Попаданцы, или пакт о ненападении. Часть вторая

В ресторане Акимов почему-то разволновался, представив себя через несколько часов в тридцать пятом году прошлого века, и напился так, что Фалин предложил перенести мероприятие на следующий день. Но Виктор от такого предложения наотрез отказался, что вполне объяснимо – сегодня он находится практически на пороге своего дома, а что будет завтра, одному Богу известно. Кроме того, в состоянии Евгения существовал и положительный момент. На ногах он держался, а тот факт, что лишен был членораздельной речи на неопределенное время, был на руку Виктору – в случае непредвиденных обстоятельств он мог на свое усмотрение комментировать присутствие рядом с собой подозрительного гражданина в непотребном виде. Да и вряд ли кто-либо мог потребовать от лейтенанта НКВД объяснения на этот счет, за исключением его начальства, встреча с которым около полуночи была практически исключена.
Общими усилиями Акимов был спущен в тоннель. Переодевшись в свою форму, Виктор хотел уже вернуть спортивную сумку с гражданской одеждой Фалину, но, передумав, спросил:
– Могу взять на память?
– Думаю, Женя не будет против, – засмеялся Юрий. – Только не очень свети этими шмотками перед сослуживцами. Не поймут.
– Ладно, Юра, прощай! А то, может быть, с нами?
– Нет, дружище, именно прощай! Дело в том, что я не совсем в курсе о подробностях задуманного вот этим деятелем, которого ты берешь с собой. Боюсь, ему придется не сладко без обратной связи. Хотя, признаться, ее характер с трудом представляю. Ну, да ладно, куда-нибудь кривая выведет.
Люк захлопнулся, в кромешной темноте вспыхнул яркий луч света от включенного Виктором фонарика.
За все время, которое они провели в пути, Акимов не проронил ни слова. Казалось, он засыпал на ходу. Но, когда оказались на поверхности, с интересом начал осматриваться, не узнавая в темноте местность с одноэтажными, по всей вероятности, очень старыми постройками непонятного назначения.
– Где мы, Витя? – с трудом вымолвил заплетающимся языком Евгений.
– В Зарядье. Только не в том, которое тебе знакомо.
Акимов не стал уточнять, о каком Зарядье идет речь, потому как увидел перед собой черного цвета автомобиль неизвестной ему старинной конструкции.
– Ух, ты! Вот это тачка! Ей же цены нет. Откуда?
– Это ГаЗ-А. – Виктор открыл дверь. – Садись, потом расскажу, откуда.
В машине Евгений сразу же заснул, а когда очнулся, долго не мог понять, чего от него хочет лейтенант.
– Приехали, Женя, вылезай!
Наконец, выйдя из машины и осмотревшись, сильно удивился, несмотря на свое состояние, когда увидел перед собой здание, возле которого остановились.
– Так это ж дом на набережной. Зачем ты привез меня сюда, Витя?
– Ну да, – в свою очередь был удивлен Виктор тому, как назвал здание Акимов. – Берсеневская набережная. А в этом доме я живу.
– Ты, и в этом доме?
– Ну, а что тебя удивляет? Квартиру трехкомнатную родителям дали на шестом этаже. Папа – известный хирург, у него лечатся знаменитости, в том числе из руководства страны. А дети этих знаменитостей учатся в школе, где мама преподает историю. У вас там как-то по-другому?
– В СССР было именно так… Впрочем, и сейчас в этом смысле мало что изменилось. А как родители отнесутся к моему появлению?
– Никак. Они на даче живут каждое лето, и не собираются менять своих привычек. Тем более, сейчас оба в отпуске, поэтому свою машину папа мне доверил. Ты ведь поинтересовался, откуда у меня такая тачка.
Показав комнату, где Евгению можно было расположиться, Виктор сказал:
– Отдыхай, а я – на службу. После окончания дежурства попробую что-нибудь узнать о твоем родственнике, поэтому задержусь. На кухне найдешь что-нибудь… Ну, чай, кофе с печеньем. А вообще будем в столовой с тобой питаться на первом этаже, я стряпней не занимаюсь в отсутствии родителей.
Выспавшись, Акимов в ожидании Виктора долго бродил по квартире, рассматривая обстановку, и понял, что современные антиквары большие деньги отдали бы за любой предмет из этого интерьера. Подойдя к окну в гостиной, выходящей на набережную, долго смотрел на кремлевские башни, даже забыв на некоторое время, где находится, пока не увидел на набережной извозчика. В какой-то момент почувствовал вдруг необъяснимое беспокойство, а покопаться в поисках причин его возникновения не успел – в квартиру вошел Виктор.
– Как самочувствие, Женя? Похмельный синдром?
– Да все в порядке, выспался.
– А настроение?
– Думаю, ты вполне представляешь мои ощущения.
– Ну, не скажи! – Виктор рассмеялся. – Обстоятельства далеко не аналогичные. Ты просто голоден, потому не в настроении, но это мы сейчас поправим. Переоденусь только и спустимся в столовую. А после обеда – сюрприз.

