Часть 8. 5. Дмитрий Семёнович - Выйти из строя

Рассказ о Дмитрии Семёновиче Прудникове должен стать последним в главе 8 «Войны и воины» из «Истории села Тюменкино».
Это не означает, что он станет и последним воином Великой Отечественной в моих расследованиях, ведь «История…» должна продолжаться, и какое-то новое имя может открыться ещё, но то, что рассказ именно о судьбе Дмитрия Семёновича завершает серию больших очерков, не случайно.
В его биографии много загадочного, и моя первая попытка двухлетней давности рассказать о нём в «Истории солдата с фотографиями*»
из цикла «Дом на Тульской» — ограничилась лишь изложением семейной Легенды о нём.

Теперь же, просмотрев огромный массив разных архивных документов и ознакомившись с сотнями солдатских судеб, я снова вернулся
к этой теме, несмотря на возросшую убеждённость, что всесторонне понять тот МИР, в котором воцарилась вдруг ВОЙНА,
понять извне событий просто невозможно.
Хотя изнутри тоже поймёшь едва ли. Но если воспринимать историю Дмитрия «через себя», то именно сегодня вдруг обнаруживается много общих мотивов, которые становятся внутренне понятными и оттого легче объяснимыми в его биографии.
И ту семейную Легенду* — про Дмитрия Семёновича, обосновавшегося после войны где-то в Канаде, я буду иметь в виду, как основную версию в своём расследовании.

Для начала рассмотрим несколько противоречивых документов, которые надо хотя бы «разложить по полочкам».
Документов не слишком много, и рассказ о Дмитрии я вынужден выстраивать зачастую на догадках и предположениях в ещё большей мере, чем повествования о его младших братьях — Василии и Николае.

Начну, как обычно в главе 8 — с предъявления того, что говорит о солдате «Книга памяти Новосибирской области».
И это простое действие сразу же выявляет серьёзную проблему «раздвоения личности», так как перед читателями «Книги памяти…» предстают:

1.ПРУДНИКОВ ДМИТРИЙ СЕМЕНОВИЧ, рядовой. Род. в 1906 в Новосибирской обл. Призван Центральным РВК 26 июня 1941. 544 ап. Пропал без вести в мае 1942.
2.ПРУДНИКОВ ДМИТРИЙ СЕМЕНОВИЧ, с-т. Род. в 1906 в с. Тюменкине Новосибирского р-на Новосибирской обл.
Призван Новосибирским РВК. Пропал без вести в январе 1942.

То есть в «Книге памяти», как и в электронной её версии, обнаруживаются две сходные записи о разных воинах-тёзках.
Но о разных ли людях идёт речь? Ведь возникает впечатление, что написано про одного и того же человека,—
уж слишком много совпадений.
«Книга памяти» обязана действовать формально: на лицо есть различия — воинские звания и даты пропажи без вести, места рождения воинов и призыва их в РККА — не идентичны, а мало ли тёзок живёт на белом свете. И то верно.
Да, чисто формально — приведённые сведения отличаются, и поэтому «Книга памяти» называет двух человек.
Но так ли это, что их действительно — двое?

Начнём с места рождения:
Если совсем точно излагать, то Дмитрий Семёнович Прудников родился 15 августа 1906 г.р., в Томской губернии, в селе Тюменкино Яковлевской волости, ставшей потом Бугринской волостью Томского уезда, который назывался позже Бугринским уездом и стал частью Ново-Николаевской волости Ново-Николаевской губернии,…можно продолжать, и очень легко запутаться.
За жизнь одного поколения произошло не менее 5-6 различных преобразований одного региона. Потом ещё возник ЗапСибкрай и, наконец, образовались Новосибирская область и Новосибирский район.
Такие топонимические и административные изменения всегда путают следы, а ведь написано про одно и то же место.

Теперь о воинском звании. У меня есть две довоенные фотографии, на которых Дмитрий запечатлён в военной форме.
На одной — просто замечательной по фактуре и качеству фотографии,— он проводит занятия с красноармейцами по устройству и боевому применению станкового пулемёта, а на петлицах его шинели чётко выделяются два треугольника. Значит, он — сержант.
На другой — он заснят в гимнастёрке с портупеей, а на его петлицах уже три треугольника, и он —  старший сержант.
Однако такое воинское звание не упоминается нигде, оно при Дмитрии Семёновиче —  только на фото.
Хотя в этом звании и должен был бы призвать его 26 июня 1941 года согласно адресу проживания по ул. Байдуковский спуск, дом 21, — Центральный РВК г. Новосибирска.
А вот Новосибирский РВК или иначе — Новосибирский Сельский — это военкомат для военнообязанных Новосибирского (сельского) района, но не города, а призванный из запаса Прудников Д.С. проживал и работал уже более 10 лет в Центральном районе.
 
Теперь переходим к дате пропажи воина. Разобраться с таким вопросом гораздо сложнее, надо поднять и изучить массу документов периода войны, чтобы понять не только КОГДА, но и ГДЕ, а главное КАК, при каких обстоятельствах солдат ПРОПАЛ.
Какие сведения можно получить дополнительно в архиве Министерства Обороны относительно Прудникова Дмитрия Семёновича?

Сводная информация о нём сообщает дату призыва 23 июня 1941 года, а в остальном повторяет 1-ю версию, только вместо «рядовой» указано — красноармеец, что, впрочем, одно и то же.

Но на сайте «Память народа» информации больше. Настолько больше, что появляется даже третья версия, в которой Прудников превращается в Трудникова Дмитрия Семёновича. Вот так.

Причём, совсем не сложно понять, откуда этот вариант берёт начало. «Постарался» родной Центральный РВК, который в повторных материалах на розыск пропавшего без вести Прудникова Д.С. напечатал первую букву в его фамилии «Т».
Особо возмущает в такой небрежности то, что в первом запросе на того же человека, в том же самом РВК, в тот же год — всё было написано верно, во всяком случае — его фамилия и фамилия жены (заявительницы на розыск).

Ещё в повторном запросе почему-то решили изменить место рождения — написали Бугринский район, хотя район давно именовался Новосибирским, и воинское звание зачем-то изменили (хотя его, возможно, написали верно).
Но хаос возник, и упорядочить такую информационную муть потом практически невозможно.

Подобная очевидная халатность военкоматских писак оборачивалась не просто путаницей. Родственники солдат пропавших на войне, но не получивших официального статуса «пропавших без вести», объявляли розыск и оформляли документы, рассчитывая на получение от государства пособий, предусмотренных Законом.
Но для оформления нужна как раз точная и педантично выверенная документация.
Да и вообще непонятно — зачем и почему — понадобилось в 1946 году дважды искать одну и ту же пропажу, и это ведь уже 5 лет (!) прошло с момента исчезновения солдата. Да, иногда искали и через 10 лет, но это если вообще не шевелились родственники сами, а тут запрос был наверняка и раньше.
Может, я и неправ, но «нормальные» военкоматы сами организовывали этот процесс — розыск пропавших, сужу об этом по анкетам Новосибирского Сельского РВК.
А Центральному военкомату — трава не расти. Например, в том же списке на розыск — следующий прямо за Трудниковым — ТриШуПкин Филипп Ионович, на поверку оказался ТриЩуТкиным (!). При этом написание фамилий жён обоих воинов тупо повторяют ошибки, допущенные в фамилиях мужей.

Ну как верить потом в армию, когда сидят такие вот кабинетные командиры-крючкотворы, которым недосуг элементарно сверить списки погибших и пропавших без вести воинов!?
А список тот, от октября 1946 года, содержит 119 имён пропавших на полях сражений солдат. Больше я никого по списку не сверял, но уверен, что ошибки есть ещё.
А подписал этот, столь важный для судеб многих людей документ, — начальник 2-й части капитан Скороход.
 
Вот уж точно, что — Скороход! Фамилия вполне по-гоголевски — говорящая.

Но есть в том списке относительно Дмитрия и ещё одна проблема — с призывом. Место призыва почему-то — Новосибирский Сельский РВК, а дата указана — июль 1941 года. То есть военкомат Центральный опроверг свои же данные по призыву от июня месяца и «свалил» все проблемы на Сельский РВК, при этом перепутав всё, что только возможно было.

Фактически по этому документу перед нами по совокупности всех сведений о нём —  совершенно другой человек, поэтому материалы на Трудникова Д.С. собраны в ЦАМО совершенно отдельно, но отдадим архиву должное — в комплект Прудникова документы Трудникова всё же попали тоже.
 
Итак, двое Прудниковых и один Трудников Дмитрии Семёновичи — пропали без вести, и по их документам картина следующая:

1.Прудников, красноармеец, пропал в феврале 1942 г. — розыск июня 1946 года  Центрального РВК, плюс полагающаяся добавка в три месяца,— получаем месяц май, (как в «Книге памяти» и в сводке ЦАМО).
2.Прудников, сержант, пропал в январе 1942 г. — 2-й вариант в «Книги памяти».
3.Трудников, сержант, пропал 25.11.41 г. — розыск Центрального РВК октября 1946 года.

Но все ТРИ версии не совпадают со сведениями, которыми располагает ЦАМО, относительно Прудникова Дмитрия Семёновича — советского военнопленного, находившегося в немецком лагере Оебке (так лагерь назван в документе).
Из этого лагерного документа следует, что ефрейтор (?) Прудников Дмитрий Семёнович захвачен в плен 3.10.41 года под Ельней, а 31.12.41 года умер в лагере Шталаг XI D (321) в Германии.
 
Приходится принять этот вариант не только как уже ЧЕТВЁРТЫЙ, но и как наиболее близкий к истине.
Фотография самого Дмитрия Семёновича на карточке учёта подтверждает, что четвёртая версия точна хотя бы в отношении даты пропажи без вести, то есть — взятия в плен.
 
