"

Но что -то , не наше было  в  этих  самолетах: крылья  не наши  и гудели  они не  по-нашему…  Это  были  немецкие  бомбардировщики. 

Помню,как в конце июня  над нами летали немецкие самолеты и сбрасывали шпионов . Это были  молодые мужчины  в серых клетчатых пиджаках и кепках. Вместе со взрослыми мы поймали несколько человек и сдали в сельсовет. И очень гордились, что участвовали в военной операции, она нам напомнила зимнюю игру Зарницу. Но скоро появились другие. В зеленой форме с засученными рукавами, сапоги с широкими голенищами, коваными каблуками, на спине – телячьи ранцы, на боку – длинные банки противогазов, и автоматы наперевес. Сытые, тяжелые. Они пели и кричали: «Цвай манат ». Отец мне объяснил: «Цвай манат» – это два месяца.  ВСЕ: Всего два месяца? Эта война совсем не была похожа на ту, в какую мы играли.

Играют мальчики в войну,
Кипит сражение большое.
И вот уже один в плену,
Второй убит, а третий спорит.
А победители кричат
И флаг какой-то водрузили.
Трещит игрушка – автомат,
Переговоры прочь о мире.
И огоньки в глазах горят,
Азарт румянцем жжёт их щёки.
Играют мальчики в солдат
И в души входит мир жестокий.
Мир, где не страшно убивать,
Где доброта так мало значит,
Глядишь потом начнут стрелять
В бездомных кошечек , собачек
Нужны мальчишкам не цветы,
А ружья, бомбы, автоматы.
Пусть вырастают мужики
И настоящие солдаты.
Но если детство у детей
Наполнить этим арсеналом,
Они не вырастут добрей
И милосердней, вряд ли, станут.
Война несёт с собою смерть,
Разруху, кровь и боль страданий.
В ней нет забав и нет утех,
Мы понимаем это с вами.

Самолеты….  С крестами. Десятки, сотни самолетов.  Они  закрыли собой  солнце и небо.  Полетели  бомбы... Беспрерывно слышались грохот  взрывы. Все происходило как во сне... Я уже был не маленькая, я запомнила  свои  чувства. Страх, который расползался по всему телу. Мы выскочили из дома, бежали  куда-то.. Мне  казалось, что города  уже  нет, одни  развалины. Огонь. Дым. Кто-то  сказал:  надо бежать  в сторону   кладбища, потому  что  там  бомбить не будут.  И все побежали,  там собрались тысячи людей. Они обнимали камни, прятались за плитами. Там  мы с  мамой  просидели до самой  ночи.
Слово "война" не произносилось , я слышала  только слово "провокация" 
. Мы слышали,  что Сталин дал приказ и  наши войска  перейдут  в наступление.  Все: И мы в  это верили. 

На тишине  марш
-Сапоги! Сапоги!
На армиях в тысячи тонн.
Шаг - слезы.
Шаг - раны.
Шаг – стон.

Самих немцев я не запомнила, Запомнила  их технику. Большие машины, и мотоциклы. У нас таких не было, таких мы не видели… Люди  оглохли  и онемели. Ходили с испуганными глазами… На заборах и столбах появились чужие плакаты и листовки.. Настал «новый порядок». Через какое-то время опять открылись школы. Мама решила, что война войной, а прерывать учебу не надо, все равно я должна учиться. На первом уроке географичка, та самая, которая нас учила и до войны, стала выступать против советской власти. Тогда я сказала себе: учиться в такой школе больше не буду. Пришла домой и спрятала  учебники  и книжки…Тем временем немцы начали врываться в квартиры, кого-то все время искали. То евреев, то партизан… Мама сказала: «Спрячь свой пионерский галстук». Днем я галстук прятала, а ночью, когда ложилась спать, и мама засыпала,  доставала из шкафа красный галстук и советские книжки. Удивляюсь: неужели это была я? Что  нас ждет дальше...

