Про таланты. Человеческий и музыкальный

 

     Из-за операции (убирали сложный  перелом ноги), которую сделали Диме в начале июня (подвернул неудачно ногу), отдых на Чёрном море, куда обычно летом отправлялись супруги Горчаковы,  в  этом году отменялся.

  Коллеги Олеси по музыкальной школе, Виктория  и Валерий Ивановы, уезжали в середине июня к заболевшим родителям в Челябинскую область. Прослышав про житейские проблемы Олеси, и решив, что более подходящих и порядочных квартирантов им не найти в свой дом во Всесвятском, уговорили свою коллегу и её супруга  провести лето в деревне.

- Рыбалка сейчас для тебя – самое подходящее занятия. Дом-то у нас на берегу озера.  С карасями. Снасти найдёте в сарае.  А после рыбалки, м-м-м, знаешь, как приятно попариться в баньке! – Валера  даже закрыл глаза, вспоминая приятные жаркие моменты.
   Этим подкупили Диму. Олесю прельстили огородом с растущими витаминами.

 - Без нитратов и всякой там химии. Огород мы успели посадить: морковку, свёклу. И  ещё кое-что. Вырастет, поймёте что. Если, конечно, будете регулярно поливать и пропалывать грядки. Если надумаете сделать заготовки-засолки,-  соседка, баба Нюша,  поможет. Она продаёт нам молоко, сметанку – корова у неё есть. И куры. Поймёте, в чём разница между свежими домашними яйцами и магазинными. А ещё  в нашем деревенском доме есть пианино. В общем, есть всё, что угодно для  ваших душ. Обо всём подробнее – на месте.

  Олеся и Дима сразу влюбились в деревенскую  жизнь.  Надо сказать, что бабушки и дедушки  Димы и Олеси – городские жители. И что значит – провести лето в деревне и как там расчудесно приятно, ребята узнали только на третьем  десятке жизни.

  День переезда выдался хлопотным. Пока обустраивались, пока знакомились – что где стоит, где что лежит, как что работает, устали с непривычки. Ещё засветло  отправились отдыхать (в городе спать так рано супруги Горчаковы никогда не ложились). В тёмной прохладной горнице с  приятно пахнущими  свежевымытыми полами спалось крепко.

  Утром Дима  проснулся рано. С нежностью взглянул на спящую рядом жену. Решив понежиться ещё, чтобы ненароком, вставая с кровати, не разбудить любимую.  Прислушался к деревенской тишине. Окно, занавешенное тюлевой накидкой, было открыто.

   Тишина была особая, лёгкая,  наполненная  пением птиц, криками петухов, извещающих о появившемся на небосводе солнце, мычанием коров, собирающихся в стадо и отправляющихся на вольные хлеба, то бишь на зелёные сочные травы, редкими покрикиваниями  пастуха.  И всё же главной в деревне утром была тишина. А деревенские  звуки лишь оттеняли, подчёркивали её.

- Так это ж звучит  «Деревенская утренняя рапсодия!» – неожиданно подумалось Диме. Он не знал, что такое рапсодия и подходит ли это определение к тем звукам, которые слышал он через открытое  окно. Муж покосился на спящую жену и решил, что ничего не будет говорить ей: Олеся может посмеяться.
- Не то, что городские звуки, - вдруг неприязненно подумал о городе Дима.

  Второй день в деревне должен быть закончиться банькой. Закончив мыть пол в предбаннике, Олеся   выпрямилась, смахнула  капли пота со лба и  удивленно посмотрела на Диму:

- Знаешь, если бы в городе за день я переделала столько домашних дел: и стирка, и уборка, и готовка еды, и полив, и мытье полов,  я была бы как выжатый лимон.  Наверное, особая деревенская атмосфера -  свежий воздух, зелень -   придаёт силы.

  На языке у Димы вертелось другое определение состоянию городской жены, но он, чтобы не портить хорошие впечатления дня и чтобы не обидеть Олесю, вовремя прикусил язык и согласился с ней:
- К вечеру я чувствовал себя с непривычки  уставшим. Но, начав поливать огород, почувствовал, как проходит усталость. Какая-то сила начала наполнять тело… Наверное, это от земли, - Дима задумчиво обвёл взглядом огород.

  А потом была жарко натопленная банька с распаренным берёзовым веничком, которая не только расслабляла и оздоравливала  тело, но и обновляла душу.
  Олеся блаженно улыбаясь, посматривала на Диму. Тот, попивая чаёк с мелиссой,  цитировал  чьи строчки:
…Баня – это вам не Сочи,
Это чуть повыше класс…
…Нет на свете краше,
Чем парная баня наша… 


  На третий день, точнее в третий вечер жизни во Всесвятском, произошло ещё одно событие, которое поначалу ещё больше влюбило супругов в деревенскую жизнь. Но через недельку и чуть было серьёзно не рассорило Диму и Олесю.

  Управившись с домашними делами, вечером третьего дня, Дима нашёл в сарае  рыболовные снасти, накопал червей и пригласил жену на рыбалку, на вечернюю зорьку.