Военнопленный №21631 лагеря Шталаг XI D запечатлён на фото достаточно чётко, чтобы понять, что перед нами именно Дмитрий Семёнович Прудников. Не будь этой фотографии, сомнений оставалось бы предостаточно, но факт плена — на лицо.
И не с кем другим его лицо не спутаешь.
Немцы педантичны, они практически все сведения о нём занесли в карточку подробно и верно, ошиблись лишь в написании родного села — Люменкино.
Ну, да как только не называли это село и наши писаря…

А вот воинское звание и, главное — дата смерти, как и сама смерть в лагере — до сих пор под вопросом.
Об их достоверности я пока не стану рассуждать, хотя сразу отмечу, что выписка из приказа об исключении из списков части на Прудникова Д.С. указывает, что он ефрейтор, но адрес места рождения в той выписке — Люменкино, сразу выявляет тот факт, что «списали» эти данные с лагерной карточки.

А где же тогда сохранились документы, подтверждающие службу Дмитрия Семёновича в 544-ом артиллерийском полку? Неужели и эта информация заимствована только от немцев?
Хотя опять же в той самой выписке из приказа, в графе — место службы — значится «нет данных».
Поразительно — ведь номер этого артиллерийского полка вписан в регистрационную карту наравне с прочими сведениями о пленном солдате.

«ДИРЕКТИВА НАРКОМА ОБОРОНЫ № 4/2/48963 — ВОЕННОМУ СОВЕТУ СИБВО
13.09.1939
Во изменение директивы № 4/2/48603 провести следующие мероприятия:
… 2. Артиллерия РГК
Сформировать 544 гап большой мощности по штату № 8/3 численностью 1374.»

Именно в этот 544-й гаубичный артиллерийский полк большой мощности, сформированный в СибВО, был призван Дмитрий Семёнович сразу с началом войны.
23-го или 26-го июня 1941 года, но в числе самых первых он был мобилизован в Красную Армию.
И на фронте — старший из трёх братьев Прудниковых — оказался первым.
К тому времени, когда Василий только начнёт свой ратный путь под Москвой, Дмитрий уже окажется в окружении под Ельней, угодив со многими тысячами других бойцов Красной Армии в «Вяземский котёл».

Будучи уверенным, что Дмитрий Семёнович перед войной был сержантом (и даже старшим сержантом), а в одном из документов указано, что он командир стрелкового отделения, я представлял, чем он занимался в гаубичном артиллерийском полку большой мощности —
или в ГАП БМ. Стрелки должны охранять артиллерийские расчёты от пехоты противника. Однако я искал подробности его боевого пути, чтобы понять, как он оказался в немецком лагере, да ещё ефрейтором.

Доступных документов самого 544 ГАП БМ, как отдельной воинской части, нет пока в архивах. Я не нашёл. Возможно, их ещё не сгруппировали или не все опубликовали, но я обнаружил много сведений о нём по разрозненным сведениям.
Сначала в статье про 1221 ГАП, история создания которого оказалась «внутри документов» 117-й гаубичной артиллерийской бригады БМ РГК, обнаружилось, что 117-я бригада сформирована на базе 544-го и 1221-го ГАП БМ.

Но оказалось, что и сам 1221-й полк начал свою историю, выделившись из 544 ГАП БМ РГК в составе 2-х дивизионов.
Таким образом, 544 гаубичный полк оказался прародителем двух других воинских частей того же предназначения.

Так вот 1221-й ГАП БМ на день его организации 1 мая 1942 года имел на вооружении:
12 гаубиц 203 мм образца 1931 года, тракторов – 30, автомашин – 86, ПТР – 24, пулемётов – 20, винтовок и карабинов – 564, биноклей – 49, стереотруб – 11, буссолей 15, телефонных аппаратов – 63, телефонного кабеля – 108 км, радиостанций – 17.

Личным составом на день организации полк был укомплектован полностью – 904 человека, из них: средний и старший комсостав – 98, младший комсостав – 198, рядовой состав – 608.

Очевидно, что 20 станковых пулемётов — как раз та часть вооружения полка, которая относилась к службе Дмитрия Семёновича.
Более точного описания структуры дивизиона ГАП я не нашёл, но пулемётчики и стрелки в качестве боевого охранения присутствовали во всех артиллерийских частях.
 
Вспомнил я, что Николай — младший брат Дмитрия, — тоже «пулемётчик». Возможно, он при выборе своей военной специальности сознательно выбрал пулемётную роту, как старший брат.
Очевидно, что кроме пулемётов и винтовок, на стрелков возложена и боевая работа с противотанковыми ружьями.
Любые попытки врага приблизиться к позициям полка должны были пресекаться стрелками, пока расчёты огневых дивизионов вели свою боевую работу при гаубицах.
А уж гаубицы Б-4 следовало оберегать особо. Более мощного по убойной силе вооружения не существовало в Красной Армии.

Во время Советско-финской войны это орудие использовалось для разрушения ДОТов и ДЗОТов линии Маннергейма, за что финны прозвали гаубицу Б-4 «кувалдой Сталина». Она достойно проявит себя и в годы Отечественной войны, не только при прорыве фронтовых укрепрайонов врага, но и в уличных боях особенно на территории Германии и Восточной Пруссии.
 
После окончания Великой Отечественной войны гаубица Б-4 ещё долго состояла на вооружении Советской Армии.
Тут следует написать, что для гаубиц Б-4 были изготовлены даже спецзаряды, то есть иными словами, снаряды с атомной начинкой.
Возможно, они до сих пор ждут своего часа «Ч», ведь желающие пульнуть чем-нибудь поядрёнее время от времени подают свои голоса…
я долго подыскивал эпитет к слову «голоса», но сдержал свои душевные порывы.

Лирическое отступление.
Среди вещей, оставшихся после смерти отца, меня более прочих интересовали вещи военные: сумка-планшет на ремешке через плечо, офицерская линейка, компас, военная форма… и прочие армейские атрибуты.
В какой-то период раннего детства они, отчасти, стали игровыми предметами. Ведь все мальчишки любят поиграть в войнушку.
Только вот правильно, когда такое желание — поиграть в войну, с возрастом проходит у нормальных людей.
Но всё же запомнился мне из той поры один учебник по какой-то военной дисциплине, в котором две картинки-иллюстрации более всего привлекли моё внимание.
На одной картинке группа военнослужащих передвигалась на мотоциклах, а вот на другой была изображена именно гаубица Б-4.
Ни с каким другим видом вооружения её не спутаешь. Причём, если я не ошибаюсь, картинка демонстрировала ведение уличного боя — стрельбу прямой наводкой. Это впечатление из самого раннего детства.

Но вернёмся к гаубице Б-4 на период начала войны. Было у неё одно слабое место — ходовая часть. Перевозку системы можно было осуществлялась только раздельно. Свёртывание в походное положение занимало много времени, а сами гусеничные лафеты и ствольные повозки на гусеничном ходу обладали плохой проходимостью.
В боевом применении недостаточная манёвренность приводила к опасным ситуациям, и в случае окружения, грозное, но неповоротливое вооружение становилось малоэффективным, зато могло легко попасть в руки врага.

К началу войны гаубицы Б-4 находились только в гаубичных артиллерийских полках большой мощности РГК (Резерва главного командования), и наличие такого вооружения как раз добавляло в их названии сокращение БМ (большой мощности).
По штату такого полка (от 19 февраля 1941 г.) в нём имелось 4 дивизиона трехбатарейного состава.
 
В каждой батарее состояло 2 гаубицы, соответственно одна гаубица считалась взводом. Всего в полку имелось 24 гаубицы, 112 тракторов, 242 автомобиля, 12 мотоциклов и 2304 человека личного состава (из них 174 офицера).
К началу войны насчитывалось таких полков 23, в том числе в СибВО (в г. Новосибирске) — 544-й, а затем 486-й.

Кратко о подчинении 544 ГАП БМ РГК на том отрезке боевого пути, пока в нём служил Дмитрий Семёнович:
22.06. - 01.07.41 г. —  Сибирский военный округ.
02.07.1941 г. — Полк получил задачу срочно погрузиться в эшелоны на ст. Новосибирск.
13.07.1941 г. — Полк занял оборонные рубежи в районе Смоленска.
с 10.07. - 01.08.41 г. — 24 армия / Резерв Ставки ГК.
22-27.07.41 г. — Полк сосредоточился в районе Кубенки у д. Чебуково.
с 01.08.41 г. —  Резервный фронт / Резерв РГК.
14.08.41 г. — Полк сосредоточился в районе Гороховецких лагерей и вошёл в армейскую группу БМ резерва РГК.
23.08.41 г. — Полк совершил марш по железной дороге в район г. Ельни и вошёл в состав 24 армии.
28.08.41 г. — Полк занял боевые порядки в районе Ельни и готов к ведению боя.
с 01.09.41 г. — / 24 армия / Резервный фронт.
с 30.08.41 г. — Бои за Ельню. Контрнаступление в составе 24 А Резервного фронта.

2-3.10.1941 г. — Полк занял боевой порядок западнее Ельни в районе с. Петровка и отражает яростные наступления немцев.
Немцы прорвали оборону в районе Спас-Деменска. Полк оказался под угрозой полного окружения.
с 04.10.1941 г. — По приказу начальника артиллерии 24 Армии полк снимается с боевых позиций и отходит в направлении Москвы
(через Вязьму, Гжатск, Бородино).

Но Дмитрий Прудников 4-го октября находился уже в немецком плену, а вся его «полковая судьба» продлилась примерно три с половиной месяца.

И теперь подробнее о событиях, вошедших в период недолгой воинской службы Прудникова Д.С.
От момента мобилизации Дмитрия до дня погрузки его полка в эшелоны, отправляющиеся на фронт, прошло по максимуму 10 дней.
 
Ещё через 10 дней полк уже располагался на первом своём рубеже обороны — на Днепре, но пока он находился в резерве Ставки.
Затем начались передислокации — сначала в Московскую область (в район Кубинки), а затем в Горьковскую, (Гороховецкие лагеря),
где продолжалось доукомплектование полка, обучение и слаживание.
В Горьковской области, видимо, и сформировалась Армейская группа, которая будет направлена под Ельню, а сам 544 ГАП «сроднится»
с 24-й Армией.
Итак, через два месяца после отправки из Новосибирска, 544 гаубичный полк в составе 24 А стал боевой частью Резервного фронта, которым командовал генерал армии Жуков Г.К.