Мы эвакуировались. Наш эшелон шел все время под бомбами. Только начинают бомбить, мама ложится на нас: "Если убьют, то вместе."
 (тема)  Первый убитый, которого я увидела, был маленькая девочка. Она лежала и смотрела вверх, а я ее будила. У меня был кусочек  сахара, я  давала ей этот кусочек , чтобы она только встала. А она не вставала...

   Я впервые  увидела убитую женщину.Следом... убитую лошадь... Это меня удивило. Я представляла , что на войне убивают только мужчин. Проснусь утром...  Хочу вскочить, а потом вспоминаю - война, и закрываю глаза... просыпаться не хочется .

Много  лет прошло… А все равно страшно…Помню солнечный день, ветер гонит паутину. Мы вышли из лесу.  Горит наша деревня и дом наш горит. Маленькие дети кричат:
ВСЕ: «Костер! Костер! Красиво!»
А взрослые  плачут, мама плачет. Крестится. Дом сгорел…
 Мы долго копались золе, но ничего не нашли. Одни вилки обгорелые и Печь. Осталась трава и земля.

 Я помню как горел наш  город после бомбежки. Мы бежали с мамой и братом . Кто-то передал, что дорога впереди перерезана немецкими мотоциклистами. И тогда  мы вернулись .Прибежали на нашу улицу - все выжжено. Даже от тополей ничего не осталось. Куда-то исчез чернозем,  только желтый  песок  под ногами.  Будто стоишь возле свежее выкопанной могилы.

     Я помню, как поседела моя младшая  сестра.  Это случилось за одну ночь...
     Состав тронулся. Где Тамара? В вагоне ее нет. Смотрим, а Соня бежит
за вагоном  с букетом васильков и молчит. 
     Мама  обезумела. Она  рвется выпрыгнуть  из  поезда на ходу. Я держу
братика, и обе кричим. И тут появился солдат. Он оттолкнул маму от двери,
выпрыгнул, догнал Тамару и  с размаху швырнул ее  в  вагон. Утром мы увидели, что она  белая. Мы прятали наше зеркало, пока Тамара случайно не заглянула в чужое и заплакала:
      "Мама, я уже бабушка?"
 Еще вспоминаю страшный  ночной  налет. Пули барабанят по крыше вагона. Рев самолетов. Светящиеся полосы от летящих пуль. Рядом со мной убивают женщину. Я не сразу поняла , что она  убита. Женщина не падает, потому  что вагон  набит  людьми. Она   хрипит, ее кровь заливает мне лицо,теплая и липкая. Когда мама закричала, дотронувшись до меня рукой:
   « Валя, тебя убили?»- я ничего не смогла ответить.  Ничего.
  После  этого  у  меня  наступил  какой-то  перелом. Я  точно знаю,  что  после этого.  Неожиданно для себя я  перестала дрожать. Мне  было все равно, ни жалко, ни больно, ни страшно.

Двоюродную  сестру повесили.  Муж ее  был разведчиком партизанского отряда, а она беременная. Немцам кто-то  донес. Выгнали всех на площадь. Скомандовали, чтобы никто не плакал. Возле сельсовета рос высокий тополь, они подогнали лошадь. Сестра стоит на санях.У нее – коса  русая длинная… Накинули петлю, она вынула из нее косу. Сани  дернули, и она завертелась.Бабы завопили. Они кричали без слез, кричали одним только голосом.  Потому,  что плакать не разрешали.  Кричать – кричи, но не плачь. Подходят и убивают всех, кто плачет. Подростков  пятнадцати шестнадцати  лет постреляли. Совсем  молодых. Еще не женихи, и не солдаты,потому- что  плакали.