  Поплавки уже полчаса неподвижно лежали на поверхности озера.
- Даже ни разу не клюнула, - огорченно сказал Дима, собираясь, по настоянию Олеси, смотать удочки  (жену сильно донимали комары).

  Как вдруг мелодичный красивый звук заставил его  выпрямиться, вопросительно взглянуть на жену.
- Глюк, - коротко ответила Олеся и, заметив удивленный взгляд, снисходительно усмехнувшись  музыкальному невежеству  мужа, пояснила:
- Кристоф  Виллибальд  Глюк, немецкий композитор. А это звучит соло из оперы «Орфей и Эвридика». Соло на флейте.

  То, что это звучит флейта с ярко характерным  тембром,  Дима уже понимал. Всё-таки уже три года был женат на преподавателе музыкальной школы.  Правда, он не мог сказать, какая эта флейта, поскольку  музыкального слуха  у него не было. Но это совсем не значило, что  Дима не любил музыку. Всё было ясно и просто в его отношении к музыке: музыка ему нравилась или нет. И неважно, была ли это народная или духовая, классическая  или популярная музыка. Ту музыку, в которой не было красивой мелодии,  Дима называл  разноголосым шумом. Олеся посмеивалась, говорила, что музыка богата не только мелодией, что не всем дано понимать это богатство. Дима не обижался.

  Красивая, чарующая мелодия удивительным образом не нарушала вечерней тишины; она каким-то непостижимым образом,  заполняя пространство между небом и землёй, гармонично вписывалась в деревенский пейзаж. 
  Звуки музыки путешествовали в пространстве и во времени, переплетались с лучами закатного солнца,  создавали лёгкую и прозрачную сказку.
Мягкая и серебристая «Мелодия» Глюка смешивалась с тающим  днём, со светом  мягкости вечернего неба, с разлитыми цветами радуги, рисуя на огромном небесном холсте цветовую гармонию.

  Дима оглянулся на жену: видит ли она тоже этот красивый закат? Но, взглянув на застывшую и отрешенную от этого мира Олесю, не стал её окликать.
  Музыка для Димы вписалась в  его реальность, гармонично взаимодействуя с притихшим озером, с вечерней прохладой, с  красивым закатом. Мелодичное звучание флейты услаждало слух, вызывало добрые чувства, дарило ощущение радости.  После потрясения,  постижения и погружения в гармонию жизни, Дима с удивлением заметил погруженный в воду поплавок. Стараясь не шуметь, он вытащил крупного серебристого карася,  медленно опустил его в ведро с водой; снова нацепил на крючок  червяка и тихо опустил леску в воду. Опять взглянул на закат, впервые в жизни ощущая и осознавая, что есть цветомузыка,  постигая и переживая  до глубины своей  души момент полного счастья.

  Олеся узнала голос оркестровой флейты, которая была в руках умелого и опытного  музыканта. Преподаватель музыки отметила высокое исполнительское мастерство. Олеся ни на секунду не сомневалась в том, что так технически безупречно может играть только мужчина. И… влюбилась  в него.
  Кто-то понимает прочитанную книгу, кто-то – чертёж машины. А Олеся понимала музыку. И только музыка дарила ей особое, ни с чем не сравнимое состояние радости и блаженства.

  Волшебная мелодия перенесла её в Храм музыки. Олеся часто в своих грёзах, в своих путешествиях бывала там, где господствовали волшебные звуки её любимых мелодий. В Храм музыки уносилась она от надоедливой суеты, от обыденности, от прозы жизни. В Храме  музыки исполнялись её самые заветные мечты и желания:  вот она  на сцене, в белоснежном красивом платье за  белым роялем. А рядом он, красивый высокий мужчина в чёрном фраке. В руках у него скрипка.  А нет, флейта. Восхищенный зал, замерев, внимает их божественной игре, а потом долго, неприлично долго, рукоплещет  им; охапки цветов несут к их ногам.


  Талантливая девочка Олеся лет с пяти знала, что будет играть только на пианино. Как ей казалось -  на самом главном музыкальном инструменте. Сейчас, впервые в своей жизни, она пожалела, что выбрала пианино, а не флейту. Или скрипку.
- Какой  сейчас был бы замечательный дуэт: он на одном берегу играет на флейте, а я, на другом берегу  - на скрипке. Его игра на флейте и моя игра на скрипке будут иметь самостоятельный мелодический рисунок; партии будут равноправны. Но музыка будет приятна для слуха слаженностью звуков.
Они будут играть и будут сотворять  мир любви, мир вне времени и на все времена.
  Олеся мечтательно прикрыла глаза  -  она почти явно видела заголовки статей о ней и о нём: «Так зарождался роман двух великих музыкантов».
- Дома посмотрю ноты, повспоминаю, какие есть произведения для флейты и скрипки, - подумала она.