29 июля 1941 года Сталин смещает Жукова с должности Начальника Генштаба и назначает его командующим Резервным фронтом,
где тот продолжает предпринятые в рамках Смоленского сражения контрудары под Ельней с целью ликвидации ельнинского выступа, который делал неустойчивой оборону наших войск ещё с 19 июля 1941 года.
Тогда войска Вермахта заняли Ельню и захватили плацдарм на левом берегу реки Десна, откуда немцев пытались выбить и до Жукова,
но безуспешно.
 
В августе новый командующий предпринял несколько попыток решить задачу сходу и ликвидировать вражеский плацдарм,
но и ему не удалось это.
В третьей декаде августа войска Резервного фронта приостановили атаки. Хотя пауза оказалась не большой, но всё же созрел план Ельнинской наступательной операции и подтянулись резервы.

План советского генерального штаба предусматривал прорыв немецкой обороны силами 24-й и 43-й армий путём нанесения сходящихся ударов под основание выступа с последующим расчленением и уничтожением оборонявшей плацдарм вражеской группировки, на котором находилось 8 дивизий противника.
 
До начала операции в 24-й армии по инициативе начальника артиллерии Резервного фронта генерал-майора Л. А. Говорова была создана мощная артиллерийская группировка, состоящая из армейской группы дальнего действия и групп поддержки пехоты в дивизиях.
Планировалась обеспечить численный перевес над противником по артиллерии в 1,6 раза.
Решающая роль в операции отводилась Северной ударной группе в составе 102-й танковой, 107-й и 100-й стрелковых дивизий, которые получили наибольшее количество сил и средств усиления и наступали в более узких полосах.
Артиллерийскую поддержку наступающих войск предусматривалось осуществлять методом последовательного сосредоточения огня, а также огнём отдельных батарей и орудий, действующих в боевых порядках пехоты.

При этом 544 ГАП БМ (без одного 4-го дивизиона) передавался на усиление 107-й сд, а 4-й дивизион полка — на усиление 100-й сд.
 
Всего в Северной группе имелось около 400 орудий и миномётов калибра 76 мм и выше, почти половину которых составляла артиллерия усиления. Такое количество артиллерии позволило создать плотность более 60 орудий и миномётов на 1 км участка прорыва.

30 августа 1941 г. в 7.30 утра около 800 орудий, миномётов и реактивных установок обрушили огонь на вражескую оборону на двух направлениях удара  — северном и южном.
В 8.00 началось наступление 24-й Армии, однако за два дня наши войска углубились на отдельных участках только на 1,5 - 2 км.

31 августа незначительное продвижение войск 24 А вперёд сохранялось. В последующие два дня противник предпринял ряд контратак с целью не допустить развития наступления и удержать горловину ельнинского выступа.
3 сентября наступление возобновилось. К исходу дня соединения северной и южной групп сузили горловину ельнинского выступа до 6-8 км.
К исходу 4 сентября наступление 24 А замедлилось, а оборона противника не была прорвана.

Но 5 сентября противник начал планомерный отвод своих сил из ельнинского выступа, прикрываясь сильными арьергардами по всем направлениям, продолжая оказывать упорное сопротивление наступающим.
К исходу 5 сентября 19-я стрелковая дивизия ворвалась в Ельню.
6 сентября Ельня была освобождена советскими войсками.

В ночь с 6 на 7 сентября, в условиях проливных дождей, немцы успели отвести войска из мешка, но Ельнинская операция считается первой успешной наступательной операцией РККА с начала войны.

Потери советских войск в Ельнинской операции составили 31 853 человека из 103 200 участвовавших (31 % из которых убитыми и ранеными), потери немцев составили 45 тысяч убитыми и раненными.
Итогом наступательной операции явилась ликвидация ельнинского выступа, что улучшило оперативное положение войск как 24-й армии, так и Резервного фронта в целом.
Вместе с тем, планировавшееся широкомасштабное наступление, поставленных задач не решило.
Неоднократные попытки 24-й армии развить наступление вглубь существенных результатов не дали, действия 43-й армии вообще оказались неудачны.
Кроме того, не удалось полностью осуществить замысел на окружение всей группировки немецких войск, а уж тем более не удалось её уничтожить.
И это ох как ещё аукнется.

Но именно с Ельнинской операции начинается отсчёт гвардейских частей в РККА, и в этом смысле важно то, что две стрелковые дивизии из числа ставших гвардейскими, были 100-я  и 107-я сд, на усиление действий которых передавался 544 ГАП БМ.
Однако надо понимать, что победа под Ельней была всё же весьма условной, если иметь в виду ту катастрофу Красной Армии, которая произойдёт с ней в этом месте очень скоро.

В КОТЛЕ.
В начале осени немецкое командование сосредоточило на западном направлении основные усилия, рассчитывая разгромить наиболее сильную группировку советских войск и взять Москву.
Операция получила название «Тайфун».
Советское командование явно просчиталось относительно стратегических замыслов немцев, а противник сумел создать численное превосходство в людях, танках, орудиях и миномётах сразу на двух направлениях удара.
 
Командование советским Западным фронтом ожидало главного удара вдоль дороги Смоленск - Вязьма на стыке 16-й и 19-й армий,
но удары противника были нанесены севернее и южнее.
В составе Западного фронта Красной Армии, которым командовал И. С. Конев, имелось:
6 армий, 32 стрелковых, 2 мотострелковые, 3 кавалерийские дивизии, 5 танковых и одна механизированная бригада, а также 4 укрепрайона, которые располагались восточнее Андреанополя и западнее Ельни на протяжении 340 километров.

Резервный фронт, которым командовал С. М. Будённый, занимал оборону в тылу Западного фронта в полосе 220 километров и располагал также шестью армиями и кроме того имел 12 дивизий народного ополчения, 4 танковые дивизии, 2 кавалерийские дивизии, один укрепрайон.
Но оборона обоих советских фронтов носила не сплошной, а очаговый, прерывистый характер и была слабо подготовлена в инженерном отношении.

2 октября силы группы армий «Центр» перешли в наступление на направлениях Духовщина - Вязьма и Рославль - Вязьма.
В первый же день немцы прорвали оборону Красной Армии на обоих этих направлениях и вклинились на глубину до 30 километров.
К вечеру немецкие танковые дивизии нанесли удар по второй линии обороны Резервного фронта.
Были нанесены также авиационные удары по штабу Западного фронта, что привело к утрате управления войсками.

3 октября немцы продвинулись в полосе обороны Западного фронта на 50 километров, Резервного – на 80 километров.
Командование Западного фронта пыталось ликвидировать прорыв, нанеся контрудар силами созданной оперативной группы, однако он был отражён и результатов не достиг.

В этот день под угрозой окружения оказался 544 ГАП БМ, находившийся в окрестностях деревни Петрово Ельнинского района Смоленской области.
Документ, подтверждающий это, изложен в Приложении.
Часть дивизионов вышли с вооружением, оставлять врагу гаубицы было никак нельзя, но те, кто по обязанности прикрывал их отход, оказались в немецком плену.

4 октября немецкие танковые армии разбили соединения Резервного фронта и вышли на рубеж Ельня - Спас-Деменск – Мосальск, и к вечеру противник глубоко охватил группировку Западного и Резервного фронтов с севера и с юга.

5 октября Ставка утвердила решение командующего войсками Западного фронта об отводе войск на Ржевско-Вяземский рубеж.
6 октября приказ об отходе был отдан.
Однако отвести войска в обстановке непрерывных боев и хаоса утраты управления полностью не удалось.

7 октября завершилось окружение частей Западного и Резервного фронтов. В котёл попали 19 стрелковых дивизий и 4 танковые бригады.
Часть из них 12 октября смогла вырваться из окружения и с боями вышла на Можайскую линию обороны. Окружённые войска вели ожесточённые бои до 13 октября.

Потери убитыми и ранеными Красной Армии превысили 380 тысяч человек, а в плен попало свыше 600 тыс. человек.
В цифры таких потерь невозможно даже поверить.
Суммарные потери Красной Армии всего за 12 дней этого сражения сопоставимы с численностью всей армии РФ на сегодня, и такая вот «дыра» по фронту образовалась на кратчайшем направлении к Москве.

Что ж, приходится принять тот факт, что иногда вдруг исчезают и миллионные армии, а затыкать катастрофические дыры в обороне приходится теми, кто попадётся под руку.
Виновники таких поражений остаются часто в тени.
Да и какова цена взятия Ельни, если буквально через месяц — там же, враг жахнул так, что два наших фронта, как корова языком слизала?!
Успех обернулся катастрофой.
Ведь немцы сумели вывести в сентябре большую часть группировки из-под Ельни, перегруппировались, усилились и через месяц врезали сами туда, где их совсем не ждали.
 
И вот ведь опять — тут под Ельней и Вязьмой — фамилии Жукова, Конева, да ещё Будённого…
О трёх братьях Прудниковых я написал, и каждый из братьев, так или иначе, под начало этих полководцев попадал.
И каждый раз не слишком-то успешно у полководцев получалось.
Связка Жуков-Конев в этот период не являлась предпосылкой победы над врагом.
Увы, они только учились тогда опережать противника, учились не просто брать неприятеля в клещи, но замыкать кольцо окружения и не выпускать вражескую группировку.
На их обучение уйдёт немало времени, а цена такого обучения станет слишком высокой. 
Просчёты в определении стратегических замыслов противника не являются преступлением, ну а за ошибки в построении обороны ответит тот, кто отступил без приказа или оказался в плену.

ПЛЕН
Шталаг 321 (Stalag 321 XI D, Oerbke) — стационарный лагерь для военнопленных вермахта был создан в мае-июле 1941 года на территории бывшего военного полигона Берген XI-го военного округа земли Эссен в районе населённого пункта Эрбке.
Лагерь предназначался для содержания советских военнопленных и был изначально рассчитан на приём 10-ти тысяч человек, но потом немцам пришлось помещать в него гораздо большее количество.
 
Первые партии советских военнопленных прибыли в июле 1941 года. К концу июля численность лагеря составляла около 8 000 человек, которые содержались под открытым небом.
Две последующие партии пленных, около 4 000 человек, были доставлены в Эрбке 23 и 25 сентября.

