За линией фронта. Часть четвёртая -4

  Анна Ивановна обжаривала овсянку на сковородке, раздавленную толкушкой, чтобы потом размолоть её в муку на блины, Ольга в закутке за шторкой собирала свои вещи. Дверь грохнула, из темноты коридора показалась фигура Людвига. Он прошёл, как тень, в комнату и сел за стол. Он был весь выжат, глаза потухли, уголки бледных губ опущены. Тихонова вышла на стук двери и сразу обратила внимание на его состояние. Она опустилась на стул рядом с ним и положила свою ладонь на его подрагивающую кисть.
- Что с тобой?! - Ольга погладила его по руке.
  Парень взглянул на неё и уронил голову на согнутый локоть, отвернулся в сторону и спрятал глаза в густой чёлке.
  Дверь грохнула снова и на пороге появился злой и раздражённый Дёнитц. Он с гневом кинул взгляд на Людвига и вышел в кухню, там схватил со стола кружку, зачерпнул ею воды из ведра, стоявшего в уголке на скамейке и залпом выпил.
- Что случилось? - с дрожью в голосе спросила Тихонова и вскочила на ноги, понимая, глядя на поведение обоих парней, что случилось что-то неприятное.
Дёнитц молчал с презрением глядя на Гросса, а тот словно замер за столом. Он сидел в той же позе чуть дыша, пряча в руках своё разгорячённое лицо. Потом плечи его задрожали и по телу прошла нервная судорога. Но Людвиг, так же как и Хейни, по прежнему молчал.
  Анна Ивановна перестала помешивать свою овсянку и тоже вышла в комнату. Они переглянулись с Ольгой и присоединились к затянувшемуся молчанию, ожидая развязки.
- Ты... ты, чуть не провалил нас всех!.. Понимаешь это? - полушёпотом произнёс Дёнитц, вставая у Людвига за спиной.
  Гросс резко вскинул голову, оглядел всех собравшихся в комнате, а потом снова спрятал лицо в ладони, низко наклонившись к столу. Перед глазами всплыла картина сегодняшнего вечера, когда Хейни, наконец-то, спустился вниз, после Ольгиной беседы с Каращенко. В этот момент за стол снова села Ирма, которую откуда-то привёл Руммель. Гросс только что подвёл к соседнему столику свою новую знакомую, русоволосую девушку, которая зачарованно привыкла на него смотреть, а Ирма в ответ на её томные взгляды пьяным голосом произнесла:
- Я знакома со многими красивыми мужчинами, видела их, а так же щупала не раз в постели... Людвиг, отведи меня в постель и помоги уснуть, а? - бесстыдно обратилась она к парню, который смотрел на неё с презрением.
  Он чудовищно устал от разговоров с той девицей, с которой пришлось протанцевать почти весь вечер, а тут ещё эта дура Ирма и Людвиг сорвался.
- Ну, что же ты мне на это ответишь, красавчик?! - не унималась Золингер и засмеялась ещё громче: - Не могу до сих пор понять... Я считаю, что это безнравственно, забирать на фронт таких красивых мужчин, - и она схватила Людвига за подбородок и повернула его лицом к себе.
  Он с яростью отдёрнул её руку и хотел было отойти от столика, но она вскочив, не дала ему это сделать:
- Людвиг, я про красивых мужчин говорю, это в первую очередь касается тебя, - и Золингер стала заваливаться в сторону Гросса.
  Он с силой отпихнул её и, чтобы прекратить этот неприятный для него разговор, громко крикнул ей прямо в ухо:
- Нет, фрау, меня это не касается, потому что я... не мужчина, и не собираюсь вас вести в вашу постель! - он снова стал порываться уйти.
- Как?! Зачем ты меня оскорбляешь?..- Ирма снова уцепилась в его руку и повисла на ней.
- Оставьте меня! - заорал Людвиг на всё казино. - Да, не мужчина, я им стану только в законном браке с любимой женщиной, а вы все... подзаборные шлюхи... не смейте меня так называть, даже имени моего не смейте касаться!.. Я верующий человек и стану мужчиной только после венчания!.. Слышите вы, все?!