----- . . . -----

То, о чем сообщил Виктор, действительно оказалось сюрпризом: его дед, Кузьма Иванович Акимов жил в этом же доме в соседнем подъезде.
– Возможно, хотя бы раз встретился с ним. Потому что с самого начала меня не покидала мысль, что лицо твое знакомо.
– Ничего себе! – Евгений с трудом поверил в удачу. – Выходит, я был прав, когда решил, что дед – не простой мужик, если в этом доме живет.
– Ты не представляешь, насколько был прав. Кузьма Иванович Акимов возглавляет партийную организацию крупнейшего в Москве завода. Но это еще не все – он вхож к самому вождю.
– Вот как? – усмехнулся Евгений. – Надо полагать, это обстоятельство и сыграло роковую роль в его судьбе. Кому-то сильно не нравилась его близость к телу.
– К чьему телу? – не понял Виктор.
– Ну, как – к чьему? К телу вождя, разумеется.
Виктор помолчал, вспоминая, очевидно, материалы о сталинских репрессиях, которые изучал в Интернете, вынужденно находясь в гостях у Евгения, затем задумчиво произнес:
– Ну, да…
Он вспомнил также имена своих современников, известных всей стране людей, чья жизнь оборвалась внезапно, необъяснимо, нелепо. В народе все устойчивее зрела мысль: чем дальше от власти, тем безопаснее.
Из задумчивого состояния Виктора вывел вопрос Евгения:
– Витя, что ты намерен предпринять, чтобы познакомить деда со своим внуком?
– А ты уверен, что с этим надо торопиться? – ответил вопросом на вопрос Виктор. – Может, погостишь у меня, осмотришься, побродишь по старой Москве?
– Я не уверен в том, что после нашего с тобой рассказа у Кузьмы Ивановича не возникнет желания отправить меня в психушку, причем, вместе с лейтенантом НКВД. И это несмотря на то что у нас имеются документальные свидетельства. – Акимов кивнул в сторону стола, на котором лежал планшет. – Не представляю, сколько времени может потребоваться твоему современнику, чтобы переварить и осмыслить такое количество практически фантастической информации. Так что, боюсь, что времени у меня будет более чем достаточно, чтобы осмотреться.
– Ну, если настаиваешь… – Виктор улыбнулся и снял трубку телефона.
– Акимов Кузьма Иванович?.. Вас беспокоит лейтенант НКВД Малеев Виктор Николаевич, мне необходимо с вами встретиться… Скорее, по личному. Вы дома когда будете? Я живу в соседнем подъезде… Хорошо, договорились.
Виктор положил трубку и удовлетворенно произнес:
– Ну, начало неплохое. Судя по всему, родственник твой не относится к чванливым партийным работникам. Пригласил к себе сегодня. Правда, поздно будет, не раньше двадцати двух часов.
– Крамольные речи ведешь, Витя.
– Ты о чем?
– О чванливых партийных работниках.
– Ну, знаешь… Ленин, между прочим, не любил чванства. Я не в курсе, дошли такие сведения до ваших поколений или затерялись на фоне грандиозных событий прошедших десятилетий. Но это общеизвестный факт.
– Знаем, изучали ленинское наследие, – улыбнулся Евгений. – Выносили мозг конкретно студентам преподаватели истории КПСС. Давай-ка лучше подумаем, с чего начнешь разговор.
– А чего тут думать? Включу планшет, и далее по обстановке.
Акимов, нахмурившись, задумался, затем отрицательно покачал головой.
– Про планшет пока забудь. По крайней мере – сегодня. Иначе дело может повернуться так, что не дождусь твоего возвращения и без планшета останусь. А вслед за тобой и дед мой раньше времени исчезнет в неизвестном направлении.
– Ну, за Кузьму Ивановича можешь пока не волноваться, с ним близко знаком Сталин.
– Ты, Витя, кажется, забыл, что через два года должно произойти с дедом. Это во-первых. А во-вторых, ближе Сергея Кирова у Сталина только два лошадиных маршала. Однако вы похоронили Кирова каких-то полгода назад. Не спасла близость к телу ленинградского партийного босса от пули убийцы.
– Да, ты прав, жаль Сергея Мироновича. Достали его враги народа.
– Это вы так думаете, потому что сами окружили себя врагами. А в наше время исследователи пришли к другому мнению. Попробуй догадаться, к какому. И вообще, из всех делегатов семнадцатого партийного съезда, среди которых был и Киров, в живых останется не более половины. Да тебе и самому, наверное, уже пришлось поучаствовать в арестах этих делегатов.
Виктор надолго задумался, очевидно, перебирая в памяти дела с фигурантами, на которых намекнул Евгений. Но внезапно встрепенулся:
– Как ты сказал? Лошадиные маршалы? Погоди, попробую угадать – неужели Ворошилов с Буденным? Они что, маршалами станут?
– Станут обязательно. Скоро введут новые звания, в том числе Маршал Советского Союза.
– А почему лошадиные?
– Потому что с помощью кавалерии намеревались Гитлера победить. Но мы отвлеклись. Давай думать, времени мало уже осталось.


----- . . . -----

Но все пошло не по тщательно разработанному сценарию. Отсутствовал Виктор совсем недолго. А вернулся явно обескураженным.
– Что-то не так? – насторожился Акимов. – Выглядишь слегка расстроенным.
– Да все не так. В смысле, не тот разговор получился, который планировали.
– А что получилось?
– В общем, он ждет тебя прямо сейчас.
– А не поздновато? – удивился Евгений. – Он вообще-то понял, о чем пойдет речь?
– Кажется, не понял.
– Ладно, успокойся и расскажи.
Из нестройного рассказа Виктора Евгений все-таки уяснил, что происходило у Кузьмы Ивановича.

На звонок дверь открыл сам хозяин квартиры.
– Заходите, товарищ лейтенант, не разувайтесь. Я правильно произнес ваше звание?
Но Виктор оторопел – на него смотрел, приветливо улыбаясь… Евгений. Тот же возраст, та же манера разговаривать, и даже голос практически один в один. В это время, очевидно, из гостиной, послышался телефонный звонок.
– Извините. И проходите, наконец, не стойте в дверях.
Виктор прошел вслед за Акимовым в комнату, где тот, разговаривая по телефону, жестом предложил гостю присесть на диван. Закончив телефонный разговор, произнес:
– Я вас слушаю. Кажется Виктор Николаевич? Чаю хотите?
– Нет, спасибо! Даже не знаю, с чего начать.
– Очевидно, с начала?
– Понимаете, дело в том, что у меня дома сейчас находится ваш внук.
В это время опять зазвонил телефон и, как показалось Малееву, Акимов не расслышал его последних слов, поднимая трубку. «Что я несу? – подумал Виктор. – Какой к чертям внук? Мужик решит, что я сумасшедший. Позвонит начальству – мне капец!».
– Так на чем мы остановились? – спросил Кузьма Иванович, положив трубку.
– Я хочу сказать, что у меня дома сейчас находится ваш племянник.
– Что? Какой племянник? – Но очередной телефонный звонок не позволил, кажется осмыслить хозяину квартиры сообщение гостя. Прежде чем ответить звонившему, он сказал:
– Извините! О каком племяннике идет речь, я не понимаю? Впрочем, нам не дадут сейчас поговорить – как нарочно, важные разговоры один за другим. Давайте так. Приводите этого племянника ко мне прямо сейчас, если он еще не спит. А я за это время покончу с делами, будь они неладны. Будем разбираться.