Дмитрий поступил в лагерь 25.10.41 г., эта дата проставлена в самом низу карточки, но перевёрнута (так у всех).
По сведениям из разных источников в конце октября прибыли две крупные партии пленных из Минска (то есть из-под Ельни-Вязьмы).

Лагерный номер Дмитрия Семёновича, который с того момента стал его единственным действительным именем: «21 631»,  а последний известный зарегистрированный номер военнопленного шталага XI D  — 22 793.
К этому времени на открытой площадке пленные начали сооружать некое подобие бараков вместо землянок и шалашей, но тут случилась эпидемия тифа.
Немцы с началом эпидемии попросту этот лагерь оцепили охраной с собаками и практически забросили, дав русским возможность умереть самостоятельно. Они элементарно боялись заразиться.
А наступила зима.

Следующая (хронологически) запись, но уже не лагерная (!),— показывает, что Дмитрий умер 31.12.41 г., о чём извещает теперь и Центральный архив Министерства обороны.
Но эта ручная запись «по-русски» о дате смерти — сделана уже переводчиком после войны, и непонятно, какую запись с датой он перевёл с немецкого, а при внимательном рассмотрении заметно, что в указании года сначала написано «43», а уже потом достаточно грубо цифра «3» исправлена на «1».
Сделать такую описку можно, но сложно. А главное, тут же рядом с записью о смерти стоит жирный оттиск штампа:

qem m Lst v 27 3 42 STAL. 321 (номер лагеря дописан карандашом)
          Oerbke Fallingbostel
          I. Vg. R. St. A. № 46791/42, последний номер в этом сложном обозначении тоже дописан от руки, понять его сложно, как и значение этой надписи в целом.

Но даже без знания немецкого языка и всех хитроумных закорючек лагерной статистики эта запись наводит на мысль, что на карточке проставлен штамп уже другого лагеря — Fallingbostel, куда военнопленный переведён 27 марта 1942 года и, возможно, ему присвоен новый номер учёта? Так подумал я.

Ведь все источники сообщают, что как самостоятельная единица лагерь 321 (XI D), Эрбке ликвидируется и становится частью шталага XI В, Фаллингбостель, — как раз в период с января и до лета 1942 года.
Во многих источниках упомянуто, что военнопленные из лагеря Оербке, выжившие после того как вымерли все слабейшие (тогда погибло около 12 тыс. человек из 14 тысяч), а эпидемия пошла на спад, были переведены в лагерь по соседству XI В — Фаллингбостель, или же были переданы этому лагерю на учёт.
Так, о чём же сообщает этот оттиск?

Я просмотрел десятки других карточек из этого же лагеря, выбирая тех, кто числился умершими за период с декабря 1941 по январь 1942 года.
Поиск мой был простым, я набрал только цифры «321» в том месте, где проставляется номер лагеря, и пошли фамилии…
Замечу, что в этом лагере учёт был организован строго с самого начала, все фотографировались и ставили оттиск пальца на карточке.

Но меня интересовал оттиск «qem m Lst v 27 3 42 STAL…».
У половины карточек, из мною отобранных, такой штамп проставлен тоже, причём на всех одна и та же запись, включая номер 321 и дату, а также вписанный от руки номер, а вот даты смертей заключённых при этом самые разные — и до 27.3.42 г. и после.
То есть — моя версия не сработала. Возможно, это дата передачи не самих пленных, а карточек учёта, как документации?
Зачем же передавать карточки на уже умерших? Вопрос.

Но вот что оказалось: у всех умерших на лицевой странице есть или ручная запись, или оттиск с датой смерти, — на том же месте, где обозначалась дата прибытия, и так же в перевёрнутом виде.
Если это оттиск, то сначала стоит слева подобие стрелки в виде ладони с оттопыренным указательным пальцем,
потом следует текст: «am ДАТА im Lager rersterben», и снова — указательный палец в обратную сторону.

Автоперевод этой простой фразы меня удивил: «повторная смерть в лагере» с указанием даты,… почему же она вдруг повторная?
Но военный переводчик знал больше компьютера и писал просто «Умер…».

Но вот у таких, как Дмитрий, с  оттиском на карте «qem m Lst v 27 3 42 STAL…» значок-указатель отсутствует, а текст: «unbeffant rerstorben».
Снова включаю помощь автопереводчика и получаю: «неубедительно умер», или ещё вариант перевода «умер безрезультатно», и уже на удивление перевод того же слова «rerstorben» без всякого «повторно».

Зато «unbeffant» — это то самое слово, что я искал! Значит, отметка о смерти всё-таки есть, но не такая как у всех «нормально умерших — повторно (!?)», а как-то иначе умерших или, сказать по-русски, сгинувших —  без подтверждения, бездоказательно, неубедительно…

И дата в таком оттиске о смерти, как у Дмитрия, отсутствует. Откуда же она взялась в переводе? Она, конечно, могла быть в записи на обратной стороне карточки, но её не скопировали, и как вот узнаешь,— была она там или нет?
У всех других, у кого стоят обе загадочные отметки, переведено, как и у прочих, — просто «Умер», и в лучшем случае ещё указан месяц,
но ни у кого из них дата (число) — не проставлена.
Только год и месяц. Почему же именно у Дмитрия и число оказалось? Или моя выборка слишком маленькая? Опять загадка.
Но теперь становится понятно главное, что карточки учёта на всех недостоверно умерших передали в один и тот же день в архив лагеря
XI В, Фаллингбостель, на тот случай, если «недоказанно мёртвый» вдруг обнаружится среди живых.
Какие же версии дальше?

У пленных имелись металлические жетоны с номерами по типу германских солдатских медальонов. В случае смерти военнопленного жетон разламывался пополам, и одна его часть закапывалась вместе с телом умершего, а вторая сдавалась в комендатуру.
Но если находили тело без жетона, то тут возникала проблема с идентификацией. Фото, отчасти, могло бы помочь, но  кто бы, да и как бы — сличал картотеку с трупом? А чужой жетон легко было похитить.
Зачем? Подумаем позже.

Получается, что Дмитрий мог умереть в лагере и в 1941 — в эпидемию, и в 1943 годах, но достоверно убедиться в таком событии доступные изучению документы не дают.
Вероятные версии: у тела не оказалось жетона, и оно никем не было опознано, или же был обнаружен жетон без тела…
Однако теперь есть уже документальная предпосылка полагать, что Дмитрий Семёнович не умер вовсе.
 
Так будем рассматривать этот вариант уже настойчиво.
Ведь я предполагал с самого начала, а отметка в карточке лишь увеличила вероятность того, что он не умер в немецком плену, и приблизила такую версию к событию достоверному.
А если бы Дмитрий выжил в самый страшный период в истории лагеря, то далее открывались определённые перспективы на то, чтобы уцелеть до самого освобождения.
 
Из-за огромного количества лагерей и многомиллионной массы советских военнопленных, немцам пришлось в деле учёта и контроля частично пользоваться услугами самих заключённых.
Они привлекались и в качестве лагерной полиции из числа пособников, и в различные службы лагеря, которые в том числе вели определённую отчётность: регистрацию лиц, прибывающих в лагерь, следили за их перемещением и выбыванием.
То есть, это те люди, которые косвенно имели доступ к лагерной картотеке.

Как правило, в учётную регистрационную карту вносились следующие данные:
фамилия, имя и отчество военнопленного, дата и место рождения, место жительства семьи, девичья фамилия матери, профессия пленного, наименование воинской части и его последнее звание в РККА, место и время пленения, состояние здоровья и приметы.
При карточке хранились фотография и дактилоскопический оттиск указательного пальца военнопленного.
При перемещении пленного в другой лагерь карточка отсылалась вместе с ним. При направлении военнопленного в разведорганы и антисоветские формирования на карточке ставился оттиск специального штампа.

Кроме того, в карточке регистрировалось перемещение военнопленного из лагеря в лагерь или в другие учреждения и его пребывание на работах, будь то принудительные работы или же по заявкам предприятий.
И ведь ещё до эпидемии военнопленные лагеря 321 стали активно использоваться в различных рабочих командах.
А после эпидемии, в начале 1942 года лагерные пайки для советских заключенных были немного увеличены, чтобы они могли продуктивнее работать, хотя многие заключенные продолжали умирать от истощения из-за недостатка еды.

Существовало множество приписанных к шталагам рабочих команд — отдельных местных мелких лагерей, носивших название Arbeitskommando.
Так по сведениям из источника (книга Бродского Е. А.) — шталагу 321, Эрбке подчинялось несколько рабочих команд:
102, Динклер-Мариенбург, 116, Ленгеде, 117, Фарум-Тельгде, Хиллервизен (Вольфенбюттель), 134, Швихельдт, 138, Унтерлюсс, 3140, Ильзедер-Хютте, Фассберг, N 1/63.

Дмитрий был человеком образованным, грамотным, его предвоенные место работы и должность мне неизвестны, но по документам НКВД в 1937 году на день ареста Семёна Фёдоровича, Дмитрий Семёнович вписан в анкету арестованного как Зав. Пролессоюза в г. Новосибирске.
 
Я пытался найти историю «Промлессоюза», который по наименованию напоминает профсоюз работников лесной промышленности.
Нашёл только, что в 1922 году в Ново-Николаевске существовал союз «Землес», зато в статье об истории Новосибирских профсоюзов узнал, что
28.05.1937 года был ликвидирован Крайсовпроф, а в июне 1937 г. — ликвидированы городские и районные советы профсоюзов.
С первичными организациями стали напрямую работать крайкомы отраслевых союзов или уполномоченные ЦК профсоюзов.
То есть произошла реорганизация и укрупнение управления профсоюзами.
Арест отца Дмитрия произошёл 27 ноября 1937 года, то есть позже момента проведения этих реорганизаций, и можно смело предполагать,
что Дмитрий Семёнович уже был вписан в какую-то новую руководящую структуру на достаточно высоком уровне.
 
Удержался ли он в должности до самой мобилизации или нет, неизвестно мне, но ясно, что он из тех, кто способен управлять другими.
Достаточно увидеть его на общей фотографии в центре группы «товарищей», чтобы понять, что его могли даже и внешне выделить в лагере среди общей массы рядовых солдат.
Немцы тоже понимали, что «кадры решают всё».
Конечно, им не нужны были лидеры в массе заключённых, тут они осторожничали, но чем дальше, тем больше им требовались грамотные люди.

