Как товарищи женщины уровнем превозвысились

     Авантажный Жопердяй, то ли поддавшись практически незримому влиянию Андрэ Жида и Альфонса Доде, то ли невольно копируя почти забытого всеми Агасфера, по - прежнему блудящего, но теперь уже в русскоязычном вирте донельзя озабоченных ежедневной чепухой говноедов - блогеров, то ли вообще, ма пароль, обосновываясь на неистребимом антисемитизме, что так же тупо и гнусно, как русофобия или антиамериканизм, ибо все народы состоят из отдельных единиц, а орудование вкупе, ин масс, более присуще проклятому большевизму, бравшему махом и сразу массы, лепя из них не просто горбатого, но горбатого Джигарханяна, а это - п...дец.
     Пан Мошка, издатель, остро глянул в закрытые глаза коалы, преспокойно дремавшего на маленькой груди какой - то забавной юной девицы, забежавшей второпях и попыхах в редакцию просто по пути из мастерской Ильмаринена, где безостановочно крутился и крутился гончарный круг мудака Патрика Суэйзи, шурудящего призрачным жигольством перед черножопой сволочью Вупи Голдберг с рожей такой, что пан Мошка, издатель, тут же и закурил, не забыв одарить некурящую носительницу на груди коалы здоровенной доминиканской сигарой, молча признавая возвышенность в играх именно этой, недавно совсем позабытой и позаброшенной, но нежданно воспрянувшей и накернувшей все хоккеи и прочие виды спорта.
    - Вот опять он, - зашептал пан Мошка, издатель, нервно кривя пухлые губы, стараясь не разбудить посыпающего носом - пуговкой зверька, жадно ухватившего когтистыми лапками маленькие холмики грудей юницы, - начал с какого - то одному ему известного Жопердяя, прихотливо разрывая логическую суть фразы, резко завершив оную словом  " п...дец ", хотя по правилам пунктуации надо бы продолжить о Жопердяе.
    - Ему видней, - смутно ответила донельзя довольная собой тонкая девица, не забывая чмокнуть улыбающегося во сне коалу в меховое темя, отмеченное двумя макушками, что для понимающих - понятно, а таким как Потупчик - хрен проссышь и х...й победишь.
    - Ну - ну, - еще более непонятно согласился пан Мошка, издатель, возвращаясь к принесенной юницей рукописи, скорее всего, коальей, не станет же она, мыслил пан Мошка, издатель, просто так таскать с собой этого ушастого.
    - Укуплены за чеки и боны сертификатов Чойболсана, - вещал на базаре одноногий солдат, собрав вокруг себя парочку нищебродов на костылях, пошехонца, трех пьяных баб и одного горбатого ярыжку, знобко кутавшегося в женскую шаль со стеклярусом, - лампаса - то мои.
    Солдат, оттопырив влево деревяшку, показывал на видневшиеся из - под серенького азяма казацкие шароваришки, на которых действительно были лампасы.
    - Дык какой казак без лампасни ? - не доверял словам солдата один из нищебродов, злобно тыча костылем в горб ярыжки. - А где твоя саблюка, солдат ? Га ! - торжествующе заорал нищий, содрогаясь. - Обмануть вздумал ? Х...й вот тебе ! - уже визжал нищеброд, протыкая горб ярыжки насквозь. - Все знают, что солдат и казак - вещицы или штучки разные.
     Проезжавшая мимо в стеклянной ( фонариком ) карете Остермана Дита фон Тиз кратко всхохотнула в нос, приказав кучеру править туда.
     - Куда ? - уточнил кучер, чуть не падая с устатку с козел, хорошо, что любивший Диту в эту ночь приблудный пуэрториканец, опытно знавший о коварстве кажущегося безобидным кубинского рома, коим и нарезался кучер уже с утра, привязал правящего тройкой мужчину канатом к обрамлявшей фонарик кареты свинцовой раме, потому и повис бородатый водитель матерой и блистательной, нелепо трепещась зипуном.
     Дита показала пальцем. Через мгновение карета, дрогнув рессорами, остановилась возле споривших.
     - Не хрен его слушать, ребьята, - сипло произнесла стриптизерша, не допуская уже зарождающегося русского бунта в корне и сразу с навсегда, - вдарь ему кумполом, - приказала она ярыжке, пригнувшемуся от костыля к самой к матушке сырой земле. - А вы, - руководила Дитушка, жалея и так несчастную Россию, - топчите его насмерть.
    Ярыжка, распрямившись пружиной, вырвал из горба костыль и только подскочил, чтобы ударить солдата кумполом, как бабы, визжа и причитая, принялись топтать горбатого опорками.
    - Ну их на х...й, - сказала Дита, захлопывая дверцу кареты, - ничего не понимают. Я им по - американски рекомендовала топтать завравшегося солдата, а они ярыжку ухойдакивают.
    - Да, - не спорил кучер, выворачивая на Пречистенку, - дурак народ, он русского не сознает, а ты ему на американском.
    - А, мамыньки ! - неожиданно вспомнила Дитушка, соответствуя. - Ухойдакали !
    Кучер ухмылялся в густую бороду, лихо мча по Пречистенке, поворачивая вправо, куда уходил умозрительный сабвей на Вегас. А почему ? А я скажу. С русскоязычными политицкими блогерам дальше Салехарда не угадаешь, а на х...я нам, товарищи женщины Дита и Эжени, Салехард, ежели имеется на глобусе Чикаго ? Смешно и говорить. Потому песня. Хорошая, джинсовая, про то как тзарь Пиотр в Голландиях вино пил, не забывая учиться и флот строить. Всем бы так гулять и пить, как единственно умел единственный воистину Великий правитель России, при любых обстоятельствах находивший альянсы в той самой Европе, откуда вышибли с позором стратегического идиота, не умеющего найти в ста сорока мильонах ни своего Демидова, ни чужой Марты Скавронской, именуемой в хрониках Екатериной.