Выслушав рассказ Виктора, Евгений взглянул на часы.
– Ну, а что? Если зовут в гости, надо идти. Племянник – так племянник. Собственно говоря, я и есть внучатый племянник. Говоришь, сильно похож на меня? То есть, если быть точным, это я на него похож.
– Как две капли воды, – подтвердил еще раз Виктор. – Бывает же такое!
– Бывает и не такое, – рассмеялся Акимов. – Ты имел возможность не так давно в этом убедиться.
– В таком случае, не будем терять времени. – Виктор аккуратно положил в портфель планшет.
Дверь Кузьма Иванович открыл не сразу. Очевидно, был занят очередной важной беседой по телефону и, увидев двух мужчин, с одним из которых недавно разговаривал, в первое мгновение не понял, что происходит. Осмотрев лестничную площадку, удивленно спросил:
– А где же племянник?
Не получив ответа, Акимов-старший, бегло скользнув взглядом по лицу лейтенанта, внимательно посмотрел на мужчину в штатском и в нерешительности отступил назад.
– Вы только не волнуйтесь, Кузьма Иванович, – торопливо, словно испугавшись непредсказуемых последствий, произнес Виктор. – Мы сейчас все объясним, можно войти?
– Да, конечно. – Акимов-старший посторонился, пропуская вперед необычных гостей, не отводя внимательного взгляда от своего двойника. – Я, собственно не волнуюсь, хотя и нахожу ваш визит несколько странным, учитывая обстоятельства.
– Какие обстоятельства, Кузьма Иванович? – спросил Виктор и взял из рук Евгения, который все еще не произнес ни слова, портфель. Вынимая планшет, он уже знал, что вокруг да около они ходить не будут. Вспоминая допросы так называемых врагов народа на Лубянке, на которых приходилось присутствовать, Виктор понимал, что человека надо ошеломить и только после этого начинать разговор по существу.
– Ну, согласитесь, время суток не совсем подходящее для разговоров между малознакомыми людьми. И потом… Непонятная шутка о каком-то племяннике, а теперь вот…
Но, увидев засветившийся экран планшета, Кузьма Иванович осекся. Он, конечно, кое-что знал уже о телевизионных приемниках, выпуск которых наладили в Германии, и видел один из таких экземпляров. Но невозможно было понять, о чем думал сейчас, глядя на лежавшее на столе устройство. Тем временем на экране возникло изображение августовского, тридцать девятого года, номера газеты Правда с напечатанным сообщением: «Правительство СССР и Правительство Германии, руководимые желанием укрепления дела мира между СССР и Германией и исходя из основных положений договора о нейтралитете, заключенного между СССР и Германией в апреле 1926 года, пришли к следующему соглашению…» Далее шло перечисление статей, последняя из которых гласила: «Настоящий договор подлежит ратифицированию в возможно короткий срок».
Обмен ратификационными грамотами должен произойти в Берлине. Договор вступает в силу немедленно после его подписания.
Составлен в двух оригиналах, на немецком и русском языках в Москве, 23 августа 1939 года.
По уполномочию Правительства СССР В.МОЛОТОВ.
За Правительство Германии И.РИББЕНТРОП.

Акимов-старший молча смотрел на текст, очевидно, не совсем понимая, с учетом даты подписания договора, о чем идет речь. После затянувшейся неловкой паузы Виктор сказал:
– Кузьма Иванович, чтобы пролить свет на загадочное сообщение газеты «Правда», которое, возможно, в эти минуты представляется вам фрагментом из какого-то фантастического произведения, мы сейчас включим документальный фильм о Великой отечественной войне сорок первого – сорок пятого годов.
В наступившей тишине зазвучал голос Юрия Левитана, сообщавшего о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Евгений и Виктор при подготовке материалов надеялись, что именно такое начало и в такой последовательности поможет Акимову-старшему, если и не поверить сразу, то по меньшей мере задуматься о реальности происходящего в эти минуты. Они не ошиблись, ошеломленный таким началом, Кузьма Иванович не стал возражать против продолжения. Утром, когда пришло время расходиться, он пристально посмотрел в глаза Евгения и произнес:
– Значит, говоришь – племянник?
– Внучатый, Кузьма Иванович, – уточнил Акимов-младший.
– Вечером после работы я жду тебя с этой штукой. Жена уехала на несколько дней к родителям, поэтому будет время ближе пообщаться.
Они общались еще несколько вечеров подряд. Шел, в основном, фрагментально, просмотр документальных материалов за период, начиная с начала второй мировой войны и заканчивая событиями две тысячи двадцатых годов, которые периодически комментировал Евгений, при этом акцентируя внимание Акимого-старшего на метаморфозах, происходящих в странах социалистического лагеря.
В конце концов было принято следующее решение. Евгений отбывает в свое историческое время, оставляя планшет со всеми материалами, а Кузьма Иванович после подробного изучения истории СССР и России военного и послевоенного периодов, требующего значительного времени, прорабатывает и находит возможность воплощения в жизнь оригинального предложения своего родственника из далекого будущего.

----- . . . -----

Расставаясь с Виктором на знакомой платформе, перед тем, как открыть заветную дверь, Акимов произнес:
– Я рад, Витя, что встретил тебя на своем пути. Прямо сейчас я окажусь там, где, возможно, пересекался, или придется пересечься только с твоими потомками. Короче говоря, грустно все это… Слушай, а давай со мной? Не рассматривал такой вариант?
– Нет, – улыбнулся лейтенант НКВД. – Я хочу стать участником интересных событий, о грядущем наступлении которых узнал благодаря встрече с тобой и твоим другом Юрием. И, кстати, есть еще одна причина остаться – это твой дед. Все-таки, учитывая его будущее… Или прошлое, которое однажды стало известным тебе в той жизни, – Виктор кивнул в сторону двери, открывающей вход в лифт. – За ним надо присматривать. Я понял, что кроме меня, Кузьме Ивановичу в случае необходимости оказать помощь будет некому.
– Ну да, согласен. И незримая связь с тобой все-таки остается – через моего деда.
Они пожали друг другу руки, дверь за Евгением бесшумно закрылась.

Задвинув крышку люка, Акимов осмотрелся. Не сказать, что он испытывал страх перед возвращением, как предполагал, в неизвестность. Но некий дискомфорт ощущался. Хотя, на первый взгляд, будто бы никаких изменений не наблюдалось. Как был уже в предшествующий год Арбат практически безлюдным и мало освещенным в это время суток, впрочем, как и вся столица, учитывая известные события, таким он и оставался. Дорога к дому все та же, все тот же дом, тот же подъезд… И ключ подошел к двери. А почему он не должен подойти? Обругав себя за глупые мысли, Евгений вошел в квартиру. Но, увидев на кухне оставленную не вымытой перед уходом посуду, насторожился.
– Да ну, на фиг! Не может быть! За каким чертом я проделал путь в несколько десятилетий туда и обратно?
Пройдя в гостиную, включил телевизор. Переключая каналы, чертыхнулся – все те же физиономии в новостях освещали события, связанные с вторично проведенной частичной мобилизацией. «Ни хрена себе! Даже мобильник не разрядился», – удивился Евгений, набирая телефон Фалина.
– Чего тебе? – сонным голосом спросил Юрий. – На часы смотрел?
– Может, попробуешь проснутся и вспомнить кое-что?
– Твою мать! – Судя по всему, остатки сна с Фалина действительно слетели. – Я же два часа назад вас проводил. Что случилось?
– Юра, не валяй дурака! Там, куда ты нас проводил, я побывал. Недели две провел в Доме на набережной, прикинь!
– О, как! Неплохо жил твой дед. И что?
– Да ничего! – разозлился Акимов. – Продолжай спать, утром увидимся.
– Вечером. Ты забыл, что по утрам я обычно ухожу на работу.
– Ладно, созвонимся.
Раздосадованный, Евгений упал на диван и сразу заснул.