 Помню,  как горела  наша улица. Сгорели дедушки и бабушки , и много маленьких детей, потому что они не убежали вместе со всеми, думали  детей не тронут. Идешь,  увидишь черный труп, значит, старый человек сгорел. А если  что-то маленькое, розовое, значит это ребенок. Мама сняла с себя платок и завязала мне глаза…

Расскажу как нас увозили  Германию
На больших крытых машинах подъехали немцы, с овчарками. Собаки все одинаковые: большие и злые.  Немцы окружили нас и командуют: залезайте в машины. Толкают прикладами. Кто-то плачет, кто-то кричит. Пока наши родители спохватились и прибежали , мы  были уже – под брезентом в машинах.. Рядом  была железнодорожная станция, привезли нас туда. Там уже стояли пустые вагоны наготове. Ждали нас. Полицай меня тянет в вагон, а я вырываюсь. Он накрутил себе на руку мою косу:– Не ори, говорит, дура. Фюрер освободит вас от Сталина. Погрузили и повезли. Ехали мы очень  долго.. От голода и страха я теряла сознание.. И вот первый раз тогда. Увидела ангела… Ангел белый был и маленький, и крылышки у него маленькие.. «Как он спасет меня, – если он такой ?»

Бараков цепи и песок сыпучий
Колючкой огорожены кругом.
Как будто мы жуки в навозной куче:
Здесь копошимся. Здесь мы и живем.
Чужое солнце всходит над холмами,
Но почему нахмурилось оно? —
Не греет, не ласкает нас лучами,—
Безжизненное, бледное пятно…

 Ночью нас привезли в концлагерь. Там мы увидели: на соломе сидят детки, а по ним ползают вши. Солому в бараки  возили с полей, которые начинались сразу за колючей проволокой. Каждое утро стучал железный засов, входили смеющиеся офицер и красивая женщина, она по-русски нам говорила:– Кто хочет щей и каши, становитесь по двое в ряд. Поведу вас кормить… Дети спотыкались, толкались, есть хотели все. Детей пересчитывали и уводили. И больше эти дети не возвращались!

Все мы в детстве слушали  сказок? Почти в каждой сказке появляется злой дух или колдун. Какая-нибудь баба-яга, летающая  на помеле. Если бы такую бабу-ягу перенести в действительность, она, была бы похожа на эту вот ту  немку с черным треугольником. Она сидела в бараке  на табуретке, раскорячив ноги, с хлыстом  в руке, жирная, одутловатая. Никто из нас не решался подойти к ней. Наконец нашлась отважная  девочка и спросила по-немецки:— Когда нам  дадут поесть? Каждая в эту минуту задала бы только этот вопрос. Мы были страшно голодны. Немка не ответила. Кто-то повторил вопрос:— Скоро  дадут поесть? Баба-яга каким-то звериным жестом поскребла живот, переложила хлыст  из одной руки в другую и засмеялась , вернее, зарычала ругаться мужским, охрипшим голосом. При свете  тусклой лампочки женщина казалась каким-то чудовищем. Возможно , и она была когда-то нормальной, может, и у нее был  когда-то дом, может   она  здесь так одичала.

 Ведущая Детство, опаленное войной,
Слезное, голодное, босое.
Господи, а есть ли кто живой?
Разве можно пережить такое?
Беззащитны дети на войне,
Там концлагерь, пытки, душегубки,
Детство возвращается во сне
Выжившим в кошмарной мясорубке.

Воспоминание Опять мне снится мой  милый дом наша улица. В ней  всё было красиво: и яблони, мимо которых при цветении невозможно было пройти, и беленькие, аккуратные домики с горшками ярких пионов  на подоконниках.    Каждое утро меня  отправляли за свежими булочками. Я даже во сне  чувствую любимый запах .Просыпаться не хочется.

В Германии я запомнила город Мангейм. Нас там   обрили  наголо и намазали тело белым раствором. Для профилактики. Все тело горело огнем от этого раствора и  кожа слезала… Я   помню, что ворочала ящики Преследовал запах дыма… Я плохо  запоминала, где находилась.  И куда нас  везли. От голода,   наверное … Видимо дальше я уже попала в Бухенвальд. В Бухенвальде  нас заставляли разгружать  машины с мертвыми и укладывать их штабелями. Укладывали  слоями – слой мертвых, слой просмоленных шпал. Слой за слоем. С утра до ночи  готовили костры. А иногда среди мертвых попадались и  живые, они хотели что-то нам сказать. Но нам нельзя было  останавливаться  возле них. Я тогда думала: « Хочется  ли жить дереву или  всему живому. Если говорить о человеке, то я скажу  - нет!