- Ты сошёл с ума! - крикнул ему в лицо подскочивший Дёнитц.
- Оставьте меня!.. Оставьте, наконец... - и Гросс, раскрасневшись и зайдясь не в меру в своём диком исступлении, бросился к дверям.
  Теперь он сидел в этой комнате с плотно задёрнутыми шторами и понимал, что случилось нечто ужасное, которое никак уже не исправишь, но сердце продолжало гулко колотиться и негодовать.
- Что на тебя нашло, там за столом? - уже спокойнее, спросил у него Дёнитц. - К счастью для тебя, там сегодня было мало посетителей, и те полупьяные господа, возможно, тебя не поняли... И благодари Бога, если это так!
  Людвиг снова вскинул голову и, как ребёнок всхлипнул.
- Я не могу больше, у меня нервы не выдерживают, простите...
  Ольга прижала руки к груди, она понимала, что случился конфуз в ресторане, но не могла понять масштаб всего произошедшего. Людвиг столь тяжёлый разговор для него начал сам, кое-что проясняя.
- Я каждый вечер вынужден видеть эти сальные, похабные рожи, танцевать с этими пропитыми шлюхами, слушать их глупый, истерический смех, а мне хочется только одного в этот момент - стрелять в них!.. Стрелять и видеть, как они будут разбегаться от моих пуль с дикими от страха глазами, а потом падать... Мне, почти каждую ночь, снится та виселица... Я и сейчас вижу её перед глазами: висящего на ней старика Плетнёва и его детей... Этого изнасилованного и убитого в подвале школьника, совсем ещё мальчика, которого потом уже мёртвого, вывесили на всеобщее обозрение и устрашение на эту чудовищную виселицу, как грязную тряпку... А я? А я, тут смеюсь, пусть через силу, но всё-равно... Смеюсь, танцую, пью вино, и делаю вид, что всем в жизни доволен! А я хочу их убивать, убивать, как бешеных шакалов, они не заслуживают ходить по этой земле... Нет!
- Но, ты же сам давал согласие идти сюда!..- чуть ли не закричал на это Хейне.
- Да, я видел чёрные от горя глаза Клауса, и он сказал мне тогда, когда я отказывался от этой миссии... Он сказал тогда, что если бы у него была такая внешность, он бы никогда не отказался от этого предложения, и пошёл бы на дело, а я не понял сперва, всего того кошмара, что мне предстоял здесь... Я имею ввиду, морального... Простите, что-то не то говорю!
- Боже мой! Что на тебя напало, парень?! - проговорила Анна Ивановна. - Да, мы все тут живём в чудовищном напряжении, всем очень страшно и противно. На нашей земле творят беззакония и преступления те, кто пришёл на неё душить и резать, убивать и калечить... И вот, живя рядом с ними бок о бок, мы вынуждены оставаться людьми. А, как иначе? Ведь стрелять и убивать всех подряд, Людвиг - это удел конченных маньяков, подобных вашему Адольфу Гитлеру. А среди тех, кто там сидит в ресторане, есть и обыкновенные люди, но есть и лютые звери - ты прав... Но, надо постараться остаться человеком, чтобы самому не превратиться в такого зверя. В подобие Губерта или Райна... Ведь ты - другой!
  Женщина подошла к Людвигу, внимательно посмотрела в его воспалённые глаза и прижала его голову к своей груди.
- Успокойся! Скоро всё это уже закончится, точнее... закончилось.
  Она посмотрела на Ольгу, на её напряжённое лицо.
- У вас всё получилось, я правильно поняла?
- Да, свою часть задания мы выполнили, разговор с Каращенко состоялся и мы скоро покинем ваш гостеприимный дом, Анна Ивановна, - ответила девушка. - Я уже собираю вещи, нужно ждать только сигнала, но прежде отправим шифровку нашим, чтобы были готовы нас принять.