То, что он — сержант, командир отделения, Дмитрий от немцев или скрыл, представ ефрейтором, или за этим его званием есть ещё один сюжет для размышлений, но о нём — позже.
Дмитрий Семёнович вполне бы мог согласиться на работу в одном из отделов управления лагерем, но не в репрессивном органе, а в учётном.
Если бы за его выбором стояла какая-нибудь «полицайщина», то об этом сегодня уже бы знали соответствующие органы, которые тщательно просеивали всех возвращаемых на Родину, да и картотека лагеря свидетельства о таком сотрудничестве не скрывала. На карточке узника-предателя это отмечалось особо.
И вот после всех этих предположений, я выдвигаю версию, что карточка на Дмитрия Семёновича Прудникова в какой-то момент могла оказаться в руках самого Дмитрия или кого-то, кто с Дмитрием был заодно.

Какой смысл в своей карточке сделать отметку о собственной смерти? Очень просто — стать другим человеком и получить возможность «начать новую жизнь» — с другого жетона, как с чистого листа.
А как же фотография в карточке учёта?
Очень просто, она могла оказаться плохо приклеенной и отвалиться со временем, такие карточки попадаются среди прочих, с явными следами утраченного фото.
Ну а на оттиск пальца можно чем-нибудь капнуть.
Но ведь в его карточке всё на месте?
Правильно!
В том то и дело, что его карточка — карточка уже мёртвого.
А кем стал он теперь, и как выглядела та — ЕГО новая карточка, нам вряд ли дано узнать.

Был и другой вариант уцелеть и выжить.
Чем хуже шли дела у немцев на фронте, тем значительней возрастала потребность в рабочей силе в самой Германии. И каждый здоровый, физически крепкий мужчина, пусть и в качестве раба, но был востребован.
А если военнопленный имел подходящую специальность, то на него был спрос.
Дмитрий Семёнович в свои 35 лет имел за плечами почти 24 года чисто крестьянского прошлого, которое пришлось на переломный этап от сохи к трактору.
И потом — 10 лет городской жизни, начатой с нуля, то есть с необходимостью уметь делать всё своими руками.

Ну и плюс военная специальность и служба. Вполне вероятно, что Дмитрий прошёл ещё в 20-е годы срочную службу в РККА, то есть он даже наверняка прошёл её, но документа, подтверждающего это — нет.
И вот вспомним хотя бы Шолоховскую историю о том, как советский военнопленный Соколов перевозил в автомобиле какой-то высокий немецкий чин вблизи фронта. Фантастика просто.
Но классику советской литературы надо верить.
А если ещё узнать историю, например, мл. лейтенанта Чуринова, служившего до 3.10.41 г. помощником начальника связи по радио
в 544 ГАП, то рассказ о Соколове уже вовсе не покажется столь «фантастичным».
(О карьере мл. л-те Чуринова, угодившего в немецкий плен, мною коротко рассказано в Приложении).

Многие из выживших к моменту освобождения военнопленных работали на шахтах и рудниках, на различных мелких предприятиях, включая частные мастерские.
Значит и у молодого, крепкого Дмитрия, ростом под 180, — были шансы найти подходящую и относительно щадящую службу вне лагеря.
А сам лагерь менялся. Ближе к концу войны стали поступать военнопленные других армий.

Ещё в конце 1943 года в XI-B прибыло большое количество итальянских военнопленных. С ними плохо обращались, и по смертности они уступали только русским.
Как известно, королевское правительство Италии 13 октября 1943 года объявило Германии войну, а Итальянская армия оказалась на стороне антигитлеровской коалиции в самой Италии и на Балканах — в Югославии, Албании, Греции — заодно с югославскими и болгарскими войсками и союзными войсками Британии. Пошли пленные с Балкан и Апеннин.

К середине 1944 года в лагере XI-B находились 93 380 военнопленных, из них 25 277 русских и 79 928 представителей других национальностей, которые относились в основном к «Арбайтс-командам».
Конечно, во всей этой человеческой массе происходил какой-то обмен информацией между представителями разных регионов и стран.
А перспективы у них были не совсем одинаковыми в случае поражения Германии в войне.
 
И вот к весне 1945 года всё отчётливее для заключённого Дмитрия Семёновича Прудникова могла вырисовываться идея стать кем-то другим, кто не окажется в числе репатриантов, подлежащих возвращению в СССР…

Ну и напридумывал,— скажет кто-то. А вот и нет. По такой длинной цепочке недостоверных событий приходится идти, исходя из того, что всю эту ИСТОРИЮ я уже слышал в детстве, но только в её заключительном итоговом звучании.

Первый раз от Василия Семёновича, который в подпитии, когда заговорили о Дмитрии, вдруг сказал: «А, может, он где-нибудь в Канаде живёт сейчас…»
Тогда мне было лет 12, и я почти пропустил эту фразу мимо ушей, не задал никаких вопросов, но информацию в себя вобрал.

И теперь, спустя много лет, понимаю, что Василий Семёнович вполне одобрял такой шаг старшего брата, он внутренне его принимал, как свой собственный, потому что и сам всегда слегка иронично относился к устройству советской действительности в её совокупности, исходя из опыта прожитой жизни.
На фоне лозунга «Слава КПСС!» жизнь порой выглядела до неприглядности противоречивой не только для него. Хотя он никакой открытой критики в высказываниях себе не позволял. Да и зачем? Плоха она или хороша, но тогда абсолютному большинству казалось, что эта Власть —  уже на веки вечные…
 
А потом уже дочь Дмитрия Семёновича — Анастасия Дмитриевна, рассказала мне о загадочных письмах от неизвестного человека, якобы фронтового друга Дмитрия.
Саму эту историю я уже пересказал ранее отдельно*, а теперь вот свожу все имеющиеся факты в какую-то более менее связную гипотезу,— как же это могло произойти.
И ещё чётче проанализировать,— почему Дмитрий Семёнович не захотел вернуться на Родину, если всё выше изложенное принять за некую ПРАВДУ о нём.

Первое — личные качества, его характер.
Как вспоминала Анастасия Дмитриевна, её отец выучился «втайне от своего отца». Сомневаюсь, что такое возможно было бы, скорее он выучился наперекор мнению отца.
Дмитрий родился в 1906 году, и до революции он мог в родном селе получить обучение начального уровня, не более.
Для Семёна Фёдоровича и этого — с лихвой бы хватило его сыну-хлебопашцу, который пришёл бы ему на подмогу, но у Дмитрия планы на будущее оказались иными.
Не сомневаюсь, что он захаживал в избу-читальню, занимался на каких-нибудь курсах грамотности ещё в Тюменькино.
И совсем не всякий стремился к грамотности, тот же брат его — Василий Семёнович, указывал в разных документах, что у него 2 класса ЦПШ (церковно-приходской школы), а то ещё формулировал так: самоучка за 2 класса.
Да у большинства ровесников-односельчан Дмитрия не более 4-х классов.
Но ему этого было недостаточно.
Как и где он выучился после отъезда семьи в Новосибирск, не знаю, не могу ничего даже предполагать, но знаю, что в 1937 году заведующему «Промлессоюза» — всего-то полных 30 лет.
В те годы молодёжь шла в рост стремительно, но всё же — грамотная молодёжь.

Вернёмся к тому фото в группе товарищей. Дмитрий одет модно, (стильно я бы сказал) и, видимо, дорого. Он просто разительно выделяется на общем фоне.
Как вспоминала его дочь, — отец носил летом шляпу, красивый галстук, пользовался одеколоном, всегда выглядел нарядно, почти празднично.
На зимнем фото он запечатлён в каком-то экстравагантном кепи и в пальто с меховой опушкой, из-под которого выглядывает солидный костюм.
Военная форма ему тоже — к лицу. Могу предположить, что он был из числа людей амбициозных, по-хорошему честолюбивых и даже слегка перфекционист.

И ещё такая черта (по воспоминаниям опять же дочери),— отец мог, например, в карточной игре — смухлевать, и вообще — приврать при случае.
Некий авантюризм, склонность к риску в нём явно ощущались на фоне абсолютной честности младшего из братьев — Николая.

Не потому ли так совершенно спокойно и Василий Семёнович принимал возможность того, что старший брат мог оказаться за границей?
Показательно также нежелание Дмитрия жениться на девушке по выбору родителей.
А подобный казус случился в его жизни, и дочь Дмитрия рассказывала мне об этом, и сама предполагала, что данный "семейный фактор" мог повлиять на многие последующие решения отца относительно его собственной судьбы и судьбы всей семьи.
 
Второе — внешние факторы.
Советская власть не нанесла самому Дмитрию никакого видимого вреда. Но в 1929 году, в свои 23 года, будучи уже женатым, он уже явно ощутил, какой удар могло нанести всей их общей семье раскулачивание по полной программе. Погибель.
Этого как-то удалось избежать.
Тогда пронесло. Нарым не случился. Семья осела в городе и, казалось бы не прогадала от столь крутых перемен.
Но тут-то произошёл сильнейший удар под занавес 1937 года.
 
Арест и расстрел отца могли сильно повредить всем детям, и возможно, так оно и случилось. Сейчас уже не оценить, какой урон нанесла эта трагедия карьере Дмитрия Семёновича.
Но он не мог не понимать, что «дамоклов меч» висит над каждым и всегда.
Однако исторические катаклизмы непредсказуемы.
И те повороты, изломы, чья-то смерть, которые ещё только ожидали всех впереди в грядущей войне,— предугадать было невозможно.
Но вот то, что он остался беспартийным, его в какой-то мере могло спасти в плену.

И вот — война. Короткий период тяжёлых боёв с относительными успехами на Резервном фронте резко сменился полным разгромом, окружением и пленом.
Я уже задавался вопросом, почему он оказался ефрейтором в лагере?  Может, он чуть «понизил» себя умышленно сам, но ведь и другая версия есть.

Здесь уместно ознакомиться с приказами, которые были изданы Жуковым в период его появления под Ельней в августе 1941 года.