Едва отзвучали последние аккорды, Олеся, даже не взглянув на мужа, поспешила домой. Покидать Храм  музыки она  не спешила.
Вытащив ещё пару приличных  карасей и полюбовавшись угасающими красками на горизонте, Дима направился к деревенскому дому.
Следующим вечером супруги поспешили на берег озера. Дима опять захватил с собой две удочки.

  Возвращаясь  с  рыбалки,  Дима старался понять, какая же музыка понравилась карасям больше: то ли вчерашняя  «Мелодия» Глюка, то ли сегодняшний «Сиринкс» Клода Дебюсси (Олеся просветила). То ли вчера клевали караси потому, что увлеклись Глюком и не заметили подвоха в болтающемся в воде червяке, то ли сегодня были настолько увлечены музыкой Дебюсси, что не замечали даже любимую еду?

  Олеся и раньше слышала «Сиринкса». Но то, как звучала флейта сейчас, под куполом вечернего неба, над притихшем озером, восхитило и очаровало слушательницу. Олесе казалось, что музыкальный инструмент раскрывается здесь и сейчас в полной мере. Мелодия «Сиринкса»  полностью растворена в этом деревенском пейзаже. Таинственная и изысканная мелодия будила воображение, наполняя душу сентиментальностью.

  За вечерним чаем Олеся рассказала мужу легенду про  козлоного и лохматого бога полей, лесов и рек Пана, влюбленного в прекрасную речную нимфу Сиринкс. Как та, спасаясь от Пана, превратилась  в тростинку. А из тростинки печальный Пан сделал флейту, на которой играл печальные мелодии в память о своей любви.

- Этой легенде четыре тысячи лет. Считается, что флейта - первый музыкальный инструмент на земле и родина его – древняя Эллада. Но недавно археологи раскопали в приволжском кургане флейту, которой, как установили специалисты, пять тысяч лет. Возможно, древние греческие путешественники увидели этот музыкальный инструмент в руках у славян и скопировали его.
  Греки молодцы, - помолчав,  добавила Олеся, - они сумели всё записать, зафиксировать на бумаге, или на чём там они ещё писали. Так и превратились у потомков в страну с развитой цивилизацией, а мы, ротозеи…

  Ещё неделю ходили супруги на закате к озеру. Дима брал с собой удочки; рыбалка была с переменным успехом.
  Невидимый музыкант на вечернем концерте обычно исполнял одно произведение. Видимо желая, чтобы музыкальный шедевр раскрылся в полной мере. Олеся заново открывала для себя красоту мелодии Э. Кёлера «В лунном свете», искромётную «Шутку» И.С. Баха, необыкновенную и очаровательную в своей простоте музыку Моцарта.
  Постояв несколько  минут  в оцепенении после смолкнувшей флейты, и не замечая ничего вокруг, Олеся спешила домой, к музыкальному инструменту.

  Жена всё больше и больше отдалялась от мужа, погружаясь в особый, недоступный ему, мир. И раньше бывали такие моменты; Дима оправдывал её - натура-то она творческая, талантливая;  всегда  терпеливо ждал её возвращения. Но в этот раз жена не торопилась к нему.
- И вернётся ли она ко мне в этот раз? – тоскливо сжималось его сердце.
  Дима любил свою жену. Ему нравилось её милые ямочки, непослушный завиток белокурых волос за правым ухом, взгляд,  немного исподлобья,  голубых красивых глаз.
Он долго добивался её, ждал, когда соседка его родной тети обратит наконец-то на него внимания. Соседка его родной тёти обратила на него своё внимание. Дима понимал, что Олеся позволяла ему себя любить. Он довольствовался и был счастлив этим. Жене не перечил, во всём подчинялся ей.

  Олеся почти забросила деревенские  домашние дела. Приготовив на скорую руку простенькие блюда, жена спешила за пианино. Дима один  занимался огородом: вечером поливом, днём прополкой грядок. Отремонтировал крыльцо, кое-что поправил в баньке. Сам ходил в небольшой магазинчик, недалеко от дома, за продуктами. Спали супруги в разных комнатах: так захотела Олеся.

  Как-то утром Олеся, рассчитываясь  за молоко и десяток яиц, которые принесла соседка, поинтересовалась, не знает ли она, кто на берегу озера  в вечерний час играет на флейте?
- От чего ж не знаю, знаю, - сказала тетя Нюша, пряча денежку в карман синего халата. – Это муж моей двоюродной сестры Кати. Иван.
Олеся, заметив, что соседка произнесла имя мужа сестры как-то пренебрежительно,  молча возмутилась - как смеет она, ничего непонимающая в музыке простая женщина (преподавательница музыки уже смогла в этом убедиться)   так пренебрежительно произносить его имя!

  Утренние дела по хозяйству были переделаны; время приготовления обеда для её домочадцев (мужа и одиннадцатилетнего внука) ещё не наступило, и словоохотливой женщине  представилась возможность поговорить.