 В  первые дни  войны немцы в деревне нашей  не останавливались….
Мы с отцом ждали, что вот-вот вернутся наши солдаты  и прогонят немцев . А они, наши лежали  везде: на дорогах, в лесу, в канавах, в поле.. Лежали убитые  вместе со своим  оружием: винтовками и гранатами. Их никто  не хоронил…  Мы с отцом стали   собирать  и хоронить убитых. Клали  в выкопанные могилы рядами. А через несколько дней я нашел  далеко за деревней убитого отца и своего верного друга, четырнадцатилетнего Колю  Певцова. В тот день они собирали убитых без меня…

Мама,  я ухожу на фронт к партизанам. Тебе я могу об этом сказать. Ты пойми, мама, у меня нет сил, стоять в стороне, когда фашисты лезут на Москву.Ты что плачешь, мама? Не ты ли мне говорила, что я должна быть смелой и честной?! Мама, я горжусь тем, что буду бороться с фашистами, и ты гордись, что я ухожу на фронт. Со слезами меня провожать не надо. Приду героем или умру героем, ты мама, не унывай. Твоя Зоя.

Ночью ко мне прилетал мой ангел. Он садился в изголовье и долго уговаривал… Когда я рассказывала другим о своем ангеле, мне не верили  и думали, что я сошла с ума. Только соседка, маленькая девочка  поверила потому, что к ней по ночам мама приходит в белой блузке. А маму-то уже  давно убили.   Девочка  эта постоянно  просила бумагу и карандаш, чтобы маме написать. Но в лагере это было не положено. А мы ей мы нашли бумагу и карандаш. Она написала, открыла ночью окно и пустила листочек по ветру. А через три дня дней ее вынесли на носилках,  мы ее больше не видели. Выход из концлагеря был один – через печную трубу , сразу на небо… лампадки

 В  лагере неба совсем не видно из-за дыма. Целый день труба  дымит высокая, черная.  В поле  привозили пепел из крематория,  и однажды, я увидела  выросший на пепелище маленький желтый цветок. Я погладила этот  цветок. И все кто остался жив тоже погладили,  ведь у каждого кто-то погиб. Как я выжила? Не знаю.
Лера ( в конце ) В  конце сорок первого  , после окончания диверсионной школы, я вышла на задание. В деревне  Петрищево  меня фашисты словили. Били шомполами. Били ногами в кованых сапогах. Сапоги каменные. После пыток вытащили на улицу и облили водой. Это было в конце ноября, я покрылась ледяной кровавой коркой, отморозила ноги. Я им ничего не сказала.Ничего. Соорудили  виселицу.
 Последнее, что запомнила? Запах свежего дерева. Живой запах.

        Жизнь ,   Родина ,  Мама!

 Финал  Дети войны.
Хор :Дети войны.
Смотрят в небо глаза воспаленные.
Дети войны.
Хор :Дети войны.
В сердце маленьком горе бездонное.
В сердце, словно отчаянный гром,
Неумолчный гремит метроном.
Неумолчный гремит метроном.
Дети войны
Хор :Дети войны.
Набивались в теплушки открытые.
Дети войны
Хор :Дети войны.
Хоронили игрушки убитые.
Никогда я забыть не смогу
Крошки хлеба на белом снегу.
Крошки хлеба на белом снегу.
ХОР;
Вихрем огненным, черным вороном
Налетела нежданно беда,
Разбросала нас во все стороны,
С детством нас разлучив навсегда.
Дети войны -
Хор :Дети войны.
В городках, в деревеньках бревенчатых...
Дети войны,
Хор :Дети войны.
Нас баюкали добрые женщины.
Буду помнить я тысячи дней
Руки близких чужих матерей.
Руки близких чужих матерей.
ХОР:
Застилала глаза ночь кромешная,
Падал пепел опять и опять,
Но спасением и надеждою
Нам всегда была Родина-мать.