«Командирам 19, 100, 102, 103, 106, 107 и 120-й дивизий
Практика боёв в районе Ельня показала, что наряду с геройскими командирами и комиссарами имеются командиры и комиссары, которые в течение трёх дней наступления не продвинулись вперёд ни на один километр.
Такие командиры свою бездеятельность и невыполнение боевого приказа обычно оправдывают сильным [вражеским] миномётным огнём, автоматическим огнём и бомбежкой авиации, а наивные старшие командиры и комиссары либерально относятся к таким командирам, и до сих пор, как ни странно, топтание на месте, невыполнение приказа о продвижении в назначенный район считалось обычным явлением, а виновные командиры и комиссары не несли никакой ответственности.
К сожалению, есть и такие командиры, которые, достигнув рубежа, без всякого разрешения отходят в исходное положение, а с утра опять начинают наступать на пункт, который без всякого основания был оставлен с вечера.
ТРЕБУЮ:
1. Внушить всем командирам взводов, рот, батальонов и частей, что всякое топтание на месте, невыполнение приказа о продвижении вперёд будет рассматриваться как проявление трусости и невыполнение боевого приказа со всеми вытекающими последствиями.
2. Повести самую решительную борьбу – не останавливаясь перед крайними мерами – со всеми командирами и комиссарами, либерально относящимися к командирам подразделений, которые из шкурных побуждений из боязни топчутся на месте и не выполняют приказа о продвижении вперёд на назначенный рубеж.
3. Внушить командирам и комиссарам, которые топчутся с частями на одном месте по нескольку дней, что гораздо лучше в жестоком бою достигать своей задачи, понести потери, чем, не достигнув никакой цели, изо дня в день топтаться на месте и под огнём противника каждый день нести потери.
4. Что именно сделано Вами во исполнение настоящего распоряжения, донести лично мне через командующего 24-й армией тов. Ракутина.
Командующий Резервным фронтом, генерал армии Жуков».

В войсках начались перестановки, выносились выговоры и снимались с должностей командиры и комиссары, они понижались в звании, назначались для командования частями более низкого уровня.
Ракутин и Жуков использовали целый комплекс наказаний по отношению к провинившимся командирам.
 
Жесткие оргвыводы демонстрируют их приказы соответственно от 10 и 11 августа:
«10 августа 1941 г. – Жуков, командующий Резервным фронтом
Подполковник Груздев, бывший начальник штаба 100-й сд, проявивший растерянность и бездействие, переведён на должность командира полка. Командиру 100-й сд генерал-майору Руссиянову, комиссару 100-й сд старшему батальонному комиссару тов. Филяшкину за невыполнение моих приказов объявляю выговор и предупреждаю, что, если в течение 11 и 12 августа дивизия не выполнит поставленную задачу, будет поставлен вопрос о снятии с должности и предании суду.

11 августа 1941 г. – Ракутин, командующий 24-й армией
«.. 100-я сд в течение 7, 9 и 10 августа успеха не имела. Дивизия топталась на месте, в связи с чем было сорвано выполнение общей оперативной задачи группы войск. Командование дивизии не сумело организовать движение вперед, не организовало борьбы с дезертирами и паникерами, похабно, либерально относясь к этим явлениям в 331-м сп и 85-м сп…» и т.д.

А ведь это всё сказано Ракутиным о дивизии, которая по итогам Ельнинской операции в сентябре — станет 1-й гвардейской!
Что же говорить о прочих, да ещё в период, когда всё вдруг «полетит к чертям»?
 
Отсюда моё предположение, что и сержанту Прудникову Д.С. могло вполне «перепасть» в какой-то момент по служебной лестнице сверху вниз.
Вспомним, что один из дивизионов 544 ГАП поддерживал огнём как раз 100-ю сд, да и оставшаяся часть полка была рядом с другими дивизиями, которых тоже точно так же, как 100-ю гнали вперёд любыми средствами, включая репрессии.

А потом — катастрофа всего фронта и жуть окружения. Плен и многотысячные толпы красноармейцев сначала в отстойниках и на пересыльных пунктах, где воду пили прямо из луж, а в качестве еды зачастую получали туши павших лошадей. И немцев мало волновало качество содержания советских военнопленных, так как те не были защищены никакими международными договоренностями.
Руководство СССР не подписывало никаких подобных договоров, и плен для воина РККА — несмываемый позор.

А потом ещё долгий путь в открытых грузовых вагонах, предназначенных под уголь, — вглубь вражеской Германии,  даже западнее Берлина.
Вынести всё это очень сложно не то что перфекционисту, а и абсолютному пофигисту.
И потом сразу по прибытии в лагерь — жуть эпидемии, голода и холода,… и почти 4 года концлагеря.
 
Как повлияют на психику и взгляды человека подобные «трудности», если он всё же выживет в таком аду? Кардинальным образом.
А в человеке теплится ещё желание стать свободным и «пожить». И вот рождается решение начать новую жизнь вдали от Родины, встреча с которой сулит ещё, не пойми, какие беды и сложности.
Как там всё устроено, он примерно знает, как и то, что вместо немецкого концлагеря вполне можно угодить в лагерь сталинский.
Ведь с обороной 544 ГАП возникли серьёзные проблемы, и секретные гаубицы Б-4 могли попасть тогда в руки врага.
Дмитрий мог вполне реально опасаться нового «этапа» бедствий.
Вот и однополчанин Бачинский вспоминал, что 3 октября 1941 года «вражескую пехоту подпустили преступно близко к самым огневым позициям, настолько близко, что пришлось стрелять из гаубиц прямой наводкой!»

Военная Фемида весьма непредсказуема и порывиста в своих действиях. Она безжалостна была порой и к генералитету, а что уж ожидать в самом низу служебной лестницы?
И уже не хватит никаких сил вынести такое испытание снова.
А ему в 1945-ом всего-то 39 лет, и он оказался в зоне, оккупированной Великобританией.
16 апреля 1945 года лагерь освободила 8-я Британская Армия.
И Дмитрий захотел настоящего ОСВОБОЖДЕНИЯ.

Возможно, ВОЙНА и ПЛЕН — самые действенные лекарства, чтобы излечиться от слепого патриотизма,—
столь лелеемого идеологического детища всех тиранов и узурпаторов власти.

Стать моряком, ходить в дальние плавания, увидеть иной мир,… и никогда не попадать в зависимость от какого-нибудь правителя, которого толпа неизменно наречёт вождём, и не сделаться самому частицей толпы, которая непременно хочет втиснуть любого в жёсткие рамки режима. Чтоб не рыпался!
Физические трудности и иные житейские проблемы не могли уже испугать его на пути к такой мечте.
Впервые за многие годы возникла возможность сделать собственный, осознанный ВЫБОР.

До 1946 года Канада с Великобританией имела общий национальный закон, у канадцев даже не было отдельного от Великобритании собственного гражданства.
Поэтому фраза деда о Канаде, как о возможном месте пребывания брата Дмитрия, исторически и юридически имеет очень веские основания.
Теоретически — из этого лагеря в британской зоне оккупации, путь в Канаду — просматривался, как вполне реализуемый.

Согласно данным Управления СНК СССР по делам репатриации, на 1 марта 1946 года в Европе насчитывалось 5 352 963 советских граждан, из которых более 3 млн. находились в зоне оккупации союзников.
Активная фаза репатриации продолжалась вплоть до июля 1952 года, когда число возвращенных в Советский Союз достигло 4 305 035 человек.
 
К началу 1952 года из числа бывших советских граждан за пределами Родины находилось 450 тысяч человек:
из них – 38 681 человек в Канаде,
84 825 – в Западной Германии, 18 891 – в западных зонах Австрии, 27 570 – в Швеции, 19 675 – во Франции, 14 729 – в Бельгии,
100 036 – в Англии, 50 307 – в Австралии, 35 251 – в США, 7 085 – Аргентине.
 
И таких людей было бы гораздо больше, если бы не жёсткое требование Сталина к союзникам — вернуть всех до одного.
Это требование со стороны СССР сначала соблюдалось, но уже к осени 1945 года Великобритания и США прекратили насильственную репатриацию советских граждан.
Однако избежать репатриации удалось по разным оценкам лишь 375 тысячам человек. Преимущественно это были люди из Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии, Правобережной Молдавии и Северной Буковины, то есть жители тех регионов, которые были присоединены к СССР путём аннексии.
 
Западные союзники с самого начала действия ялтинских договорённостей освободили эту категорию бывших граждан СССР от принудительной репатриации, передав советским властям только тех, кто этого пожелал сам.

Вот нам и вариант, кем надо было бы стать в лагере, если уж выбрать путь «с нового жетона».

А Британская зона представляла тогда в 1945 году удивительно разношёрстную картину, впрочем, как и вся Германия до определённого периода.
Но из всех зон, именно Британская — имела наибольшее население, включала в себя регион тяжёлой промышленности, угольный Рур, а также военно-морские порты на северо-западном побережье Германии.
В британской зоне оказалось около 2 миллионов немецких военнопленных, содержание которых — кормление, жильё и уход за ними — грозили превратиться в тяжёлую проблему, а ситуация только усугублялась из-за притока немецких беженцев и военнопленных, постоянно прибывавших морем из других регионов.
В дополнение к этому британцам приходилось иметь дело с десятками тысяч перемещённых лиц, многие из которых были выходцами из восточноевропейских стран, но отказывались возвращаться обратно.
Британцы первоначально использовали их в качестве сторожей и рабочих, но затем создали Смешанную организацию обслуживания, используя этих перемещённых лиц в качестве водителей, клерков, механиков и охранников.
 
Кроме того, в британской оккупационной зоне были размещены армейские подразделения из других стран:
самой большой из них была бельгийская зона в районе Кёльна; польские части были размещены в северной части округа Эмсланд; норвежская бригадная группа базировалась в Ганновере.

А вся инфраструктура столь густонаселённой зоны была в значительной мере разрушена. Требовались рабочие руки для восстановления всех сфер жизнедеятельности. Здесь было, где найти себе применение и куда приткнуться.
Многие города, железнодорожные линии, мосты, каналы и терминалы лежали в руинах. Только 1 тысяча из 13 тысяч километров ж/д путей в британской зоне были работоспособны. Городские центры часто приходилось снабжать конными экипажами и колёсными повозками.