- Ваши уже на станции, ждут!...- и женщина весело оглядела всех троих, похлопала Людвига, успокаивающе, по спине и собралась было снова пойти в кухню, но Гросс снова всех задержал.
- Подождите с докладом и шифровкой...
- Почему?! - с удивление спросила Ольга.
- Я познакомился сегодня с этой странной девушкой, танцевал с ней...
- Поэтому ты такой злой? - не весело спросил у него Дёнитц.
- Погоди... Я узнал, кто она. Эта Наталья - дочь русского эмигранта, который ещё в 20-х годах покинул Россию и уехал в Париж. А когда туда пришли немецкие войска, он стал активно с ними сотрудничать. Он инженер Саянов, инженер по подземным коммуникациям. Очень важная персона, ходит везде с охраной и занимается проектированием подземных тюрем и концлагерей.
- Это всё в танце выболтала тебе его дочь? - переспросил Дёнитц с сарказмом.
- Погоди!.. Это может быть важно для советского командования, нужно доложить, что здесь находится такой человек. Может быть, относительно его мы получим какие-то распоряжения?
  Анна Ивановна застыла в дверях. Ольга и Хейни переглянулись и сели за стол, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.

  На следующий день по дороге к станции снова вышел грязный и убогий подросток. Босыми ногами он перемешивал сбитую глину и мелкий песок, перепрыгивал с кочки на кочку, пританцовывал, напевая песенку при этом.
  Сперва он вышел за город в сторону Пашинских лугов, прошёлся по большаку, свернул в негустой лесок и там присел под пушистой липой. Нащупал на земле сухой бугорок, раздвинул руками прелые листья и, вынув из-за пазухи гранату, спрятал её в свой схрон, на всякий случай. Потом поднялся, притоптал это место босыми пятками и, оглядевшись по сторонам, снова выскочил на поросшую свежей травой дорогу, чтобы продолжить свой путь. "Теперь у меня их там уже четыре штуки": - с детской улыбкой на губах, думал он про свой маленький склад боеприпасов. Никита посмотрел на небо, над южной окраиной горизонта собирались сизые тучи. Только бы успеть до дождя! И парнишка припустил бежать, снова весело насвистывая и припевая.

  Его немытую соломенную чёлку Геллер сразу заприметил среди снующих у станции подростков, которые приходят сюда, чтобы подобрать бесхозный уголёк. Мальчуган достал из своей потёртой холщовой сумки кусок круглого, полузасохшего гуталина, завернул его в тряпочку, оголив чёрную макушку и пошёл в сторону товарных вагонов. Геллер приподнялся ему на встречу.
- Нельзя сюда! - прикрикнул Юрген на Никиту.
  Тот остановился и встав на колени, ползком добрался до ног этого строгого немца.
- Дяденька, позвольте вам почистить сапоги? - жалобно попросил он. - Только хлебца потом дайте!..
  Юрген послушно выставил вперёд правую ногу:
- Ну, чисть! Заморыш...
  Проходивший мимо дежурный по станции, только усмехнулся, глядя на это. Никиту-дурачка здесь хорошо знали, так же как и его сестру Марию, про которую все говорили, что она спуталась с немчурой ради куска хлеба, мол за это, что живёт с немцами, её и устроили на тёпленькое местечко, поваром в столовую абвергруппы.
- Всё чисто будет, дяденька... Там всё тихо, - тоненьким голоском, еле слышно добавил он и, намазав в очередной раз сапог гуталином, стал растирать его тряпочкой и тут же, ловким движением, незаметно положил шифрованную записку в голенище.
  Юрген переменил ногу, постоял ещё с полминуты возле маленького связного, потом потрепал его густые колтуны и достал из кармана мелкие монеты. Положил ему в руку вместе с кусочком чёрного хлеба и поспешил в свою сторожку. Довольный собой Никита в этот момент уже нёсся от станции обратно в город.
  Переступив порог своего тёмного караульного помещения, Юрген поднял со скамейки заспанного Глушкова.
