Полковник Егор Ковалевский в Пекине

В царствование Николая I, в 1849 году, в Пекин был направлен XIII состав аккредитованной в этой столице русской духовной миссии, во главе с архимандритом Палладием Кафаровым — одним из крупнейших востоковедов своего времени. Стоит напомнить, что именно отец Палладий разработал чёткую рациональную систему транскрипции китайских собственных имён буквами КИРИЛЛИЦЫ. Его система, получившая имя ПАЛЛАДИЦЫ, господствовала в России и в СССР век с лишним. И даже потеснённая в 1970-ые годы другой, весьма скороспелой системой — всё ещё держится до наших дней, не сдаётся, медленно уступая позицию за позицией...

В ожидании китайских приставов XIII миссия целых три месяца провела в пограничной Кяхте, на территории Бурятии. Русский пристав тоже задерживался, что порождало тнервные разговоры. Пользуясь свободным временем, сотрудники миссии штудируют китайские словари и практикуются в монгольских диалектах...

И вот в Кяхту прибывает пристав XIII миссии — полковник Корпуса горных инженеров Егор Петрович Ковалевский (18О9 — 1868). С собой он привозит крупные денежные суммы, а также инструкции Азиатского департамента МИД. Егор Ковалевский — человек удивительных дарований и удивительной судьбы. Потомок есаула Ковалевского, одного из основателей 2-го Харькова (1646 год). Младший брат Евграфа Петровича Ковалевского, главного начальника Алтайского горного округа. «Странствователь по суше и морям» — так он сам нарекает себя. Геолог, географ, у него был невероятный нюх на золотые месторождения. Черногорский полевой командир, крепко потрепавший австрийцев (это тоже он!). Участник Хивинской экспедиции графа В. А. Перовского, где, будучи отрезан от головного отряда, он с горстью храбрецов засел в каком-то старинном заброшенном укреплении — и выдержал долгую осаду кочевников! Ковалевский — составитель первой карты Сеннарского полуострова в Судане. Друг сикхского короля Ранджит Сингха... И теперь Егор Ковалевский впервые в жизни едет в империю Дай-Цин-Го, а тем временем в Санкт-Петербурге верстается его книга «Путешествие во внутреннюю Африку»...

Пристав духовной миссии — безусловно, ответственная должность. Но в сущности, незаметная, непрестижная. Кому-то могло показаться, что полковник Егор Ковалевский, со своим неудобным, независимым нравом, наконец-то, угодил в опалу. Да Ковалевский вообще-то и не возражал, чтоб так думали...

Вслед за Ковалевским, в Кяхту приезжает Иркутский губернатор В. Н. Зарин. А вскоре и китайские приставы подтянулись. И 19 июля 1849 г. после торжественной литургии в Троицко-Савском соборе и окропления обоза миссии святой водой, длинный караван, сопровождаемый крестным ходом, двинулся к воротам Маймачина. Этот китайский городок в Монголии располагался аккурат напротив Кяхты. Здесь был пройден таможенный досмотр, и караван, насчитывавший 90 экипажей, медленно двинулся к Пекину. До первой станции на реке Иро миссию сопровождали русский пограничный начальник и китайские чиновники из Кяхты. Здесь у Ковалевского произошёл жёсткий разговор с китайцами. Пристав настоял на продвижении дипломатического каравана через Монголию по купеческому тракту, отвергнув маршрут по зыбучим Аргалинским пескам, на котором настаивала принимающая сторона.

2 августа миссия прибыла в столицу Внешней Монголии — Ургу (теперь этот город называется Улан-Батор). Здесь она провела пять дней и двинулась в сторону Калгана... 28 августа Палладий писал своему коллеге-китаеведу Любимову:

«Тетрадь Ваших дорожных заметок не выходит из рук Егор Петровича [Ковалевского], и мы следуем и сообразуемся с Вашими указаниями».

Надо сказать, что во время своих многочисленных командировок Ковалевскому приходилось посещать страны и области, усеянные костями слободских, сибирских, иркутских, оренбургских, яицких, запорожских, донских казаков. Кровь проливавших за казацкую волю. Или за казацкую славу. Или просто умерших, честно и скромно выполняя свой долг. И вот теперь, у развалин Цаган-Балгасуна, караван миссии поравнялся с очередной казачьей могилой.

«Мы остановились у небольшого кургана с камнем наверху; на камне – иссеченный крест! Каждый перекрестился, обратившись к кресту: это могила христианина, русского, казака, умершего лет 30 тому назад, из числа людей, оставленных здесь миссией на зимовку… Никогда не казались мне столь торжественными торжественные слова панихиды, которую совершало наше почтенное духовенство над заглохшею могилой казака… каждые десять лет повторяется она.» — писал слобожанин Ковалевский.