– Ну, что я могу сказать по этому поводу, – произнес Фалин, наполняя фужеры коньяком отечественного розлива. – Тут возможны два варианта. Первый: дед твой оказался в лагере намного раньше, чем в предыдущей жизни. То есть, не в тридцать седьмом, а в тридцать пятом, сразу после того, как сунулся с твоим предложением к Молотову или, что совсем было бы неразумно, к самому товарищу Сталину. Хотя, по большому счету это не имеет значения, поскольку Молотов должен был сразу же отправиться к Сталину с такой информационной бомбой. Второй вариант – Кузьма Иванович, в отличие от своего внучатого племянника-авантюриста оказался мудрым партработником и спрятал планшет от греха куда подальше.
В ресторане, несмотря на так называемый, выражаясь языком телевизионщиков, прайм-тайм, посетителей было совсем мало. Обстановка на украинском фронте не располагала к увеселительным мероприятиям. Играла тихая музыка, звучали в основном песни времен Великой отечественной войны «Синенький платочек», «Землянка» и другие. Друзья выпили за благополучное возвращение блудного сына, после чего Евгений, с недоверием глядя на друга, сказал:
– А какой-нибудь третий вариант ты отвергаешь?
– Нет, конечно, но узнать что-либо можно только в одном случае, ты должен понимать это лучше меня. Только учти, что система может заглючить, как любая компьютерная программа, особенно нелицензионная, в любой момент. А кем, кому и когда была выдана лицензия на организацию этого коридора, не известно. И где в это время будешь находиться ты, мы тоже не знаем.
– Понимаю. Как понимаю и то, что не могу больше спокойно наблюдать за вакханалией вокруг Украины. Этой вакханалии можно было легко не допустить в четырнадцатом году, но по чьей-то воле этого не произошло. Смело могу предположить, в отличие от тебя, чиновника МИДа, что в историю российско-украинская локальная война войдет как тридцатилетняя, никак не короче. Это в лучшем случае.
– А в худшем?
– А в худшем мы стоим на пороге третьей мировой войны, причем, ядерной. И боюсь, что порог этот кто-то переступит со дня на день. Короче говоря, я возвращаюсь, поэтому извинись перед своей знакомой из Мосфильма за костюм.
– Ладно, черт упрямый, тебя не переубедить. Только вот что, о третьем варианте я догадываюсь, но разъяснять не хочу – мозги можно поломать. Думаю, разберешься на месте. Вернуться тебе надо, если я правильно понимаю свое предположение, в тридцать девятый год, но до встречи Молотова с Риббентропом. Скажем, за неделю-две до даты подписания договора.
– Ну, хорошо. Надеюсь, ты со своим аналитическим складом ума просчитал нужные ходы. – Евгений посмотрел на часы. – Сегодня уже поздно, поэтому встречаемся завтра в том же месте в то же время.
– Надеюсь, ты нужные телефоны записал.
– Конечно.
Они допили коньяк и разошлись.

----- . . . -----

Выйдя на платформу, Евгений с минуту постоял на месте, вслушиваясь в ночную тишину подземки. Не услышав ничего подозрительного, сделал несколько шагов в нужном направлении и в ту же секунду столкнулся лицом к лицу с двумя парнями в военной форме. Он едва успел услышать окрик «Стоять!», как руки оказались уже заломленными назад и в наручниках. Ни о чем не спрашивая, Евгения повели по маршруту, которым он недавно выходил на поверхность с Виктором, но, не дойдя до выхода, завели в небольшое помещение типа караульного. На неуклюжую попытку объяснить свое появление на объекте тем, что заблудился, один из военных, по-видимому старший наряда, порекомендовал заткнуться, второй тщательно его обыскал.
– Ничего нет, товарищ лейтенант. Только бумажка с какими-то записями.
Лейтенант внимательно осмотрел лист бумаги, на котором были записаны телефоны Виктора и Кузьмы Ивановича.
– Чьи это телефоны?
– Позвоните, пожалуйста, все поймете, – вежливо попросил Евгений.
– Ну, вот еще? Делать мне больше нечего, кроме как среди ночи людей будить. Мы сейчас отведем тебя туда, где умеют очень быстро развязывать языки диверсантам.
Телефоны были домашними, поэтому Евгений понял, что если сейчас не позвонить, он попал. В течение дня может произойти все, что угодно. Да еще не факт, что бумажка с телефонами не окажется выброшенной. И тогда он решился на дерзость.
– Послушай, лейтенант! Если не позвонишь прямо сейчас, то уже к утру в органах не будешь числиться. А что произойдет дальше, сам попробуй догадаться, если не дурак.
Несколько мгновений лейтенант колебался, но угроза возымела свое воздействие.
– По какому звонить?
– Сначала по верхнему.
Трубку на другом конце долго не брали, и эти секунды заставили Акимова основательно понервничать. Наконец он понял, что кто-то откликнулся. Лейтенант не без скепсиса взглянул на Евгения и строго произнес:
– Лейтенант Еременко! С кем я говорю?
Услышав ответ, он машинально принял стойку «смирно», чем рассмешил Евгения.
– Виноват, товарищ капитан! В районе объекта номер пять задержан подозрительный гражданин без документов, который потребовал позвонить по этому номеру телефона. – Через пару секунд лейтенант посмотрел на Евгения. – Как вас зовут?
– Евгений. Фамилия Акимов.
– С его слов, Акимов Евгений, товарищ капитан… Слушаюсь!
Положив трубку, лейтенант пробормотал:
– Сейчас за вами приедут, следуйте за мной.

Все тот же ГаЗ-А, ехавший на большой скорости, резко затормозил, а когда остановился, из него вышел Виктор в форме капитана НКВД. Не проявляя каких-либо эмоций, он внимательно окинул взглядом задержанного и обратился к лейтенанту:
– Доложите своему начальнику, что капитаном НКВД Малеевым вам объявлена благодарность за проявленную бдительность. Это была проверка. Свободен!
Только после того, как лейтенант исчез, они обнялись.
– Вот не ожидал! Какими судьбами, Женя? Что-то не срослось?
– Ну, на первый взгляд все нормально, просто с дедом возникла необходимость увидеться.
– Хорошо, потом расскажешь. Садись в машину.