- Шифровка! - тихо произнёс Геллер и достал записку из голенища.
Ближе к ночи у разводной стрелки на выезде из тупика в небольшой будке обходчика, окружённый со всех сторон выставленным караулом, Глушков настраивал радиопередатчик. Вася Мельников стоял рядом и засекал время. Сработать нужно было в течении 40 секунд.
  В кабинет к Райну забежал его помощник и сообщил, что где-то в окрестностях железнодорожной станции работает незнакомый передатчик, но перехват невозможен, не удалось его запеленговать. Передача велась всего 40 секунд. Потом через час сигнал был снова пойман, но тоже пеленгатор не сработал. Но всё же, по тревоге коменданта была поднята рота охраны и направлена на прочёсывание станции и железнодорожного депо.

  На Воронежский фронт постепенно прибывали войска для усиления основной его ударной группировки перед Белгородско-Харьковской наступательной операцией. 27 армия пополняясь резервами после больших потерь, уже в июле месяце должна была снова стать боевой единицей и отправиться на усиление Воронежского фронта на Южный фас Курской дуги.
  В конце марта 1943 года положение на фронтах стабилизировалось. Громкие успехи и локальные неудачи Сталинградской битвы остались позади. Весенняя распутица решительно вмешалась в ход боевых действий.
  В штабах обеих воюющих сторон составлялись планы предстоящей летней компании. Немецкое командование планировало на лето крупное наступление с целью возвращения себе стратегической инициативы и "перемалывания" живой силы Красной Армии. В Оперативном приказе №5 (Директива о ведении боевых действий в ближайшие месяцы), подписанном Гитлером 13 марта 1943 года, в частности говорилось: "Следует ожидать, что русские после окончания зимы и весенней распутицы, создав запасы материальных средств и пополнив частично свои соединения людьми, возобновят наступление. Поэтому наша задача состоит в том, чтобы по возможности упредить их в наступлении в отдельных местах с целью навязать им, хотя бы на одном из участков фронта, свою волю, как это в настоящее время уже имеет место на фронте группы армий "Юг". На остальных участках фронта задача сводится к обескровливанию наступающего противника. Здесь мы заблаговременно должны создать особо прочную оборону путём применения тяжёлого оружия, совершенствования позиций в инженерном отношении, установки на необходимых участках минных заграждений, оборудования тыловых опорных позиций, создания подвижных резервов и т.д."
  Местом проведения наступления, призванного "навязать русским свою волю", была избрана Курская дуга. На планировавшееся наступление возлагались большие надежды. "Этому наступлению придаётся решающее значение. Оно должно закончиться быстрым и решающим успехом. Наступление должно дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года... Победа под Курском должна стать факелом для всего мира", - говорилось в Оперативном приказе №6 о проведении операции "Цитадель", подписанном А.Гитлером 15 апреля 1943 года.
  Намерения немцев не оказались тайной для советского командования. 8 апреля 1943 года представитель Ставки Верховного Главнокомандования Маршал Советского Союза Г.К.Жуков представил Верховному доклад "О возможных действиях противника весной и летом 1943 года". В нём говорилось о нецелесообразности перехода наших войск в наступление, лучше будет измотать противника на нашей стороне, а затем, введя свежие резервы, перейти в общее наступление и добить основную группировку противника.
  Таким образом, в ходе летней компании 1943 года предполагалось измотать собранные для наступления группировки противника путём преднамеренного перехода к стратегической обороне и одновременно накапливать резервы для последующего перехода в общее наступление. В рамках мероприятий по накоплению резервов 14 мая 1943 года Ставкой ВГК был издан Приказ № 46174 "О формировании 3-й гвардейской танковой армии".

  Генерал Антонов вместе с командующим армией Трофименко шли по колее раскисшей после обильных дождей дороге. Обдавая чёрной гарью, обгоняя их, шли танки на медленном ходу, накапливаясь в строю для предстоящего многокилометрового марша.