- Каждое лето приезжают они, сестра моя с мужем, к её матери, моей, значит, родной тётки по отцу, Полине,  из Москвы-то. Ванька  в каком-то оркестре, в театре работает. 
Слово «Ванька» совсем уж покоробило Олесю. Но она смолчала, желая услышать от соседки важную информацию о музыканте.
- Погостят-то они у Полины недельки две, а то бывает и три, а потом куда-нибудь непременно  за границу едут. Говорит Катя, сестра-то моя, почти весь мир уже объездили.
Олеся подумала, что  если так часто Иван ездит за границу (с гастролями, наверное), то фамилия музыканта должна быть ей знакома.
Но тётя Нюша разочаровала:
- И во многих странах  побывали они, и в дорогущих отелях на берегах тёплых морей и океанов жили, и всякую диковинную еду ели…
Рассказ соседки прервал крик внука:
- Бабушка!
Мальчик стоял на крыльце соседского дома и  держал в руке сотовый телефон. Отставив в сторону руку с телефоном, он снова прокричал:
- Тётя Катя спрашивает, принесёшь ли ты им сегодня творог и молоко?
- Скажи ей, после обеда на рынок пойду и зайду к ним, занесу и молоко, и творог.
- Тетя Нюша, а можно я с Вами пойду? – Олеся умоляюще посмотрела на соседку.
- Куда? – не поняла пожилая женщина.
Олеся слегка растерялась:
- Ну, на рынок дорогу покажите.
- А-ааа! От чего ж нельзя, можно.
Внук Данила не унимался:
- Бабушка, а где моя синие шорты? Я хочу к  Петьке сходить.
Соседка, решив продолжить разговор со странной девицей Олесей по дороге на рынок,  опять обернулась к  внуку:
- Сейчас подойду!
А Олесе сказала:
- Накормлю своё семейство и кликну тебя.

  Дима ремонтировал табуретку во дворе дома и молча наблюдал за Олесей. Он понимал, что рынок был только предлогом и что Олеся хочет увидеть этого музыканта Ивана.
  Жена поспешила на кухню. Нагрела воды, помыла и тщательно уложила волосы. Потом долго наглаживала бело-голубое платье, сожалея, что не взяла в деревню своё самое красивое платье.
Дима молча следил за приготовлениями жены. Олеся демонстративно не замечала мужа.

После ухода жены Дима зашёл в дом, достал свою сумку, намереваясь сложить в неё свои вещи и уехать вечерним автобусом в город. Рассеянно постоял посередине комнаты, швырнул сумку на пол и вышел во двор.

  Вернулась Олеся с рынка довольно быстро, менее чем через час. Без сумок, пакетов, авосек. Муж и не ожидал, что жена сегодня с рынка придёт с полными сумками продуктов. С посеревшим лицом,  довольно быстрым шагом прошла по двору,  не замечая ничего вокруг. Дима было приподнялся с кресла-качалки, постоял, подумал, и опять сел. К Олесе, он понял, в этот момент лучше не подходить. Он не знал, что произошло. Но чувствовал, что встреча с музыкантом состоялась. И Олеся, видимо, сильно разочарована. Злость прошла, и Диме вдруг стало жалко жену. Он чувствовал, что Олесе очень плохо, больно. Но помочь сегодня он ей не может. Через какое-то время Дима услышал приглушенные рыдания. Он совсем растерялся, не зная, что делать, как поступить.

  На вечерней зорьке Дима вынес из сарая две удочки и кликнул внука бабы Нюши на рыбалку. Мальчишка с радостью согласился. Олеся из дома не показывалась.

Опять в вечерней тишине над озером звучала  музыка. Всё, что запомнил Дима из рассказов своей жены о флейте, он пересказывал мальчишке.
- Да, - соглашался мальчик, - красиво звучит. И закат красивый.
Дима, переводя взгляд с поплавка на мальчишку, понимал, что тот соглашается с ним из вежливости; было понятно, что Данила тоже ничего не смыслит в музыке. Но это не огорчало  мужа преподавательницы музыки.
Взрослый товарищ  чувствовал, что это прикосновение к красоте, которое произошло сегодня вечером и которое, было заметно, впечатлило, скорее всего, не пройдёт бесследно для мальчишки.
Дима не знал, что за произведение звучит сегодня вечером, но уловил завораживающую мелодию в чистых и ясных звуках флейты, услышал чарующую томность и волнующую грусть.
- Кажется, я стал лучше понимать музыку,  – пробормотал он про себя. Это открытие его обрадовало.  Музыка успокаивала его; раздражение и боль прошли.  С поездкой в город он решить повременить.
  На следующий день ничего в поведение Олеси не изменилось: из своей комнаты  она не выходила, с Димой по-прежнему не разговаривала.