Войдя в квартиру, Евгений спросил:
– Один дома? Родители, как всегда, на даче?
– Да, ничего не изменилось, за исключением повышения в звании и должности. Я теперь в центральном аппарате служу.
– И семейное положение без изменений?
– Как видишь, – усмехнулся Виктор. – Хотя начальство намекает, причем, все настойчивее. Но я держусь, не спешу обременять себя супружескими обязанностями, да и правами тоже. Ладно, потом поговорим, время еще есть поспать до утра. Сегодня уже суббота, постараюсь прийти к обеду со службы, потом и созвонимся с Кузьмой Ивановичем. Он по-прежнему допоздна работает, но уже не на заводе, а в Наркомате иностранных дел. Кажется, помощником Молотова, и прежняя участь его миновала счастливым образом. Ну, об этом он сам тебе расскажет, если захочет. Да, я чуть не забыл о самом главном, в нашей конторе зреет мнение наглухо заварить известный тебе вход. Или выход – как хочешь, называй.
– А вот интересный вопрос, Витя: в вашей конторе знают, что представляет собой этот лифт?
– Хороший вопрос. С уверенностью могу сказать, что на моем нынешнем уровне, не говоря уже о прошлом, никто не знает, что на самом деле представляет собой этот объект. Возможно, на более высоком, но не на самом верхнем эшелоне, кому-то известен скрытый переход. Но я об этом ничего не знаю. Просто краем уха слышал, что кому-то из начальства не нравится существование давно всеми забытого и никому не нужного объекта, который приходится охранять, отвлекая личный состав от более важных дел. В общем, имей в виду то, что сейчас услышал. А я, конечно, постараюсь отследить время закрытия.

----- . . . -----

Дед, конечно же, рад был снова увидеть своего внучатого племянника. В этот раз он не один был дома. Дверь Евгению открыла молодая красивая женщина, которую Кузьма Иванович представил своей женой, а по квартире бегала, веселясь, девчушка лет трех-четырех, от которой Евгений глаз просто не мог отвести, настолько забавной была малышка. И не только по этой причине. Он никак не мог взять в толк, что любуется своей теткой, которой в его времени должно было уже исполниться лет восемьдесят пять, не меньше.
– Маша, мы с Женей на кухне чайком побалуемся, – сказал супруге Кузьма Иванович, – а ты Тоньку спать укладывай, пора ей уже угомониться.
Под чайком Кузьма Иванович имел в виду коньяк Наполеон.
– Ну, давай, за встречу! Из самой Франции привез, в командировке недавно был в Париже.
– С Молотовым?
– С ним, – подтвердил Акимов-старший. – Виктор доложил о месте работы?
– Да, – тихо произнес Евгений и задумался.
Он вдруг решил, что именно в этом факте зарыта собака несостоявшихся трансформаций, ради которых была организована его прошлая, так сказать, экспедиция в тридцать пятый год. Но не стал пока поднимать эту тему, а просто спросил:
– Кузьма Иванович, как удалось избежать тех отношений с правоохранительными органами в тридцать седьмом, о которых я предупредил? Если не секрет, конечно.
– От тебя, разумеется, никаких секретов. Видишь ли, Женя, я догадывался, по вине каких стукачей пострадали и даже погибли невинные люди, среди которых были и мои друзья, проходившие в качестве обвиняемых по Шахтинскому делу. Пытался повлиять на ход расследования, но не был услышан следствием. Вы там у себя знаете, если здесь кому-то приклеили ярлык врага народа, то сам Господь Бог не в силах что-либо изменить. А после твоего визита я с помощью Виктора Малеева, честного чекиста и просто хорошего человека, избавился от своих доброжелателей.
– В каком смысле?
– Ну, тебе должна быть известна поговорка «Клин клином вышибают». Где-то на Колыме принимают участие в разработке полезных ископаемых… Правда, не уверен, живы ли они в настоящее время. Таковы реалии нашей эпохи.
– Ладно, Бог с ними, твоими доброжелателями, но как насчет нашей договоренности?
– А что не так?
– А все не так. Никаких исторических изменений.
– Женя, тебе не кажется, что ты торопишься?
– Что значит, тороплюсь? Надеюсь, ты помнишь, что я живу в две тысячи двадцать четвертом году?
– Конечно, помню. А ты не забыл, что мы с тобой встречались в тридцать пятом? Так о каких изменениях могла идти речь, если до встречи Молотова с Риббентропом оставалось целых четыре года? Даже сейчас до подписания договора времени есть больше недели.
– Ничего не понимаю, – сконфуженно пробормотал Евгений.
Увидев выражение его лица, Акимов-старший не выдержал и расхохотался.
– И не пытайся, занятие это бесполезное. Старик Эйнштейн, когда опубликовал свою теорию относительности, забыл предупредить человечество, чтобы не пытались понять механизм и суть происходящих процессов, связанных с этой теорией. Можно просто свихнуться, копаясь в таких временны;х частностях, как наши с тобой. А теперь о деле. Не буду рассказывать, каких трудов стоило мне убедить Лаврентия Палыча воплотить в жизнь разработанный тобой и Виктором Малеевым план.
– Погоди, – удивился Евгений, причем здесь Берия? Он наркомом стал только в тридцать восьмом году.
– А ты думал, что после твоего появления я сразу к Сталину должен был явиться с такой информацией? Так, мол, и так, Иосиф Виссарионович. Тут ко мне подскочил из двухтысячных мой внучатый племянник, который предлагает радикальное решение будущего существования европейских государств? Несмотря на то, что мне изредка приходилось с ним общаться, в успех задуманной авантюры с помощью Иосифа я не верил. И вообще, в то время ни к кому из власть предержащих у меня не было доверия, а уж тем более к предшественникам Лаврентия Ягоде и Ежову. Нужна была неординарная, сильная личность.
– И такая личность появилась в лице Берии?
– Совершено верно! И Лаврентий Палыч сумел уговорить Сталина с Молотовым. Когда я на всякий случай намекнул ему, что рано или поздно содержание договора станет достоянием мировой общественности со всеми вытекающими последствиями, он ответил очень просто: «Плевать на мировую общественность. В приоритете безопасность нашего государства». Так что тебе придется на недельку-другую здесь задержаться, чтобы возвращение твое состоялось с учетом предстоящего события.
– Но, если соответствующее решение принято, может быть, есть смысл не ждать, а вернуться прямо сейчас?
– Кажется, ты не понял, о чем я только что толковал. По существу, ты проделаешь то же, что совершил в тридцать пятом. То есть, вернешься в исходную точку, не дождавшись переломного события, которое должно внести изменение в пространственно-временной континуум, и опять не увидишь никаких изменений. Так что придется подождать, приятель. Или я чего-то не знаю?
– Да я и сам еще не совсем в курсе некоторых событий. Ну, да ладно, подождем.