- Ваша дивизия готова, генерал, к переброске? Все части подошли с левобережья? - спрашивал командующий.
- В основном формирование закончили, есть некоторые моменты доработки, но это вопрос нескольких дней. Танковая бригада Кузьмина на подходе.
- Так, а ваш 37 мотострелковый полк? С ним всё в порядке? Вы мне докладывали, что у Стрельникова больше половины состава выбыло после весенних боёв.
(Историческая справка: 37 мотострелковый полк оперативных войск НКВД СССР, входил в состав специальной группировки войск, в данном случае, он был придан спецдивизии разведывательно-диверсионной направленности под командованием Антонова Кирилла Сергеевича, входившей в состав 27 армии).
- Да, полк восполнил свои резервы, теперь в полном составе и при всём боевом снаряжении, так же, как и мы все, ждёт команду на передислокацию, - ответил Антонов, вышагивая твёрдой походкой вдоль дороги, низко надвинув на лоб форменную фуражку. - Только лишь разведывательно-диверсионный батальон майора Деева находится на своих прежних позициях. Мы немного его подтянули к Старой Руссе, а сам штаб сейчас под Псковом, они вместе с Новгородской группировкой проводят ряд сложных спецопераций и им нужно время для их завершения.
- По этому поводу мне звонили из Ставки. Командование Ленинградским фронтом заинтересовалось их игрой, - Трофименко остановился в ожидании командира танкового корпуса, который издали махая им рукой, уже направлялся в их сторону для принятия дорожных распоряжений.
- Там не только дело в игре, как понимаете, расчёт ещё и на то, что удастся привлечь к сотрудничеству людей, вхожих в ближний круг разведывательных органов группы армий "Север", - продолжал Антонов.
- Разве это возможно?
- Постараемся, чтобы это стало возможным, но предстоит большая работа, там сейчас под Псковом вся основная группа их задействована.
- По этому поводу мне тоже звонили. Представители Приморской оперативной группы, как им и обещали ещё весной, ждут Деева и его основных разведчиков у себя в ближайшие дни. Приморцы нуждается в таких кадрах, тем более, что до августа наша армия будет только вкатываться в свои тактические задачи, потому считаю, что для продолжения начатой уже работы на Ленинградском направлении, Алексея Григорьевича нужно отпустить временно в Ораниенбаум, конечно, если это не принесёт нам самим никакого урона. Но, впрочем, у вас своё руководство, Кирилл Сергеевич, и приказывать я вам тут не могу. Мне лишь нужно знать, на что я могу рассчитывать во вновь сформированной армии, - Трофименко стоял рядом с Антоновым, заложив руки за спину и разглядывал своего собеседника, изучающе, и в то же время с интересом.
  Антонов на это улыбнулся:
- Думаете, что я Деева отпускаю с удовольствием, потому что был с ним серьёзный конфликт?.. Нет, смею вас уверить, наши отношения делу никак не помешают, тем более, я всегда его считал опытным и талантливым офицером, и никогда не соглашусь отдать его Ленинградцам насовсем. О приказе из Ставки - знаю, постараюсь выполнить его незамедлительно и майора с основным составом его группы, срочно направить в ПОГ. Ну, отвечая на ваш вопрос, это, пожалуй, единственная потеря 37 мотополка.
- Хорошо, я записываю его в армейский резерв, - и Трофименко, протянул при этом руку подошедшему комкору Савельеву, и потом напоследок добавил: - Пришлите ко мне сегодня в штаб через час полковника Стрельникова для особых распоряжений.
  Антонов, приложив руку к козырьку, кивнул головой в знак согласия, и пошёл от дороги к лесополосе своей твёрдой и уверенной походкой, туда, где располагался штаб особой дивизии НКВД под его командованием.
  Стрельников и начштаба Коновалов сидели за столом. Антонов сразу прошёл к столу и спросил, обращаясь сразу к обоим:
- Ну, что там во Пскове?
- Пришла ещё одна любопытная депеша, - ответил Стрельников и раскрыл блокнот, - Ракова докладывает, что Фангера готовят к переброске в ближайшие дни под Ленинград. А, что из Центра?