Настроение у него улучшилось после обеда, когда соседский внук, сидя на заборе  (Дима окучивал картошку у себя на огороде), поинтересовался,  возьмёт ли дядя Дима вечером его опять на рыбалку?
- Не хочешь мне помочь? – Дима выпрямился, посмотрел на скучающего мальчишку.
 Данила с тяпкой подошёл к Диме, с видом знатока оглядел участок огорода, отметил отсутствие сорняков и посетовал, что вот  у них картошка вся заросла и стоит не окучена.
- Дедушку радикулит разбил, так он говорит, а у бабушки  стали болеть ноги.
Дима улыбнулся и предложил пойти к ним на огород и привести картофельное войско в порядок.
На соседском огороде показал мальчишке, как бороться с картофельными врагами и как правильно окучивать картошку, чтобы урожай был бы побогаче. Соседский внук оказался понятливым малым.

  Бабушка Нюша, увидев слаженную работу мужа Олеси и своего внука, поспешила на кухню, быстро накрутила на мясорубке мяса, замесила тесто и налепила пельменей.
На запах пельменей приковылял дед, держась одной рукой за перевязанную пуховым платком поясницу; в другой  руке  у него была припрятанная в своё время от жены начатая бутылка водки. После стопочки-другой завязался разговор.
Счастливый момент расслабленности, даже какого-то умиротворения, прервал Данила, появившийся в дверях комнаты с небольшой баночкой в руках:
- Дядя Дима, я червей уже накопал.

  Вечером был отменный клёв; штук десять приличных карасей  плескались в ведёрке  с водой.
Опять над озером  звучала музыка, наполняя  Димину душу щемящей тоской, жаждой нежности.
Взглянув на мальчишку, он заметил, что Данила уже более внимательно вслушивается в ясные звуки флейты. Диме вдруг захотелось рассказать этому маленькому человеку всё то, что он знал о музыке, о том, какая музыка ему нравилась и почему.
- Как удивительно!  Нотки ладно связываются друг с другом и получается красивая музыка. Чудо? А, говоришь, талант… Да, конечно. Талантливый у вас родственник. Слышишь, как красиво играет?
  Дима, конечно, лукавил. Ему нравилась красивая мелодия, но он  не мог определить, насколько хорошо исполнял музыкант в тот вечер музыкальное произведение. Но это совсем было неважно. Пришедшая мысль его обрадовала:
- Знаешь что, Данила, а приходи-ка к нам завтра часов в 10 утра и попросили тётю Олесю показать  тебе, как звучат ноты, попроси её рассказать о пианино, как оно появилось. Знаешь, это очень увлекательная история. А караси забери, бабушке скажи, что моя жена приболела. Потом меня на уху пригласите.
На том и порешили.

Часов в восемь утра Дима заглянул в комнату к Олесе:
- В 10 утра к нам придёт внук соседей, Данила. Он просит рассказать про музыкальный инструмент, на котором ты играешь,  и как получается музыка.
Олеся никак не отреагировала на слова мужа. Но Дима почувствовал, что жена уже готова к общению.
  Перед приходом мальчишки,  Дима, чтобы не мешать и не смущать жену, ушёл на огород  допалывать картошку. Через какое-то время, услышав игру на фортепиано  (зазвучали детские песенки про Антошку, которого звали копать картошку, про белогривые лошадки-облака),  Дима облегченно выдохнул.  Потом Дима услышал робкие и  несмелые звуки «Во саду ли, в огороде». И с усмешкой  отметил про себя, что, оказывается, он может отличить игру Данилы от игры своей жены. Дима  как-то жаловался Олесе, что для него совсем непонятно, как некоторые люди умудряются различать игру разных музыкантов. Вроде бы нажимают на одни клавиши, звучат одни и те же звуки… Олеся рассказывала ему про творческую индивидуальность, о том, что разные музыканты по-своему истолковывают музыкальное произведение, как чувствуют, как понимают его. Говорила про тембральную окраску, про разную манеру звукоизвлечения  и ещё о чём-то малопонятном для Димы.

  Минут через сорок Олеся вышла проводить Данилу. Мальчик, вприпрыжку направляясь к своему дому (ему не терпелось рассказать бабушке и дедушке о своих музыкальных успехах), на ходу прокричал:
- Дядя Дима, а я уже умею играть «Во саду ли, в огороде».  У меня есть музыкальный слух. Так Олеся Ярославна  сказала. А завтра она мне покажет, как  играть  «Во поле березонька стояла».
Дима прокричал ему «Молодец!» и, взглянув на жену, поторопился закончить  окучивание  последних рядов  картошки.  Олеся не ушла в дом, а, прислонившись к двери, виновато смотрела на мужа.

  Она не просто вернулась из Храма музыки. Можно сказать, что её даже вышвырнули  из него. И произошло это в тот момент, когда она увидела, как некрасиво повёл себя Иван со своей женой, столкнув её в буквальном смысле с узкой тропинки, позволяя какому-то важному чиновнику, шедшему им навстречу, величаво протопать  дальше.