----- . . . -----

Через три дня Виктору удалось выяснить, что объект номер пять до сентября остается под охраной, поэтому Евгений с легким сердцем решил дождаться даты подписания договора и его опубликования. А двадцать пятого августа прочел в «Правде»:
Правительство СССР и Правительство Германии, руководимые желанием укрепления дела мира между СССР и Германией и исходя из основных положений договора о нейтралитете, заключенного между СССР и Германией в апреле 1926 года, пришли к следующему соглашению:
Статья I. Обе Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга, как отдельно, так и совместно с другими державами
Статья II. В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу.
Статья III. Правительства обеих Договаривающихся Сторон останутся в будущем в контакте друг с другом для консультации, чтобы информировать друг друга о вопросах, затрагивающих их общие интересы.
Статья IV. Ни одна из Договаривающихся Сторон не будет участвовать в какой-нибудь группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой Стороны.
Статья V. В случае возникновения споров или конфликтов между Договаривающимися Сторонами по вопросам того или иного рода, обе Стороны будут разрешать эти споры или конфликты исключительно мирным путем в порядке дружественного обмена мнениями или в нужных случаях путем создания комиссий по урегулированию конфликта.
Статья VI. Настоящий договор заключается сроком на 10 лет с тем, что, поскольку одна из Договаривающихся Сторон не денонсирует его за год до истечения срока, срок действия договора будет считаться автоматически продленным на следующие 5 лет.
Статья VII. Настоящий договор подлежит ратифицированию в возможно короткий срок. Обмен ратификационными грамотами должен произойти в Берлине. Договор вступает в силу немедленно после его подписания.
Составлен в двух оригиналах, на немецком и русском языках в Москве, 23 августа 1939 года.
По уполномочию Правительства СССР В.МОЛОТОВ.
За Правительство Германии И.РИББЕНТРОП.
Озадаченный, Евгений с нетерпением дожидался конца рабочего дня, не находя себе места. Вернувшийся со службы Виктор даже испугался за него:
– Что случилось, Жень? На тебе лица нет.
– Да вот… – Акимов кивнул в сторону стола с лежавшей на нем «Правдой».
Виктор взял газету.
– Понятно. Вся страна уже в курсе этого договора, и не только. И что тебя расстроило?
– Да все! Ведь текст один в один с тем, который когда-то стал известен всему миру.
– Погоди, ты хочешь сказать, что обычно публично объявленные когда-либо положения межгосударственных договоров соответствовали их истинному содержанию? Ну, удивил! А ведь ты, Женя, если мне не изменяет память, выпускник института международных отношений. То есть, фактически дипломат, но забыл, что политика – грязное дело.
– Да, ты прав. Я должен был помнить, что только на Нюрнбергском процессе мир узнал о существовании секретного протокола, включенного в договор.
– Вот видишь. – Виктор взглянул на часы. – Пойдем, Кузьма Иванович уже должен быть дома.
Акимов-старший, выслушав Евгения, спокойно произнес
– Да, Женя, есть секретный протокол. Но под таким грифом, к которому я не имею допуска. И все же думаю, поводов для беспокойства нет. Но ты, если есть желание, оставайся здесь столько, сколько пожелаешь, увидишь результат своими глазами.
Евгений посмотрел на Виктора, но тот лишь неопределенно пожал плечами. Дескать, тебе уже известно, до сентября переход открыт, что будет дальше, я не в курсе.
– Ладно, придется возвращаться. Хотя не скрою – соблазн велик стать свидетелем эпохальных событий. А кстати, Кузьма Иванович, меня все время гложет любопытство, какова была первоначальная реакция Лаврентия Палыча на то, что он увидел?
– Я не был при этом свидетелем. Принес ему планшет, сказал, что получил его от неизвестного мужчины, показал, как им пользоваться. Меня поразило то, что он почему-то не удивился этому устройству. Возможно, был чем-то сильно озабочен. Проворчал, что позже посмотрит. А через пару часов позвонил и сказал, что расстреляет меня, если не приведу хозяина планшета. Ну, пришлось выкручиваться. В общем, долгая история. Думаю, превратил бы меня в лагерную пыль, если бы не твой проект, о котором я вовремя ему поведал.
– Интересно, а как Берия и Сталин отнеслись к информации о событиях начала пятидесятых годов?
– Ну, как… Очень просто. Буквально несколько дней назад стало известно, что куда-то пропал первый секретарь Центрального комитета Компартии большевиков Украины Никита Хрущев. Никаких следов, как в воду канул. Вот такие дела. А ты говоришь, что сомнения мучают. – Кузьма Иванович хитро посмотрел на Виктора. Оба рассмеялись.