  Антонов глубоко вздохнул и присел на краешек стола рядом с начштаба:
- Центр заинтересовало это донесение, насчёт Саянова, но моё командование не готово к конкретным действиям, слишком это всё неожиданно. Я, лично, считаю, что ребятам не нужно лезть в эти дебри, Саянов фигура не простая. И вообще - их нужно отзывать, потому что Ольга докладывает о тяжёлом моральном состоянии Гросса, он уже на пределе, а это - тонкая грань... Отзывайте!
- Вы думаете, что этот Саянов им не по зубам? - переспросил Коновалов.
- Конечно! Этот матёрый волк никогда не пойдёт на вербовку, а ребята свою задачу уже выполнили, а их сведения об этом человеке, тоже очень важны. Ведь мы не знали ничего о нём, и о том, что под Псковом и Новгородом фашисты строят подземные тюрьмы. Ведь если этот Саянов находится именно там, в этой местности, значит, и строят. Но в Центре считают, что это ещё связано со специальными бункерами, где испытывают газы на пленных - это чудовищно, но все предпосылки к тому имеются, и некоторые развед.данные это подтверждают. Путь здесь только один - готовить группу, специально обученную к таким вылазкам, чтобы выкрасть этого инженера и привести его в расположение наших войск. Только при допросе его, тут, на месте, можно что-то узнать и выведать нужную информацию, а по другому - никак! - Антонов встал и налил из графина себе воды в стакан, скосив глаза при этом, наблюдая за реакцией Стрельникова. - Вы, что-то, Иван Игнатьевич, сегодня слишком саркастически настроены. Вас что-то развеселило?
- Нет, просто я, почему-то, долго этой затее не доверял... Посылке в Псков Геллеровской группы. Всерьёз думал, что половина из них разбежится, решат остаться со своими и провалят всю операцию, но... признаюсь - ошибся! - Стрельников с улыбкой смотрел в карту города Пскова и отвечал Антонову не поднимая головы, будто боялся, что на его лице тот прочтёт нотки недоверия, которые по-прежнему бороздили душу полковника.
  Антонов отставил стакан с водой и произнёс: - Есть немцы, а есть фашисты - и это разные вещи, полковник! И мы с вами уже в этом достаточно убедились. Вспомните, хотя бы их врача, Курта Виннера! Ведь он теперь работает в армейском госпитале, хоть и не до конца выучился в своём университете, но уже оперирует, как хирург, и как все врачи подобных госпиталей, не знает ни покоя ни отдыха. Мне докладывали, что он проводит по 15 -20 операций в день, спасает наших бойцов и командиров, ценой своего собственного здоровья. Вон, говорят, что даже зрение у него село от чрезмерного напряжения, лечил недавно глаза... И сына моего, когда пуля весной задела на передовой, тоже оперировал.
- Как он, кстати? - спросил Стрельников.
- Ничего, рука уже поднимается и ключица не болит. В порядке он, но пока, в автобате машины чистит, водить ещё тяжело. Но, пусть чистит, ему полезно... - и Антонов чему-то своему улыбнулся, потрогав при этом фото сына, спрятанное во внутренний карман.

  Всю ночь подходили танки. Они двигались по своим новым позициям, занимая предназначенные для временных стоянок квадраты. 27-й армии придавался 21-й танковый корпус, который должен был усилить её позиции по фронту во время наступательных боёв. Но нехватка автотранспорта всё же ощущалась и к моменту окончания его формирования, корпус имел вместо 1200 положенных по штату автомашин, всего лишь 854 штуки. В результате, медленно подходили тылы, что грозило проблемами и на марше. Но основные авторезервы сейчас двигались в сторону Плавска, где по приказу Верховного к 5 июня была сформирована 3-я гвардейская танковая армия в составе 12 и 15 танковых корпусов и одной танковой бригады. Командующим её был назначен генерал-лейтенант П.С Рыбалко.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.