Но жизнь налаживалась, а люди получили возможность двигаться. Гражданским лицам первоначально разрешалось покидать своё место жительства только с разрешения гарнизонной администрации своей зоны.
Тем не менее, было много путешественников, которые пересекали обширные неконтролируемые границы между зонами пешком, на велосипеде или автостопом, а уже к июню 1945 года автобусное и железнодорожное сообщение в пределах соответствующих гарнизонных зон было возобновлено на многих участках.
 
И вот мы подходим к моменту воспоминаний дочери Дмитрия о том, что её отца видели после войны живым в Берлине.
Об этом сообщил в своём письме жене Дмитрия его фронтовой друг. Насколько это реально?
Да вполне реально.
 
До 30 июня 1946 года граница между советской гарнизонной зоной и Западными зонами (американской, британской и французской) были вообще открытыми, а Берлин находился рядом.
Но и с 1-го июля, когда Советская военная администрация в Германии решила обеспечить безопасность демаркационной линии, убедив союзников ввести специальный Межзональный проездной паспорт, граница не закрылась на замок. Паспорт был доступен и выписывался по ходатайству к своей администрации, а действовал в течение 30 дней для поездок между зонами в пределах Германии.
 
И лишь с 13 июля 1948 года Советская военная администрация в Германии издала указ о том, что путешественникам между западными зонами и советской в дополнение к межзональному паспорту требуется вид на жительство в советской гарнизонной зоне.
Но до этой даты времени для посещения Берлина и мифической встречи с другом у Дмитрия было предостаточно.
 
Вероятно, он к тому моменту свой выбор сделал окончательно и решение уже принял.
Ведь у него тогда появилась возможность СРАВНИТЬ воочию и оценить разницу.
Оккупационная зона СССР становилась всё более закрытой, а Западные зоны наоборот:
1 января 1947 года британцы и американцы объединили свои зоны, а 1 августа 1948 года к ним присоединилась и французская зона.

В конечном итоге сотрудничество между западными союзниками и СССР прекратилось из-за разногласий по поводу политического и экономического будущего Германии. Приближалась эра Холодной войны.

Дмитрий Семёнович, если уж выбрал для себя невозвращение, то не желал возвращаться в страну, в которой человек являлся «винтиком» большой, почти механической системы, от которого ничего не зависит.
Он понимал, что конкретно для него существует опасность стать снова «лагерной пылью» или одной из тех щепок, которые летят, когда лес рубят.
Уж чего-чего, а лесоповала на Родине хватало. Не ему ли — бывшему зав. «Леспромсоюза», не знать было, что это такое — лесоповал «по сталинской технологии».

В этой истории могло быть более чёткое завершение при определённых условиях, если бы…
Если бы сохранилось хотя бы одно письмо от «фронтового друга» Дмитрия, из пришедших сначала из Москвы, а потом из Ленинграда,
если бы ещё тогда — после войны, кто-нибудь в семье чётко уяснил, зачем фронтовому товарищу понадобились фотографии детей Дмитрия Семёновича?

Интересно мне теперь, был ли на тех письмах обратный адрес или они отправлялись с адресом «до востребования»?
Да,— семья, дети — это то, что не могло не возбуждать в человеке, покинувшем Родину и оборвавшем с ней все связи, трудно излечимую ностальгию. Но этим приходилось платить ему за достигнутое новое «благополучие», если таковое случилось.

Отсюда попытка увидеть хотя бы фотографии детей, выросших без отца.
И фотографии обоих детей жена Дмитрия всё-таки отправила, после чего эта ниточка оборвалась навсегда. Никто больше не писал,…
и никого из них уже на свете нет.
Ничего не проверить. Тайна так и останется тайной.
Подумалось ещё и о том, что в тот период, когда СССР рухнул, что-то откуда-то издалека могло долететь до родственников.
 
Но прошло слишком много времени, а раньше открыто искать связи со своими родственниками оттуда,  из-за железного занавеса, было опасным мероприятием, в первую очередь для тех, кто жил в стране Советов.
Дмитрий Семёнович про соответствующую графу в анкете сов. служащего не забыл ещё, наверное.
Имя Дмитрия в нашей семье всё же сохранилось. Этим именем был назван второй внук Дмитрия Семёновича и не только он один…

Приложение
Приложение появилось, как отдельная часть, потому что в итоге расследований обнаружилось достаточно много документов, связанных с историей 544 ГАП БМ.
Но задача моя была написать о конкретном человеке и только понять его положение в 544 ГАП во время боёв, которые завершились пленом. Но этот гаубичный полк по месту рождения — Новосибирский, и не опубликовать то, что я нашёл было бы просто непатриотично.
А куда теперь без этого?
 
Ну и параллельно истории самого 544 ГАП, попадались на глаза ещё какие-то документы, самые интересные из которых я решил дополнительно опубликовать в этой части, завершающей главу 8. «Войны и воины».

В первом рассказе* я уже использовал описание боёв под Ельней их участником — Алексеем Бачинским.
Повторять сказанное им я не собирался, но решил посмотреть его боевой путь. С этого момента цепочка и потянулась.
Бачинский Алексей Андреевич, 1916 г.р., уроженец Украины, служил последовательно в 544 и 1221 ГАП, а затем в составе 117 ГАБр БМ РГК.
Через его личные документы в ЦАМО я и нашёл всю цепочку преобразований 544 ГАП. Сам он был командиром топовычислительного отделения батареи управления. Закончил войну в звании старшины, награждён медалью «За оборону Москвы».
В своём рассказе Бачинский упомянул нового командира:
«Спасать оставшихся в живых бойцов и, прежде всего, батарею пришлось новому командиру части — майору Алексею Никитину».
 
Я нашёл этого майора, ставшего к окончанию войны генерал-майором артиллерии.
Никитин Алексей Сергеевич:
Советский военачальник. Русский. Из рабочих. Член ВКП(б) с 1927. В РККА с 10.06.1920 — на рядовых и командно-начальствующих должностях.
Окончил артиллерийскую школу и АКУКС. Участник Советско-Финляндской войны 1939–1940. В Великую Отечественную войну занимал должности:
с 1941 — начальник оперативного отдела артиллерийского управления 5-й армии Юго-Западного фронта,
командир 801-го гаубичного артиллерийского полка, командир 1221-го гаубичного артиллерийского полка БМ РГК;
с 30.11.1943 — командир 117-й тяжёлой гаубичной бригады БМ РГК.
с 15.06.1948 — в отставке.
Почему в послужном списке Никитина не оказалось командование 544-ым ГАП, сначала было не совсем понятно, ведь по смыслу Бачинский написал о нём. Но позже я понял, что ветеран немного напутал через 66 лет.

А потом я, как и в случае с лагерем 321, просто набрал в поисковике 554 ГАП БМ и пошли фамилии, много фамилий.
Найдено документов: 1 349.

Я стал выбирать только тех, кто пропал без вести или погиб в первые дни октября 1941 года и земляков.
Нашёл:
Какаулин Иван Максимович, л-т, пом. нач. штаба дивизиона, г. Новосибирск, ул. Фабричная, 25, кв. 10, женат, 2 детей.
С его документами загадочно: по одним данным он пропал в октябре 41-го, по другим – капитан Кокоулин награждён за оборону Москвы (?).
Знакомая картина, но разбираться не стал.
Товстоног Всеволод Григорьевич, рядовой, 03.10.1941 пропал без вести.
…
И вдруг натыкаюсь на целый сюжет для кино:
Чуринов Дмитрий Гурьевич, 1914 г.р., бывш.(!) мл. лейтенант, 03.10.1941, помощник начальника связи по радио.
У него есть интересное уточнение: «будучи офицером связи с 24 Армией пропал без вести».
А потом прочитал мелкий текст, объясняющий, почему он «бывший». Он попал в плен, и находился сначала в Вязьме в пересыльном лагере, но затем началась его служебная карьера у немцев.
С 9.4. по 6.10.42 он работал автослесарем в авторемонтной мастерской 31-й пехотной дивизии.
5.5.44 года он совершил побег (не совсем понятно, откуда) и был задержан в Могилёве, после чего 8.5.44 направлен в концлагерь Маутхаузен (уж чего хуже), но (!) до 5.5.45 года работал слесарем на авиационном заводе Мессершмитта.
Во как! Чуринов был освобождён и 30.7.45 в составе 4 стр. роты 1 сб 7 зсп с 5-тым эшелоном отправлен на Родину. Сюжет?
Так он ещё 16.11.1945 года демобилизован в звании лейтенанта и получил медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»

Но на этом «праздник» исследователя не закончился. В документах на Чуринова есть драгоценнейший документ —
ОПИСЬ ЛИЧНЫХ ДЕЛ КОМАНДНО-НАЧАЛЬСТВУЮЩЕГО СОСТАВА, ВЫБЫВШИХ ИЗ СОСТАВА 544 ГАП РГК БМ.
Эта опись на 2-х листах находится в ряду других документов, никак не относящихся к 544 ГАП, но о которых тоже стоит упомянуть (потом).
А пока я перечислю всех командиров 544 ГАП, погибших или пропавших без вести именно 3.10 41 г. в районе деревни Петрово Ельнинского района Смоленской области:
1. убиты:
— капитан Ладугин Иван Петрович, командир дивизиона;
— лейтенант Тазин Егор Егорович, командир взвода управления батареи;
— лейтенант Щитченко Николай Иванович, командир батареи;
— лейтенант Юханов Александр Фёдорович, командир взвода управления.
2. пропали без вести:
— мл. лейтенант Емельянов Иван Тимофеевич, командир батареи;
— лейтенант Козел Николай Михайлович, нач. штаба дивизиона;
— капитан Савинов Евгений Тимофеевич, нач. хим. службы полка;
Ну и сам Чуринов, от которого и потянулась вся эта цепочка.