----- . . . -----

Оказавшись на поверхности, Евгений выругался – шел сильный дождь, а у него не было зонта. «Вроде бы не было дождя, когда уходил», – подумал он, выскакивая на Арбат, и чуть не угодил под едущий на приличной скорости троллейбус. «Вот те здрасьте! – ахнул Евгений. – Опять троллейбусы на Арбате?». И, уже не обращая на усиливающийся дождь, он энергично, едва не бегом, направился в нужном направлении. И чем быстрее сокращалось расстояние до его улицы, тем чаще стучало сердце. Почему-то вспомнилась и так назойливо зазвучала в ушах дурацкая песня из давно забытого художественного фильма, что Акимов тоже мысленно запел: «Вот эта улица, вот этот дом, вот…».
Что – вот?! Евгений оторопел. На месте его дома и нескольких соседних высоток он увидел площадь с круговым движением, в центре которой возвышался хорошо освещенный памятник. Проезжая часть площади, как и во все времена в столице, несмотря на сильный дождь, была оживленной, а редкие пешеходы спешили укрыться от непогоды, но все-таки успевали с любопытством посмотреть на мужчину в странном прикиде, в недоумении уставившегося на памятник. Облик изваяния показался Евгению знакомым, но кого напоминал, он от волнения сразу не сообразил. Остановив одного из прохожих, мужичка преклонного возраста, Евгений спросил:
– Извините, вы не знаете, когда снесли высотные жилые дома, стоявшие на месте этой площади?
– Как вы сказали? – удивился мужичок. – Высотные дома?
– Ну да. Несколько тридцатиэтажных домов.
– Вы что-то путаете, молодой человек. В Москве отродясь не существовало таких высоких зданий, тем более жилых. А памятник Берии воздвигли на этой площади еще при его жизни. Вы хорошо себя чувствуете?
Евгений не ответил и быстро зашагал к дому, где жил Фалин, почему-то с яростью еще раз взглянув на гигантскую скульптуру, в которой не сразу узнал Лаврентия Палыча. Через пятнадцать минут он облегченно вздохнул, увидев сталинскую семиэтажку, в которой одна из квартир принадлежала Юрию.
Поднявшись на пятый этаж, Евгений несколько раз нетерпеливо нажал кнопку звонка, дверь открыл незнакомый мужик неопределенного возраста, но скорее молодой, чем средних лет, и с сильным польским акцентом спросил:
– Что пан желает?
– Какой я тебе пан? – слегка опешил Акимов.
В свою очередь мужчина в халате, открывший дверь, спросонок не мог уяснить, что хочет сказать своей репликой ночной гость. Растерявшийся в первые мгновения, Евгений вдруг понял, что не будет послан далеко и надолго, как это зачастую случалось в аналогичной ситуации в той стране, из которой отправлялся в тридцатые годы двадцатого века. Более того, смутная догадка промелькнула в его напряженном мозгу. И, постаравшись придать голосу металлические нотки, спросил:
– Мне нужен хозяин этой квартиры.
– Прошу пана простить, но хозяева отсутствуют.
– А когда будут?
– Я думаю, не раньше, чем через две недели. Они только сегодня улетели.
– Куда? – удивился Акимов, мысленно обругав Фалина, который в это время по договоренности должен был оставаться дома.
– Прошу прощения, пан. В Африку.
– Куда-куда?
– В Кению на сафари. Охота на слонов, пан. Они летают туда с друзьями два раза в год.
Акимов вдруг почувствовал, что начинает впадать в ступор. «Законченный идиот, – подумал он. – Как я мог забыть, что подкорректировал историю!». Все еще надеясь на счастливую случайность, он спросил у поляка, терпеливо ожидающего продолжения разговора, – в том, что перед ним стоял поляк, Акимов уже не сомневался:
– Я правильно понимаю, что здесь проживает Фалин Юрий Николаевич?
– Нет, пан, здесь живут совсем другие люди.
– А ты кто? – спросил Евгений, хотя начинал кое о чем догадываться.
– Меня зовут Збигнев, если пану угодно. Я служу хозяевам, которые здесь живут.
– А фамилия, случайно, не Бжезинский? – смеясь, спросил Акимов. – Почему-то лишь в таком сочетании ему были знакомы имя Збигнев и фамилия Бжезинский.
– Так точно, Бжезинский, – на всякий случай приняв стойку «смирно», ответил поляк.
– А дедушку тоже звали Збигнев Бжезинский?
– Пан угадал, – просиял поляк. – Имя родители мне дали в честь деда.
«Ну да, – подумал Евгений. – Как я сразу не догадался… Вижу ведь, что рожа знакомая, отвратительная».
– А не был ли дед советником президента США по национальной безопасности?
– Ну, что вы, пан! – У смущенного поляка округлились глаза. – Он служил в дворниках у немцев. А моим родителям удалось сбежать через границу из Великой Германии в Советский Союз.
– Из Германии через границу в Советский Союз? – машинально повторил Евгений.
– Так точно! Через речку переплыли. Редкий случай, когда кому-либо удавалось живым доплыть до советского берега.
– Ладно, извини за беспокойство, Збигнев Бжезинский, – мрачно произнес Акимов и направился к лифту.
Выходя из подъезда, он подумал: «Кажется, влип по самое «не могу» Куда деваться, да еще в таком идиотском прикиде?». Евгений вынул из кармана флешку. И куда теперь ее засунуть? Понимая, что после вмешательства в историю и возвращения Акимова из тридцатых годов Фалин просто-напросто не будет знать о его существовании, друзья долго думали, куда поместить свидетельский видеоматериал, в котором они перед камерой рассказывают о своем намерении воплотить в жизнь идиотскую идею Евгения. Решили, что банковская ячейка – лучший для этого способ. Кроме того, каждый оставил копию у себя. Только где этот банк, где эта  ячейка, где тот парень по имени Юра Фалин, бывший в прошлой жизни другом с детских лет?

----- . . . -----

Не найдя ответов на эти вопросы, Евгений неожиданно для себя направился на Арбат. Он в эти минуты не видел иного выхода, кроме как вернуться туда, где находился последние несколько дней, с тем, чтобы покончить со своей же авантюристической идеей. Сейчас, осознав всю нелепость сложившейся ситуации, Евгений даже удивлялся, как могла прийти в голову такая дикая мысль. И в предвкушении того, что по истечение нескольких часов сможет сделать так, что все вернется на круги своя, ускорил шаг. Но то, что увидел, когда подошел к глухой стене театра, повергло его в ступор: люк, ведущий в переход, отсутствовал. На его месте красовалась небольшая площадка из бетона, примыкающая к тротуару Большого Николопесковского переулка. В темноте нельзя было разобрать, свежий бетон был или старый. Но это уже не имело никакого значения.
Евгений некоторое время осматривался по сторонам, словно надеясь увидеть виновника свалившегося на него несчастья, в то же время понимая тщетность этого занятия, поскольку вспомнил предупреждение Виктора о том, что переход может закрыться. Снова пошел дождь, и он понял, что в сложившихся обстоятельствах единственным во всем мире человеком, с которым можно поговорить, был новый знакомый по имени Збигнев Бжезинский.