18 сентября миссия достигла Калгана. 23 сентября на станции Нанькоу их встретил один из членов XII состава миссии, а затем, в деревне Цинхэ – ещё двое миссионеров и с ними — группа казаков-албазинцев. Это были наследники бунтаря Никифора Черниговского. Спасая национальную свободу, их предки ушли с Илима на Амур, что стало началом их эпопеи. Затем последовали русская амнистия и маньчжурский почётный плен, с Амура они были уведены в Пекин. Где под высокой рукой богдыхана сохранили казачье самоуправление и приумножили боевые заслуги. Полковник Ковалевский всматривается в их лица. Они одеты в экзотические мундиры, а казацкая кровь в их жилах густо перемешана с маньчжурской... Но всё же, они — казаки. И Ковалевский — потомок казаков несправедливо-уязвлённого Слободского войска. 28 июля 1765 г. указом узурпаторши Екатерины II оно было официально расказачено. Екатерину сменил легитимный Государь Павел I, благоволивший к казачьему народу. Однако, восстановить Слободское войско он не успел...

Ковалевские служат Российской империи. Албазинцы – империи Дай-Цин-Го. НО полковник Ковалевский смотрит на них как на братьев. 27 сентября 1849 г. миссия вступила в Пекин. Ковалевский записывает:

«Ранее полудня приехали мы в наше Южное подворье, где ожидали нас архимандрит, духовные члены миссии и Албазинцы – старики, молодые, женщины, дети, словом, всё [пекинское] население Албазинцев, простирающее до ста человек… Все мы отправили в церковь отслужить благодарственный молебен.»

Ковалевский предложил входившему в состав миссии художнику И. И. Чмутову запечатлеть эту литургию. Зарисовка вошла в путевой альбом Е. П. Ковалевского, а 10 лет спустя питерский художник и гравер В. Ф. Тимм сделал на её основе литографию «Божественная литургия, совершаемая православным русским духовенством в Пекине албазинцам (потомкам пленных русских, захваченных китайцами в 1685 году при взятии крепости Албазин на Амуре)» Это — одна из немногих, если не единственная, картина с подобным сюжетом!

Семь месяцев прожил Ковалевский в Китайской столице, посещал храмы, театры, монетный двор и обсерваторию; объездил окрестности, побывал на каменноугольных копях и чайных плантациях. А главное — собирал информацию по Синьцзяну. Выполняя конфиденциальное поручение Азиатского департамента МИД. Полковнику надлежало подготовить почву для предстоящих переговоров об устройстве российских торговых факторий в Китайском Туркестане.

Русская духовная миссия занималась церковным окормлением албазинцев, а также давала работу некоторым из них (например, по обслуживанию обсерватории, созданной в пекинском подворье миссии). Однако, психологический климат оставлял желать лучшего. Многие присланные из России священники смотрели на албазинцев как на людей низшей культуры — что абсолютно не соответствовало действительности. Стоит вспомнить, что из восьми маньчжурских корпусов-«знамён» старшим считался корпус «Жёлтого с красной каймой знамени», в его списках числилась богдыханская (императорская) фамилия. И вот в этот элитный корпус входила рота албазинцев! Все маньчжуры — дворяне. Все албазинцы — тоже дворяне!
Харьковскому дворянину и природному казаку Ковалевскому удалось наладить с албазинцами неформальный контакт. Вскоре они уже понимали друг друга с полуслова. И албазинцы рискнули обратиться к Ковалевскому с просьбой, которую едва ли решились бы озвучить в разговоре с чиновником-службистом. В 1850 г. Ковалевский доложил в Азиатский департамент МИД о прошении албазинцев относительно перевода Св. Писания и богослужебной литературы на китайский язык. Не стоит задним числом обвинять албазинцев в недостаточном патриотизме. Всё намного сложнее. Албазинцы — полуманьчжуры по крови. Однако, параллельно с оманьчжуриванием албазинцев в империи Дай-Цин-Го шёл процесс окитаивания маньчжурского народа. Так что в 1761 году богдыхану пришлось даже отменить для чиновников-маньчжур экзамен по родному языку. Нельзя было и от албазинцев требовать совершенного знания 4-х языков: китайского, маньчжурского, русского и церковнославянского...