А потом, когда тётя Нюша, представила Олесю, сказав, что её соседка – преподавательница музыки и что ей очень нравится его вечерняя игра на озере, Олеся увидела, как снисходительно он на неё взглянул. Невысокий плотненький мужчина, длинные седовласые волосы которого небрежно трепал ветер, не проронил ни слова, лишь пренебрежительно усмехнулся тонкими сухими губами.
Олесю точно окатили ведром кипятка. До рынка оставалось пройти несколько шагов. Но она быстро развернулась, торопливо  проговорив недоумённой тёте Нюше «Потом, потом», и быстро зашагала прочь,  приговаривая про себя:
 - Только бы не побежать, только бы не побежать…

  В эти два тяжелых дня, в эти две бессонные ночи у Олеси шло  серьёзное переосмысление жизни. Молодая женщина  понимала, что ей надо менять свои взгляды на жизнь и заново выстраивать своё отношение с реальностью.

  Стоя на крылечке дома и глядя на Диму, Олеся думала о том, что хоть и не наделён её муж музыкальным талантом, но зато у него есть человеческий талант. И это, оказывается, для неё важнее. А надменность и самомнение Ивана, получается, превысили его  музыкальный талант.
- Да, - проговорила она негромко, - человеческий талант для меня важнее. А Дима меня простит.

- Дима! – крикнула Олеся.
Муж прекратил работу, выпрямился, посмотрел на Олесю.
- Ты заканчивай, а я пойду готовить ужин, - громко сказала она и приветливо помахала ему рукой.
Дима перестал торопиться. Не спеша закончил окучивание последних рядов картошки. Потом, также не спеша, начал поливать  огород.
В дом он зашёл часа через полтора.
Олеся в тот вечер уснула в объятиях Димы довольно быстро. Перед сном прошептала:
 - Нам надо родить ребёночка.
Муж, нежно поглаживая жену по спутанным волосам, мягко прошептал:
- Непременно. Только не сегодня. Сегодня, любимая, спи.
Утро было нежным. И музыкальным. Было заметно, что мальчишке нравится заниматься с Олесей.
- Молодец!  - сказал Дима. - Теперь ты уже умеешь играть два музыкальных произведения. Рыбалка сегодня вечером отменяется. Завтра пойдем, хорошо?
Диме хотелось побыть и вечером с женой.
Мальчишка легко согласился и вприпрыжку побежал к дому. Ему хотелось поскорее сообщить о своих музыкальных успехах. Бабушка с дедушкой тоже были довольны: внук занят хорошим делом; да и от оплаты за занятия Олеся отказалась, сказав, что эти занятия ей в радость.

Тёплый день был наполнен радостью. Дима немного тревожился за вечер.
  После ужина Олеся, включив телевизор и взяв в руки шитьё, удобно расположилась в кресле. Минут через десять, понаблюдав за женой, и поняв, что ей как-то неловко и тревожно, Дима выключил телевизор, подошёл к Олесе:
- Пойдём, - сказал он, протягивая  ей руку. Жена послушно отложила в сторону шитье, подала ему свою руку.

  Солнце  славно потрудилось днём: обогревало, отогревало, освещало. К вечеру устало.  Разморило светило; раскраснелось оно, залило ярко-красным светом камыш и деревья. Раздобрело, пополнело  светило. Скатилось на край неба. Последние лучи мягко серебрили озёрную рябь, нежно кутали красноватой  солнечной шалью мужчину и женщину на берегу.
Супруги  ждали, когда зазвучит над озером флейта. И она подала голос, заиграла.
- Эрнест Кёлер. Вальс цветов, - узнала  Олеся.
Наполненная светом и нежностью, музыка Кёлера демонстрировала все возможности флейты.
Через минуту, вслушиваясь:
 - Какие возможности у флейты! Они так велики, что этому музыкальному инструменту подвластны самые разнообразные звуки и краски. Говорят, что Кришна, главное божество индуизма, создал мир через красивое звучание флейты.
- Верю, - так же тихо сказал Дима, обнимая за плечи жену.

  Взлетали звуки, касались неба и лёгких розовых облаков. Даже солнце на какие-то мгновения зацепилось за край горизонта,  внимания обольстительным звукам.            
Лёгкий ветерок подхватывал над озером музыкальные звуки красивой мелодии, вплетал их в зелёные локоны ивы. Тонкие ветви, как струи водопада, опускались до самой воды. Плакала ива, наклонив крону-голову.
То ли флейта аккомпанировала вечерним песням птиц, стрекотанию кузнечиков, кваканью лягушек и  водным всплескам, то ли наоборот…
  На большом небесном экране создавались узоры, сотканные из сочетания бархатных звуков музыки и закатных красок. Творилась гармония мира.

Дима почувствовал, как перехватывает дыхание от увиденной картины, услышанной музыки.  Он чувствовал, что находится вне времени. Или это и есть прикосновение к вечности?  К бесконечному счастью? Он понимал, что в мире нет слов, чтобы описать его самочувствие. Или он их не знал? Впрочем, даже специалистам пока трудно  объяснить воздействие музыки на человека, объяснить магию музыки.