– Пан еще что-то хочет узнать? – спросил, открыв дверь, Бжезинский, почему-то не удивляясь возвращению незнакомца.
– Ну, прежде я хотел бы извиниться за внезапное вторжение, – как можно миролюбивей произнес Евгений. – Мне действительно хочется кое-что узнать, только удобно ли в отсутствии твоих хозяев, Збигнев?
– Пан пусть не беспокоится об этом, хозяева ничего не узнают. – Бжезинский посторонился, приглашая Евгения войти. – Не возражаете, если я приготовлю кофе?
Евгений не стал возражать, лишь заметил:
– Не называй меня паном, меня зовут Евгений.
Збигнев кивнул, проводил гостя в богато обставленную гостиную и ушел на кухню. Пока он готовил кофе, Акимов осмотрелся и убедился в том, что интерьер гостиной и, очевидно, всей квартиры не имел ничего общего с жильем некогда обитавшего здесь Юрия Фалина. Принесший через несколько минут две чашки ароматного кофе Бжезинский спросил:
– Может быть, пан Евгений желает кофе с коньяком?
«Почему бы и нет, – подумал, мысленно улыбнувшись, пан Евгений. – Видать, работник в отсутствии хозяев привык жить на широкую ногу». А вслух произнес:
– Ну, если только по чуть-чуть.
После этого от церемониальности Бжезинского не осталось и следа. Он метнулся к бару, и в то же мгновение на журнальном столике, за которым оба расположились в мягких креслах, стояла бутылка армянского пятизвездочного коньяка.
– Настоящий, колониальный из Армении, – даже с некоторой гордостью произнес поляк, разливая в фужеры янтарного цвета жидкость.
– Колониальный? – невольно повторил удивленный Евгений давно не употребляемое в его прежней России слово.
Теперь пришла очередь удивиться Бжезинскому. Он спросил:
– Что-то не так?
– Да нет, все нормально, – поспешил исправить свою оплошность Акимов. – Понимаешь, Збигнев, я после черепно-мозговой травмы долго находился на излечении в стационаре. Физическую травму вылечили, но я потерял память. Врачи сказали, что амнезия некоторое время будет иметь место. Кое-что я, конечно, помню. Например, что где-то здесь поблизости жил мой друг, чей адрес я, к сожалению забыл и перепутал с вашим. А в основном все, что связано с прошлой жизнью, начисто вылетело из головы. Совершенно пустая, никакими воспоминаниями и знаниями, в том числе исторических событий, не обременена.
– Конечно, это не очень хорошо, – покачал головой Збигнев. Но вы живы и это чудесно. Давайте выпьем за ваше здоровье.
Они выпили и Бжезинский тут же налил по второй со словами:
– Колониальным коньяк этот называют не официально, в шутку. Пан Евгений не помнит этого?
– Нет, не помню, – сокрушенно вымолвил Акимов.
– В общем, все республики, которые находятся в составе Советского Союза, называют колониями России. Разумеется, в шутку. А все, что с ними связано, естественно – колониальное.
– Это интересно, – произнес Евгений, вспомнив, что в том СССР, который он знал, все было, скорее, наоборот. – А вот недавно ты Германию назвал Великой. Что это означает?
Поляк подозрительно взглянул на своего гостя и покачал головой.
– Ну, это совсем просто. В тысяча девятьсот тридцать девятом году СССР и Германия заключили секретный договор о ненападении. В этом договоре был пункт о разделе сфер влияния, согласно которому товарищ Сталин и Гитлер поделили между собой весь мир.
– Так уж и весь? – не поверил Евгений.
– Ну, почти весь. За исключением всякой мелочи.
– Очень интересно, – оживился Акимов. – И о чем они договорились?
– Германии досталась вся Европа, Африка южнее экватора. А еще Гитлер получил гарантии от Сталина, что СССР закроет глаза на экспансию Германии на запад. Осуществилась давняя мечта Германии раздавить Британию, уничтожив весь королевский морской флот. Война с США в течение полугода закончилась капитуляцией Америки – таким образом и возникла Великая Германия. При этом Аляска отошла к Советскому Союзу – это было одним из условий при подписании договора.
– А что же досталось Советскому Союзу в результате дележки?
– Прибалтийские страны, в том числе Финляндия, Турция, страны ближнего Востока, северная часть Африки. Остальное переало Китаю.
– Вот как? А остальное, это что?
– Юго-Восточная Азия, Япония, Филиппины, Австралия, а также Южная Америка.
– А Израиль?
– Какой Израиль?
Евгений мысленно обругал себя, понимая, что совершил ошибку.
– Да это я так… Просто вспомнилось кое что. Ну, и как живется человечеству после окончания второй мировой войны?
Збигнев тяжело вздохнул, разлил по фужерам остатки коньяка и предложил выпить за упокой души польской нации, и только потом ответил:
– Трудно сказать. В общем, как-то все государства сосуществуют, и население вроде бы на жизнь не жалуется. За исключением бывших европейских стран. Все нации растворились в одной, германской. В особенности, почему-то нас, поляков, Гитлер ликвидировал как нацию в первую очередь. Он ведь до пятьдесят пятого года возглавлял Рейх. Все мужское население практически превратил в рабов, а женщин в проституток, которыми торговал с африканскими странами в обмен на их неисчерпаемые ресурсы. Некоторым, как мне, например, посчастливилось сбежать в вашу страну, но найти работу можно только в услужении богатым семьям. После смерти Гитлера новые руководители Великой Германии осудили фашизм, только практически ничего не изменилось. Политическое руководство некоторых государств пытается обратить внимание мировой общественности на произвол немцев. Но безрезультатно. Дело в том, что Германия создала атомную бомбу и поделилась ею только с Советским Союзом. А с ядерными державами никто не пытается о чем-либо спорить.

----- . . . -----

Поблагодарив Бжезинского за гостеприимность, Евгений распрощался с ним. Когда вышел из подъезда, начинало светать. Он не зал, что делать. Просто побрел куда глаза глядят. Москва просыпалась, начинался новый рабочий день, и суетливым прохожим не было никакого дела до одинокого мужчины в старомодном костюме довоенного покроя, не спеша идущего по московским тротуарам. «Да, товарищ Сталин, вы действительно большой ученый, как звучало в одной из песен», – подумал, усмехнувшись, Акимов, пройдя несколько кварталов, и представил, как это начиналось. Гитлер, когда увидел предложенный советской стороной проект секретного протокола к Договору о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик, глазам своим не поверил. Несмотря на свои амбициозные планы уничтожить славян, и в первую очередь Советский Союз, в душе он все-таки сомневался в молниеносном успехе, поскольку прекрасно помнил поход Наполеона на Россию, закончившийся бесславно как для него самого, так и для Франции в целом. Ради такого договора Гитлер практически был готов выйти на правительство Советского Союза с предложением подписания документа на самом высоком уровне, но в последний момент, зная о лютой ненависти к нему Сталина, понял, что такой шаг означал бы решение позволить переступить через себя. Незамедлительно Риббентропу были даны соответствующие указания, касающиеся каждого пункта договора и секретного к нему протокола.
Евгений не сразу понял, что его окликнули, когда он проходил мимо какого-то административного здания. Это был молодой, приветливо улыбающийся мужчина с портфелем, стоявший у входа в здание с вывеской, на которой Акимов прочитал: «Управление Комитета государственной безопасности по г. Москве». Остановившись, он спросил:
– Вы – мне?
– Да, я к вам обращаюсь. – Видя нерешительность Евгения, мужчина сошел со ступенек, ведущих к входу в Управление, ему навстречу, продолжая улыбаться. – Остановившись, он произнес:
– Разрешите представиться – полковник КГБ Малеев Виктор. Если не ошибаюсь, Акимов Евгений?
Акимов уставшими от бессонной ночи глазами пристально всмотрелся в лицо полковника и обомлел. На него смотрел, улыбаясь, капитан НКВД Виктор Малеев.
– Витя?!
– Совершенно верно. Но Витя, которого имеете в виду вы, был моим родным дедом. Однажды, незадолго до того, как отойти в мир иной, он просил передать вам одну вещь, если вдруг придется случайно встретиться. Как видите, случилось невероятное, эта встреча произошла. – Полковник вынул из портфеля изрядно потертый планшет. – Узнаете?
– Да, похож на мой, – ответил обалдевший Евгений.
– Вот и замечательно. Пройдемте, нам с вами есть, о чем поговорить.