В сети я также отдельно от этого списка нашёл материал на розыск мл. л-та Шалагинова, командира огневого взвода 544 ГАП, который пропал без вести также в районе д. Петрово, но в данном списке его почему-то нет.
Зато этот список позволяет твёрдо предположить, что и Дмитрий Семёнович Прудников был взят в плен также в районе деревни Петрово.
Эту версию подтверждает и карта оперативной обстановки фронта на октябрь 1941 года, хотя есть один нюанс: в октябре, как и в сентябре, один из дивизионов 544-го полка был оторван от части и находился севернее Ельни. Однако согласно списку потерь там все остались целы.

И ещё две очень значимые записи из этой описи 544 ГАП:
- лейтенант Хоменко Иван Николаевич, начальник штаба дивизиона, 18.11.41 г. арестован органами ОО НКВД и предан суду ВТ ЗФ;
- лейтенант Арсенов Дмитрий Иванович, начальник связи дивизиона, арестован 8.1.42 г. органами прокуратуры 20-й Армии.

То, что особый отдел (ОО) НКВД мог передать кого-то суду военного трибунала (ВТ) Западного фронта понятно, но что отдельно работает ещё и прокуратура в масштабе 20-й Армии — удивительно.
И хочется проверить, — что про этих провинившихся отдельно есть в ЦАМО? Да разве обо всех успеешь узнать и проверить…

И так ясно, что очень всё не просто там, на фронте: и героизм, и разгильдяйство, и чьи-то происки.
Не исключено, что эти аресты были как-то связаны с поражением под Ельней или всё-таки с судьбой секретных гаубиц Б-4?,—
а виновных надо было найти и наказать.

И тут как раз — уже «из другой оперы», не про 544 ГАП, но в той же подборке документов (сразу с 3-х разных фронтов), которые были направлены в Главное Управление начальника артиллерии Красной Армии 22 июня 1942 года.
Там оказался очень показательный документ об армейском разгильдяйстве.

Это ПРИГОВОР. Набирать его целиком слишком долго, и смысла нет. Я его изложу упрощённо.
Сначала, как полагается:
 
«ИМЕНЕМ СОЮЗА СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК
1942 года, апреля 14 дня, Военным Трибуналом Крымского Фронта, в отрытом судебном заседании, в действующей армии, в составе:
далее следует перечисление фамилий и должностей военных юристов (всего их четверо),
рассмотрел дело по обвинению бывшего Начальника артиллерии 12 отдельной стрелковой бригады майора КУКУШИНА Степана Аркадьевича 1895 г.р., по национальности русского, женатого, со средним военным образованием, члена ВКП(б) с 1925 года, по социальному происхождению из крестьян середняков, по положению служащего, ранее не судимого, уроженца…(тут я сам пропускаю, чтобы не обидеть его земляков), в Красной Армии с момента её организации, в преступлении, предусмотренном ст. 193-17 п. «б» УК РСФР.

У С Т А Н О В И Л:
11 апреля 1942 года, в момент ожесточённого боя с немецко-фашистскими войсками за высоту с кладбищем, КУКУШКИН напился пьяным, лёг спать и артиллерийским огнём бригады не руководил. Командир бригады через связного приказал КУКУШКИНУ немедленно подняться и руководить артиллерийским огнём, но КУКУШКИН это приказание не выполнил и продолжал спать. В результате отсутствия руководства со стороны КУКУШКИНА, одно орудие имело систематический отрыв и вело огонь по расположению боевых порядков своей пехоты.»

Далее следует Приговор ВТ: «к высшей мере уголовного наказания РАССТРЕЛУ, без конфискации имущества.»
Потом разные подписи и даты…
Интересный текст. Даже описка в фамилии подсудимого «КУКУШИН» не моя, а судебная. А содержание — вообще,… без комментариев.

Далее я излагаю копию другого документа, очень важного для сведения тех, кто излишне любит героизировать войну.
Это донесение в Отдел кадров окружного Управления артиллерии Уральского Военного Округа от 5 мая 1942 года.

«Доношу, что в госпитале с. Мисяш Челябинской области 20.4.42 года от сыпного тифа умер лейтенант КОЗАЧУК Яков Никифорович, 1922 г.р., член ВЛКСМ, образование общее – 7 классов, украинец, холост. Домашний адрес:…
Похоронен 25.4.42 на Чебаркульском кладбище.
8.4.42 года в госпитале с. Чебаркуль от сыпного тифа умер мл. лейтенант МОИСЕЕВ С.Б., русский, женат. Домашний адрес:…
Похоронен 11.4.42 на Чебаркульском кладбище.»

К сожалению, в госпиталях не только «возвращали в строй» раненых и больных, но и теряли их во множестве.
В данном случае, нельзя с точностью утверждать, что «сыпняк» был местный, но нельзя исключать и этого.
Вошь фронтовая мучила Красную Армию весь 1941 год, перекочевала она, как видим, и в год 1942-й.
Сыпной тиф — болезнь грязного человека, а эта грязь, увы,— атрибут жизни на передовой, особенно в зимний период.
В 1942 году на подмогу фронту пришло спасительное средство — санитарное мыло, или мыло «К».
Это была страшно вонючая паста жёлтого цвета, в которой надо было периодически кипятить одежду.
И хотя мыло «изобрели» ещё в 1938 году, но не запаслись им, как следует, на случай большой войны, да и сам процесс санобработки не организовали.
Видимо, воевать долго не собирались ни наши стратеги, ни тыловики. И какая же это знакомая картина на все времена.
Так вот до этих двух несчастных лейтенантов средство не подоспело даже и в 1942 году: то ли к ним на фронт не завезли мыло «К»,
то ли даже в госпиталях, где они находились, его не оказалось.
 
А вообще, кто не читал госпитальных документов, абсолютно не представляет, какими только болезнями не страдали военнослужащие.
Почему-то бытует стойкое убеждение, что на фронте болели только зубы, да чирьи вылезали.
Это далеко не так. У меня скопилось уже много различных госпитально-медицинских сюжетов, но это — другая тема.

Но продолжим про 544 ГАП.
На странице 13-й общего перечня воинов 544 ГАП с сайта https://pamyat-naroda.ru/heroes/memorial-chelovek,
в документах на красноармейца Кравченко В.Н., я наконец-то обнаружил общий «Список потерь» гаубичного полка
за период «по 1-е июля 1942 года».
Первым в список потерь вписан мл. сержант Гозман Борис Ефимович, командир отделения, который «17.7.41 г. убит при бомбардировке вражеской авиацией в д. Пустынь Издешковского р-на Смоленской области». Там же он и похоронен.

А следующая дата потерь уже та самая — 3.10.41 года, в бою у деревни Петрово, но в отличие от Гозмана,
НИКТО из убитых там не был похоронен, а все они «оставлены на поле боя».
Из числа младшего командного состава и рядовых — убиты 6 человек (и замечу для особо любопытных, что 5 из 6 — украинцы).

Далее в списке следуют пропавшие без вести там же, у деревни Петрово, да ещё где-то рядом у д. Нортики (или Кортики?), которой на сегодняшней карте Смоленщины я не обнаружил.
Обе деревни расположены были у шоссе на Ельню с западной стороны. Петрово живо до сих пор, оно и сегодня находится у автодороги 66К-14, а д. Нортики, видимо, оказалась под каким-то рукотворным озером — НОРДИКА.
Пропавших без вести из состава полка в тот день начала октября насчитали (без офицеров) 18 человек.
 
Но… в этом списке нет Прудникова Дмитрия Семёновича, что меня и не удивило, впрочем, иначе бы этот список я увидел сразу на сайте ЦАМО, как только набрал его фамилию.
Основные выводы на основе списка таковы: в наступательной Ельнинской операции 544 ГАП находился, как положено — на удалении от передовой линии и поэтому в ходе боёв сентября месяца потерь никаких не понёс.

Но когда внезапно для советского командования в наступление пошли немцы, то на прямом направлении к Ельне гаубичный полк оказался под угрозой окружения и потери понёс чувствительные.
И ещё важный вывод. В числе погибших офицеров в списке, все — из числа чисто артиллерийского подчинения.
Нет ни одного командира из стрелкового состава.
В структуре ГАП БМ я стрелков, отдельно выделенными, так и не увидел, и до сих пор неясно, кому они подчинялись.
Но ведь понятно, что при угрозе окружения они и должны были оказаться в первую очередь в числе убитых и пропавших без вести...
а вот нет ни единой фамилии даже из лиц офицерского состава.

22 июня 1942 года «Список потерь» отправил в Москву с сопроводительным письмом под штампом 544 ГАП начальник штаба полка майор Солощенко, а заверили его своими подписями — командир полка подполковник Кузнецов, (а не Никитин, как в воспоминаниях Бачинского) и батальонный комиссар Дорофеев. Это ещё одна зацепка для исследователя.

Но никаких отдельных расследований по этому «Списку потерь» я пока не производил, хотя они напрашивались сразу, потому что от оставленного на поле боя убитого (?) красноармейца Кравченко Василия Никитовича, протянулась ниточка к списку награждённых 544 ГАП в составе 16 Армии от 31 января 1942 года.
И в том списке награждённых орденами и медалями, кроме «убитого?» Кравченко, есть ещё знакомые фамилии.

А с другой стороны набрав в поисковике фамилию другого павшего, сержанта — Коробко Петра Сергеевича, я обнаружил его в списке воинского захоронения в Ельне.
Это огромный список на 12 061 ИЗВЕСТНЫХ бойцов с указанием времени гибели и места, откуда произведено перезахоронение.
Там названы имена многих из тех, кто погиб 3.10 .41 г., в том числе у деревень Петрово и КОРТИКА.
Есть возможность проанализировать эти списки, созданные на основе данных солдатских медальонов, но это — кропотливый труд.

И я решил это Приложение пока завершить.
Слишком много материалов, которые надо переработать, чтобы излагать  ТЕМУ «544 ГАП БМ» совершенно отдельно.
Тем более что мне так и не удалось в ходе расследования найти хотя бы один документ непосредственно 544-го ГАП, который бы связал имя героя этого повествования с гаубичным полком, в который он был призван, но связь между которыми оказалась лишь кратким эпизодом в биографиях обоих: воина и воинской части.

Поэтому остаётся неясно и мне самому, как было бы правильно записать сведения о пропавшем без вести воине —
Прудникове Дмитрии Семёновиче, 1906 г.р., уроженце села Тюменкино — в «Книгу памяти Новосибирской области».