Олеся резко развернулась, уткнулась в плечо мужа и заплакала  навзрыд.
Дима осторожно обнимал одной рукой, а второй рукой гладил жену по вздрагивающим  плечам.
- Зря она пошла на встречу с этим Иваном… - думал он. -  Я вот могу просто слушать, просто наслаждаться красивой музыкой… Для меня она существует отдельно от этого Кёлера, от этого Ивана… Они, получается, просто проводники… Это не их великая личная заслуга, что Бог наградил их талантом… Дал взаймы. И отдать надо человечеству…  Талант не принадлежит одному человеку. Ему дали. И передать он должен другому.Ну да, они трудились… А не трудится ли врач, склонившись над операционным столом;  не трудится ли пахарь в поле; не трудится ли строитель, сооружая надёжный, тёплый дом;  учитель, рассказывая детишкам, что есть добро, а что есть зло в этом мире?..  Да, и у этих людей есть мера ответственности перед другими людьми… И мера ответственности позначительнее, чем у музыкантов… Но музыканта может услышать большое количество слушателей, картину в музее  может посмотреть много зрителей, поэта и услышат, и прочитают многие читатели-почитатели…Всё дело в публичности? В эмоциях, которые рождают шедевры? В необъяснимой магии?
Хорошо, что она пошла на встречу с этим Иваном. Хорошо, что она опустилась на землю из своего придуманного воздушного замка…

   Замолчала музыка. Исчезла в вечернем пространстве. Солнце спряталось за горизонт. Потемнели облака. Серые сумерки окутали деревенские дома, деревенские окрестности.
Успокоилась Олеся. Вытерла ладонями мокрое лицо. Зябко подёрнула плечами:
- Холодно. Пойдём домой.
А потом, после вечернего чая, был долгий разговор. Олеся выплакалась, теперь ей надо было выговориться.
Она просила прощение у Димы, говорила, что наказана:
- Ведь сказано: «Не сотвори себе кумира». А я пыталась сотворить. Но ведь как красиво он играет…
- Олеся,  ты забыла про композитора. Он создал произведение, записал нотными знаками на бумаге.
- Но без исполнителя эта была бы просто исписанная бумага…
Дима возразил:
- Хороших композиторов не так уж и много. А исполнителей…Пруд пруди.
Олеся усмехнулась, но не обиделась.
Дима продолжил:
- Чтобы сотворилось музыкальное чудо, нужен не только музыкальный шедевр и талантливый исполнитель, но нужны ещё и я, и ты…Слушатель нужен.
Олеся согласилась.
- Я всегда, ну, до этой минуты думала, что  красота спасёт мир. Думала, что красота и искусство способны пробуждать только добрые чувства. Я думала, что музыка – это категория только добра…  Или искусство, красота  – категория добра. Получается, что нет. Наш мир  не становится лучше… Может, потому, что в мире искусства много подделок…
Дима:
- Вот, вот. Чуши собачьей много… Да ещё и деньги немалые за неё получают…
Олеся:
- Значит, должна быть какая-то грань, граница… 
Дима, прихлопнув комара, сказал:
- Мне запала в душу фраза, которую на днях произнесла тётя Нюша:  «Когда Господь что-то даёт, он взамен что-то отнимает».
Олеся растерянно тихо сказала:
- Я всю жизнь свою, до этой минуты, считала, что талант  музыканта, или художника, или поэта, возвышает его над другими людьми. Получается, что музыкальный  талант, или талант вообще,  стоят  в одном ряду  с другими человеческими качествами?
Внезапная мысль поразила её:
- Бог, видимо, не хочет, чтобы обыкновенный человек приблизился к нему. Человек должен оставаться человеком, со своими слабостями, со своими недостатками…

После минутного молчания продолжила:
 - Бог поступает правильно. Он не выбирает, кого наградить музыкальным даром, кого – даром понимать физические или химические явления, кого – поэтическим даром…  Пред ним все мы равны. Получается, случайность выбора?  И то, как ты распорядишься этим даром, целиком твоя заслуга? Или твоя недоработка?
Ночное светило, заглядывая в окошко к молодым и услышав их разговор ,  аж потемнело:
- Вы слышали? – спросила возмущенная Луна у ближайших соседских звёзд.
И продолжила с иронией:
 – Какие планетарные вопросы  пытаются понять и решить эти двое на кухне!
Дима подошёл к окну и прикрыл его. Яркие соседки  блёклой Луны перемигнулись, захихикали.
Дима задумался:
- Зачем-то музыка понадобилась даже древнему человеку. Только ли как способ познания мира? Нет, задачи, вероятно, шире и значительнее…   Но это человечество, то есть мы, чего-то  недоучли, чего-то недопоняли, раз насилие в мире не уменьшается…
 Может, в этом и кроется  разгадка до сих пор ещё несовершенного мира. Искусство, на которое люди возлагали большие надежды по совершенствованию  человеческой природы,  не оправдало надежд.
И, помолчав, добавил:
- Скорее всего, настоящее искусство, нравственное искусство способствует совершенствованию. Но оно должно быть, по-видимому, в содружестве с чем-то ещё. Или что-то мешает… Что-то надо убрать из нашей жизни…
Знаешь, наверное, хорошо, что не все люди обладают музыкальным слухом… У нас есть возможность совершенствоваться: познавать искусство, заниматься творчеством. Я вот хочу научиться понимать сложную музыку, научиться радоваться не только тому, что угадал продолжение мелодии, но и оценить её необычный мелодический ход, внезапность.  Через знакомое узнавать незнакомое.