25 июля (6 августа) 1851 г. в синьцзянском городе Кульджа был заключён договор о пограничных отношениях России и Китая в Восточном Туркестане. С российской стороны его подписал полковник Е. П. Ковалевский, с китайской – синьцзянский наместник И Шань и начальник Тарбагатайского гарнизона Бу Ян-тай. Ковалевский проявил завидную осведомлённость в проблемах региона (какие-то сведения он мог получить и от пекинских казаков-албазинцев, имевших свою диаспору в Кульдже). Кульджинский договор состоял из 17 статей. Он открывал для русской торговли Кульджу и Чугучак. Торговля объявлялась беспошлинной, меновой, и отпуск товаров в кредит не разрешался. Россия получала право назначать в Кульджу и Чугучак консулов и могла создавать торговые фактории. Русские купцы могли проживать в Кульдже и Чугучаке в период с 25 марта по 10 декабря, а движение русских торговых караванов, состоящих не менее чем из 20 верблюдов, должно было производиться по установленным трактам в сопровождении китайской охраны. Договор определял порядок регулирования всякого рода споров и инцидентов.

Дружба Егора Ковалевского с албазинцами стала провозвестницей дальнейшего сближения албазинцев с российскими казаками. Прошло полвека – и плечом к плечу стояли они в жестокие дни Боксёрского мятежа 1900 года!

На рубеже XIX-XX столетий императрица-регентша Цы Си явилась злым гением маньчжурской нации. Хитроумная дворцовая интриганка, которую не без оснований подозревают в причастности к скоропостижным смертям богдыханов Сянь-Фэна (её мужа) и Тун-Чжи (её сына), – она сумела сосредоточить в своих маленьких ручках огромную власть, но оказалась никудышным государственным деятелем. В конце концов, Цы Си домудровалась и доинтриговалась до того, что вступила в сговор с пресловутыми ихэтуанями, сектантами-наследниками "Белого Лотоса", проповедовавшего зоологическую ненависть к маньчжурам. И ещё бОльшую – к христианам... В 1724 году богдыхан Юн-Чжэн предостерегающе сказал:

– Лживое учение "Белого Лотоса" ловко прикрывается маской добродетели!

Человечество смогло убедиться в правоте его слов... Когда весной 19ОО года в восточных провинциях Китая, сильно пострадавших от неурожая 1899 года, активизировалась подстрекательская деятельность вышеупомянутой тоталитарной секты. Новой эмблемой своей секта избрала увесистый кулак: отсюда и происходит закрепившееся за её адептами прозвище "боксёры". Новое самоназвание секты было "И-хэ-цюань" ("кулак во имя справедливой гармонии"), а "боевые ячейки" носили созвучное имя "И-хэ-туань" ("отряды справедливой гармонии"). От "нравственно-мистической" риторики ихэтуани перешли к агрессивным призывам и жестоким погромам.

Примечательно, что Ульянов-Ленин и его адепты поспешили провозгласить движение ихэтуаней – "национально-освободительным сопротивлением" иностранному засилью в экономике Китая. Хотя здесь кстати будет сказать, что жутким истязаниям и убийствам подвергались не только британские торговцы, русские строители, французские миссионеры, – но равным образом их жёны и дети! Как это похоже на позднейший красный террор, развязанный ленинцами в России!

Что же касается Цы Си, то за спиной маньчжурского народа она столковалась с мятежниками. И с её подачи "боксёрские" вожаки выкинули модифицированный лозунг:

«Поддержим династию Цин! Смерть иностранцам! Смерть христианам!»

3 июня 19ОО г. богдыханским правительством был издан указ, предписывавший начальникам гарнизонов «не применять строгих мер к благонамеренным китайцам, упражняющимся в гимнастике», и далее разъяснялось, что таковыми "благонамеренными" гражданами должно считать... членов общества "И-хэ-цюань". Приказав знамённым частям рассматривать ихэтуаней как союзников, Цы Си неизбежно подставила под удар православных гвардейцев-албазинцев. В результате чего 3ОО пекинских казаков, проживавших в хотоне (квартале) Дун-Цзян-ми-сян, приняли мученическую смерть от рук озверелых сектантов...

Лишь немногим албазинцам удалось пробраться из Пекина в Тяньцзин, под защиту Международной Освободительной экспедиции. Командовал которой (de facto) черниговский казак Николай Петрович Линевич. Разгром Боксёрского мятежа стал одной из славнейших побед нашего оружия! Когда генерал Линевич с бою взял Пекин! В авангарде Международной Освободительной экспедиции шли казаки-забайкальцы и американские морпехи. Знамёна 9-ти держав были под рукою Линевича. А под копытами его коня – знамёна и рёбра тоталитарных сектантов! ОНИ – сектанты – пролили невинную кровь. И получили законное возмездие!

НО после победы последовала череда поражений. И в 1920-ые годы казаки Албазинского войска объединились с эмигрировавшими в Маньчжурию и Китай семёновцами и калмыковцами. Многие из них потом переселились в Австралию, США и Канаду.