Олеся тихо произнесла:
- Самый главный талант среди  людей – это талант человечности.
Дима подошёл к окну, взглянул на ночное светило и, улыбнувшись жене, спросил:
- Так я услышу сегодня мою любимую «Лунную сонату»?
Олеся, тепло взглянув на мужа, кивнула головой  и открыла крышку старенького пианино.
Зазвучала плавная мелодичная музыка. Музыкальным раздумьям становилось тесно в маленькой деревенской кухоньке.

  Дима выключил свет, открыл окно. Звуки устремились наружу; обволакивали нитями из прошлого  полусонные деревья, соседние дома и устремлялись ввысь. Там, в вышине, в ночной тишине, таинственно и волшебно  переплетались с фантазией, со светом Луны и светом далёких звёзд. Человеческое сердечко наполнялось нежностью, жаждой любви. Некоторые звуки неосторожно касались небесного мрака,  и в сердце любящего закрадывалась угрюмо-хмурая тревога, но звёзды  дарили  луч надежды,  и опять звучали звуки предчувствия радости, проблеск спасения, но тусклое ночное светило гасило свет разноцветных звёзд. В тихие, сердечные звуки закрадывается печаль и грусть. Надежда призрачна, обманчива.  Обида и сильная боль переполняют сердце.

  Человеческое сердце сильно негодует  - счастье невозможно. Человеческое сердце скорбит.  Гимном неразделенных чувств назовут эту музыку люди. 
Дима припомнил  рассказанную Олесей   историю создания этого музыкального шедевра.

  Тридцатилетний Бетховен влюбился в милую и очаровательную девушку. Двое влюблённых надеялись на счастье. Но обстоятельства сложились так, что Бетховен  и Джульетта расстались.
Великий композитор сотворил чудо – дивные мелодичные звукосочетания.
- Нет  в мире таких слов, чтобы описать накал страстей, которые  испытал более двух столетий назад молодой человек. Может, я их просто не знаю,  эти слова… -  размышлял Дима.

  А  музыка  Бетховена звучит… Боль истерзанного сердца и горечь от предательства… Гамма возмущения и изумления, отчаяния и ревности, досады и  негодования, скорби и протеста… Музыкальный ураган третьей части сонаты сметает все на своём пути, освобождая место под строительство нового  чувства. Людвиг ван  Бетховен молод. Надежда на счастье есть. Нет, сердце не совсем разбито. Поэтому и не ощущается  уныния и тоски, обречённости и бессилия,  ожесточения и  потерянности.

Дима взглянул на бледное ночное светило, показавшееся в тёмных разрывах туч, усмехнулся. 
- Хоть  и называется это произведение «Лунной сонатой», да не про твою честь. «Соната в духе фантазии», так назвал Бетховен свое творение.
(«Лунной» сонату назвал один из друзей  Бетховена, поэт Людвиг Рельштаб.)
Лунный луч  мстительно упал на щёку Олеси; по ней катилась слезинка…

Последние аккорды отзвучали, растворились в подлунной дали.
  Молодая женщина тихонько закрыла крышку пианино, подошла к мужу, прижалась к нему, и, словно угадав, о чём думает муж, сказала:
- Я думаю, что  не соответствует название этому произведению. Кстати, и не я одна. Против этого названия не раз возражали. И раньше, и теперь. Но название «лунной» сохранилось прочно до наших дней.
Лунная ночь у нас ассоциируется с романтическо-волшебным, нежно-задумчивым настроением.

Лунный луч запутался в светлых волосах Олеси, благодарно рассыпал красивые лунные  золотинки.
- Но и название «Соната в духе фантазии», по-моему, подходит не ко всему произведению в целом.  Да, начинал Людвиг под этим названием, но потом обстоятельства жизни изменились, настроение переменилось…  Изменился и характер музыки…
Композитор, мне кажется, просто не задумывался над названием. Ему было важно другое…
Хотя этот шедевр и посвящён былой возлюбленной, но, я думаю, не она истинная героиня сонаты… Просто она попала под гениальный взгляд художника.
- Оказалась музой музыканта?
- Возможно. Сейчас можно только предполагать, гадать…
Помолчали. Потом Олеся покрепче обняла  мужа и прошептала:
- Я вспомнила слова писателя Михаила Пришвина:
«Тот человек, кого ты любишь во мне, конечно, лучше меня: я не такой. Но ты люби, я постараюсь быть лучше себя…»

Ветер, заигрывая со стройной берёзкой у калитки, перебирая нежно её зелёные косы, тихо шелестел, напевая:
       Знает только ночь глубокая,
       Как поладили они…